По Окраине: Путевые очерки П. И. Шрейдера. 12
По Окраине. (От Ташкента до Каракола). Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1892.
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Синим цветом выделен текст стр. 155 и 156 - это один из 7 листов, не прошедших финальную цензуру (?) и отсутствующих в обоих известных нам экземплярах книги 1893 года издания.
Глава XII
Город Каракол. - Административные соображения для основания его и выбор места. - Пространство, занимаемое Иссык-Кульским уездом. - Рост города в течение 14 лет. - Увеличившееся население. - Городская торговая. - Пчеловодство. - Школы. - Заведывающий ими М. В. Зайцев. - Борьба его с нуждами для школы. - Убавление содержания учителям. - Краткий очерк Иссык-Кульского уезда. - Неверные сведения, нередко встречаемые в печати об Окраине. - Население уезда. - Затруднительность точного его исчисления. - Безвестное существование «русского поселка». - Дикие свиньи. - Переполох в «найденном» губернатором селении.
Город Каракол (ныне Пржевальск, в память знаменитого исследователя Средней Азии ген. Пржевальского) - один из самых молодых (исключая Джаркента) в Семиречинской области. Постройка его началась в 1869 г., через 2 года после образования Иссык-Кульского уезда [Новое административное деление Семир. обл., присоединенной к Туркест. ген.-губернаторству, последовало в 1867 г. В 1882 г. названная область, а с ней и Иссык-Кульский уезд, вновь отделены от Туркест. края, и в настоящее время она составляет одну из провинций Степного генер.-губернаторства.]. Основание города в долине, прилегающей к Терскей-Тау, в 12-ти верстах от озера Иссык-Куля, было вызвано административными соображениями и необходимостью централизовать управление туземцами и вообще страною. Страна эта раскинулась с востока на запад, от Мус-Арта (входившего, до возвращения китайцам Кульджи, в пределы Русского государства) до вост. границы бывшего Кокандского ханства (ныне Ферганская область и частию Токмакский уезд), и с юга на север, от перевала Суёк (гран. Кашгара) до Буамского ущелья, всего на пространстве около 38.000 кв. верст, т. е. почти равняющемся С.-Петербургской губ. Кроме того, близкое соседство представителя русской власти с бывшим энергичным повелителем Джиты-Шаара Якуб-беком имело весьма важное политическое значение. Нельзя не пожалеть только о том, что город не поставлен ближе к озеру, где он был бы защищен от постоянного сквозняка, дующего с одной стороны из Каракольского ущелья, а с другой с Сен-Таша. В 1870 г. мне первый раз пришлось быть в зарождавшемся тогда Караколе по делам службы. Когда я приехал туда спустя 14 лет, я, конечно, не узнал его: так он разросся, зажил деятельностию и жизнию со всеми ее атрибутами. Понятно, что развитие как города, так и уезда нужно понимать, так сказать, относительно, и помнить, что Каракол - не Чикаго, а мы - не американцы. Весь город в то время состоял из дома бывшего уездного начальника Генер. штаба капит. Чайковского (основателя резиденции уездной администр.), если только можно назвать этим именем 4 деревянные стены под крышей с какой-то пристройкой, сколько мне помнится, из кашмы; затем, далеко, совершенно на стороне построенного, но весьма порядочного домика священника; «кое-каких» помещений для главных сторожей и беззаветных охранителей неприкосновенности владений Русского царя в глубокой Азии - солдатиков, и нескольких разбросанных лачуг и мазанок различных пришельцев, высматривавших «тепленькие местечки», между которыми лучше и скорее других устроились, как требует того «порядок», содержатели питейных.
Население города, по официальным сведениям того же уездного начальника, едва достигало 450 душ обоего пола, из коих наибольшее число составляло войско (312 чел.).
В настоящее же время все преобразилось до неузнаваемости. Население увеличилось более чем на 3.000 душ, половина которых - русские, остальное состоит из различных национальностей: сартов, татар, дунган и калмыков. Обширнейший пустырь с кое-где торчавшими домишками, вперемежку с мазанками, обратился в правильно распланированный городок из прямоугольных широких улиц, оживленных густолиственными деревьями и застроенных настоящими домами, во многих местах с широкими подъездными крыльцами, большими окнами, цветниками и др. удобствами. Все дело портит (правда, на окраине города) слободка, посещаемая поклонниками Эрота, состоящая из далеко не привлекательных глиняных мазанок, грозящих рухнуть.
Нельзя не пожалеть, что и в центре города имеются какие-то развалины, грозящие падением. Это, к великому прискорбию и печали командира, одно из хозяйственных помещений батареи. Впрочем, подобную «хламиду» нельзя отнести к равнодушию уездной администрации, так как она принадлежит к ведению ведомства инженерного, у которого не всегда находятся «источники» для благоустройства войскового ведомства… а особенно, если последнее за тридевять земель от главного начальства…
На площади выстроен квадратом весьма приличный гостиный двор, оживляющийся в базарные дни. Поярковые шапки русских переселенцев, съезжающихся из окрестных деревень, малахаи киргиз, чалмы сартов, щегольские тюбетейки татар, белые, черные и синие шапочки дунган и, наконец, малороссийские вышитые фартуки на разноцветных сарафанах дам местного полусвета (большею частью жены солдат), неизбежно пощелкивающих орешками и подсолнухами, особенно по воскресеньям [Базар бывает здесь два раза в неделю: в среду и воскресенье.], - так и пестреют в глазах.
Кроме этих лавок, в городе имеются несколько магазинов с бакалеями, галантереями и другими конфитюрами. Впрочем, из них громкое название «магазин» заслуживает только один верненского купца Пугасова; остальные просто какие-то забегаловки, где зачастую на требование, напр., одеколона, получаете ответ: «Был-с, да весь вышел, а вот не угодно ли вашей милости жамков?»
Я должен предупредить, что приезжему человеку, чтобы не попасться впросак, если что-нибудь нужно купить, не следует, как это случилось со мной, доверяться указаниям на станции о магазинах, а необходимо самому потрудиться обойти город.
Торопясь перебраться на озеро и не желая терять времени на розыски разных необходимых предметов для хозяйства, я обратился к станционному смотрителю, высокому испитому и с вечно подвязанными впавшими щеками человеку, с просьбою сказать, где я могу купить то-то и то-то.
Не знаю, по приятельским ли отношениям или по чему-либо другому, он указал мне на «магазин» местного Самуила.
