По Окраине: Путевые очерки П. И. Шрейдера. 2
По Окраине. (От Ташкента до Каракола). Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1892.
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Глава II
Сербско-турецкая война как причина поездки моей на минеральные воды в г. Каракол. - Затруднительное положение военнослужащих в Туркестанском крае в случае их заболевания. - Бабушка-ворожея. - Невыносимая дорога от Ташкента. - Нетерпеливо ожидаемая станция. - Тяжелое положение едущего с подорожной по частной надобности. - Прежнее начальство почтового округа и настоящее. - Всегда ли виноваты почтосодержатели? - Одно из растяжимых почтовых правил. - Рубль на чай. - Сидение мое на станции. - Радостная надежда. - Разочарование. - Готовый губернский секретарь, едущий по казенной надобности. - Смущение доброго смотрителя. - Торжество пьяного чиновника. - Опять сидение. - Добрый совет читателям. - Сомнительный Арарат. - Вид Чимкента с южной стороны. - Сантанинный завод Иванова и К°. - Устройство его. - Ежегодное производство. - Топливо. - Польза для края и удешевление сантанина за границей. - Затруднения предпринимателей в Туркестанском крае. - Гор. Чимкент. - Тяжелое положение и заслуги завоевателя его и Ташкента при занятии города. - Оригинальное приказание издалека. - Шнуровые книги для неполученного провианта. - Мнение псевдорусских людей. - Любовь генерала Черняева к русскому солдату. - Беззаветность последнего. - Причина успехов действий ген. Черняева в Средней Азии и небольшой потери людей. - Мнение одного государственного человека.
Приснопамятная сербско-турецкая война 1876 г. подняла свое знамя во имя прекращения зверств, совершавшихся ненавистными агарянами на Балканском полуострове, среди соплеменных нам православных христиан. Опустошение их собственности, унижение семейств, беззащитных людей, насилование жен, дочерей, поднятие на копья младенцев - все эти страшные злодейства, разразившиеся на глазах цивилизованной Европы, заставили её встрепенуться. Вздрогнули же только сердца русских людей, привыкших спасать несчастных, да не только своих, но и чужих.
Взгляните на страницы русской военной истории. Где только не проливал свою кровь и не рассыпал свои кости русский человек? Знойное небо Неаполя ему знакомо; стужа, голод, снеговые покрывала Альп ему не чужды, и не для себя он со стойкостью выносил эти муки, а для спасения королей и царств.
Династия Габсбургов вероломной, смутной дунайской империи, трещавшая с 1849 года, удержалась благодаря тому же «северному варвару, ничего не употребляющему в пищу кроме детей и сальных свеч». Кавказские скалы, упорно защищаемые славным врагом, низвергнуты русскою грудью. Туркестанские жгучие степи Адам-Крылгана [Страшная, безводная пустыня в Кизил-Кумах. В переводе на русский язык - человеческая погибель. Здесь наши войска в 1873 г. переживали критические дни.] не остановили и не смутили русского солдата.
Прошу извинить за невольное отступление от главной цели записок, но, ей-Богу, когда подумаешь только о нашем солдате, - невольно впадаешь в лиризм.
Итак, во время Сербской войны, затем - когда северный колосс, в лице незабвенного Царя-мученика, возвысил свой могучий голос и вынул царственный меч, для того чтоб довершить благое дело, начатое русским патриотом и славянским сподвижником, - кто же тогда мог оставаться пассивным зрителем и не кинуться, забыв все на свете, на этот священный призыв?
Как в 1876 г., так и после 12 апреля 1877 г., все, не только молодое, но и мало-мальски здоровое, бодро пошло за своими вождями.
Едва излечившись от креветских (бой 16 сент. 1876 г.) ран, и я, многогрешный, поспешил за своими товарищами…
Прошло 9 лет со времени достопамятной эпохи, а раны мои не переставали давать себя чувствовать. Между прочим, годы еще не ушли, служить нужно, и вот, не имея возможности воспользоваться лечением в Висбадене, Баденбадене и пр. баденах, существующих только для великих мира сего или богатых (большею частью здоровых), чтоб укрепить здоровье, расшатанное боевою обстановкою 1876-77 и 78 гг., я вспомнил об известных мне целебных водах озера Иссык-Куля.
Как бы ни были ограничены требования человека, едущего для лечения, а не для вакханалий, но и для самых необходимых нужд требовался презренный металл, а его-то и не оказывалось.
Между прочим, в настоящее время существует положение, в силу которого военнослужащие в Туркестанском военном округе не могут быть отправляемы на казенный счет для лечения минеральными водами за пределы округа.
Если же в крае не существует никаких источников, то - болеть можете, а лечение этого рода, если не имеете средств, отложите в сторону.
Правда, в Ферганской области существуют ключи Джелабод, но благодаря примитивному их устройству и, как рассказывают, почти одновременному иногда в них сидению ревматиков с сифилитиками и т. п. удовольствиям [В настоящее время, кажется, это устранено, благодаря заботам воен. медиц. инспектора тайного советника Суворова.], конечно, мало охотников ехать туда, чтобы получать вместо одной болезни две. Кроме того, там горячие ключи, следовательно, кому требуется холодное лечение, тот не может воспользоваться благом, предоставленным ему в районе расположения округа.
Превосходные целебные воды Иссык-Куля, которыми посоветовала мне пользоваться свидетельствовавшая меня комиссия врачей, хотя и находятся не более 400 верст (даже менее) от границы Туркестанского округа, но ввиду сказанного положения они недоступны для военнослужащего.
Бывают, конечно, исключения, когда различные положения человека помогают ему в этом случае: так, напр., находят какие-нибудь поручения, при которых снабжают командируемых не только прогонами, казенною подорожнею, но и суточными и пр., но это делается только для состоящих при… и т. д., а также для отмеченных, только не перстом Божиим, а… бабушкою, которая умеет ворожить. Как бы то ни было, а ехать было нужно, и безотлагательно, чтобы воспользоваться благоприятным временем. Кое-как сколотившись, я купил подорожную по частной надобности [Вы, счастливые обитатели стран, где есть железные дороги и пароходы, конечно, уже забыли о существовании подобного паспорта. Действительно счастливцы!], взял пару с колокольчиком и… думаете, помчался?.. нет, затрясся по невыносимо пыльной дороге, которая нередко от самого Ташкента до первой станции так бывает искалечена, особенно весною и осенью, что едущие иногда предпочитают пройти ее пешком. Верблюды и те тогда отказываются нести на горбах своих ноши, которые бросаются до поры до времени по обеим сторонам дорог. Исправляется она обыкновенно перед проездом большого начальства.
До станции Гиш-Купрюк (18 в.) местность еще несколько оживляется, благодаря густой растительности ташкентских садов, которые тянутся до 7-й версты от города. Затем изредка появляются вправо и влево кущи деревьев, покрывающих своею тенью 2-3 лавочки и стоящие особняком, как будто удалившиеся от пыльного Ташкента, сакли.
От Гиш-Купрюка (первая станция от Ташкента) дорога вьется желтой лентой по волнообразной, совершенно голой местности, наводящей тоску, которая переходит в раздражение благодаря мельчайшей пыли, проникающей в глаза, рот, нос и уши. Вы с нетерпением посматриваете вдаль, желая скорее увидать сиротливо стоящий белый, с серою глиняною крышей, станционный домик.
