Моя философия. Синопсис. - 37
Моя философия. Синопсис. - ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18), ( 19), ( 20), ( 21), ( 22), ( 23), ( 24), ( 25), ( 26), ( 27), ( 28), ( 29), ( 30), ( 31), ( 32), ( 33), ( 34), ( 35), ( 36).
Таким образом, моя позиция в этом эпическом споре об универсалиях - то есть о том, как наши общие (родовые) понятия соотнесены с объективной реальностью (то есть о том, существует ли что-либо в объективной реальности, что мы обозначаем с помощью этих родовых понятий) - ближе всего к позиции Аристотеля и других «умеренных реалистов». И эту мою позицию можно кратко сформулировать следующим образом:
1). Как и Аристотель и другие умеренные реалисты, я признаю, что объективная реальность существует, и что мы с помощью нашего разума и понятий познаем объективную реальность. Это принципиальная позиция всякого реализма - в противоположность различным формам солипсизма. И в этом позиция реализма принципиально отлична от позиции номиналистов, которые отрицали, что через наши общие понятия мы познаем что-либо объективно существующее. Это, так сказать, гносеологический аспект этой проблемы.
2). Как и Аристотель и другие умеренные реалисты, я признаю, что через универсалии мы обозначаем «общую природу» множества единичных вещей, которая существует совершенно объективно. И в этом позиция реализма отлична от позиции концептуалистов, которые утверждали, что мы познаем лишь нечто схожее в вещах. Это, так сказать, онтологический аспект этой проблемы.
3). Как и Аристотель и другие умеренные реалисты, я признаю, что эта «общая природа» множества единичных вещей, которую мы обозначаем с помощью универсалий (родовых понятий), существует только в самих единичных вещах, и отдельно от них она не существует. И в этом позиция умеренного реализма отличается от позиции крайних реалистов - то есть платоников всех мастей, которые утверждали, что «общая природа» вещей объективно существует еще и как-то отдельно от самих единичных вещей этой «общей природы». Это, так сказать, метафизический аспект этой проблемы.
4). В ОТЛИЧИЕ от Аристотеля и других умеренных реалистов до меня, я утверждаю, что в единичных вещах существует не только «общая природа», которую мы обозначаем понятиями (универсалиями) «первого рода» (человек, лошадь, кошка, собака), но и «общая природа», которую мы обозначаем понятиями второго, третьего и т.д. рода («млекопитающее», «животное» и т.д.). И что в этом смысле понятия первого рода ничем принципиально не отличаются от понятий более высокого рода (более общих понятий).
То есть, как нетрудно понять, моя позиция отличается вообще от всего, что было сказано в философии до меня по этой проблеме (ведь никто до меня не признавал существование объективной реальности за родовыми понятия второго, третьего и т.д. уровня). Но именно моя позиция, утверждаю я, и есть философская истина. И поскольку моя позиция от позиции Аристотеля и других умеренных реалистов отличается только в четвертом пункте, я остановлюсь на нем подробнее.
Почему Аристотель признавал объективное существование только «общей природы» первого рода (человек, лошадь, кошка), - которую мы обозначаем через универсалии первого рода, но при этом отрицал существование «общей природы» второго, третьего и т.д. рода (млекопитающее, животное) - которую мы обозначаем через более общие понятия - это я вкратце объяснил ниже. Для Аристотеля «общая природа» множества единичных вещей мыслилась через категорию «сущность», и при этом категория «сущность» была близка к его пониманию того, что есть «форма» вещей. А поскольку «форма» у Аристотеля сохраняла некоторые платонические черты, сближаясь с платоновскими эйдосами, то и «сущность», и «общая природа» все же отчасти мыслились и понимались в духе платонизма.