- Первый «мангазей» здесь, лучше не найдете, все там получите.
Являюсь туда и нахожу грязную лавку, которая при входе произвела на меня такое впечатление, что мне невольно пришла в голову мысль: не обокрали ли ее ночью? Пустые полки с кое-где поставленною посудою и винными бутылками с жидкостью сомнительного содержания, прилавок с почти пустыми ящиками под стеклом, покрытым густым слоем пыли и заплеванным мухами; на левом прилавке валялся кусок какой-то ржавой рыбешки и пересохшей икры, с ползавшими на ней мухами. Такой общипанный и неопрятный вид «мангазея» привел меня в сильное смущение, и я уже хотел уходить, как приказчик спросил меня:
- Не угодно ли сахару?
Хотя дома я и был снабжен им достаточно, но, опасаясь, что останусь без него, когда он у меня выйдет, я спросил о цене.
- Недорого, г-н полковник, - предупредительно ответил мне малый, - только по пятнадцати рублей за пуд…
- Да что вы, с ума сошли! В Ташкенте он стоит десять рублей, а туда привоз дороже, чем к вам. Ведь до Тюмени идет железная дорога, а до Семипалатинска пароход, так что, не говоря уже о скорости, вы, вероятно, от этого города, не прибегая к разным дорогим и не всегда аккуратным транспортным конторам, нанимаете верблюдов довольно дешево сравнительно?
- У нас тоже есть сахар в десять рублей пуд, но прежнего привоза стоит пятнадцать рублей.
- Да вы дайте, который стоит десять рублей, мне решительно все равно: прежний он или нынешний.
- Нет-с, эвтово никак не возможно сделать, потому как дорогой товар, значит, будет лежать, а новый подешевле продаваться, так совсем в убыток будет, и «хузяин» не приказал продавать новый сахар в десять рублев, покелева не продадится старый в пятнадцать рублев пуд.
«Ну, - думаю себе, - действительно самуиловские соображения…»
Городская торговля мануфактурами, ситцами преимущественно ярких цветов, миткалем, холстами, бакалеями, фабричными железными и медными изделиями и пр. сосредоточивается преимущественно в руках гостинодворцев-татар - казанских, касимовских и других выходцев ногайского племени - и сартов, сбывающих товар главным образом кочевому населению за деньги или обменивая его на сырье и скот.
В Караколе и близ него имеются несколько мыловаренных заводов, которые вырабатывают мыло, конечно, самого простого сорта, и неизбежная пивоварня Иванова.
В самом городе обращает на себя внимание пчеловодство, которое, благодаря климатическим условиям и богатству местной флоры, все более и более развивается. Почин этого полезного дела принадлежит многим из членов местной администрации. Примеру их последовали некоторые горожане и поселенцы, так что, несмотря на недавнее начало, в то время (1886 г.) в разных местах насчитывается более 2.000 пчелиных ульев. Нужно ожидать, что в будущем эта прекрасная промышленность примет весьма обширные размеры, так как, кроме местного сбыта меда и воска, эти продукты вывозятся и в Китай, Ташкент, Самарканд, и при незначительности первоначальной затраты капитала дает солидный дивиденд.
Иссык-Кульский уезд кто-то назвал «пчелиным». Если это ирония, то едва ли удачная, потому что дело пчеловодства заслуживает подражания. Это ведь не кабак, не какое-либо гешефтмахерство, развращающее нравственность и обездоливающее бедняков, а труд действительно «пчелиный», а следовательно, весьма полезный.
Дело образования юношества в Караколе, как детей русских жителей различных сословий, так и многих инородцев, если принять во внимание весьма скудные средства, отпускаемые на местные школы и сравнительно небольшое население города, выдается чрезвычайно широким развитием и поставлено на весьма солидное и прочное основание. Пока там существует только 2-классное училище для 80 мальчиков и 30 девочек, но надеются, что высшая администрация края даст возможность устроить 3-классное. Система образования, какой придерживаются местные педагоги, главным образом заключается в элементарном ознакомлении учащихся с такими сведениями и познаниями, которые могут быть особенно полезны в практической жизни и дать хлеб будущим кормильцам бедных родителей.
Мужская школа обильно снабжена всеми необходимыми учебными пособиями, географическими картами, моделями и даже, что трудно было ожидать, физическим кабинетом, особенно охотно посещаемым детьми, с сосредоточенным вниманием слушающими наглядные объяснения явлений природы и физических ее законов.
Будучи заинтересованным этим прекрасным учреждением, я воспользовался любезным разрешением заведывающего школами Мих. Вас. Зайцева и зашел туда во время классов; пробыл я там более 1½ часа и, откровенно говоря, вынес самое отрадное впечатление. Как было сказано мною раньше, несмотря на крайний недостаток ресурсов, ассигнуемых у нас вообще на дело народного образования, здесь всюду невольно бросается в глаза замечательное благоустройство, какая-то, если можно так выразиться, законченность, внимание и предусмотрительность со стороны педагога.
Помещение, далеко не достаточное и плохо ремонтированное, содержится в высшей степени чисто. Сами мальчики приучаются прежде всего к порядку во всех отношениях. Чистые, опрятные молодые личики их дышат здоровьем, весельем и в то же время какою-то сдержанностью и порядочностью.
Приятно было слушать ответы вызванных мальчиков даже из более слабых. Застенчивости не заметно было, но не видно было тоже никакой шероховатости или ухваток, что нередко встречается в простолюдинах. Мне потом рассказывали некоторые из родителей, что отношение каракольского учителя к воспитанникам школы самое семейное: никаких запугиваний, а тем более репрессалий он не допускает. Разумные, облеченные в самую мягкую форму внушения, действующие на самолюбие мальчика и приохочивающие его к книге и знанию, - вот все меры, которые он положил в основу своей системы и достиг этим блестящих результатов.
Религиозно-нравственное воспитание идет здесь рука об руку с научным делом: любовь к родителям, к своим ближним, верность заповедям Божиим и Государю, польза труда и вред праздности, - вот содержание бесед, которые почтенный Мих. Вас. ведет со своими учениками.
Мне пришлось слышать во время богослужения прекрасный хор певчих, организованный тем же достойным педагогом из воспитанников каракольской школы. Отрадное чувство овладело мною, слушая стройное пение молодых свежих голосов в этом захолустье, у подножия льдов и снегов Тиан-Шана.