Однако удовольствие при виде его омрачается вдруг мелькнувшею мыслью (по крайней мере, так было со мною): я ведь еду по частной подорожной, в каком-то расположении духа станционный староста, благоволит ли он меня тотчас отпустить далее или, на приказание запрягать, ответит стереотипною фразою: «Лошадей нетути, почту ожидаем, часа чрез 3-4 может и поедете, если кто не подъедет по казенной подорожной» и т. п. неутешительные вещи. Не говоря уже о том, как безотрадно подобное сиденье в пустыне, какое-то обидное чувство овладевает вами при сознании, что вы поставлены в подобные условия. Несмотря на ваше положение, долголетнюю службу, недурную репутацию, вы вдруг оказываетесь во власти нередко полупьяного старосты. Вы идете на конюшню и видите, что лошадей имеется более, чем нужно.
Что тут делать? Писать в прилепленные к окну сургучом тетрадки вашу претензию? Напрасно: во-первых, все равно лошадей получите только тогда, когда на то будет милость старосты; во-вторых, благодаря особенному благорасположению бывшей во главе почтового начальства личности ко всем почтосодержателям, против каждой жалобы неизменно фигурировала одна резолюция: «Оставить без последствий».
В настоящее время новый начальник почтового округа, с другими, совершенно противоположными взглядами на положение проезжающих по тысячеверстной пустыне, как говорят, учредил и другие порядки. Слава Богу; не один раз он услышит искреннее спасибо.
Строго винить самих почтосодержателей едва ли справедливо. Нельзя же допустить, чтоб хозяин дела не желал видеть в нем всегда полный порядок и благоустройство. На одной из станций по тракту от Ташкента до Аулие-Ата мне говорили, напр., что от администрации тракта получено строгое подтверждение отнюдь не задерживать проезжающих, кто бы они ни были…
Следовательно, весь вопрос сводится к личным свойствам смотрителей, старост и ямщиков; а чужая душа - потемки, и хозяин, находясь за сотни верст от станции, конечно, не всегда может уследить и предупредить беспорядок, так тяжело отзывающийся на проезжающих. Вот тут-то почтовое начальство, казалось, и может помочь почтосодержателям, если поверку действий станционного не будет выражать одною и тою же резолюциею: «Жалобу оставить без последствий».
Существует еще одно почтовое правило, дающее полный произвол смотрителям, которое чувствительно падает на карман, далеко не обремененный.
В правилах сказано: «Если сзади повозки привязан сундук, то припрягается лишняя лошадь».
Представьте себе, что вы едете на перекладной тысячу-другую верст. Вас так расколотит, что захочется наконец и растянуться в тряской почтовой кибитке, для чего и приказываете привязать скромные пожитки на задний ход, оставляя в повозке одну только подушку и какую-нибудь мелочь, выражающуюся в фунтах: чай, сахар, табак и пр.
- Пожалуйте прогоны за лишнюю лошадь, - огорошивает вас смотритель.
- За что? - с изумлением опрашиваете вы, - до сих пор этого не было.
- Такт полагается по почтовым правилам; извольте сами посмотреть, потому что ваши вещи сзади привязаны.
- Да ведь чрез это вес не прибавился, вещи те же самые, только переложены на другое место, так как я устал, отдохнуть хочу, - убеждаете вы странного человека.
- Все равно никак нельзя иначе; я тоже человек служащий, - отвечает стоически «право имущий».
Volens-nolens вновь переселяются вещи в повозку, а вы встряхиваете на облучке ваши внутренности тысячу верст под палящим солнцем, погруженный в непроницаемые облака тончайшей пыли. Говорю это, слышав от других и испытав на собственной своей особе, когда расстался в Аулие-Ата с экипажем почтосодержателя.
Виновато ли в этом почтовое правило, не предвидевшее скудоумия станционных смотрителей или злоупотребление последних, - судить не берусь. И тут, конечно, фигурирует подорожная, смотря по тому, казенная она или частная.
Рубль на чай, как подкрепление частной подорожной, - самое действительное средство ехать безостановочно; но хорошо, если эта желтая бумажка у вас найдется, а если нет, то сидите и ждите. На одной из станций между Чимкентом и Караколом я сам был свидетелем такого случая, и их бывает немало.
Что же касается до меня, то, вероятно, благодаря тому, что почтосодержатель, как сказано выше, любезно предложил мне до известного пункта свой экипаж, путешествие мое совершилось почти безостановочно; говорю «почти», потому что только на трех станциях пришлось заслуживать милость старост. Кроме того, еще был случай сиденья, не зависящий, впрочем, от добродетелей смотрителя.
На одной злополучной станции, как нарочно самой убогой, где куриного яйца нельзя было достать, действительно все лошади оказались в разгоне. Случился почтовый день и проезжающих ранее меня было довольно. Пока одна тройка вернулась, выстоялась и наелась, прошло около 5 часов времени (а вы, читатель, нередко, мчась на всех парах чугунки, приходите в отчаяние, если по какому-нибудь случаю поезд запоздает на час), которые показались мне вечностью. Что только я ни делал: спал против всякого желания, жег одну папиросу за другою с каким-то ожесточением, зачем-то рассматривал развалившуюся около станции саклю и сложенный кучкою кизяк для топлива, словом, всеми силами старался сократить время. А так как нет той гадости, которой не было бы конца, то и я возликовал, увидя ямщика, надевающего хомуты на лошадей.
Каким красивым, хорошим показался мне при этом косоглазый киргиз. Увы! все это была иллюзия… Едва только ввели коренника в оглоблю (и коренник-то мне показался, несмотря на всю его чахлость, чуть не арабской крови), как подъехала еще почтовая повозка и из нее выскочила какая-то фигура с красным лицом, вытаращенными глазами и ухорски закинутой неопределенного цвета и фасона шапкой с кокардой. Первые же приемы показали, что мальчик (действительно, еще молодой человек) «готов».
«Лошадей!» - хрипло, но зычно крикнул новоприезжий, а сам полез за посудиной с ярлыком: «Завода Н. И. Иванова».
Посмотрев подорожную - она оказалась казенная, - смотритель взглянул на меня с каким-то смущением. Надо полагать, что и у него даже сжалось сердце за меня, потому что он подошел к энергичному служителю Фемиды (оказался - губернский секретарь) и начал его убеждать остаться, пока лошади, только что вернувшиеся, отдохнут, что всего только одна тройка и есть, ее запрягают для полковника (даже чин прибавил для вящего почтения), «которые изволят ждать вот уже 6-й час» и т. д. все в мою пользу. Сначала чиновник как будто присмирел, глотнул из посудины, и вдруг точно злой для меня гений вдохновил его: «А-а-а-по-ка-кой такой подорожной проезжает?» Этого только мы с смотрителем и боялись. Не желая, чтоб последний солгал, я сам ответил за него, что еду «по частной». Тут обстановка изменилась. Совершенно пьяный человек неистово заревел: «Лошадей! выпрягай из той повозки!» и т. д.
Я смотрел на этого субъекта безмолвно, мне даже как будто жаль его стало. Багровое лицо, глаза как будто готовые выскочить, и это бесконечное прикладывание к посудине, не смотря на 40°-ный зной, все это возбуждало во мне тяжелые чувства. Кто знает, может быть, и у него что-нибудь было, что люди бесхарактерные заливают.
Так как смотритель все еще как будто не решался, а мне надоело наконец видеть все более и более воодушевлявшегося губернского секретаря и слушать некрасивые фразы, я сказал смотрителю, что подожду других лошадей, так как сей муж по почтовым правилам может требовать мою пару. Услышав мое распоряжение, он с каким-то нахальным торжеством взглянул на меня, а на лбу его так вот и было написано: «Ну конечно, нечего и толковать! ты хоть и полковник, а на-ка выкуси!..» Еще раз глотнув, он ускакал, а я вновь сидел еще 3 часа на пыльном крылечке и, устремив грустный взор в безграничную даль, предавался размышлениям о суете мирской вообще и о величии пьяного губернского секретаря, едущего по казенной, в особенности.
