Цукиока Ко:гё и его театральные гравюры (16)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15 )
Про войну (окончание)
9
Тайра ещё не были побеждены - у них оставались и войска, и отличный флот, и малолетний государь Антоку, и крепкие позиции на Хикосиме и на Сикоку, в крепости Ясима. А у Минамото дела обстояли не лучшим образом с судами и ещё того хуже - с моряками. У узкого пролива Фудзито рать Минамото застряла, а напротив стояли войска Тайра, оснащённые судами. Один из воевод Минамото, Морицуна Сасаки, с помощью местного жителя нашёл переправу по отмелям, без приказа командующего перебрался с воинами на другой берег, неожиданно ударил по Тайра, разбил их и вынудил отплыть к Ясиме.
В действе «Фудзито» (藤戸) описываются как раз эти события: Морицуна Сасаки переправился через пролив, одержал победу и объявляет местным жителям, что на смену злым Тайра пришла новая, справедливая власть; все желающие могут явиться с прошениями или жалобами. К нему приходит плачущая старуха: это мать того юноши-рыбака, который указал Морицуне переправу. Чтобы рыбак не выдал больше никому тайну брода, Морицуна его зарубил, а тело утопил в море. На это-то убийство безвинного старуха и приносит жалобу - самому убийце. Морицуна смущён, сперва он отпирается, но, тронутый скорбью женщины, признаёт убийство - «из военной необходимости» - и говорит, где именно он бросил в море тело юноши. Старуха в полном отчаянии: «Верни мне сына!» - «Не могу, и никто этого не может». - «Значит, осталась я одна-одинёшенька - если так, то убей и меня вслед за моим мальчиком!» Разумеется, это тоже не подходит Морицуне - хороша получится «новая справедливая власть»! Он приказывает своим соратникам препроводить женщину домой и щедро её пожаловать, а сам обещает ей отслужить пышную поминальную службу по её сыну на месте его гибели.
Так он и делает, да ещё и зарекается от ловли рыбы для всего войска на семь дней (это благое деяние - спасение жизни тех рыб, которые иначе пошли бы в пищу - тоже должно зачесться погибшему рыбаку). Морицуна и сам молится - но это не успокаивает его совесть, а только растравляет: «Я действительно убил невинного, и ничем этого уже не исправить!» Старуха тоже пришла на обряд и плачет здесь же.
И тут из моря появляется призрак молодого рыбака - как и положено невинноубиенному, он сделался гневным духом. Он обрушивается на воеводу (и весь хор поёт за него): «Я помог тебе, беспомощному, я открыл тебе дорогу к победе и славе - и чем же ты меня отблагодарил? Ударом ледяного клинка! Что будут вспоминать о тебе - то, что ты верхом пересёк море или то, что ты без нужды убил своего благодетеля? Отлив унёс моё тело, я погрузился в беспросветную пучину, но обида и гнев не оставляют меня! Кто удивится, если я сделаюсь мстительным морским демоном и буду впредь топить суда в проливе Фудзито - все суда, а прежде всего корабли Минамото!» Морицуне нечего ответить, он понимает, что не спас, а погубил дело своих соратников. Но тут, к счастью, дух рыбака смягчается: истовые молитвы и чтение сутр на берегу приводят его на путь к просветлению, он отказывается от мести, ласково прощается с матерью, просит не горевать по нему и исчезает.
10
Про битву при Ясима, в которой верх вновь одержали Минамото (и наконец полностью обеспечили себя не только кораблями, но и моряками, которые начали сотнями переходить на сторону победителей), мы уже писали в связи с одной историей, отражённой в пьесах Кабуки. Об этом сражении есть и действо Но:, которое так и называется «Ясима» (屋島). Она построена по привычному уже нам образцу «историй с призраком воина», только воин тут - не кто иной как сам Минамото-но Ёсицунэ, любимейший герой зрителей.