Нужно отдать полную справедливость г. Зайцеву, что он действительно стоит на высоте своего призвания. Нужно сказать, что, обладая университетским образованием и всеми необходимыми нравственными инстинктами для воспитания юношества, он, к сожалению, все-таки нередко находится в затруднительном положении, встречая на пути преграды материального свойства. Нужно бы для школы и того и другого, но где их взять?..
Еще более тяжко пришлось бы г. Зайцеву, если бы не подоспел на помощь ему своим официальным положением такой просвещенный и сердечный человек, как уеэдный начальник Ив. Алекс. Колпаковский, питомец Казанского университета. Благодаря ему, как я говорил выше, устроилась оплата питейных заведений, которая, вместе с пожертвованиями некоторых местных торговцев, дает школе возможность иметь пока все необходимое. Но если приедет другой начальник уезда, о чем носятся смутные слухи, который не отнесется так же сочувственно к делу просвещения, тогда что? Складывай тогда, Мих. Вас., оружие и запирай лавочку…
По поводу замечательного педагога и высоко образованного человека, о котором идет речь, мне нередко приходилось слышать мнение, что место ему не в глуши, в Караколе, а где-нибудь там, повыше, на кафедре.
Нельзя не согласиться с этим в смысле личного положения этого человека. Такие люди должны быть на виду, так как только в подобном случае их оценивают по достоинству. С другой стороны, именно такие личности, отдавшие себя всецело делу во имя высокой идеи, и должны быть назначаемы в подобную глушь, где просвещение в зародыше и где основание сознания его пользы могут положить люди не только с образованием, но и с такими личными качествами, как Мих. Вас., отрешившийся от своего я, люди, готовые на аскетизм. Ведь это те же миссионеры алеутских тундр, и то же младенческое состояние страны. Дело только в том, что такие деятели должны быть обставлены иначе. В противном случае, как бы ни велика была их энергия, любовь к делу, идеальные стремления к осуществлению самых полезных желаний и целей, но будучи обездоленными, находясь постоянно в нужде, перебиваясь со дня на день, ведь не только дело, но и сама жизнь им опротивеет!..
Здесь кстати упомянуть о том едва ли нормальном распоряжении, какое недавно последовало относительно таких почтенных людей, как воспитатели юношества в Караколе, Сазановке, Преображенском и Сливкине, а может быть, и относительно других проповедников науки. Содержание их и без того было настолько ограничено, что они едва сводили концы с концами, а тут взяли да одним росчерком пера еще убавили его…
Экономия, сокращение расходов - вот та современная эпидемия, которая сокрушает и разоряет прежде всего неимущих. Правительство, заботясь о поправлении финансов страны, надо полагать, и не подозревает, что меры для повышения нашего рубля, систематически убиваемого немцем, прежде всего падают своею тяжестью на бедных людей… Те же, кому много дано, остаются неприкосновенны, а между тем из этих счастливцев едва ли кто-нибудь мог бы быть, напр., учителем, да еще таким, о котором сказано выше.
Я сказал все, что мог, о городе Караколе, руководствуясь личными наблюдениями и сравнением современного его развития с 14-летней давностью. Теперь позволю себе изложить беглый очерк Иссык-Кульского уезда, ограничиваясь тою рамкою и формою, в которые могут быть включены путевые очерки [В 1872 г. мне пришлось вновь быть в Караколе, по делам службы.].
Я не мог бы представить с такою смелостью приводимые мною ниже сведения, если бы не имел под рукою, назависимо официозных данных, весьма серьезного обзора уездного управления за 1885 г. и др. солидных источников.
О границах, замыкающих Иссык-Кульский уезд горными массами, также о протяжении его с севера на юг и с востока на запад, было уже сказано раньше.
Население Иссык-Кульского уезда, как и вообще в Средней Азии, весьма негустое, сравнительно с обширностью района. В настоящее время, по сведениям уездного управления, оно насчитывается всего до 70.000 душ кочевников, не считая прибывающих из других уездов для присоединения к своим родичам или по другим причинам, хотя нужно заметить, что при основании уезда население его не превышало 40.000 д. [Ежегодник. Стат. свед. Турк. края.]
Необходимо принять во внимание еще то обстоятельство, что движение и рост кочевых народов весьма трудно усчитать, в чем сознается и сама администрация [Отчет уездного управления за 1885 г.]. Оседлому жителю трудно уйти или прибыть незамеченным с недвижимым имуществом, номад же, сложив юрту на верблюда, свободно может перекочевывать из одного уезда в другой или из волости в волость, а особенно в местностях, изрезанных горными трущобами, если он к том же находится по каким-либо экономическим и др. соображениям под покровительством биев, аульных старшин и др. инородческих властей.
Отсюда путаница в переписи, а с нею и неверное исчисление населения. Нельзя, впрочем, сказать с уверенностью, что даже там, где мы имеем дело с оседлым народонаселением, цифры последнего были бы точные.
Вот, если хотите, один факт анекдотического характера об этом оседлом населении. Не смотрите, добрый читатель, на него как на фантазию пишущего эти строки. За что купил, за то и продаю.
Неизвестно было, что в одном из среднеазиатских маленьких царств (тут что ни уезд, то царство), где горы высокие, пропасти глубокие, где только хищный зверь ходит да орлы пролетают, где шумят вековые леса, расстилаются роскошные нивы, блещут кристаллом горные ручьи, существовал целый русский поселок. Открылся он совершенно случайно, следующим образом: бывший губернатор одной из областей был из числа тех любопытных деятелей, которым до всего есть дело, для которых ни трущоб, ни горных высей не существует. Сел на коня, взмахнул нагайкой, да и поехал. Уездный же начальник (его давно уже сплавили) не понимал другой езды, как только в покойном экипаже, вследствие чего он о таких пунктах вверенной ему провинции, где коляска пройти не могла, знал или по «наслышке», или совсем не ведал… Это был один из таких субъектов, который глубоко убежден, что не он для уезда, а уезд, как какой-нибудь «пашалык», для него существует. Однажды энергичного губернатора одолело любопытство посмотреть, что за Палестина такая, куда, по уверению главы уезда, нет ни проходу, ни проезду, а между тем она лежит в районе этого уезда, да еще соприкасается с китайской границей.