Не посетуйте, благосклонные читатели, что я распространился насчет езды по частной. Это для вашей же пользы.
Если прихотливая судьба забросит вас в здешнюю Палестину, то приищите прежде бабушку, которая умеет ворожить, а если не найдете ее и все-таки имеете пламенное желание действительно служить, то не болейте. Тогда, в особенности с бабушкой, все будет законно, и вам не придется слышать: «На-ка, выкуси».
Близ станции Шарапхана, где местность все более принимает горный характер своими оврагами и буграми, составляющими оконечности предгорий Каратауского хребта, тянущегося справа, далеко от почтовой дороги, вырос довольно высокий пик Арарат. Название это он носит потому, что местные жители по преданию уверяют, что здесь остановился Ноев ковчег.
Таких Араратов, впрочем, разбросано по азиатской земле много. Каждая народность желает приписать эту честь своей стране, отвергая даже сказания библейской географии о месте нахождения его…
Подъезжая к г. Чимкенту, также покрывшему неувядаемой славой горсть русских людей в 1864 году, - с вершины спуска к этому городу пред вами открывается чрезвычайно красивый пейзаж. Широко раскинувшаяся яркая зелень садов сразу ласкает взгляд. Выглядывающие красные крыши и высокие, как будто выскочившие трубы сантанинного завода одного из энергических коммерсантов здешнего края, Иванова, мысленно переносят вас в страну далекую, родную.
После отсутствия всякой живой деятельности, выражающейся здесь только узким, мертвящим бюрократизмом, уничтожающим год за год деньги Государственного казначейства, отвыкнув видеть какую-либо фабричную производительность, основанную на эксплоатации местных богатств, кроме выделки водки и вина да гнилой маты (бумажная материя) и разных грубых изделий для азиатской потребности, этот завод, конечно, останавливает на себе внимание и напоминает как будто цивилизацию. С понятным любопытством я отправился осмотреть такое отрадное явление в здешнем крае.
Прекрасное здание выстроено вполне по образцу европейских фабрик, из жженого кирпича с железной крышей. Не удивляйтесь тому, что я упоминаю о материале, из которого построен завод. До сих пор даже в среднеазиатской столице - Ташкенте, из числа 2200 домов в русском городе из жженого кирпича имеется только десятка два и воздвигающийся собор. Даже дворец генерал-губернатора, одноэтажное, очень некрасивое здание, стоющее несколько сотен тысяч, выстроен из сырцового кирпича, т. е. необожженной глины, и поглощающий поэтому на ремонт ежегодно средним числом не одну тысячу руб. Должно быть, строители нашли выгоднее воздвигнуть подобное здание из гнилого материала…
Из числа весьма немногих пунктов земного шара (в Египте, Сирии и, кажется, в Южной Америке) долина р. Арыса, вытекающего из вершин Каратауского хребта и впадающего в Сырдарью, представляет собою богатое, самою природою насажденное месторождение цитварного семени, не уступающего своим качеством левантскому, считающемуся самым лучшим. Задавшись благою целью утилизировать местные богатства края, бесплодно сжигаемые палящим солнцем, доставить работу праздным рукам, и найдя предложения, сделанные гамбургскою фирмою (Бибер и Цибель), выгодными для сбыта сантанина (противоглистного лекарства), г. Иванов, в компании с одним оренбургским купцом, г. Савенковым, устроил в г. Чимкенте сантанинный завод.
Названный пункт для устройства завода выбран ввиду выгодного его расположения в хозяйственном отношении, главным образом вследствие близости месторождения дормены.
Близ Оренбурга существовал прежде такой же завод, но, ввиду дальности расстояния, расход на подвоз сырого материала как к этому заводу, так и к заграничным достигал огромной цифры. В настоящее время сантанин отправляется в готовом виде. Имея в виду, что из 100 п. семени получается чистого лекарства около 2 пуд., легко выводится заключение, какого громадного сбережения и, следовательно, удешевления продукта достиг предприниматель.
И действительно, сбывая чистый сантанин от 120 до 130 р. за пуд, этот завод, как мы слышали, убил заграничное производство, где цена за этот продукт доходила до 400 р. пуд.
Весь завод состоит из нескольких корпусов, весьма солидной архитектуры, окруженных густо разросшимися деревьями. Главный корпус, заключающий в себе весь механизм производства сантанина, состоит из шести обширных отделений: 1) машинное, управляющее всем заводом; 2) дифузерное для выщелачивания дормены; 3) отделение для смешивания дормены с известью; 4) кристаллизационное; 5) очистительное отделение сантанина, и 6) сушильня и укупорка.
В настоящее время на заводе работает до 50 человек. Число рабочих часов не превышает 10. Техническая сторона дела не оставляет желать ничего лучшего. Для механической выделки цитварного семени имеется 12 мельниц, 44 чана для выжимки из него сока, 4 аппарата для рафинировки его. Кроме того, существуют вспомогательные аппараты, как то: воздушные и водяные насосы, центробежные машины, вентиляторы, токарные станки и проч.
Чрезвычайно успешному ходу работ немало способствует весьма сведущий и опытный химик г. К. Он не только мастер своего дела, но, по-видимому, и большой любитель его. Надо было видеть, с каким удовольствием и как популярно он рассказывает и показывает весь процесс производства до самых мельчайших подробностей. Проведите целый день на заводе, и он не устанет учить этому делу таких профанов, как пишущий эти строки.
Немудрено, что под руководством такого специалиста косоглазые киргизы управлялись с различными машинами так же проворно и умело, как с вьючкой верблюдов.
Цитварного семени ежегодно разрабатывается до 100.000 пуд. Конечно, подобный завод требует большого количества топлива, а в местности совершенно безлесной, какою представляется долина Сыра и большинства впадающих в нее рек, в которой имеются только искусственные сады, - здесь всякое предприятие, требующее огнедействующих сооружений, оказалось бы неосуществимым. Но щедрая природа и тут явилась доброю помощницею заводовладельцу, как бы в благодарность за его предприимчивость. В долине растут в изобилии «тумар» и «курай» (кустарные и травяные виды); первое расходится в количестве 170.000 пуд., а последний 1.000.000 снопов ежегодно. Кроме того, для топлива идут остатки от переработки цитварного семени, из которых приготовляется род кирпичей - «брикеты», расходуемые до 2.000.000 штук.
Химически чистого сантанина завод может вырабатывать до 2.000 пуд. Образчики его найдены гамбургскою фирмою по качеству своему несравненно выше сравнительно с произведениями этого рода других фабрик. Сбыт продукта производится в Гамбурге и Лондоне чрез посредство названной фирмы, с которою заключен контракт.
Устройство завода обошлось до 400.000 руб. [К сожалению, говорят, что завод этот в скором времени почему-то будет закрыт. Насколько это верно и какая этому причина, - не знаю.]
Такое предприятие, как фабричное производство в здешнем крае, принося ему истинное благодеяние в смысле эксплуатации местного богатства, развития промышленности, удешевления первых житейских потребностей, доставления заработков бедному классу людей и т. п., нередко, однако, тяжело ложится на карман и заботы предпринимателя.
Первобытное состояние путей сообщения в Туркестанском генерал-губернаторстве, нередко прерываемых разлитиями рек, и отдаленность края от центра всевозможных изделий для заводов, как, напр., машин, доставка которых тянется по 4 месяца; необходимость, в случае порчи их, иметь несколько экземпляров; недостаток на месте сведущих специалистов, которых приходится приглашать из России или из-за границы за чрезвычайно дорогую цену, и множество других причин легко могут неблагоприятно отзываться на успехе предприятия.