Итак, однажды монахи, путешествующие из Столицы на Сикоку, посещают место битвы при Ясима и встречают там местного старика - рыбака и солевара. Под светом красноватой луны он с товарищами подплывает в лодке к берегу и вступает в беседу со странниками. Монахи просятся на ночлег в его хижину, старик сперва отказывает, но узнав, что его гости пришли из самой Столицы, становится радушнее. Как и положено, монахи начинают расспрашивать своего гостеприимца о славе здешних мест, и прежде всего - о битве Ёсицунэ с Тайра. Старик вместе со своим товарищем-рыбаком описывают сражение подробно, словно очевидцы: как высаживались войска; как сошлись в поединке богатыри-зачинщики - Мионоя со стороны Минамото и Кагэкиё со стороны Тайра, разнося друг другу шлемы; как пали под обстрелом первые убитые с обеих сторон и как, наконец, войска сошлись - без боевых кличей, в грозном молчании… Монахи начинают допытываться, кто же их столь осведомлённый собеседник? «Я - Ёсицунэ, я явился вам, прервав бесконечную битву в мире демонов-асуров!» - сообщает рыбак и исчезает. Ошеломлённые монахи молятся за великого полководца большую часть ветреной весенней ночи - и тот вновь является им, в боевом панцире и шлеме, во всём мрачном блеске.
Ёсицунэ рассказывает: хотя за то, что он при жизни предавался страстям и убил множество врагов, он обречён перерождаться вновь и вновь в мире воинственных демонов, его неудержимо влечёт на места его прошлой славы, где он побеждал когда-то на суше и на море. И опять, как в действе «Колчан», сливаются для призрака витязя его былые победы и бесконечный, беспобедный бой в мире демонов, так что стрела, выпущенная в одном бою, пронзает врага в другом. Вот Тайра отброшены, вот они спешат к ладьям, вот конница Минамото во главе с Ёсицунэ несётся за ними, разбрызгивая волны, вот он роняет в воду свой лук, и отлив уносит его всё дальше, но всадник вплавь догоняет и подхватывает его уже у самых вражеских бортов. Соратник качает головой: «Мыслимое ли дело так рисковать своей головой пусть даже из-за самого лучшего лука?» - «Рисковать мне не впервой, - отвечает Ёсицунэ, - а лук у меня слабый, не чета богатырскому луку моего дяди - великого стрелка Тамэтомо. Выудят Тайра такой лук, начнут надо мною смеяться - вот этого позора я и не мог допустить!» Но тут, пока хор поёт о чести и недопустимости позора, до Ёсицунэ вновь доносится боевой клич из мира демонов. Это вызывает его на бой славный воевода Норицунэ, доблестный противник в морской битве при Данноура, и там же - те бойцы, с которыми когда-то Ёсицунэ сам сражался плечом к плечу; но в мире асуров нет своих - только враги! И призрак исчезает, устремляясь в бой в ином мире, а монахам всё чудится в лунном блеске сияние мечей и в перекатах морских валов - движение войск; тучи в небе и их отражение в море сливаются, как сливаются два мира для вечного воина Ёсицунэ.
В целом по построению и содержанию это действо очень похоже на «Колчан», но ещё сильнее и страшнее. И из-за того, как вполне определённая историческая битва, с чёткими эпизодами и различимыми персонажами, начинает сливаться с другими сражениями Ёсицунэ и с вечным боем в мире демонов - тоже с различимыми бойцами. И из-за того, что здесь молитвы монахов не спасают Ёсицунэ - на это и надежды не чувствуется: напротив, сами монахи не могут освободиться от кровавого видения. Всё построено на противопоставлении упоминаний «непостоянства мира» и «вечной кары», и само имя Ёсицунэ толкуется как указание на эту безысходную «вечность».