Поехали, конечно, верхом. Уездный начальник, хотя еще и молодой человек, едва поспевал за своим губернатором и его свитой. Он был в большом смущении и, кажется, не столько от ожидания, какие «новости» могут открыться в неизвестной, хотя и управляемой им, «недоступной» сторонке, сколько от «непривычного» для него способа передвижения «куда-то» и «неведомо» зачем… [Это было (действительный факт) в конце 1860-х гг., как потом мне пришлось убедиться. Уездный начальник был один из моих дальних родственников.] Сколько времени они ехали, доподлинно сказать не могу, но всему бывает конец. После множества спусков в темные и обрывистые овраги, покрытые лесом, и после подъемов на поднебесные выси, перед всадниками наконец развернулась роскошная, как раскинутый зеленый ковер, долина. Вдруг у подножия одного из утесов с хрюканием, как бы приветствуя нежданных гостей, появилось стадо свиней, а за ними с длинной хворостиной пастух, мальчик из уроженцев… не более не менее, как одной из великороссийских губерний, с традиционно всклоченными, как спутавшаяся шерсть, грязными волосами, едва прикрытыми, вероятно, тятькиной, сползшей на глаза шапкой, в рваных штанишках, какой-то куцавейке, и с босыми, утратившими от загара и грязи натуральный цвет, исколотыми, закорузлыми ногами…
Все остановились в полном недоумении…
- Э-э-то что такое? - обратился генерал к уездному начальнику, указывая на мирно пасшихся свиней и остолбеневшего мальчика.
- Это… это, ваше превосходительство, дикие, их тут много водится, - отвечал с развязностью находчивый Хлестаков новейшей формации.
- Ди-и-кие? - протяжно произнес губернатор, бросив на уездного начальника жгучий взгляд и дернув себя за длинный ус, что он обыкновенно делал в минуты сильного волнения, и затем хотел было обратиться с вопросом к мальчику, но тот вдруг повернулся и с каким-то действительно диким ревом и плачем начал улепетывать во все лопатки от никогда не виданных всадников.
Хлестко шлепнула нагайка генерала по лошади; крупною рысью поехал он со свитою вслед за мальчиком, и перед ними, еще к большему изумлению их, точно из земли выросла самая глубокороссийская деревушка, со всеми ее атрибутами. Несколько времени спустя показались шершавые русские мужички и, разиня рот, вытаращив глаза, точно приросли к месту при виде скакавшей к ним группы.
- А это, тоже дикие? - придержав коня, обратился губернатор, каким-то шипящим голосом, к совсем съежившемуся в седле уездному начальнику и, не дождавшись ответа, поскакал к более и более выползавшим из домиков крестьянам, вероятно, взбаломученным пастухом, принесшим страшную весть о нашествии неведомых народов.
- Кто вы такие, откуда, когда пришли сюда, кто вам отвел место? - и т. п. вопросами засыпал генерал оторопевших «диких», стараясь, несмотря на вулкан, кипевший в нем, говорить по возможности мягче.
- Российские, ваша милость, российские, значит, мы будем, - отвечали они, ободренные ласковым обращением могучего по виду человека.
- Ну, российские, да как вы попали сюда и кто дал вам позволение поселиться? - вновь повторил свой вопрос генерал.
- Да вот, - затянул давно известную и невеселую песню один из стариков, - на нашей стороне земля один этот камень да песок, хлебушка, почитай, как пошли оттедова, третий год не родится, а подати эти, значит, подавай, а где их взять-то? Исправник ли, становой, али волостной писарь как наедут, так один разор. Все боле недоимки взыскивают. Коровенка ли попадется али кака друга́ скотинка, берут. А тут ребятишки малые, глупые ишшо, а все пить-есть хотят… Куды деться-то? Думали мы, гадали, да вот обчеством так и положили идти, мол, в эту самую Сибирь… Много туда ушло, ну и ничего, не жалятся… Ходаки, значит, сказывали… Продали мы нашу домашность, а много ли и было-то? Кое-как Христовым именем пришли в Томскую губернию. Ну, там что-то не глянулось. Вот мы опять пошли. Шли, шли. Известно, дороги не знаем, потому не землемеры… Много гор прошли, а уж эвти самые пропасти, и… Боже мой, не перечесть!.. По дороге, почитай, немало схоронили баб да ребятишек. Думали, и нам тут конец; да ничего, Господь вынес; молились мы Ему не однова́. Как дошли до этих местов да глянули, и думаем себе: вот благодать-то, всего вдоволь! Лес ли тебе, пашня ли, все есть… Вот бы где селиться, да как? Поди, земля чужая, к ответу притянут… Положим, пачпорта, известно дело, при нас; не беглые какие. Вот, значит, мы притомившись были, ночевать полагали на этой самой речонке; больно уж светлая да скусная вода в ней… Расставили тележонки, коней спутали. Сидим, значит, макаем сухари, кои дали Христа ради солдаты, дай Бог им доброго здоровья. Домой они шли али куда, кто их знает. Глянь вот, как и ваша милость, едут человек пятнадцать али поболе, в халатах, а на голове шапки вострые; нас и оторопь взяла. Теперь-то мы знаем, зовутся малахаи, а тады невдомек. У одного и кисточка лисья болтается [В Киргизских степях у более зажиточных или у волостных управителей обыкновенно пришивается какая-нибудь кисточка на головном уборе.]. Глядим мы на них и думаем промеж себя: каки таки люди? Ну ничего! Они, значит, тоже остановились и смотрят на нас. Малость что-то поболтали по-своему. Смотрим, один выезжает. Халат на нем, кажись, плисовый, только покороче других; пояс позументовый, сабля, значит, сбоку, такая кривая, и шапка, только совсем другая, круглая и мехом опушенная, прямо к нам. Что, мол, вы за люди такие, говорит, ну чисто по-российски. Мы просто диву дались. Облик как бы и не наш, а говорит что любой парнюха. Вот он подъехал к нам вплоть и опять допрашивать стал: кто мы, откуда и зачем пришли? Ну мы, значит, все как есть сказали ему, как и вашей милости. Тады он опять отъехал к тому, у коего на голове была шапка с кисточкой, и только малость покалякал, как все они повернули назад, а этот-то, толмачом (переводчиком) называется, опять к нам и говорит: «Ну, коли глянется тут вам, так и селитесь, я еще побываю здесь». Так-то вот мы тут и живем, подушные так саму пустяковину платим эвтому киргизскому «салтану» или какой он такой, верно-то и не знаем. Известно, мы люди темные, и ничего, благодарение Богу, никто нас не обижает.