Кармана одного недостаточно; нужно еще много энергии, предприимчивости и добросовестного отношения как к делу, так и к рабочей силе, и много нравственной, так сказать, поддержки со стороны органов власти, чтоб достичь известных результатов промышленности края.
К этому вопросу, не имея никакой претензии на авторитетность, - у меня еще будет случай вернуться. Во всяком случае, нельзя не отдать должной чести тем, которые, несмотря на все препоны, интриги и вообще разные препятствия, неустанно стремятся к достижению доброй и полезной цели.
Сам по себе г. Чимкент, после 20-летнего его завоевания, остался тем же кишлаком, каким и был. Образовался, правда, русский городок или, вернее, поселок, с уездным управлением, почтовою конторою, телеграфной станциею и несколькими домиками частных лиц, неведомо откуда пришедших. Вывеска с надписью «Винная торговля», конечно, занимает одно из первых аристократических мест.
Влево от русских улиц толпятся сакли сартовского города, приютившиеся под тенью садов, и над всем этим маленьким мирком высится своими крутыми отвесами, устроенная частью самого природою, та стена крепости, которая преграждала путь к Ташкенту, но не устояла перед грудью русского богатыря.
Если посмотреть на эту стену, припомнить, какая ничтожная горсть людей на нее ринулась против могучей силы в лице молодого, умного, с железною волею и беззаветною храбростию регента ханства Алим-Кула, защищавшего опорный пункт священного для всякого мусульманина Ташкента, то каждый беспристрастный человек серьезно призадумается. Легко воевать, когда к вашим услугам корпуса, вооруженные берданками, дальнобойною артиллериею, когда сзади стоят под ружьем резервы, готовые по первому току телеграфа мчаться по железным дорогам для поддержки, и когда в распоряжение сыплются миллионы серебряных рублей.
Русский народный витязь XIX стол. поверг к стопам своего Императора твердыни Средней Азии совсем при иной обстановке. Не армии, не миллионы рублей, а какая-то сверхъестественная мощь духа, отвага и никогда никем не сокрушимая верность Престолу, - качества, которые он сумел вдохнуть в горсть удальцов, не знавших даже наверное, будут ли они завтра иметь хоть жесткий сухарь, - вот что ему помогло.
Мало того, имея против себя многочисленные бухарские и коканские полчища впереди, сзади шла на него неустанная бомбардировка самого разнообразного свойства, начиная с задержания подкреплений и кончая вышесказанным сухарем.
Небезынтересен бывший под Ташкентом следующий факт: ожидая с часу на час, что на его отряд в 2000 чел. (в том числе денщики, артельщики, кашевары, больные и пр.) нахлынет 100-т. армия бухарцев и коканцев, имевших преимущество в вооружении не только количеством, но отчасти и качеством, этот человек, видя единственное спасение чести легендарного своего отряда в немедленном занятии г. Ташкента, ринулся на него, как вдруг, незадолго до постановки штурмовых лестниц, прискакала летучка с конвертом, в котором одно высокопоставленное лицо просит генерала Черняева или, вернее, приказывает повременить занятием Ташкента до его приезда, приблизительно месяца через два. С этим же посланным доставлены были шнуровые книги, припечатанные и скрепленные, для записки прихода и расхода провианта, который даже и не был получен.
Не увлекаемый тщеславием, а полный мыслей и забот о поддержании чести русского имени, завоеватель Ташкента гомерически расхохотался над такой неуместной шуткой и, возложив надежду на одного Бога, вложил в царскую корону еще один крупный алмаз, сокрушив силу и славу среднеазиатского владыки. Стрелы еще более ядовитые, но уже не внешнего, а внутреннего врага полетели в этого богатыря и заставили его очистить место другому.
Впоследствии приходилось слышать мнение, что все это пустяки, занять Чимкент и Ташкент ничего не стоило и. т. п. рассуждения, действительно ничего не стоющие.
В доказательство легкости побед, напр., под Ташкентом, приводили незначительность нашей потери во время штурма. На первый взгляд действительно покажется почти невероятным, что двухтысячный отряд занял город, защищаемый 30-тысячным регулярным войском, 100 т. фанатиков, вооруженных 60-ю орудиями [Цифры эти заимствованы из официальных источников.] и окруженный высокой толстой стеной, и этот отряд потерял только около 120 чел. убитыми и ранеными.
Между тем это объясняется очень просто: генерал Черняев как истинно военный человек, получивший боевое воспитание на Малаховом кургане и на грозных вершинах Кавказа, а не в канцеляриях, любит русского солдата и бережет его. Он на него смотрит не как на средство для собственного возвеличения, а как на существо высшее, выходящее из ряда обыкновенных людей; как на людей, твердо переносящих лишения и страдания, для которых нет ничего невозможного, когда священный долг призывает их исполнить волю своего Царя.
Оно ведь действительно и есть на самом деле.
«Ступай и умирай!» - приказывают ему. «Слушаю-сь, ваш-ство!» - бойко и весело отвечает вам этот святой человек. «Смотри, умирай с честью; живым в руки не давайся!» - «Рад стараться, ваш-ство!» - во всю глотку ревет эта легендарная личность. Вот и весь лексикон рассуждений русского солдата, этой опоры, славы и гордости нашей отчизны. Затем, генерал Черняев всегда был врагом таких реляций, блеск которых измеряется возможно большею потерею. Поэтому свои военные операции в Средней Азии он обставлял условиями, обеспечивающими успех при возможно меньшей трате людей. Вот в этих-то условиях, надо полагать, и заключается весь секрет небольших сравнительно жертв за все время блестящих его действий в здешнем крае.
Еще будучи молодым человеком, он имел возможность искрестить большую часть Средней Азии и изучить характер народа.
Когда открылись военные действия 1863-64-65 гг., главный блеск которых выпал на его долю, предварительное знакомство его с краем принесло громадную пользу делу. Энергичный, неустрашимый его характер в союзе с великодушным сердцем сразу приковали к нему туземцев. Слава, легендарные рассказы об нем неслись из конца в конец и вводили в смущение азиатскую власть. Бухарская партия, самая враждебная нам и самая сильная, опасная - таяла. Приверженцы ее более и более становились только пассивными нашими врагами, а многие из более влиятельных мусульман почти открыто выражали свои симпатии к «русскому богатырю», за что, до падения Ташкента, томились в яме. Вот тогда-то, продолжая победоносно идти по пустыням, хотя и испытывая неудачи (первый штурм Ташкента 2 октября 1864 г.), генерал решил занять Чимкент и затем Ташкент, что и исполнил, и ни на йоту не ошибся в расчете. Этим-то, а не пустяками, и объясняется малая потеря людей вообще.
Одно государственное, но беспристрастное лицо между прочим высчитало, что, не займи Черняев Чимкента, Ташкента и всей зачирчикской долины, эта операция, кроме времени, обошлась бы России тысячами убитых и раненых и 4-мя, а может, и более, миллионами рублей золотом [Военные операции генерала Черняева стоили Государственному казначейству около 250 тысяч бумажных денег.]. При этом оно не без иронии прибавило: «Львиная доля рублей пошла бы на путешествие и обстановку командующего войсками действовавшего отряда, его свиты и еще на какое-то учреждение».
Конечно, этому поверит каждый, кто узнал спартанскую обстановку генерала Черняева, ограниченность его личных житейских потребностей и идеальную честность относительно казенного сундука.
Мы позволили себе кстати сказать несколько слов об этой личности, которой беспристрастный судья - история - конечно, уделит одну из своих страниц, также ввиду того, что генерал Черняев сошел уже со сцены государственного механизма - следовательно, говорить можно без всякого пристрастия или расчета.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА III
О Ташкенте и Чимкенте: https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
О генерале Черняеве: см. ссылки к Главе I.