11
Появляющемуся в видении Ёсицунэ тайраскому витязю Кагэкиё посвящено ещё два действа Но:. В «Обряде освящения Большого Будды» (大佛供養, «Дайбуцу куё:») герой, направляясь в Столицу помолиться в храме Киёмидзу, узнаёт, что Минамото-но Ёритомо собирается в Нара - присутствовать на обряде освящения исполинского изваяния Будды, только что восстановленного после учинённого Тайра пожара. Тайра уже разгромлены, но Кагэкиё уцелел и жаждет отомстить врагу. Втайне он пробирается к матери, живущей в окрестностях Нары, а там переодевается в монашеское облачение и проникает в храм, где установлен Будда, как раз тогда, когда туда прибывает Ёритомо со свитой. Кагэкиё делает вид, что участвует в очищении перед обрядом, и уже почти добирается до Ёритомо, когда один из чиновников замечает, что под плащом монаха звенит оружие, и поднимает тревогу. Кагэкиё, однако, успешно отбивается от стражи и скрывается в толпе.
Ещё более знаменито действо, которое так и называется «Кагэкиё» (景清). Тайра разбиты, их вожди пали в бою или казнены, погиб и государь Антоку, а сам Кагэкиё давно уже влачит свои оставшиеся дни в ссылке на Кюсю. Его юная дочь Хитомару никогда не видела отца - или, во всяком случае, не помнит его; теперь она выросла и пустилась на поиски Кагэкиё, которому надеется выхлопотать помилование. Из Камакуры она добралась до Кюсю, и вот в уединённой хижине видит старика - дряхлого и слепого.
Она рассказывает ему о цели своего путешествия и просит помощи, но старик прогоняет её и советует забыть о злополучном Кагэкиё. Местный крестьянин подсказывает девушке: тот старик и есть знаменитый витязь Кагэкиё, её отец! Он приводит её обратно к хижине, и теперь слепец признаётся: да, он - Кагэкиё, или, по крайней мере, всё, что от того осталось… Он готов рассказать Хитомару о своих подвигах - на условии, что после этого она уйдёт навсегда и оставит его доживать свой век в отшельничестве и забвении. Девушка, скрепя сердце, соглашается, и старый воин начинает свой рассказ.
Главная его тема - та самая битва при Ясима и его единоборство с богатырём Дзюро: Мионоей из рядов Минамото. Вот он, Кагэкиё, бросает вызов врагам и ободряет соратников: «Эй, помните, в конце концов, этот Ёсицунэ - не бог и не демон, это ясно каждому, кто не ставит свою жизнь превыше всего!» И старец распрямляется по ходу своего повествования, словно молодея от воспоминаний, и кажется, что слепые его глазницы вновь загораются боевой яростью, он пляшет, показывая всё, о чём говорит. Вот он преследует противника, отбросив нагинату, голыми руками вцепляется в назатыльник его шлема, пытаясь свернуть тому шею. Дзюро: Мионоя выворачивается, мечом отсекает назатыльник шлема, крошащийся в мощной хватке Кагэкиё, отбегает под защиту своих соратников и, еле отдышавшись, кричит: «Да уж, могучий Кагэкиё, крепкая же у тебя десница!» А тот откликается со смехом: «Ну, твоя-то шея покрепче оказалась!» Воины Тайра смеются вместе с ним, бросаются в наступление… «А потом нас разбили. И мне ли на старости лет искать милости камакурского сёгуна? Он-то уж тем более не бог и не демон. Я остаюсь здесь. А ты ступай», - заключает он, и перед зрителями уже снова - слепой, дряхлый, очень усталый и очень гордый старик. «Уже иду», - кивает девушка, последний раз смотрит на старика - и пускается в обратный путь.
В этом действе нет речи ни о раскаянии, ни о загробной каре, и сам Кагэкиё - просто старик, а не призрак. А чудо, пусть ненадолго, творят память и верность себе.