Долго бы, вероятно, словоохотливый «дикарь» продолжал свой рассказ, если бы генерал, у которого все время только скулы ходили, да по временам блестевшие от гнева глаза искали куда-то спрятавшегося уездного начальника, не остановил старика, направившись в поселок. Не останавливаясь там, он поехал обратно, решив разыскать «киргизского салтана» и привести в известность историю о «диких свиньях и их хозяевах».
Если во всем этом заключается хоть половина правды, то можно уже судить о точности цифры населения вообще, и особенно кочевого, раскинувшегося по местности, изрытой «недоступными» горными захолустьями, по уверению сибарита - начальника уезда.
Временно упраздненная организационная комиссия в Туркестанском крае ныне вновь восстановлена. Учреждение это, бесспорно, полезно как подспорье уездной администрации, а подчас, пожалуй, и как контроль последней, в смысле поверки действительно проживающего в уезде податного сословия. Достигает ли она цели и окупаются ли государственные расходы на содержание этой комиссии, не берусь решать по своей некомпетентности в этом…
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА XIII
Описания населенных мест (Семиреченская область): https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Карта (Ряд III. Лист 10. Верный, Пишпек, Пржевальск): https://rus-turk.livejournal.com/633017.html
П. И. Шрейдер. По Окраине. Путевые очерки. - СПб.: тип. В. В. Комарова, 1893.
Глава I. Глава II. Глава III. Глава IV. Глава V. Глава VI. Глава VII (начало). Глава VII (окончание). Глава VIII. Глава IX. Глава X (начало). Глава X (окончание). Глава XI (начало). Глава XI (окончание). Глава XII. Глава XIII (начало). Глава XIII (окончание). Глава XIV (начало). Глава XIV (окончание).
Синим цветом выделен текст стр. 155 и 156 - это один из 7 листов, не прошедших финальную цензуру (?) и отсутствующих в обоих известных нам экземплярах книги 1893 года издания.
Глава XII
Город Каракол. - Административные соображения для основания его и выбор места. - Пространство, занимаемое Иссык-Кульским уездом. - Рост города в течение 14 лет. - Увеличившееся население. - Городская торговая. - Пчеловодство. - Школы. - Заведывающий ими М. В. Зайцев. - Борьба его с нуждами для школы. - Убавление содержания учителям. - Краткий очерк Иссык-Кульского уезда. - Неверные сведения, нередко встречаемые в печати об Окраине. - Население уезда. - Затруднительность точного его исчисления. - Безвестное существование «русского поселка». - Дикие свиньи. - Переполох в «найденном» губернатором селении.
Город Каракол (ныне Пржевальск, в память знаменитого исследователя Средней Азии ген. Пржевальского) - один из самых молодых (исключая Джаркента) в Семиречинской области. Постройка его началась в 1869 г., через 2 года после образования Иссык-Кульского уезда [Новое административное деление Семир. обл., присоединенной к Туркест. ген.-губернаторству, последовало в 1867 г. В 1882 г. названная область, а с ней и Иссык-Кульский уезд, вновь отделены от Туркест. края, и в настоящее время она составляет одну из провинций Степного генер.-губернаторства.]. Основание города в долине, прилегающей к Терскей-Тау, в 12-ти верстах от озера Иссык-Куля, было вызвано административными соображениями и необходимостью централизовать управление туземцами и вообще страною. Страна эта раскинулась с востока на запад, от Мус-Арта (входившего, до возвращения китайцам Кульджи, в пределы Русского государства) до вост. границы бывшего Кокандского ханства (ныне Ферганская область и частию Токмакский уезд), и с юга на север, от перевала Суёк (гран. Кашгара) до Буамского ущелья, всего на пространстве около 38.000 кв. верст, т. е. почти равняющемся С.-Петербургской губ. Кроме того, близкое соседство представителя русской власти с бывшим энергичным повелителем Джиты-Шаара Якуб-беком имело весьма важное политическое значение. Нельзя не пожалеть только о том, что город не поставлен ближе к озеру, где он был бы защищен от постоянного сквозняка, дующего с одной стороны из Каракольского ущелья, а с другой с Сен-Таша. В 1870 г. мне первый раз пришлось быть в зарождавшемся тогда Караколе по делам службы. Когда я приехал туда спустя 14 лет, я, конечно, не узнал его: так он разросся, зажил деятельностию и жизнию со всеми ее атрибутами. Понятно, что развитие как города, так и уезда нужно понимать, так сказать, относительно, и помнить, что Каракол - не Чикаго, а мы - не американцы. Весь город в то время состоял из дома бывшего уездного начальника Генер. штаба капит. Чайковского (основателя резиденции уездной администр.), если только можно назвать этим именем 4 деревянные стены под крышей с какой-то пристройкой, сколько мне помнится, из кашмы; затем, далеко, совершенно на стороне построенного, но весьма порядочного домика священника; «кое-каких» помещений для главных сторожей и беззаветных охранителей неприкосновенности владений Русского царя в глубокой Азии - солдатиков, и нескольких разбросанных лачуг и мазанок различных пришельцев, высматривавших «тепленькие местечки», между которыми лучше и скорее других устроились, как требует того «порядок», содержатели питейных.
Население города, по официальным сведениям того же уездного начальника, едва достигало 450 душ обоего пола, из коих наибольшее число составляло войско (312 чел.).
В настоящее же время все преобразилось до неузнаваемости. Население увеличилось более чем на 3.000 душ, половина которых - русские, остальное состоит из различных национальностей: сартов, татар, дунган и калмыков. Обширнейший пустырь с кое-где торчавшими домишками, вперемежку с мазанками, обратился в правильно распланированный городок из прямоугольных широких улиц, оживленных густолиственными деревьями и застроенных настоящими домами, во многих местах с широкими подъездными крыльцами, большими окнами, цветниками и др. удобствами. Все дело портит (правда, на окраине города) слободка, посещаемая поклонниками Эрота, состоящая из далеко не привлекательных глиняных мазанок, грозящих рухнуть.