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Глава II
Сербско-турецкая война как причина поездки моей на минеральные воды в г. Каракол. - Затруднительное положение военнослужащих в Туркестанском крае в случае их заболевания. - Бабушка-ворожея. - Невыносимая дорога от Ташкента. - Нетерпеливо ожидаемая станция. - Тяжелое положение едущего с подорожной по частной надобности. - Прежнее начальство почтового округа и настоящее. - Всегда ли виноваты почтосодержатели? - Одно из растяжимых почтовых правил. - Рубль на чай. - Сидение мое на станции. - Радостная надежда. - Разочарование. - Готовый губернский секретарь, едущий по казенной надобности. - Смущение доброго смотрителя. - Торжество пьяного чиновника. - Опять сидение. - Добрый совет читателям. - Сомнительный Арарат. - Вид Чимкента с южной стороны. - Сантанинный завод Иванова и К°. - Устройство его. - Ежегодное производство. - Топливо. - Польза для края и удешевление сантанина за границей. - Затруднения предпринимателей в Туркестанском крае. - Гор. Чимкент. - Тяжелое положение и заслуги завоевателя его и Ташкента при занятии города. - Оригинальное приказание издалека. - Шнуровые книги для неполученного провианта. - Мнение псевдорусских людей. - Любовь генерала Черняева к русскому солдату. - Беззаветность последнего. - Причина успехов действий ген. Черняева в Средней Азии и небольшой потери людей. - Мнение одного государственного человека.
Приснопамятная сербско-турецкая война 1876 г. подняла свое знамя во имя прекращения зверств, совершавшихся ненавистными агарянами на Балканском полуострове, среди соплеменных нам православных христиан. Опустошение их собственности, унижение семейств, беззащитных людей, насилование жен, дочерей, поднятие на копья младенцев - все эти страшные злодейства, разразившиеся на глазах цивилизованной Европы, заставили её встрепенуться. Вздрогнули же только сердца русских людей, привыкших спасать несчастных, да не только своих, но и чужих.
Взгляните на страницы русской военной истории. Где только не проливал свою кровь и не рассыпал свои кости русский человек? Знойное небо Неаполя ему знакомо; стужа, голод, снеговые покрывала Альп ему не чужды, и не для себя он со стойкостью выносил эти муки, а для спасения королей и царств.
Династия Габсбургов вероломной, смутной дунайской империи, трещавшая с 1849 года, удержалась благодаря тому же «северному варвару, ничего не употребляющему в пищу кроме детей и сальных свеч». Кавказские скалы, упорно защищаемые славным врагом, низвергнуты русскою грудью. Туркестанские жгучие степи Адам-Крылгана [Страшная, безводная пустыня в Кизил-Кумах. В переводе на русский язык - человеческая погибель. Здесь наши войска в 1873 г. переживали критические дни.] не остановили и не смутили русского солдата.
Прошу извинить за невольное отступление от главной цели записок, но, ей-Богу, когда подумаешь только о нашем солдате, - невольно впадаешь в лиризм.
Итак, во время Сербской войны, затем - когда северный колосс, в лице незабвенного Царя-мученика, возвысил свой могучий голос и вынул царственный меч, для того чтоб довершить благое дело, начатое русским патриотом и славянским сподвижником, - кто же тогда мог оставаться пассивным зрителем и не кинуться, забыв все на свете, на этот священный призыв?
Как в 1876 г., так и после 12 апреля 1877 г., все, не только молодое, но и мало-мальски здоровое, бодро пошло за своими вождями.
Едва излечившись от креветских (бой 16 сент. 1876 г.) ран, и я, многогрешный, поспешил за своими товарищами…
Прошло 9 лет со времени достопамятной эпохи, а раны мои не переставали давать себя чувствовать. Между прочим, годы еще не ушли, служить нужно, и вот, не имея возможности воспользоваться лечением в Висбадене, Баденбадене и пр. баденах, существующих только для великих мира сего или богатых (большею частью здоровых), чтоб укрепить здоровье, расшатанное боевою обстановкою 1876-77 и 78 гг., я вспомнил об известных мне целебных водах озера Иссык-Куля.
Как бы ни были ограничены требования человека, едущего для лечения, а не для вакханалий, но и для самых необходимых нужд требовался презренный металл, а его-то и не оказывалось.
Между прочим, в настоящее время существует положение, в силу которого военнослужащие в Туркестанском военном округе не могут быть отправляемы на казенный счет для лечения минеральными водами за пределы округа.
Если же в крае не существует никаких источников, то - болеть можете, а лечение этого рода, если не имеете средств, отложите в сторону.
Правда, в Ферганской области существуют ключи Джелабод, но благодаря примитивному их устройству и, как рассказывают, почти одновременному иногда в них сидению ревматиков с сифилитиками и т. п. удовольствиям [В настоящее время, кажется, это устранено, благодаря заботам воен. медиц. инспектора тайного советника Суворова.], конечно, мало охотников ехать туда, чтобы получать вместо одной болезни две. Кроме того, там горячие ключи, следовательно, кому требуется холодное лечение, тот не может воспользоваться благом, предоставленным ему в районе расположения округа.
Превосходные целебные воды Иссык-Куля, которыми посоветовала мне пользоваться свидетельствовавшая меня комиссия врачей, хотя и находятся не более 400 верст (даже менее) от границы Туркестанского округа, но ввиду сказанного положения они недоступны для военнослужащего.
Бывают, конечно, исключения, когда различные положения человека помогают ему в этом случае: так, напр., находят какие-нибудь поручения, при которых снабжают командируемых не только прогонами, казенною подорожнею, но и суточными и пр., но это делается только для состоящих при… и т. д., а также для отмеченных, только не перстом Божиим, а… бабушкою, которая умеет ворожить. Как бы то ни было, а ехать было нужно, и безотлагательно, чтобы воспользоваться благоприятным временем. Кое-как сколотившись, я купил подорожную по частной надобности [Вы, счастливые обитатели стран, где есть железные дороги и пароходы, конечно, уже забыли о существовании подобного паспорта. Действительно счастливцы!], взял пару с колокольчиком и… думаете, помчался?.. нет, затрясся по невыносимо пыльной дороге, которая нередко от самого Ташкента до первой станции так бывает искалечена, особенно весною и осенью, что едущие иногда предпочитают пройти ее пешком. Верблюды и те тогда отказываются нести на горбах своих ноши, которые бросаются до поры до времени по обеим сторонам дорог. Исправляется она обыкновенно перед проездом большого начальства.
До станции Гиш-Купрюк (18 в.) местность еще несколько оживляется, благодаря густой растительности ташкентских садов, которые тянутся до 7-й версты от города. Затем изредка появляются вправо и влево кущи деревьев, покрывающих своею тенью 2-3 лавочки и стоящие особняком, как будто удалившиеся от пыльного Ташкента, сакли.
От Гиш-Купрюка (первая станция от Ташкента) дорога вьется желтой лентой по волнообразной, совершенно голой местности, наводящей тоску, которая переходит в раздражение благодаря мельчайшей пыли, проникающей в глаза, рот, нос и уши. Вы с нетерпением посматриваете вдаль, желая скорее увидать сиротливо стоящий белый, с серою глиняною крышей, станционный домик.