12
Окончательно Тайра были разгромлены в морской битве при Данноура …-
Об этом сражении рассказывается в двух действах Но:, одновременно похожих и непохожих. Первое, «Брошенный якорь» (碇潜, «Икари кадзуки»), построено уже привычным нам образом: странствующий по местам боевой славы монах переправляется в ладье на Сикоку, проплывая мимо места битвы при Данноура, команда его ладьи, хорошо осведомлённая о тех событиях, оказывается призраками Тайра, а кормчий - Томомори, отцом Томоакиры.
Они рассказывают о последней битве Тайра, о том, как бросилась в море госпожа Ниидоно, вдова Киёмори, сжимая в объятиях своего внука, восьмилетнего государя Антоку: «Там, в пучине, обретём мы другую Столицу!», - и унося с собою священные государевы сокровища, о том, как сам Томомори, сражавшийся до последнего, но разбитый, бросается в пучину, надевши для верности второй тяжёлый панцирь и привязав себя к тяжёлому якорю. Один из призраков - монахиня, судя по всему сама госпожа Ниидоно, - просит паломника молиться за погибших при Данноура.
Другое действо - «Посещение государем Оохары» (大原御幸, «Оохара гоко:») - рассказывает о том же сражении, но в другом обрамлении и из других уст. Бывший государь Го-Сиракава (ещё один государь на сцене, пусть уже и давно отрекшийся - впрочем, почти все речи за него всё равно говорит спутник-придворный, ваки) отправляется проведать вдовую государыню Кэнрэй, дочь Киёмори и мать Антоку. А та живёт в бедной горной келье с двумя другими монахинями - Ава-но Найси, дочерью возлюбленной самого Го-Сиракавы, и уже упоминавшейся вдовой Сигэхиры, няни маленького Антоку.
Женщины, плача, вспоминают давнее счастливое житьё, бедствия войны и, наконец, битву при Данноура. Когда флот Тайра был разгромлен, мать и сын государыни Кэнрэй бросились в море. Сама государыня и няня маленького государя тоже пытались утопиться, но воины Минамото вытащили их из воды и захватили в плен. Теперь они живут здесь в уединении, молятся за умерших близких, и единственная горькая отрада для них - видеть погибших во сне, в подводном царстве и на пути к возрождению в Чистой земле.
Оба эти действа - печальные и траурные, но первое - «мужское», с описанием битвы и подвигов, с явлением толпы призраков, а второе - «женское», посвящённое силе памяти, и сладкой, и горькой, и страшной, но так же чудесно оживляющей минувшее, как в действе про Кагэкиё..
А чтобы не заканчивать уж совсем печально, обратимся к действу «Морихиса» (盛久). Этот храбрый воин Тайра после разгрома скрывается в Столице, но схвачен людьми Минамото-но Ёритомо. Его должны отправить на казнь в Камакуру, однако он добивается дозволения в последний раз поклониться Каннон, защитнице пленников и узников, в Киёмидзу. После этого он отправляется в Камакуру и в темнице скорбит о превратности всего сущего.
Морихисе сообщают, что завтра его казнят, - он говорит: «Смерть для меня теперь станет лишь избавлением от страданий и позора тюрьмы. Прошу об одном: можно ли мне и эту последнюю ночь посвятить чтению сутры во славу Каннон, как я делаю каждый день?» Ему не отказывают - и когда перед рассветом усталый воин забывается сном, ему является сама Каннон и ободряет: его благочестие будет вознаграждено. Теперь Морихиса уже ничего не боится - радостно и бодро идёт он к месту казни. Но казни не происходит: из свитка сутры, которую осуждённый продолжает читать, ударяет луч света, палач роняет уже занесённый меч, тот падает и раскалывается на куски.
О случившемся сообщают самому Ёритомо, тот велит вызвать к нему пленника и расспрашивает о его сновидении. Дело в том, что той же ночью Каннон явилась во сне и самому сёгуну с заступничеством за осуждённого. Ёритомо милует Морихису, подносит ему, как друг, чашу сакэ и позволяет вернуться в Столицу, а Морихиса танцует от радости: оказывается, на самом деле ему очень хочется жить.