Нельзя не пожалеть, что и в центре города имеются какие-то развалины, грозящие падением. Это, к великому прискорбию и печали командира, одно из хозяйственных помещений батареи. Впрочем, подобную «хламиду» нельзя отнести к равнодушию уездной администрации, так как она принадлежит к ведению ведомства инженерного, у которого не всегда находятся «источники» для благоустройства войскового ведомства… а особенно, если последнее за тридевять земель от главного начальства…
На площади выстроен квадратом весьма приличный гостиный двор, оживляющийся в базарные дни. Поярковые шапки русских переселенцев, съезжающихся из окрестных деревень, малахаи киргиз, чалмы сартов, щегольские тюбетейки татар, белые, черные и синие шапочки дунган и, наконец, малороссийские вышитые фартуки на разноцветных сарафанах дам местного полусвета (большею частью жены солдат), неизбежно пощелкивающих орешками и подсолнухами, особенно по воскресеньям [Базар бывает здесь два раза в неделю: в среду и воскресенье.], - так и пестреют в глазах.
Кроме этих лавок, в городе имеются несколько магазинов с бакалеями, галантереями и другими конфитюрами. Впрочем, из них громкое название «магазин» заслуживает только один верненского купца Пугасова; остальные просто какие-то забегаловки, где зачастую на требование, напр., одеколона, получаете ответ: «Был-с, да весь вышел, а вот не угодно ли вашей милости жамков?»
Я должен предупредить, что приезжему человеку, чтобы не попасться впросак, если что-нибудь нужно купить, не следует, как это случилось со мной, доверяться указаниям на станции о магазинах, а необходимо самому потрудиться обойти город.
Торопясь перебраться на озеро и не желая терять времени на розыски разных необходимых предметов для хозяйства, я обратился к станционному смотрителю, высокому испитому и с вечно подвязанными впавшими щеками человеку, с просьбою сказать, где я могу купить то-то и то-то.
Не знаю, по приятельским ли отношениям или по чему-либо другому, он указал мне на «магазин» местного Самуила.
- Первый «мангазей» здесь, лучше не найдете, все там получите.
Являюсь туда и нахожу грязную лавку, которая при входе произвела на меня такое впечатление, что мне невольно пришла в голову мысль: не обокрали ли ее ночью? Пустые полки с кое-где поставленною посудою и винными бутылками с жидкостью сомнительного содержания, прилавок с почти пустыми ящиками под стеклом, покрытым густым слоем пыли и заплеванным мухами; на левом прилавке валялся кусок какой-то ржавой рыбешки и пересохшей икры, с ползавшими на ней мухами. Такой общипанный и неопрятный вид «мангазея» привел меня в сильное смущение, и я уже хотел уходить, как приказчик спросил меня:
- Не угодно ли сахару?
Хотя дома я и был снабжен им достаточно, но, опасаясь, что останусь без него, когда он у меня выйдет, я спросил о цене.
- Недорого, г-н полковник, - предупредительно ответил мне малый, - только по пятнадцати рублей за пуд…
- Да что вы, с ума сошли! В Ташкенте он стоит десять рублей, а туда привоз дороже, чем к вам. Ведь до Тюмени идет железная дорога, а до Семипалатинска пароход, так что, не говоря уже о скорости, вы, вероятно, от этого города, не прибегая к разным дорогим и не всегда аккуратным транспортным конторам, нанимаете верблюдов довольно дешево сравнительно?
- У нас тоже есть сахар в десять рублей пуд, но прежнего привоза стоит пятнадцать рублей.
- Да вы дайте, который стоит десять рублей, мне решительно все равно: прежний он или нынешний.
- Нет-с, эвтово никак не возможно сделать, потому как дорогой товар, значит, будет лежать, а новый подешевле продаваться, так совсем в убыток будет, и «хузяин» не приказал продавать новый сахар в десять рублев, покелева не продадится старый в пятнадцать рублев пуд.
«Ну, - думаю себе, - действительно самуиловские соображения…»
Городская торговля мануфактурами, ситцами преимущественно ярких цветов, миткалем, холстами, бакалеями, фабричными железными и медными изделиями и пр. сосредоточивается преимущественно в руках гостинодворцев-татар - казанских, касимовских и других выходцев ногайского племени - и сартов, сбывающих товар главным образом кочевому населению за деньги или обменивая его на сырье и скот.
В Караколе и близ него имеются несколько мыловаренных заводов, которые вырабатывают мыло, конечно, самого простого сорта, и неизбежная пивоварня Иванова.
В самом городе обращает на себя внимание пчеловодство, которое, благодаря климатическим условиям и богатству местной флоры, все более и более развивается. Почин этого полезного дела принадлежит многим из членов местной администрации. Примеру их последовали некоторые горожане и поселенцы, так что, несмотря на недавнее начало, в то время (1886 г.) в разных местах насчитывается более 2.000 пчелиных ульев. Нужно ожидать, что в будущем эта прекрасная промышленность примет весьма обширные размеры, так как, кроме местного сбыта меда и воска, эти продукты вывозятся и в Китай, Ташкент, Самарканд, и при незначительности первоначальной затраты капитала дает солидный дивиденд.
Иссык-Кульский уезд кто-то назвал «пчелиным». Если это ирония, то едва ли удачная, потому что дело пчеловодства заслуживает подражания. Это ведь не кабак, не какое-либо гешефтмахерство, развращающее нравственность и обездоливающее бедняков, а труд действительно «пчелиный», а следовательно, весьма полезный.
Дело образования юношества в Караколе, как детей русских жителей различных сословий, так и многих инородцев, если принять во внимание весьма скудные средства, отпускаемые на местные школы и сравнительно небольшое население города, выдается чрезвычайно широким развитием и поставлено на весьма солидное и прочное основание. Пока там существует только 2-классное училище для 80 мальчиков и 30 девочек, но надеются, что высшая администрация края даст возможность устроить 3-классное. Система образования, какой придерживаются местные педагоги, главным образом заключается в элементарном ознакомлении учащихся с такими сведениями и познаниями, которые могут быть особенно полезны в практической жизни и дать хлеб будущим кормильцам бедных родителей.
Мужская школа обильно снабжена всеми необходимыми учебными пособиями, географическими картами, моделями и даже, что трудно было ожидать, физическим кабинетом, особенно охотно посещаемым детьми, с сосредоточенным вниманием слушающими наглядные объяснения явлений природы и физических ее законов.
Будучи заинтересованным этим прекрасным учреждением, я воспользовался любезным разрешением заведывающего школами Мих. Вас. Зайцева и зашел туда во время классов; пробыл я там более 1½ часа и, откровенно говоря, вынес самое отрадное впечатление. Как было сказано мною раньше, несмотря на крайний недостаток ресурсов, ассигнуемых у нас вообще на дело народного образования, здесь всюду невольно бросается в глаза замечательное благоустройство, какая-то, если можно так выразиться, законченность, внимание и предусмотрительность со стороны педагога.