Однако удовольствие при виде его омрачается вдруг мелькнувшею мыслью (по крайней мере, так было со мною): я ведь еду по частной подорожной, в каком-то расположении духа станционный староста, благоволит ли он меня тотчас отпустить далее или, на приказание запрягать, ответит стереотипною фразою: «Лошадей нетути, почту ожидаем, часа чрез 3-4 может и поедете, если кто не подъедет по казенной подорожной» и т. п. неутешительные вещи. Не говоря уже о том, как безотрадно подобное сиденье в пустыне, какое-то обидное чувство овладевает вами при сознании, что вы поставлены в подобные условия. Несмотря на ваше положение, долголетнюю службу, недурную репутацию, вы вдруг оказываетесь во власти нередко полупьяного старосты. Вы идете на конюшню и видите, что лошадей имеется более, чем нужно.
Что тут делать? Писать в прилепленные к окну сургучом тетрадки вашу претензию? Напрасно: во-первых, все равно лошадей получите только тогда, когда на то будет милость старосты; во-вторых, благодаря особенному благорасположению бывшей во главе почтового начальства личности ко всем почтосодержателям, против каждой жалобы неизменно фигурировала одна резолюция: «Оставить без последствий».
В настоящее время новый начальник почтового округа, с другими, совершенно противоположными взглядами на положение проезжающих по тысячеверстной пустыне, как говорят, учредил и другие порядки. Слава Богу; не один раз он услышит искреннее спасибо.
Строго винить самих почтосодержателей едва ли справедливо. Нельзя же допустить, чтоб хозяин дела не желал видеть в нем всегда полный порядок и благоустройство. На одной из станций по тракту от Ташкента до Аулие-Ата мне говорили, напр., что от администрации тракта получено строгое подтверждение отнюдь не задерживать проезжающих, кто бы они ни были…
Следовательно, весь вопрос сводится к личным свойствам смотрителей, старост и ямщиков; а чужая душа - потемки, и хозяин, находясь за сотни верст от станции, конечно, не всегда может уследить и предупредить беспорядок, так тяжело отзывающийся на проезжающих. Вот тут-то почтовое начальство, казалось, и может помочь почтосодержателям, если поверку действий станционного не будет выражать одною и тою же резолюциею: «Жалобу оставить без последствий».
Существует еще одно почтовое правило, дающее полный произвол смотрителям, которое чувствительно падает на карман, далеко не обремененный.
В правилах сказано: «Если сзади повозки привязан сундук, то припрягается лишняя лошадь».
Представьте себе, что вы едете на перекладной тысячу-другую верст. Вас так расколотит, что захочется наконец и растянуться в тряской почтовой кибитке, для чего и приказываете привязать скромные пожитки на задний ход, оставляя в повозке одну только подушку и какую-нибудь мелочь, выражающуюся в фунтах: чай, сахар, табак и пр.
- Пожалуйте прогоны за лишнюю лошадь, - огорошивает вас смотритель.
- За что? - с изумлением опрашиваете вы, - до сих пор этого не было.
- Такт полагается по почтовым правилам; извольте сами посмотреть, потому что ваши вещи сзади привязаны.
- Да ведь чрез это вес не прибавился, вещи те же самые, только переложены на другое место, так как я устал, отдохнуть хочу, - убеждаете вы странного человека.
- Все равно никак нельзя иначе; я тоже человек служащий, - отвечает стоически «право имущий».
Volens-nolens вновь переселяются вещи в повозку, а вы встряхиваете на облучке ваши внутренности тысячу верст под палящим солнцем, погруженный в непроницаемые облака тончайшей пыли. Говорю это, слышав от других и испытав на собственной своей особе, когда расстался в Аулие-Ата с экипажем почтосодержателя.
Виновато ли в этом почтовое правило, не предвидевшее скудоумия станционных смотрителей или злоупотребление последних, - судить не берусь. И тут, конечно, фигурирует подорожная, смотря по тому, казенная она или частная.
Рубль на чай, как подкрепление частной подорожной, - самое действительное средство ехать безостановочно; но хорошо, если эта желтая бумажка у вас найдется, а если нет, то сидите и ждите. На одной из станций между Чимкентом и Караколом я сам был свидетелем такого случая, и их бывает немало.
Что же касается до меня, то, вероятно, благодаря тому, что почтосодержатель, как сказано выше, любезно предложил мне до известного пункта свой экипаж, путешествие мое совершилось почти безостановочно; говорю «почти», потому что только на трех станциях пришлось заслуживать милость старост. Кроме того, еще был случай сиденья, не зависящий, впрочем, от добродетелей смотрителя.
На одной злополучной станции, как нарочно самой убогой, где куриного яйца нельзя было достать, действительно все лошади оказались в разгоне. Случился почтовый день и проезжающих ранее меня было довольно. Пока одна тройка вернулась, выстоялась и наелась, прошло около 5 часов времени (а вы, читатель, нередко, мчась на всех парах чугунки, приходите в отчаяние, если по какому-нибудь случаю поезд запоздает на час), которые показались мне вечностью. Что только я ни делал: спал против всякого желания, жег одну папиросу за другою с каким-то ожесточением, зачем-то рассматривал развалившуюся около станции саклю и сложенный кучкою кизяк для топлива, словом, всеми силами старался сократить время. А так как нет той гадости, которой не было бы конца, то и я возликовал, увидя ямщика, надевающего хомуты на лошадей.
Каким красивым, хорошим показался мне при этом косоглазый киргиз. Увы! все это была иллюзия… Едва только ввели коренника в оглоблю (и коренник-то мне показался, несмотря на всю его чахлость, чуть не арабской крови), как подъехала еще почтовая повозка и из нее выскочила какая-то фигура с красным лицом, вытаращенными глазами и ухорски закинутой неопределенного цвета и фасона шапкой с кокардой. Первые же приемы показали, что мальчик (действительно, еще молодой человек) «готов».
«Лошадей!» - хрипло, но зычно крикнул новоприезжий, а сам полез за посудиной с ярлыком: «Завода Н. И. Иванова».
Посмотрев подорожную - она оказалась казенная, - смотритель взглянул на меня с каким-то смущением. Надо полагать, что и у него даже сжалось сердце за меня, потому что он подошел к энергичному служителю Фемиды (оказался - губернский секретарь) и начал его убеждать остаться, пока лошади, только что вернувшиеся, отдохнут, что всего только одна тройка и есть, ее запрягают для полковника (даже чин прибавил для вящего почтения), «которые изволят ждать вот уже 6-й час» и т. д. все в мою пользу. Сначала чиновник как будто присмирел, глотнул из посудины, и вдруг точно злой для меня гений вдохновил его: «А-а-а-по-ка-кой такой подорожной проезжает?» Этого только мы с смотрителем и боялись. Не желая, чтоб последний солгал, я сам ответил за него, что еду «по частной». Тут обстановка изменилась. Совершенно пьяный человек неистово заревел: «Лошадей! выпрягай из той повозки!» и т. д.
Я смотрел на этого субъекта безмолвно, мне даже как будто жаль его стало. Багровое лицо, глаза как будто готовые выскочить, и это бесконечное прикладывание к посудине, не смотря на 40°-ный зной, все это возбуждало во мне тяжелые чувства. Кто знает, может быть, и у него что-нибудь было, что люди бесхарактерные заливают.
Так как смотритель все еще как будто не решался, а мне надоело наконец видеть все более и более воодушевлявшегося губернского секретаря и слушать некрасивые фразы, я сказал смотрителю, что подожду других лошадей, так как сей муж по почтовым правилам может требовать мою пару. Услышав мое распоряжение, он с каким-то нахальным торжеством взглянул на меня, а на лбу его так вот и было написано: «Ну конечно, нечего и толковать! ты хоть и полковник, а на-ка выкуси!..» Еще раз глотнув, он ускакал, а я вновь сидел еще 3 часа на пыльном крылечке и, устремив грустный взор в безграничную даль, предавался размышлениям о суете мирской вообще и о величии пьяного губернского секретаря, едущего по казенной, в особенности.