(В следующий раз - о приключениях Ёсицунэ, наверное)
Про войну (окончание)
9
Тайра ещё не были побеждены - у них оставались и войска, и отличный флот, и малолетний государь Антоку, и крепкие позиции на Хикосиме и на Сикоку, в крепости Ясима. А у Минамото дела обстояли не лучшим образом с судами и ещё того хуже - с моряками. У узкого пролива Фудзито рать Минамото застряла, а напротив стояли войска Тайра, оснащённые судами. Один из воевод Минамото, Морицуна Сасаки, с помощью местного жителя нашёл переправу по отмелям, без приказа командующего перебрался с воинами на другой берег, неожиданно ударил по Тайра, разбил их и вынудил отплыть к Ясиме.
В действе «Фудзито» (藤戸) описываются как раз эти события: Морицуна Сасаки переправился через пролив, одержал победу и объявляет местным жителям, что на смену злым Тайра пришла новая, справедливая власть; все желающие могут явиться с прошениями или жалобами. К нему приходит плачущая старуха: это мать того юноши-рыбака, который указал Морицуне переправу. Чтобы рыбак не выдал больше никому тайну брода, Морицуна его зарубил, а тело утопил в море. На это-то убийство безвинного старуха и приносит жалобу - самому убийце. Морицуна смущён, сперва он отпирается, но, тронутый скорбью женщины, признаёт убийство - «из военной необходимости» - и говорит, где именно он бросил в море тело юноши. Старуха в полном отчаянии: «Верни мне сына!» - «Не могу, и никто этого не может». - «Значит, осталась я одна-одинёшенька - если так, то убей и меня вслед за моим мальчиком!» Разумеется, это тоже не подходит Морицуне - хороша получится «новая справедливая власть»! Он приказывает своим соратникам препроводить женщину домой и щедро её пожаловать, а сам обещает ей отслужить пышную поминальную службу по её сыну на месте его гибели.
Так он и делает, да ещё и зарекается от ловли рыбы для всего войска на семь дней (это благое деяние - спасение жизни тех рыб, которые иначе пошли бы в пищу - тоже должно зачесться погибшему рыбаку). Морицуна и сам молится - но это не успокаивает его совесть, а только растравляет: «Я действительно убил невинного, и ничем этого уже не исправить!» Старуха тоже пришла на обряд и плачет здесь же.
И тут из моря появляется призрак молодого рыбака - как и положено невинноубиенному, он сделался гневным духом. Он обрушивается на воеводу (и весь хор поёт за него): «Я помог тебе, беспомощному, я открыл тебе дорогу к победе и славе - и чем же ты меня отблагодарил? Ударом ледяного клинка! Что будут вспоминать о тебе - то, что ты верхом пересёк море или то, что ты без нужды убил своего благодетеля? Отлив унёс моё тело, я погрузился в беспросветную пучину, но обида и гнев не оставляют меня! Кто удивится, если я сделаюсь мстительным морским демоном и буду впредь топить суда в проливе Фудзито - все суда, а прежде всего корабли Минамото!» Морицуне нечего ответить, он понимает, что не спас, а погубил дело своих соратников. Но тут, к счастью, дух рыбака смягчается: истовые молитвы и чтение сутр на берегу приводят его на путь к просветлению, он отказывается от мести, ласково прощается с матерью, просит не горевать по нему и исчезает.
10
Про битву при Ясима, в которой верх вновь одержали Минамото (и наконец полностью обеспечили себя не только кораблями, но и моряками, которые начали сотнями переходить на сторону победителей), мы уже писали в связи с одной историей, отражённой в пьесах Кабуки. Об этом сражении есть и действо Но:, которое так и называется «Ясима» (屋島). Она построена по привычному уже нам образцу «историй с призраком воина», только воин тут - не кто иной как сам Минамото-но Ёсицунэ, любимейший герой зрителей.