Помещение, далеко не достаточное и плохо ремонтированное, содержится в высшей степени чисто. Сами мальчики приучаются прежде всего к порядку во всех отношениях. Чистые, опрятные молодые личики их дышат здоровьем, весельем и в то же время какою-то сдержанностью и порядочностью.
Приятно было слушать ответы вызванных мальчиков даже из более слабых. Застенчивости не заметно было, но не видно было тоже никакой шероховатости или ухваток, что нередко встречается в простолюдинах. Мне потом рассказывали некоторые из родителей, что отношение каракольского учителя к воспитанникам школы самое семейное: никаких запугиваний, а тем более репрессалий он не допускает. Разумные, облеченные в самую мягкую форму внушения, действующие на самолюбие мальчика и приохочивающие его к книге и знанию, - вот все меры, которые он положил в основу своей системы и достиг этим блестящих результатов.
Религиозно-нравственное воспитание идет здесь рука об руку с научным делом: любовь к родителям, к своим ближним, верность заповедям Божиим и Государю, польза труда и вред праздности, - вот содержание бесед, которые почтенный Мих. Вас. ведет со своими учениками.
Мне пришлось слышать во время богослужения прекрасный хор певчих, организованный тем же достойным педагогом из воспитанников каракольской школы. Отрадное чувство овладело мною, слушая стройное пение молодых свежих голосов в этом захолустье, у подножия льдов и снегов Тиан-Шана.
Нужно отдать полную справедливость г. Зайцеву, что он действительно стоит на высоте своего призвания. Нужно сказать, что, обладая университетским образованием и всеми необходимыми нравственными инстинктами для воспитания юношества, он, к сожалению, все-таки нередко находится в затруднительном положении, встречая на пути преграды материального свойства. Нужно бы для школы и того и другого, но где их взять?..
Еще более тяжко пришлось бы г. Зайцеву, если бы не подоспел на помощь ему своим официальным положением такой просвещенный и сердечный человек, как уеэдный начальник Ив. Алекс. Колпаковский, питомец Казанского университета. Благодаря ему, как я говорил выше, устроилась оплата питейных заведений, которая, вместе с пожертвованиями некоторых местных торговцев, дает школе возможность иметь пока все необходимое. Но если приедет другой начальник уезда, о чем носятся смутные слухи, который не отнесется так же сочувственно к делу просвещения, тогда что? Складывай тогда, Мих. Вас., оружие и запирай лавочку…
По поводу замечательного педагога и высоко образованного человека, о котором идет речь, мне нередко приходилось слышать мнение, что место ему не в глуши, в Караколе, а где-нибудь там, повыше, на кафедре.
Нельзя не согласиться с этим в смысле личного положения этого человека. Такие люди должны быть на виду, так как только в подобном случае их оценивают по достоинству. С другой стороны, именно такие личности, отдавшие себя всецело делу во имя высокой идеи, и должны быть назначаемы в подобную глушь, где просвещение в зародыше и где основание сознания его пользы могут положить люди не только с образованием, но и с такими личными качествами, как Мих. Вас., отрешившийся от своего я, люди, готовые на аскетизм. Ведь это те же миссионеры алеутских тундр, и то же младенческое состояние страны. Дело только в том, что такие деятели должны быть обставлены иначе. В противном случае, как бы ни велика была их энергия, любовь к делу, идеальные стремления к осуществлению самых полезных желаний и целей, но будучи обездоленными, находясь постоянно в нужде, перебиваясь со дня на день, ведь не только дело, но и сама жизнь им опротивеет!..
Здесь кстати упомянуть о том едва ли нормальном распоряжении, какое недавно последовало относительно таких почтенных людей, как воспитатели юношества в Караколе, Сазановке, Преображенском и Сливкине, а может быть, и относительно других проповедников науки. Содержание их и без того было настолько ограничено, что они едва сводили концы с концами, а тут взяли да одним росчерком пера еще убавили его…
Экономия, сокращение расходов - вот та современная эпидемия, которая сокрушает и разоряет прежде всего неимущих. Правительство, заботясь о поправлении финансов страны, надо полагать, и не подозревает, что меры для повышения нашего рубля, систематически убиваемого немцем, прежде всего падают своею тяжестью на бедных людей… Те же, кому много дано, остаются неприкосновенны, а между тем из этих счастливцев едва ли кто-нибудь мог бы быть, напр., учителем, да еще таким, о котором сказано выше.
Я сказал все, что мог, о городе Караколе, руководствуясь личными наблюдениями и сравнением современного его развития с 14-летней давностью. Теперь позволю себе изложить беглый очерк Иссык-Кульского уезда, ограничиваясь тою рамкою и формою, в которые могут быть включены путевые очерки [В 1872 г. мне пришлось вновь быть в Караколе, по делам службы.].
Я не мог бы представить с такою смелостью приводимые мною ниже сведения, если бы не имел под рукою, назависимо официозных данных, весьма серьезного обзора уездного управления за 1885 г. и др. солидных источников.
О границах, замыкающих Иссык-Кульский уезд горными массами, также о протяжении его с севера на юг и с востока на запад, было уже сказано раньше.
Население Иссык-Кульского уезда, как и вообще в Средней Азии, весьма негустое, сравнительно с обширностью района. В настоящее время, по сведениям уездного управления, оно насчитывается всего до 70.000 душ кочевников, не считая прибывающих из других уездов для присоединения к своим родичам или по другим причинам, хотя нужно заметить, что при основании уезда население его не превышало 40.000 д. [Ежегодник. Стат. свед. Турк. края.]
Необходимо принять во внимание еще то обстоятельство, что движение и рост кочевых народов весьма трудно усчитать, в чем сознается и сама администрация [Отчет уездного управления за 1885 г.]. Оседлому жителю трудно уйти или прибыть незамеченным с недвижимым имуществом, номад же, сложив юрту на верблюда, свободно может перекочевывать из одного уезда в другой или из волости в волость, а особенно в местностях, изрезанных горными трущобами, если он к том же находится по каким-либо экономическим и др. соображениям под покровительством биев, аульных старшин и др. инородческих властей.
Отсюда путаница в переписи, а с нею и неверное исчисление населения. Нельзя, впрочем, сказать с уверенностью, что даже там, где мы имеем дело с оседлым народонаселением, цифры последнего были бы точные.
