Моя философия. Синопсис. - (
1), (
2), (
3), (
4), (
5), (
6), (
7), (
8), (
9), (
10), (
11), (
12), (
13), (
14), (
15), (
16), (
17), (
18), (
19), (
20), (
21), (
22), (
23), (
24), (
25), (
26), (
27), (
28), (
29), (
30), (
31), (
32), (
33), (
34), (
35), (
36), (
37), (
38), (
39), (
40), (
41), (
42), (
43), (
44), (
45), (
46), (
47).
Да, так вот! Таким образом, как мы видим, «проблема человека» - то есть проблема соотношения «природы человека», общей (или вовсе не общей) с природой других людей, и отдельного человека и человеческой личности - это ключевая проблема не только для философии (от метафизики до философской антропологии), но и для всей человеческой цивилизации и культуры и всей человеческой истории. И, естественно, правильное решение этой проблемы на пути философии возможно только на основе правильной метафизики.
Но прежде, чем перейти к более подробному изложению моего решения этой проблемы (на основе моей метафизики и философии), все же имеет смысл сказать пару слов о том, как этот вопрос стоит у нас - то есть у нас, у русских и православных. В России и в «русской цивилизации».
И, надо заметить, у нас здесь огромные проблемы и сложности. В принципе, в русской культуре человеческая личность всегда ставилась и ценилась очень высоко - почти так же, как и во всей европейской цивилизации. Чтобы понять, что это так - достаточно посмотреть на «Троицу» Рублева, например. На начальном этапе нашей истории огромную роль в формировании представлений о человеческой личности, несомненно, сыграли варяги-скандинавы, у которых - как и у всех германцев - пафос индивидуализма, личных подвигов и героизма был развит почти столь же сильно, как у древних греков. Развитый индивидуализм - и вообще является отличительной чертой германских племен, не случайно, именно Германия в свое время стала главным оплотом протестантского движения в Европе. Конечно, этот варварский языческий пафос личного героизма, доблести и чести, свойственный германским племенам, был еще очень далек от представлений о достоинстве человеческой личности, сформированных христианством, или даже от греческих и античных представлений о достоинстве отдельного человека, но германский индивидуализм является хорошей базой для формирования представлений и о достоинстве человеческой личности. И это индивидуальное начало - личной доблести, чести и героизма - у нас во многом было привнесено князьями и их дружинниками скандинавского происхождения.
Ну, а чуть позже, с принятием христианства, у нас, как и во всей Европе, представление о достоинстве человеческой личности формировалось под влиянием христианства - греческого православия. И именно это греческое христианство - в котором, несомненно, присутствовал и дух античной Греции - довольно сильно отличное от христианства западного, римско-католического, - во много и сформировало русские представления о человеке и человеческой природе (в чем они состояли и чем они отличались от представлений католицизма - об этом я скажу чуть далее).
Однако после татаро-монгольского нашествия и во время ордынского ига личность русского человека была обращена в полное ничтожество, в позорное рабство у поганых азиатских язычников. Но самое ужасное произошло позже, когда из-под татарской азиатской ордынской задницы - в результате чудовищной национальной измены Александра Невского и его потомков - вдруг вылезла поганая Москва и поганое московское княжество, со временем превратившееся в Московию, в «московское государство» - чудовищную деспотию азиатского типа. И эта отвратительная азиатская деспотия веками проводила политику по уничтожению в русских людях всякого человеческого достоинства и свободы, всякого личностного и индивидуального начала, низводя русского человека до положения раба, все призвание которого - верно служить московским тиранам и их деспотическому азиатскому московскому государству.
Поэтому русский человек, личность русского человека, у нас веками подвергалась насилию и поруганию - московская деспотия, как и всякая деспотия, конечно, не могла терпеть никакого достоинства личности. Даже у своих ближайших слуг, из боярства и дворянства. И личность русского человека, растоптанная в грязь московской деспотией, долгое время не получала никакого развития: московит, подданный московского государства - это человек невероятно примитивный, дикарь и варвар, с очень слабым сознанием и неразвитым самосознанием, не способный не то, что к созданию какой-либо серьезной и самостоятельной культуры, но даже к сколько-нибудь сложному и самостоятельному мышлению, выходящему за пределы его примитивного варварского быта и узкого круга его практических дел.
Но при этом и никакую сколько-нибудь развитую и сложную «коллективную идентичность» в русском народе и в своих подданных поганая Москва и поганое московское государство, конечно, создать не могли. Более того, московское государство, как и всякая деспотия, стремилась уничтожить всякую такую коллективную идентичность. И поэтому единственной «коллективной идентичностью», дозволенной в России и существовавшей в поганой Московии и в московском государстве на протяжении многих веков (включая «имперский период»), у нас была, собственно, идентичность «государственная» - которая просто подразумевала «принадлежность» русского человека этому поганому московскому государству, его лояльность ему, рабское служение московским тиранам и этому московскому деспотическому государству. Даже сословная идентичность - то есть принадлежность к какому-либо сословию - в московском государстве подразумевала идентичность государственную, и была лишь частным случаем государственной идентичности, которая определяла, в каком качестве и каким образом русский человек принадлежит московскому деспотическому государству, и какими правами и обязанностями он в связи с этой своей принадлежностью к тому или иному сословию обладает в московском государстве.
Даже православная идентичность - то есть принадлежность к РПЦ и исповедание московского православия (весьма специфического) - в московском государстве означала не столько какое-либо мировоззрение или какую-либо веру, с ее ценностями и этикой, сколько принадлежность к одной из структур московского государства, после Петра - превратившейся в буквальном смысле слова в одно из ведомств московского государства (Священный Синод). «Православность» русского человека означала просто его принадлежность к РПЦ, через которую московское государство веками прививало русским людям рабскую покорность своей деспотии. Поэтому регулярное (и даже обязательное) посещение церкви русскими подданными этого государства вовсе не означало какой-либо их высокой религиозности или сильной веры, а означало только выражение «благонадежности» (лояльности) таких русских людей московской деспотии и московскому государству.