Итак, однажды монахи, путешествующие из Столицы на Сикоку, посещают место битвы при Ясима и встречают там местного старика - рыбака и солевара. Под светом красноватой луны он с товарищами подплывает в лодке к берегу и вступает в беседу со странниками. Монахи просятся на ночлег в его хижину, старик сперва отказывает, но узнав, что его гости пришли из самой Столицы, становится радушнее. Как и положено, монахи начинают расспрашивать своего гостеприимца о славе здешних мест, и прежде всего - о битве Ёсицунэ с Тайра. Старик вместе со своим товарищем-рыбаком описывают сражение подробно, словно очевидцы: как высаживались войска; как сошлись в поединке богатыри-зачинщики - Мионоя со стороны Минамото и Кагэкиё со стороны Тайра, разнося друг другу шлемы; как пали под обстрелом первые убитые с обеих сторон и как, наконец, войска сошлись - без боевых кличей, в грозном молчании… Монахи начинают допытываться, кто же их столь осведомлённый собеседник? «Я - Ёсицунэ, я явился вам, прервав бесконечную битву в мире демонов-асуров!» - сообщает рыбак и исчезает. Ошеломлённые монахи молятся за великого полководца большую часть ветреной весенней ночи - и тот вновь является им, в боевом панцире и шлеме, во всём мрачном блеске.
Ёсицунэ рассказывает: хотя за то, что он при жизни предавался страстям и убил множество врагов, он обречён перерождаться вновь и вновь в мире воинственных демонов, его неудержимо влечёт на места его прошлой славы, где он побеждал когда-то на суше и на море. И опять, как в действе «Колчан», сливаются для призрака витязя его былые победы и бесконечный, беспобедный бой в мире демонов, так что стрела, выпущенная в одном бою, пронзает врага в другом. Вот Тайра отброшены, вот они спешат к ладьям, вот конница Минамото во главе с Ёсицунэ несётся за ними, разбрызгивая волны, вот он роняет в воду свой лук, и отлив уносит его всё дальше, но всадник вплавь догоняет и подхватывает его уже у самых вражеских бортов. Соратник качает головой: «Мыслимое ли дело так рисковать своей головой пусть даже из-за самого лучшего лука?» - «Рисковать мне не впервой, - отвечает Ёсицунэ, - а лук у меня слабый, не чета богатырскому луку моего дяди - великого стрелка Тамэтомо. Выудят Тайра такой лук, начнут надо мною смеяться - вот этого позора я и не мог допустить!» Но тут, пока хор поёт о чести и недопустимости позора, до Ёсицунэ вновь доносится боевой клич из мира демонов. Это вызывает его на бой славный воевода Норицунэ, доблестный противник в морской битве при Данноура, и там же - те бойцы, с которыми когда-то Ёсицунэ сам сражался плечом к плечу; но в мире асуров нет своих - только враги! И призрак исчезает, устремляясь в бой в ином мире, а монахам всё чудится в лунном блеске сияние мечей и в перекатах морских валов - движение войск; тучи в небе и их отражение в море сливаются, как сливаются два мира для вечного воина Ёсицунэ.
В целом по построению и содержанию это действо очень похоже на «Колчан», но ещё сильнее и страшнее. И из-за того, как вполне определённая историческая битва, с чёткими эпизодами и различимыми персонажами, начинает сливаться с другими сражениями Ёсицунэ и с вечным боем в мире демонов - тоже с различимыми бойцами. И из-за того, что здесь молитвы монахов не спасают Ёсицунэ - на это и надежды не чувствуется: напротив, сами монахи не могут освободиться от кровавого видения. Всё построено на противопоставлении упоминаний «непостоянства мира» и «вечной кары», и само имя Ёсицунэ толкуется как указание на эту безысходную «вечность».
