Староверы Ульяновы. Заговор купцов Татьяна Алексеевна Щербакова 34.
1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33.
14
Через девять месяцев после смерти А.С. Пушкина - в сентябре 1837 года - Крым посетил Николай Первый с супругой императрицей Александрой Федоровной и детьми -19-летним наследником престола - цесаревичем Александром Николаевичем и дочерью, великой княжной Марией Николаевной. Они ехали в колясках и верхом сначала по степному Крыму, затем по побережью и остановились в Массандре, имении графа Воронцова. 17 сентября - в исторический день для Ялты - рано утром император с императрицей и детьми присутствовали на молебне в церкви Иоанна Златоуста, освящённой накануне. А затем с Поликуровского холма по единственной улице спустились в Ялту, где в таможенном доме граф Воронцов устроил завтрак для высочайших особ. Супруга графа Елизавета Ксаверьевна угощала гостей макаронами по-итальянски и лёгким искрящимся белым вином из собственных подвалов. Император, будучи в восторге от красот величественной южной природы, с бокалом в руках провозгласил Ялту уездным городом и выпил за ее процветание. Затем на карте собственноручно отчертил земли, предполагаемые для Ялты, и дал указание графу Воронцову и архитектору Эшлиману разработать и составить план города. Поле отъезда императора Александра Федоровна осталась отдыхать в Алупке, во дворце графа Михаила Воронцова.
Заметим: в этой поездке Николая Первого сопровождал не А.Х Бенкендорф (еще один «полумилорд» и «полу-купец»), а А.Ф. Орлов, внебрачный сын Федора Орлова, сподвижника Екатерины Второй. После смерти поэта (может быть, это простое совпадение?) царь стал отдалять от себя и Бенкендорфа, и доктора Арендта, еще одного «полу-милорда» - «полу-купца» министра иностранных дел Нессельроде. К этому времени и Бенкендорф, и Нессельроде активно участвовали в нарождавшемся промышленном бизнесе, можно сказать, отхватывали себе самые лакомые куски.
Александр Христофорович Бенкендорф, служа императору, негласно участвовал в различных акционерных компаниях. Особый интерес всемогущий граф проявлял к нарождающемуся пароходству. Самые матерые из сановных дельцов дивились той ловкости, с какой Бенкендорф добывал пароходчикам такие льготы и привилегии, которых не добился бы никто другой. Он участвовал и в ряде финансовых предприятий. Так, например, числился среди учредителей общества «для заведения двойных пароходов» (1836); его доля должна была составлять 1/6 от первоначального выпуска акций, или 100 000 рублей серебром по номиналу. Также, согласно некоторым данным, лоббировал интересы одной из крупнейших страховых компаний в России середины XIX века - «Второго Российского от огня общества». Кроме того, они с графом Нессельроде и придворным финансистом Штиглицем на паях купили «Нарвские полотняные мануфактуры», и это - во время финансового кризиса в мире и в России, когда кругом все рушилось, множество предприятий закрылось!
Эти «Нарвские полотняные мануфактуры на острове Кренгольм в Нарве (Эстония) затем выкупил Людвиг Кноп и сделал свое «Товарищество Кренгольмской мануфактуры» самым крупным и доходным в мире.
15
К концу тридцатых годов рядом с императором появились новые люди: «полу-милордов» и «полу-купцов» заменяли «полные» купцы, которых в Россию присылали из Европы «полные» милорды и, вполне возможно, сама юная английская королева Виктория, склонная к либерализму. Несмотря на опалу, видно, что рядом с собой император хотел иметь и нового литератора - двадцатитрехлетнего Михаила Лермонтова. Как видим, не только в экономике (Людвиг Кноп), но и в поэзии, как серьезной составляющей новой идеологии, соответствующей новым задачам, ставки делались на молодых.
1837 год был «пробным» в литературной и политической карьере Михаила Лермонтова. Стихотворение «Смерть поэта» (без 16 последних строк) тут было решающим. Если бы не эти 16 неосмотрительных строк, спровоцированных доктором Арендтом (не за то ли тот и был отлучен от двора?), за которые Лермонтова хорошенько «потрепали за ухо»! Но первая ссылка на Кавказ, строго говоря, не была все-таки наказанием.
Биографические данные, знакомящие нас с пребыванием поэта на Кавказе в 1837 году, во многих отношениях крайне скудны и разноречивы. По одним сведениям, которые имеются в одном из послужных его списков, он с 21 апреля по 29 сентября участвовал во многих военных операциях, происходивших на Черноморском побережье. Однако это противоречит тому, что сообщает о себе сам поэт в письме к С. А. Раевскому (конец 1837 года). Оказывается, по пути на службу он заболел и для лечения направился в Пятигорск. Все месяцы - с апреля по ноябрь - были очень напряженные. Но не в боях, а многочисленными поездками и встречами с известными политиками и литераторами. Когда изучаешь эти сведения, то начинает казаться, что Лермонтова отправили в тот раз на Кавказ вовсе не воевать, а … учиться! И, судя по тому, с кем он встречался и какую информацию получал, этот необычный «образовательный» процесс прошел очень успешно.
Из официальной биографии Лермонтова мы узнаем, что возвращен в Петербург в ноябре 1837 года он был стараниями бабушки. И лишь где-то вскользь упоминается участие в его судьбе брата царя Михаила Павловича Романова. Как будто авторитет бабушки был выше авторитета последнего! Более того, после возвращения поэта царская семья к нему откровенно благоволит. Его приглашают на свадьбу дяди с княжной Марией Трубецкой (фрейлиной императрицы) во дворец, в покоях Александры Федоровны бравый генерал Перовский в перерывах между маскарадами и перед самым походом в поход в Бухару читает ей поэму «Демон». А в Бухаре, между прочим, он должен был отстаивать «хлопковые» интересы России, вступающей в промышленную революцию, но проиграл войну. Однако Людвиг Кноп, с «благословения» Англии, вскоре наверстал упущенное Перовским и проложил многие пути хлопкового сырья в Россию. А иначе с чем бы работали английские машины на новоявленных российских мануфактурах? Так Англия справлялась с мировым кризисом, а Россия сближалась с Европой в промышленно-экономическом развитии.
Но, в отличие от Людвига Кнопа, поэт Лермонтов ко двору Романовых не пришелся. Его идеологические убеждения сильно отличались от тех, которые хотел бы видеть в нем Николай Первый. И роман «Герой нашего времени» был ярким подтверждением «вредности» поэта для задуманного царем дела.
Первое упоминание о романе Лермонтова: «Я работал и читал всего Героя, который хорошо написан. Уже вечером, когда роман был дочитан: « «За это время, я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде.
Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора».
А брат царя Михаил Павлович, читая «Демона», выразил общее отношение членов царствующей фамилии к личности и творчеству поэта: «Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло». И так убийственно говорил о Лермонтове человек, который еще недавно принимал в его судьбе горячее участие и хлопотал за него перед государем!
Продолжение следует
Староверы Ульяновы. Заговор купцов (Татьяна Алексеевна Щербакова) / Стихи.ру
Портал предоставляет авторам возможность свободной публикации и обсуждения произведений современной поэзии.
stihi.ru