Соответственно, и допустить, что, помимо «общей природы» первого рода, в вещах существует еще и «общая природа» второго, третьего и т.д. рода Аристотель - все еще находившийся под «гипнозом платонизма» - никак не мог. Ведь и Платон допускал, что существует эйдос человека-как-такового, лошади-как-таковой или кошки-как-таковой, но при этом он отрицал, что существует эйдос млекопитающего-как-такового или животного-как-такового. Всякая единичная вещь может иметь только один эйдос, определяющий и задающий ее природу - общую с другими единичными вещами того же рода (с другими людьми, лошадями или кошками), и как эйдосы разного уровня общности могут присутствовать или существовать в одной и той же единичной вещи - это объяснить в рамках платонизма невозможно. Ведь тогда в каждой единичной вещи образуется целое «скопление» эйдосов разного уровня общности. Так, в каждой конкретной домашней кошке должен одновременно присутствовать эйдос «кошки» - общий для всех домашних кошек; эйдос «кошачьих» - общий для домашних кошек, тигров, львов, рысей; эйдос отряда «хищников» - общий для всех животных из подотрядов кошкообразных и собакообразных (кошек, собак, медведей, енотов); эйдос «млекопитающих» - общий для еще большего количества различных животных; эйдос «животного» - общий для всех вообще животных; эйдос «живого существа» - общий для всех животных, растений и микроорганизмов, и отличающий их от неживой природы.
И как в нашей милой кошке Мурке сможет ужиться такое количество разных эйдосов - этого божественный Платон, конечно, толком объяснить не мог, а когда ему задавали подобные вопросы, он лишь загадочно закатывал глаза к небу и начинал нести какую-то чушь про «божественный мир эйдосов», в котором якобы побывала его мудрая душа до своего рождения в теле. Но и Аристотель - который, повторюсь, в некоторых аспектах своей философии все еще находился под пагубным влиянием Платона и платонизма - конечно, не мог объяснить, как и почему в нашей милой кошке Мурке уживается такое количество различных «сущностей». Так как «сущность» он мыслил и понимал близко к тому, как понимал свои «эйдосы» божественный Платон. Поэтому Аристотель вполне допускал, что в каждом человеке существует «сущность человека», в каждой лошади - «сущность лошади», в каждой кошке - «сущность кошки», но уже в самих вещах (а не отдельно от них), и при этом никаких других сущностей (более общего рода) - «сущности млекопитающее» или «сущности животное» - в них уже быть не могло. И поэтому он, соответственно, отрицал объективное существование в вещах сущностей (то есть «общей природы») второго, третьего и более высокого рода.
Но все дело в том, что никакой кошки-как-таковой, лошади-как-таковой или человека-как-такового, конечно же, не существует в объективной реальности (это только наши понятия, и так мы можем только мыслить о вещах). Не существует ни в единичных вещах, ни, тем более, как-то отдельно от них. И в этом смысле кошка-как-таковая ничем не лучше млекопитающего-как-такового или животного-как-такового - это просто иллюзии платонического мировоззрения, когда мы самим нашим понятиям придаем объективное существование.
В объективной же реальности существует «природа кошки», «природа человека» или «природа лошади». Существует в единичных вещах, естественно. Но точно так же в единичных вещах - в конкретных людях, лошадях или кошках - существует «природа млекопитающего» и «природа животного». И в этом смысле «природа млекопитающего» или «природа животного» ничем не хуже «природы человека», «природы кошки» или «природы лошади». Соответственно, и универсалии второго, третьего и т.д. рода ничем не хуже универсалий первого рода - ни в качестве понятий, ни в отношении к той объективной реальности, которую мы обозначаем с помощью этих универсалий.
И при этом «природа животного» и «природа млекопитающего», существующая в конкретной кошке Мурки, конечно, уже никак не мешает в той же кошке Мурке существовать «природе кошачьих» и «природе кошек». «Столпотворение» различных «сущностей», понимаемых платонически, в какой-либо конкретной единичной вещи - это, конечно, плохо. Хотя бы потому, что такое понимание создает и множество чисто логических и философских сложностей (в которых отражается несостоятельность, ошибочность, такого «платонического взгляда»). Но если мы говорим не о «сущностях», понимаемых платонически, а о «природе» вещей, то в кошке Мурке ее природа «кошки» прекрасно уживается с ее природой «кошачьих» (общей с природой львов или тигров), с природой «млекопитающего» (общей с природой всех млекопитающих и отличной от природы других животных) и с природой «животного» (общей для всех животных). И никакого «столпотворения» различных природ здесь не происходит.