11
Появляющемуся в видении Ёсицунэ тайраскому витязю Кагэкиё посвящено ещё два действа Но:. В «Обряде освящения Большого Будды» (大佛供養, «Дайбуцу куё:») герой, направляясь в Столицу помолиться в храме Киёмидзу, узнаёт, что Минамото-но Ёритомо собирается в Нара - присутствовать на обряде освящения исполинского изваяния Будды, только что восстановленного после учинённого Тайра пожара. Тайра уже разгромлены, но Кагэкиё уцелел и жаждет отомстить врагу. Втайне он пробирается к матери, живущей в окрестностях Нары, а там переодевается в монашеское облачение и проникает в храм, где установлен Будда, как раз тогда, когда туда прибывает Ёритомо со свитой. Кагэкиё делает вид, что участвует в очищении перед обрядом, и уже почти добирается до Ёритомо, когда один из чиновников замечает, что под плащом монаха звенит оружие, и поднимает тревогу. Кагэкиё, однако, успешно отбивается от стражи и скрывается в толпе.
Ещё более знаменито действо, которое так и называется «Кагэкиё» (景清). Тайра разбиты, их вожди пали в бою или казнены, погиб и государь Антоку, а сам Кагэкиё давно уже влачит свои оставшиеся дни в ссылке на Кюсю. Его юная дочь Хитомару никогда не видела отца - или, во всяком случае, не помнит его; теперь она выросла и пустилась на поиски Кагэкиё, которому надеется выхлопотать помилование. Из Камакуры она добралась до Кюсю, и вот в уединённой хижине видит старика - дряхлого и слепого.
Она рассказывает ему о цели своего путешествия и просит помощи, но старик прогоняет её и советует забыть о злополучном Кагэкиё. Местный крестьянин подсказывает девушке: тот старик и есть знаменитый витязь Кагэкиё, её отец! Он приводит её обратно к хижине, и теперь слепец признаётся: да, он - Кагэкиё, или, по крайней мере, всё, что от того осталось… Он готов рассказать Хитомару о своих подвигах - на условии, что после этого она уйдёт навсегда и оставит его доживать свой век в отшельничестве и забвении. Девушка, скрепя сердце, соглашается, и старый воин начинает свой рассказ.
Главная его тема - та самая битва при Ясима и его единоборство с богатырём Дзюро: Мионоей из рядов Минамото. Вот он, Кагэкиё, бросает вызов врагам и ободряет соратников: «Эй, помните, в конце концов, этот Ёсицунэ - не бог и не демон, это ясно каждому, кто не ставит свою жизнь превыше всего!» И старец распрямляется по ходу своего повествования, словно молодея от воспоминаний, и кажется, что слепые его глазницы вновь загораются боевой яростью, он пляшет, показывая всё, о чём говорит. Вот он преследует противника, отбросив нагинату, голыми руками вцепляется в назатыльник его шлема, пытаясь свернуть тому шею. Дзюро: Мионоя выворачивается, мечом отсекает назатыльник шлема, крошащийся в мощной хватке Кагэкиё, отбегает под защиту своих соратников и, еле отдышавшись, кричит: «Да уж, могучий Кагэкиё, крепкая же у тебя десница!» А тот откликается со смехом: «Ну, твоя-то шея покрепче оказалась!» Воины Тайра смеются вместе с ним, бросаются в наступление… «А потом нас разбили. И мне ли на старости лет искать милости камакурского сёгуна? Он-то уж тем более не бог и не демон. Я остаюсь здесь. А ты ступай», - заключает он, и перед зрителями уже снова - слепой, дряхлый, очень усталый и очень гордый старик. «Уже иду», - кивает девушка, последний раз смотрит на старика - и пускается в обратный путь.
В этом действе нет речи ни о раскаянии, ни о загробной каре, и сам Кагэкиё - просто старик, а не призрак. А чудо, пусть ненадолго, творят память и верность себе.
12
Окончательно Тайра были разгромлены в морской битве при Данноура …-
Об этом сражении рассказывается в двух действах Но:, одновременно похожих и непохожих. Первое, «Брошенный якорь» (碇潜, «Икари кадзуки»), построено уже привычным нам образом: странствующий по местам боевой славы монах переправляется в ладье на Сикоку, проплывая мимо места битвы при Данноура, команда его ладьи, хорошо осведомлённая о тех событиях, оказывается призраками Тайра, а кормчий - Томомори, отцом Томоакиры.