Не посетуйте, благосклонные читатели, что я распространился насчет езды по частной. Это для вашей же пользы.
Если прихотливая судьба забросит вас в здешнюю Палестину, то приищите прежде бабушку, которая умеет ворожить, а если не найдете ее и все-таки имеете пламенное желание действительно служить, то не болейте. Тогда, в особенности с бабушкой, все будет законно, и вам не придется слышать: «На-ка, выкуси».
Близ станции Шарапхана, где местность все более принимает горный характер своими оврагами и буграми, составляющими оконечности предгорий Каратауского хребта, тянущегося справа, далеко от почтовой дороги, вырос довольно высокий пик Арарат. Название это он носит потому, что местные жители по преданию уверяют, что здесь остановился Ноев ковчег.
Таких Араратов, впрочем, разбросано по азиатской земле много. Каждая народность желает приписать эту честь своей стране, отвергая даже сказания библейской географии о месте нахождения его…
Подъезжая к г. Чимкенту, также покрывшему неувядаемой славой горсть русских людей в 1864 году, - с вершины спуска к этому городу пред вами открывается чрезвычайно красивый пейзаж. Широко раскинувшаяся яркая зелень садов сразу ласкает взгляд. Выглядывающие красные крыши и высокие, как будто выскочившие трубы сантанинного завода одного из энергических коммерсантов здешнего края, Иванова, мысленно переносят вас в страну далекую, родную.
После отсутствия всякой живой деятельности, выражающейся здесь только узким, мертвящим бюрократизмом, уничтожающим год за год деньги Государственного казначейства, отвыкнув видеть какую-либо фабричную производительность, основанную на эксплоатации местных богатств, кроме выделки водки и вина да гнилой маты (бумажная материя) и разных грубых изделий для азиатской потребности, этот завод, конечно, останавливает на себе внимание и напоминает как будто цивилизацию. С понятным любопытством я отправился осмотреть такое отрадное явление в здешнем крае.
Прекрасное здание выстроено вполне по образцу европейских фабрик, из жженого кирпича с железной крышей. Не удивляйтесь тому, что я упоминаю о материале, из которого построен завод. До сих пор даже в среднеазиатской столице - Ташкенте, из числа 2200 домов в русском городе из жженого кирпича имеется только десятка два и воздвигающийся собор. Даже дворец генерал-губернатора, одноэтажное, очень некрасивое здание, стоющее несколько сотен тысяч, выстроен из сырцового кирпича, т. е. необожженной глины, и поглощающий поэтому на ремонт ежегодно средним числом не одну тысячу руб. Должно быть, строители нашли выгоднее воздвигнуть подобное здание из гнилого материала…
Из числа весьма немногих пунктов земного шара (в Египте, Сирии и, кажется, в Южной Америке) долина р. Арыса, вытекающего из вершин Каратауского хребта и впадающего в Сырдарью, представляет собою богатое, самою природою насажденное месторождение цитварного семени, не уступающего своим качеством левантскому, считающемуся самым лучшим. Задавшись благою целью утилизировать местные богатства края, бесплодно сжигаемые палящим солнцем, доставить работу праздным рукам, и найдя предложения, сделанные гамбургскою фирмою (Бибер и Цибель), выгодными для сбыта сантанина (противоглистного лекарства), г. Иванов, в компании с одним оренбургским купцом, г. Савенковым, устроил в г. Чимкенте сантанинный завод.
Названный пункт для устройства завода выбран ввиду выгодного его расположения в хозяйственном отношении, главным образом вследствие близости месторождения дормены.
Близ Оренбурга существовал прежде такой же завод, но, ввиду дальности расстояния, расход на подвоз сырого материала как к этому заводу, так и к заграничным достигал огромной цифры. В настоящее время сантанин отправляется в готовом виде. Имея в виду, что из 100 п. семени получается чистого лекарства около 2 пуд., легко выводится заключение, какого громадного сбережения и, следовательно, удешевления продукта достиг предприниматель.
И действительно, сбывая чистый сантанин от 120 до 130 р. за пуд, этот завод, как мы слышали, убил заграничное производство, где цена за этот продукт доходила до 400 р. пуд.
Весь завод состоит из нескольких корпусов, весьма солидной архитектуры, окруженных густо разросшимися деревьями. Главный корпус, заключающий в себе весь механизм производства сантанина, состоит из шести обширных отделений: 1) машинное, управляющее всем заводом; 2) дифузерное для выщелачивания дормены; 3) отделение для смешивания дормены с известью; 4) кристаллизационное; 5) очистительное отделение сантанина, и 6) сушильня и укупорка.
В настоящее время на заводе работает до 50 человек. Число рабочих часов не превышает 10. Техническая сторона дела не оставляет желать ничего лучшего. Для механической выделки цитварного семени имеется 12 мельниц, 44 чана для выжимки из него сока, 4 аппарата для рафинировки его. Кроме того, существуют вспомогательные аппараты, как то: воздушные и водяные насосы, центробежные машины, вентиляторы, токарные станки и проч.
Чрезвычайно успешному ходу работ немало способствует весьма сведущий и опытный химик г. К. Он не только мастер своего дела, но, по-видимому, и большой любитель его. Надо было видеть, с каким удовольствием и как популярно он рассказывает и показывает весь процесс производства до самых мельчайших подробностей. Проведите целый день на заводе, и он не устанет учить этому делу таких профанов, как пишущий эти строки.
Немудрено, что под руководством такого специалиста косоглазые киргизы управлялись с различными машинами так же проворно и умело, как с вьючкой верблюдов.
Цитварного семени ежегодно разрабатывается до 100.000 пуд. Конечно, подобный завод требует большого количества топлива, а в местности совершенно безлесной, какою представляется долина Сыра и большинства впадающих в нее рек, в которой имеются только искусственные сады, - здесь всякое предприятие, требующее огнедействующих сооружений, оказалось бы неосуществимым. Но щедрая природа и тут явилась доброю помощницею заводовладельцу, как бы в благодарность за его предприимчивость. В долине растут в изобилии «тумар» и «курай» (кустарные и травяные виды); первое расходится в количестве 170.000 пуд., а последний 1.000.000 снопов ежегодно. Кроме того, для топлива идут остатки от переработки цитварного семени, из которых приготовляется род кирпичей - «брикеты», расходуемые до 2.000.000 штук.
Химически чистого сантанина завод может вырабатывать до 2.000 пуд. Образчики его найдены гамбургскою фирмою по качеству своему несравненно выше сравнительно с произведениями этого рода других фабрик. Сбыт продукта производится в Гамбурге и Лондоне чрез посредство названной фирмы, с которою заключен контракт.
Устройство завода обошлось до 400.000 руб. [К сожалению, говорят, что завод этот в скором времени почему-то будет закрыт. Насколько это верно и какая этому причина, - не знаю.]
Такое предприятие, как фабричное производство в здешнем крае, принося ему истинное благодеяние в смысле эксплуатации местного богатства, развития промышленности, удешевления первых житейских потребностей, доставления заработков бедному классу людей и т. п., нередко, однако, тяжело ложится на карман и заботы предпринимателя.
Первобытное состояние путей сообщения в Туркестанском генерал-губернаторстве, нередко прерываемых разлитиями рек, и отдаленность края от центра всевозможных изделий для заводов, как, напр., машин, доставка которых тянется по 4 месяца; необходимость, в случае порчи их, иметь несколько экземпляров; недостаток на месте сведущих специалистов, которых приходится приглашать из России или из-за границы за чрезвычайно дорогую цену, и множество других причин легко могут неблагоприятно отзываться на успехе предприятия.