И понятно - почему. Именно потому, что все эти «природы» не отличны друг от друг (как отличны эйдосы или сущности или формы), а есть одна и та же природа, которая, так сказать, - по мере нисхождения от более общей природы к более конкретной, вплоть до природы, обозначаемой универсалией первого рода, - приобретает все более «узкий» и конкретный характер. Природа «млекопитающего» вовсе не отрицает природу «животного» - а лишь делает ее более узкой и определенной, отличая ее от природы прочих животных, вне класса «млекопитающих». Природа «кошачьих» вовсе не отрицает природу «млекопитающих», а лишь делает ее еще определенней, отличая ее от природы других животных, вне семейства кошачьих. И природа «кошки» - которую мы обозначаем через универсалию первого рода - вовсе не исключает природу всех «кошачьих», а делает ее еще более определенней.
И поэтому «природа кошки» подразумевает под собой и «природу кошачьих», и «природу млекопитающих», и «природу животного». И в любой конкретной кошке - включая нашу кошку Мурку - все эти природы, конечно, прекрасно существуют, и нисколько не мешают друг другу. И поэтому и универсалии первого рода ничем не лучше универсалий второго, третьего и более высокого рода - универсалии более высокого порядка просто включают в себя универсалии более низкого порядка.
Соответственно, какое-то особое выделение универсалий первого рода от универсалий более общих - как это сделал Аристотель и другие умеренные реалисты - не имеет под собой никаких оснований. Ни онтологических, ни гносеологических. Утверждать, что объективно в конкретных людях существует только «природа мужчин» и «природа женщин», а «природы человека» - более общей для них - не существует, и что поэтому «человек» есть только понятие, за которым нет никакой объективной реальности, было бы странно. Очевидно, в мужчинах их «природа мужчины» нисколько не мешает их «природе человека», как в женщинах их «природа женщины» не входит в противоречие с их природой «человека». Так как «природа человека» есть просто более общая природа, которая включает в себя и «мужскую природу», и «женскую природу», и которая просто проявляет себя в мужчинах и женщинах несколько по-разному. И поэтому существование людей как мужчин и как женщин вовсе не отрицает существование людей. А высказывание: «Никаких людей объективно не существует, так как я никогда не видел ни одного человека, а видел только мужчин и женщин, довольно сильно отличных друг от друга и внешне, и по поведению» - лишено поэтому какого-либо смысла. Хотя бы потому, что это высказывание можно продолжить, и сказать, что и никаких «мужчин» и «женщин» увидеть невозможно, так как существуют не мужчины или женщины, а конкретные единичные вещи, между которыми нет ничего общего. И тогда мы будем отрицать очевидное, - утверждая, что «вообще ничего нет», и наше мышление тогда станет в принципе невозможным.
И примерно так же, например, во львах их «кошачья природа» - общая с природой других животных из семейства кошачьих - проявляет себя несколько иначе, чем в тиграх или рысях или в домашних кошках. А природа млекопитающих - общая для всех млекопитающих - в разных семействах млекопитающих и в разных видах проявляется несколько по-разному.
И то, что Аристотель как-то особенно выделил универсалии первого рода, можно объяснить только пагубным влиянием платонизма. Конечно, нам гораздо проще представить кошку-как-таковую, чем млекопитающее-как-таковое или животное-как-таковое. Просто потому, что природа кошки уже определенней, чем природа млекопитающего или природа животного. Как природу кошки - общую для всех домашних кошек - нам проще определить, чем природу кошачьих, общую для домашних кошек, тигров, львов и рысей. Но это уже скорее особенность нашего мышления, которое в своих понятиях всегда стремится опереться на опыт - в данном случай на опыт общения с конкретными кошками. Но с точки зрения онтологической, «природа кошки» не имеет никакого приоритета перед «природой кошачьих» или «природой млекопитающих». Соответственно, и универсалии первого рода объективно не имеют никакого приоритета перед универсалиями второго или третьего рода. И как-то их особенно выделять - придавая им особый онтологический статус, отличный от оного у универсалий второго или третьего рода - у Аристотеля и умеренных реалистов не было никаких оснований. Это философская ошибка - проистекающая из «пережитков платонизма».