Они рассказывают о последней битве Тайра, о том, как бросилась в море госпожа Ниидоно, вдова Киёмори, сжимая в объятиях своего внука, восьмилетнего государя Антоку: «Там, в пучине, обретём мы другую Столицу!», - и унося с собою священные государевы сокровища, о том, как сам Томомори, сражавшийся до последнего, но разбитый, бросается в пучину, надевши для верности второй тяжёлый панцирь и привязав себя к тяжёлому якорю. Один из призраков - монахиня, судя по всему сама госпожа Ниидоно, - просит паломника молиться за погибших при Данноура.
Другое действо - «Посещение государем Оохары» (大原御幸, «Оохара гоко:») - рассказывает о том же сражении, но в другом обрамлении и из других уст. Бывший государь Го-Сиракава (ещё один государь на сцене, пусть уже и давно отрекшийся - впрочем, почти все речи за него всё равно говорит спутник-придворный, ваки) отправляется проведать вдовую государыню Кэнрэй, дочь Киёмори и мать Антоку. А та живёт в бедной горной келье с двумя другими монахинями - Ава-но Найси, дочерью возлюбленной самого Го-Сиракавы, и уже упоминавшейся вдовой Сигэхиры, няни маленького Антоку.
Женщины, плача, вспоминают давнее счастливое житьё, бедствия войны и, наконец, битву при Данноура. Когда флот Тайра был разгромлен, мать и сын государыни Кэнрэй бросились в море. Сама государыня и няня маленького государя тоже пытались утопиться, но воины Минамото вытащили их из воды и захватили в плен. Теперь они живут здесь в уединении, молятся за умерших близких, и единственная горькая отрада для них - видеть погибших во сне, в подводном царстве и на пути к возрождению в Чистой земле.
Оба эти действа - печальные и траурные, но первое - «мужское», с описанием битвы и подвигов, с явлением толпы призраков, а второе - «женское», посвящённое силе памяти, и сладкой, и горькой, и страшной, но так же чудесно оживляющей минувшее, как в действе про Кагэкиё..
А чтобы не заканчивать уж совсем печально, обратимся к действу «Морихиса» (盛久). Этот храбрый воин Тайра после разгрома скрывается в Столице, но схвачен людьми Минамото-но Ёритомо. Его должны отправить на казнь в Камакуру, однако он добивается дозволения в последний раз поклониться Каннон, защитнице пленников и узников, в Киёмидзу. После этого он отправляется в Камакуру и в темнице скорбит о превратности всего сущего.
Морихисе сообщают, что завтра его казнят, - он говорит: «Смерть для меня теперь станет лишь избавлением от страданий и позора тюрьмы. Прошу об одном: можно ли мне и эту последнюю ночь посвятить чтению сутры во славу Каннон, как я делаю каждый день?» Ему не отказывают - и когда перед рассветом усталый воин забывается сном, ему является сама Каннон и ободряет: его благочестие будет вознаграждено. Теперь Морихиса уже ничего не боится - радостно и бодро идёт он к месту казни. Но казни не происходит: из свитка сутры, которую осуждённый продолжает читать, ударяет луч света, палач роняет уже занесённый меч, тот падает и раскалывается на куски.
О случившемся сообщают самому Ёритомо, тот велит вызвать к нему пленника и расспрашивает о его сновидении. Дело в том, что той же ночью Каннон явилась во сне и самому сёгуну с заступничеством за осуждённого. Ёритомо милует Морихису, подносит ему, как друг, чашу сакэ и позволяет вернуться в Столицу, а Морихиса танцует от радости: оказывается, на самом деле ему очень хочется жить.
(В следующий раз - о приключениях Ёсицунэ, наверное)