Моя философия. Синопсис. - 49
Моя философия. Синопсис. - ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18), ( 19), ( 20), ( 21), ( 22), ( 23), ( 24), ( 25), ( 26), ( 27), ( 28), ( 29), ( 30), ( 31), ( 32), ( 33), ( 34), ( 35), ( 36), ( 37), ( 38), ( 39), ( 40), ( 41), ( 42), ( 43), ( 44), ( 45), ( 46), ( 47), ( 48).
Да, так вот! Таким образом, русский человек, русская личность, веками находились под страшным гнетом поганого деспотического московского государства, которое всячески стремилось эту человеческую личность растоптать в грязь и превратить в бесправного раба государства. Трагедия русского человека - это трагедия «маленького человека», столь талантливо позднее раскрытая в нашей литературе, когда русский человек оказывался один на один c этим страшным Идолищем Поганым московского деспотического государства - бездушной бюрократической машиной, которая, подобно Голему, не знала к русским людям и к русскому народу ни жалости, ни пощады. Как однажды заметил Розанов: «В России так же жалеют человека, как трамвай жалеет человека, через которого он переехал. В России нечего кричать. Никто не услышит». И это страшное одиночество русского человека в России перед лицом всемогущего государства, отсутствие какой-либо русской социальности, помимо государственной, Розанов чувствовал очень хорошо, и много об этом писал.
Пушкинский Евгений бежит от Медного Всадника - медного Истукана с бронзовыми копытами, который преследует Евгения по улицам Санкт-Петербурга. В этом образе - судьба русского человека, которого постоянно преследует московское деспотическое государство, это страшное Идолище Поганое, готовое в любой момент растоптать в русском человеке все его права, всякую свободу и всякое его человеческое достоинство.
Но и «коллективная идентичность», которая веками существовала в московском государстве, в сущности, была только одна - и это была все та же московско-государственная идентичность, которую поганое московское государство стремилось сделать не просто единственной в России, но тотальной. Так что даже сословная идентичность у нас по сути была лишь частным случаем этой государственной московской идентичности. Идентичности страшной, дикой, примитивной и варварской, так что московский боярин в своем умственном и культурном развитии мало чем отличался от русского крестьянина - только хоромы побольше, да щи погуще. Несколько отдельно и на особом положении в этом государстве существовали только инородцы, иноверцы и иностранцы, с их особенной идентичностью - и к ним отношение московского государства всегда было гораздо лучше, чем к русским и к русском народу.
Этим Россия всегда разительно отличалась от Европы, где, помимо католической идентичности, было и множество других - от ремесленных цехов до рыцарских и монашеских орденов, и эта сложность и богатство европейского социального мира и были главным источником культурного и умственного прогресса в Европе. В поганой же Московии ничего подобного не было, и поэтому все «развитие России» веками сводилось к внешней экспансии московского государства и к заимствованию европейских достижений (прежде всего, для нужд государства), которые потом кое-как насаждались сверху.
Нет, вовсе не ордынское иго само по себе стало причиной «векового отставания» России от Европы. Главной причиной была поганая Москва, возвышенная Ордой, и поганое московское государство, созданное все той же Ордой в своих интересах (для выбивания дани московскими князьками для Орды и для удержания русского народа Владимиро-Суздальской Руси в покорности у Орды с помощью все тех же московских князьков и московского княжества). И именно это деспотическое азиатское государство, созданное Ордой, веками уничтожая в России всякую свободу и всякое достоинство человеческой личности (а вместе с тем - и всякую социальность), и было главным тормозом естественного развития России на протяжении веков.
В этом смысле реформы Петра принципиально мало чем отличались от предыдущей практики московского государства по заимствованию различных технических, культурных и управленческих достижений из Европы. Отличались они лишь размахом, масштабом и глубиной этого заимствования европейских достижений, да той решительностью и жестокостью, с которой Петр и московское государство внедряли и насаждали все эти достижения сверху. Принципиально же природа деспотического московского государства нисколько не изменилась, а гнет русского народа со стороны государства, пожалуй, только еще более усилился.
Но тем не менее. Где-то там, под тяжестью смрадной азиатской задницы поганой Москвы, под этой тяжелой чугунной плитой московского государства, жил наш прекрасный русский народ. Который мечтал о лучшей доле - когда достоинство русской личности, раздавленное Ордой и Москвой, будет восстановлено. И у русского народа, с его национальным самосознанием, были вполне определенные представления о природе человека и о достоинстве человеческой личности. И после реформ Петра, уже в 19 века, с появлением русской культуры и русской мысли, эти представления все же были проговорены. И мы, приложив некоторые интеллектуальные усилия, все же можем понять, в чем состоит «русская идея» - то есть идея о человеке (прежде всего, русском человеке) и о человечестве в целом, в чем она была схожа с европейской и католико-протестантской, а в чем она от нее отличалась.
Так вот, нужно признать, что русская культура в целом состоялась. Оказалось, что стоит только русским людям дать немного свободы - сначала дворянскому сословию, а затем и всем остальным - и русские способны к творчеству и к созиданию своей национальной культуры, культуры европейской и первоклассной. Я не хочу слишком преувеличивать достижения русской культуры: наверное, русская музыка и опера не превосходит итальянскую и немецкую, а русская литература - французскую или британскую, но и слишком скромничать нам не следует: русская культура 19-начала 20 века - это первоклассная европейская культура, и при этом культура довольно самобытная и национальная.