Поэтому «русский значит православный» вовсе не означало какую-либо особую православную религиозность русского народа или какую-то нашу национальную идентичность, а означало лишь, что русские в массе своей (за исключением старообрядцев и сектантов) проходили по ведомству РПЦ - точно так же, как крестьяне числились по земельному разряду, купцы - по купеческому, а помещики - по дворянскому. Ну, а старообрядцами и сектантами занималось в основном полицейское ведомство - так как они к РПЦ не принадлежали, и поэтому, соответственно, заранее числились как «неблагонадежные» - то есть нелояльные (или недостаточно лояльные) московскому государству, а потому состоявшие под особым полицейским присмотром, подвергаясь систематическим репрессиям и гонениям со стороны московского государства и РПЦ.
Важно отметить, что московское государство - будучи деспотическим по своему происхождению и по своей сути - конечно же, как и Католическая Церковь, претендовала на некую тотальность. То есть стремилось сделать эту свою «государственную идентичность» - идентичностью в России единственной и абсолютно тотальной, всеобщей. Однако тотальная идентичность католицизма все же строилась скорее на «духовной власти» Католической Церкви над католиками и предполагала более-менее добровольное принятие этой идентичности. Кроме того, эта идентичность строилась на очень мощной схоластической богословской традиции - основанной на античном наследии, она предполагала развитие культуры, знаний, философии. И к прямому насилию католицизм старался без особой необходимости не прибегать - массовые насилия начались лишь с появлением протестантизма, который, конечно, представлял для католицизма смертельную опасность.
Московское же государство - будучи государством варварским, азиатским и деспотическим - насадить и поддерживать свою «государственную идентичность» иначе, как насилием, не могло. Да, наверное, такая «государственная идентичность» и в принципе не может быть насаждена иначе, как путем постоянного насилия, тотальной лжи и цензуры, показательных зверств и постоянного поругания чести и достоинства человека и человеческой личности, подданного такого государства (и опыт тоталитарных государств 20 века хорошо это показал). И даже многовековое использование РПЦ - которая была полностью порабощена московским государством и веками служила его инструментом - для насаждения этой «московской идентичности» под видом «религиозных» и «мессианских» бредней московского государства («Москва третий Рим» и все такое), которые должны были придать этому уродливому государству некий «религиозный» и даже «мессианский» смысл, помогало мало, и лишь еще более уродовало и искажало наше русское национальное самосознание и нашу русскую культуру - привнося в них изрядную долю утопизма, инфантилизма и откровенного идиотизма.
«Добрый католик» подчинялся Католической Церкви и Папе Римскому во многом добровольно - так как он верил в католическую доктрину и считал ее правильной, гуманной, разумной и единственно верной. Для большинства католиков их католическая идентичность была благом и радостью - несмотря даже на ее тотальность. Принять московскую государственную идентичность можно было либо только из страха - из страха перед этим чудовищным деспотическим московским государством, либо же из самых низменных побуждений - в стремлении выслужиться перед этим государством, достигнуть в нем какого-то положения, и на этом пути всячески гнобить и кошмарить русских людей в интересах этого государства. Поэтому принятие «московской идентичности» не приносило русским людям ни радости, ни удовольствия, - скорее это воспринималось ими как проклятие, как рок, как тяжкая судьбина и тяжкая участь. Тем более, что с этой идентичностью - в отличие от католической - не была связана никакая мысль, никакая культура, никакая широта мировоззрения, ни даже какая-то человечность. Только страх и насилие, только плеть и кнут, только московская дикость и варварство. И только подлость, низость и жестокость - которые порождали в русских людях лишь ненависть и к самим себе, и к этому поганому государству, и к России в целом. Поэтому вы не найдете в русских песнях ни радости, ни ритма - там только плач и стон, только страшная депрессуха от осознания безнадежной беспросветности всего русского бытия под властью этого чудовищного и жестокого деспотического московского государства.
И поэтому, конечно, католическая идентичность - даже несмотря на свою тотальность - по сравнению с идентичностью московской - смотрится как нечто поистине божественное. Нечто бесконечно прекрасное, разумное, цивилизованное и человечное и во всем превосходящее эту страшную государственную идентичность Московии. Там есть свет, там есть достоинство человеческой личности, там есть культура, там есть мысль, там есть человечность и гуманизм. А у нас - только ужас, только подлость и только «свинцовые мерзости» этого уродливого московского государства и всего, что оно веками порождало в России. Ну, а европейская идентичность - возникшая позднее из католической, где достоинство человеческой личности было поставлено на невиданную высоту - по сравнению с нашей государственной идентичностью (особенно советской или нынешней россиянской) - это и вовсе нечто божественное. Тут даже сравнивать смешно - это все равно, что сравнивать прекрасный дворец на зеленом холме под голубым золотистым небом с грязным вонючим деревянным бараком за колючей проволокой, пропахшим потными кровавыми портянками и с красным знаменем на стенах барака, где какие-то упыри и подонки-чекисты отрываются в своих скотских садистских наклонностях над несчастными забитыми русскими людьми в ватниках. В человеческой истории и культуре и вообще сложно отыскать более страшную, уродливую и извращенную «коллективную идентичность», чем московская «государственная идентичность» (особенно в своем советском варианте) - это поистине что-то ужасное, хтоническое, дикое, абсолютно античеловеческое и сатанинское.