Кармана одного недостаточно; нужно еще много энергии, предприимчивости и добросовестного отношения как к делу, так и к рабочей силе, и много нравственной, так сказать, поддержки со стороны органов власти, чтоб достичь известных результатов промышленности края.
К этому вопросу, не имея никакой претензии на авторитетность, - у меня еще будет случай вернуться. Во всяком случае, нельзя не отдать должной чести тем, которые, несмотря на все препоны, интриги и вообще разные препятствия, неустанно стремятся к достижению доброй и полезной цели.
Сам по себе г. Чимкент, после 20-летнего его завоевания, остался тем же кишлаком, каким и был. Образовался, правда, русский городок или, вернее, поселок, с уездным управлением, почтовою конторою, телеграфной станциею и несколькими домиками частных лиц, неведомо откуда пришедших. Вывеска с надписью «Винная торговля», конечно, занимает одно из первых аристократических мест.
Влево от русских улиц толпятся сакли сартовского города, приютившиеся под тенью садов, и над всем этим маленьким мирком высится своими крутыми отвесами, устроенная частью самого природою, та стена крепости, которая преграждала путь к Ташкенту, но не устояла перед грудью русского богатыря.
Если посмотреть на эту стену, припомнить, какая ничтожная горсть людей на нее ринулась против могучей силы в лице молодого, умного, с железною волею и беззаветною храбростию регента ханства Алим-Кула, защищавшего опорный пункт священного для всякого мусульманина Ташкента, то каждый беспристрастный человек серьезно призадумается. Легко воевать, когда к вашим услугам корпуса, вооруженные берданками, дальнобойною артиллериею, когда сзади стоят под ружьем резервы, готовые по первому току телеграфа мчаться по железным дорогам для поддержки, и когда в распоряжение сыплются миллионы серебряных рублей.
Русский народный витязь XIX стол. поверг к стопам своего Императора твердыни Средней Азии совсем при иной обстановке. Не армии, не миллионы рублей, а какая-то сверхъестественная мощь духа, отвага и никогда никем не сокрушимая верность Престолу, - качества, которые он сумел вдохнуть в горсть удальцов, не знавших даже наверное, будут ли они завтра иметь хоть жесткий сухарь, - вот что ему помогло.
Мало того, имея против себя многочисленные бухарские и коканские полчища впереди, сзади шла на него неустанная бомбардировка самого разнообразного свойства, начиная с задержания подкреплений и кончая вышесказанным сухарем.
Небезынтересен бывший под Ташкентом следующий факт: ожидая с часу на час, что на его отряд в 2000 чел. (в том числе денщики, артельщики, кашевары, больные и пр.) нахлынет 100-т. армия бухарцев и коканцев, имевших преимущество в вооружении не только количеством, но отчасти и качеством, этот человек, видя единственное спасение чести легендарного своего отряда в немедленном занятии г. Ташкента, ринулся на него, как вдруг, незадолго до постановки штурмовых лестниц, прискакала летучка с конвертом, в котором одно высокопоставленное лицо просит генерала Черняева или, вернее, приказывает повременить занятием Ташкента до его приезда, приблизительно месяца через два. С этим же посланным доставлены были шнуровые книги, припечатанные и скрепленные, для записки прихода и расхода провианта, который даже и не был получен.
Не увлекаемый тщеславием, а полный мыслей и забот о поддержании чести русского имени, завоеватель Ташкента гомерически расхохотался над такой неуместной шуткой и, возложив надежду на одного Бога, вложил в царскую корону еще один крупный алмаз, сокрушив силу и славу среднеазиатского владыки. Стрелы еще более ядовитые, но уже не внешнего, а внутреннего врага полетели в этого богатыря и заставили его очистить место другому.
Впоследствии приходилось слышать мнение, что все это пустяки, занять Чимкент и Ташкент ничего не стоило и. т. п. рассуждения, действительно ничего не стоющие.
В доказательство легкости побед, напр., под Ташкентом, приводили незначительность нашей потери во время штурма. На первый взгляд действительно покажется почти невероятным, что двухтысячный отряд занял город, защищаемый 30-тысячным регулярным войском, 100 т. фанатиков, вооруженных 60-ю орудиями [Цифры эти заимствованы из официальных источников.] и окруженный высокой толстой стеной, и этот отряд потерял только около 120 чел. убитыми и ранеными.
Между тем это объясняется очень просто: генерал Черняев как истинно военный человек, получивший боевое воспитание на Малаховом кургане и на грозных вершинах Кавказа, а не в канцеляриях, любит русского солдата и бережет его. Он на него смотрит не как на средство для собственного возвеличения, а как на существо высшее, выходящее из ряда обыкновенных людей; как на людей, твердо переносящих лишения и страдания, для которых нет ничего невозможного, когда священный долг призывает их исполнить волю своего Царя.
Оно ведь действительно и есть на самом деле.
«Ступай и умирай!» - приказывают ему. «Слушаю-сь, ваш-ство!» - бойко и весело отвечает вам этот святой человек. «Смотри, умирай с честью; живым в руки не давайся!» - «Рад стараться, ваш-ство!» - во всю глотку ревет эта легендарная личность. Вот и весь лексикон рассуждений русского солдата, этой опоры, славы и гордости нашей отчизны. Затем, генерал Черняев всегда был врагом таких реляций, блеск которых измеряется возможно большею потерею. Поэтому свои военные операции в Средней Азии он обставлял условиями, обеспечивающими успех при возможно меньшей трате людей. Вот в этих-то условиях, надо полагать, и заключается весь секрет небольших сравнительно жертв за все время блестящих его действий в здешнем крае.
Еще будучи молодым человеком, он имел возможность искрестить большую часть Средней Азии и изучить характер народа.
Когда открылись военные действия 1863-64-65 гг., главный блеск которых выпал на его долю, предварительное знакомство его с краем принесло громадную пользу делу. Энергичный, неустрашимый его характер в союзе с великодушным сердцем сразу приковали к нему туземцев. Слава, легендарные рассказы об нем неслись из конца в конец и вводили в смущение азиатскую власть. Бухарская партия, самая враждебная нам и самая сильная, опасная - таяла. Приверженцы ее более и более становились только пассивными нашими врагами, а многие из более влиятельных мусульман почти открыто выражали свои симпатии к «русскому богатырю», за что, до падения Ташкента, томились в яме. Вот тогда-то, продолжая победоносно идти по пустыням, хотя и испытывая неудачи (первый штурм Ташкента 2 октября 1864 г.), генерал решил занять Чимкент и затем Ташкент, что и исполнил, и ни на йоту не ошибся в расчете. Этим-то, а не пустяками, и объясняется малая потеря людей вообще.
Одно государственное, но беспристрастное лицо между прочим высчитало, что, не займи Черняев Чимкента, Ташкента и всей зачирчикской долины, эта операция, кроме времени, обошлась бы России тысячами убитых и раненых и 4-мя, а может, и более, миллионами рублей золотом [Военные операции генерала Черняева стоили Государственному казначейству около 250 тысяч бумажных денег.]. При этом оно не без иронии прибавило: «Львиная доля рублей пошла бы на путешествие и обстановку командующего войсками действовавшего отряда, его свиты и еще на какое-то учреждение».
Конечно, этому поверит каждый, кто узнал спартанскую обстановку генерала Черняева, ограниченность его личных житейских потребностей и идеальную честность относительно казенного сундука.
Мы позволили себе кстати сказать несколько слов об этой личности, которой беспристрастный судья - история - конечно, уделит одну из своих страниц, также ввиду того, что генерал Черняев сошел уже со сцены государственного механизма - следовательно, говорить можно без всякого пристрастия или расчета.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА III
О Ташкенте и Чимкенте: https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
О генерале Черняеве: см. ссылки к Главе I.