Сложнее с «русской мыслью» и с «русской философией». Русская мысль у нас долгое время развивалась в художественной литературе и публицистике, оставаясь в целом еще очень незрелой, а «русская философия» 19-начала 20 века (я об этом как-то писал) и вовсе, надо признать, представляет собой довольно жалкое зрелище - робкие подражания европейской философии, без глубокого понимания философской проблематики, а то «оригинальное», что у нас появилось после Соловьева в форме «русской религиозной философии», лучше бы и не появлялось вовсе. Но нужно понимать, что зрелая мысль (историческая или общественно-политическая) или, тем более, зрелая философия - это уже плод очень зрелой культуры, и далеко не у всех народов появлялась своя философия (вы что-нибудь слышали об итальянской философии? а об испанской?). Ну, а после 1917 года и эта традиция русской мысли была прервана волосатой рукой жидобольшевицкой красножопой обезьяны в комиссарском шлеме, и всякая «мысль» в России закончилась - началась советская пропагандистская марксистско-ленинская тарабарщина, главная цель которой состояла в том, чтобы отбить у русских людей всякие мозги и забить их советским марксистско-ленинско-сталинско-брежневским дерьмом.
Это первое важное обстоятельство, которое нужно учитывать. А второе обстоятельство состоит в том, что часто очень трудно отличить, где проговаривается именно «русская мысль», через которую говорит русское национальное самосознание, а где мы встречаемся с ошметками вековой московской государственной пропаганды, которую тот или иной русский публицист или писатель или философ принимает и выдает за нечто «русское национальное». Русское самосознание, в силу указанных выше причин, веками находилось под тяжестью и в оковах поганого московского государства - с его государственной цензурой и пропагандой, призванной отравить сознание русских людей, ввергнуть его в праздные мечтания и иллюзии, словно бы напоив его пьяной сивухой, чтобы русские люди не могли осознать всю чудовищность московского государства и чудовищность своего положения в нем. И поэтому «русское национальное» в нашей публицистике и литературе настолько тесно сплелось с «московским государственным», что для того, чтобы их разделить, требуется внимание и некоторая философская опытность.
Ну, например. Долгое время многие наши публицисты - причем как правые, консервативные, так и левые, социалистические - носились с «крестьянской общиной», видя в ней что-то такое «русское национальное» и «наш особый путь» (первые видели в этой общине особый «русский консервативный уклад», а вторые - «начатки социалистического общества» или даже «общества анархического», безгосударственного). Проблема, однако, состояла в том, что в этой крестьянской общине «русского национального» не было ровным счетом ничего: русские крестьяне всегда стремились вести индивидуальное хозяйство, селились небольшими хуторами в 2-5 дворов, и крестьянская община у нас - по мере развития крепостного права - была целиком и полностью детищем московского государства, которому эти общины просто были удобны в чисто фискальных целях (для сбора подушной подати, переписи населения и набора рекрутов).
Или взять все это идиотское «русское мессианство», с которым носились все наши философы, начиная с Соловьева и вплоть до Бердяева и дальше. Но суть этого «русского мессианства» была простой: поганому московскому государству нужно было как-то объяснить русских людям, почему они живут в такой дикости и несвободе по сравнению с проклятыми еретиками-европейцами. И ради чего они терпят весь этот гнет и насилие со стороны московского государства. Вот отсюда и взялась эта идея о «Москве третьем Риме», которую московское государство внушало русским людям через РПЦ и своих московских попов. Ну, примерно так же, как позднее жидобольшевикам и коммунистам нужно было объяснить русским людям, почему советский ГУЛАГ - это дело спасительное и богоугодное, и почему они должны терпеть всю эту советскую большевицко-чекистскую нечисть и жить в говне и нищете, да еще и подыхать в войнах за это их поганое советское государство и большевицкий режим. А потому что мировая миссия есть у русского народа! Освободить мировой пролетариат от власти проклятой буржуазии! И привести все человечество в коммунизм, обещанный Карлом Марксом и его другом Фридрихом.
Или взять все это «русское имперство». В действительности, конечно, эта безумная вековая экспансия московского государства - в результате которой оно распухло до огромной Империи - русскому народу не давало почти ничего, кроме разорения, нищеты и огромных жертв в бесконечных войнах. И это «имперство» - свойство именно московского государства, а не русское национальное, прямо вытекавшее из деспотической природы этого государства (почему и как - на этом вопросе я сейчас останавливаться не буду). И только в конце 19-начале 20 века и только очень немногие русские публицисты и мыслители (прежде всего, русские националисты - в частности, Меньшиков) вдруг с удивлением обнаружили, что почему-то покоренные народы в этой империи чаще всего живут гораздо лучше и свободней, чем русский имперец-народ. И стали задавать соответствующие неудобные вопросы о природе всего этого «имперства».
И таких примеров можно привести множество. Поэтому выделить «русскую идею» во всей этой глупости и порой откровенном бреде, который нагородили наши публицисты, мыслители и философы (особенно «религиозные») - идею именно русскую национальную, а не московскую государственную - в аспекте русского понимания природы человека, конечно, дело непростое. И здесь порой гораздо более ясно и отчетливо высказалась даже не «русская философия», а русская литература или русская живопись. Но я все же попытаюсь это сделать.