Вот, если хотите, один факт анекдотического характера об этом оседлом населении. Не смотрите, добрый читатель, на него как на фантазию пишущего эти строки. За что купил, за то и продаю.
Неизвестно было, что в одном из среднеазиатских маленьких царств (тут что ни уезд, то царство), где горы высокие, пропасти глубокие, где только хищный зверь ходит да орлы пролетают, где шумят вековые леса, расстилаются роскошные нивы, блещут кристаллом горные ручьи, существовал целый русский поселок. Открылся он совершенно случайно, следующим образом: бывший губернатор одной из областей был из числа тех любопытных деятелей, которым до всего есть дело, для которых ни трущоб, ни горных высей не существует. Сел на коня, взмахнул нагайкой, да и поехал. Уездный же начальник (его давно уже сплавили) не понимал другой езды, как только в покойном экипаже, вследствие чего он о таких пунктах вверенной ему провинции, где коляска пройти не могла, знал или по «наслышке», или совсем не ведал… Это был один из таких субъектов, который глубоко убежден, что не он для уезда, а уезд, как какой-нибудь «пашалык», для него существует. Однажды энергичного губернатора одолело любопытство посмотреть, что за Палестина такая, куда, по уверению главы уезда, нет ни проходу, ни проезду, а между тем она лежит в районе этого уезда, да еще соприкасается с китайской границей.
Поехали, конечно, верхом. Уездный начальник, хотя еще и молодой человек, едва поспевал за своим губернатором и его свитой. Он был в большом смущении и, кажется, не столько от ожидания, какие «новости» могут открыться в неизвестной, хотя и управляемой им, «недоступной» сторонке, сколько от «непривычного» для него способа передвижения «куда-то» и «неведомо» зачем… [Это было (действительный факт) в конце 1860-х гг., как потом мне пришлось убедиться. Уездный начальник был один из моих дальних родственников.] Сколько времени они ехали, доподлинно сказать не могу, но всему бывает конец. После множества спусков в темные и обрывистые овраги, покрытые лесом, и после подъемов на поднебесные выси, перед всадниками наконец развернулась роскошная, как раскинутый зеленый ковер, долина. Вдруг у подножия одного из утесов с хрюканием, как бы приветствуя нежданных гостей, появилось стадо свиней, а за ними с длинной хворостиной пастух, мальчик из уроженцев… не более не менее, как одной из великороссийских губерний, с традиционно всклоченными, как спутавшаяся шерсть, грязными волосами, едва прикрытыми, вероятно, тятькиной, сползшей на глаза шапкой, в рваных штанишках, какой-то куцавейке, и с босыми, утратившими от загара и грязи натуральный цвет, исколотыми, закорузлыми ногами…
Все остановились в полном недоумении…
- Э-э-то что такое? - обратился генерал к уездному начальнику, указывая на мирно пасшихся свиней и остолбеневшего мальчика.
- Это… это, ваше превосходительство, дикие, их тут много водится, - отвечал с развязностью находчивый Хлестаков новейшей формации.
- Ди-и-кие? - протяжно произнес губернатор, бросив на уездного начальника жгучий взгляд и дернув себя за длинный ус, что он обыкновенно делал в минуты сильного волнения, и затем хотел было обратиться с вопросом к мальчику, но тот вдруг повернулся и с каким-то действительно диким ревом и плачем начал улепетывать во все лопатки от никогда не виданных всадников.
Хлестко шлепнула нагайка генерала по лошади; крупною рысью поехал он со свитою вслед за мальчиком, и перед ними, еще к большему изумлению их, точно из земли выросла самая глубокороссийская деревушка, со всеми ее атрибутами. Несколько времени спустя показались шершавые русские мужички и, разиня рот, вытаращив глаза, точно приросли к месту при виде скакавшей к ним группы.
- А это, тоже дикие? - придержав коня, обратился губернатор, каким-то шипящим голосом, к совсем съежившемуся в седле уездному начальнику и, не дождавшись ответа, поскакал к более и более выползавшим из домиков крестьянам, вероятно, взбаломученным пастухом, принесшим страшную весть о нашествии неведомых народов.
- Кто вы такие, откуда, когда пришли сюда, кто вам отвел место? - и т. п. вопросами засыпал генерал оторопевших «диких», стараясь, несмотря на вулкан, кипевший в нем, говорить по возможности мягче.
- Российские, ваша милость, российские, значит, мы будем, - отвечали они, ободренные ласковым обращением могучего по виду человека.
- Ну, российские, да как вы попали сюда и кто дал вам позволение поселиться? - вновь повторил свой вопрос генерал.
- Да вот, - затянул давно известную и невеселую песню один из стариков, - на нашей стороне земля один этот камень да песок, хлебушка, почитай, как пошли оттедова, третий год не родится, а подати эти, значит, подавай, а где их взять-то? Исправник ли, становой, али волостной писарь как наедут, так один разор. Все боле недоимки взыскивают. Коровенка ли попадется али кака друга́ скотинка, берут. А тут ребятишки малые, глупые ишшо, а все пить-есть хотят… Куды деться-то? Думали мы, гадали, да вот обчеством так и положили идти, мол, в эту самую Сибирь… Много туда ушло, ну и ничего, не жалятся… Ходаки, значит, сказывали… Продали мы нашу домашность, а много ли и было-то? Кое-как Христовым именем пришли в Томскую губернию. Ну, там что-то не глянулось. Вот мы опять пошли. Шли, шли. Известно, дороги не знаем, потому не землемеры… Много гор прошли, а уж эвти самые пропасти, и… Боже мой, не перечесть!.. По дороге, почитай, немало схоронили баб да ребятишек. Думали, и нам тут конец; да ничего, Господь вынес; молились мы Ему не однова́. Как дошли до этих местов да глянули, и думаем себе: вот благодать-то, всего вдоволь! Лес ли тебе, пашня ли, все есть… Вот бы где селиться, да как? Поди, земля чужая, к ответу притянут… Положим, пачпорта, известно дело, при нас; не беглые какие. Вот, значит, мы притомившись были, ночевать полагали на этой самой речонке; больно уж светлая да скусная вода в ней… Расставили тележонки, коней спутали. Сидим, значит, макаем сухари, кои дали Христа ради солдаты, дай Бог им доброго здоровья. Домой они шли али куда, кто их знает. Глянь вот, как и ваша милость, едут человек пятнадцать али поболе, в халатах, а на голове шапки вострые; нас и оторопь взяла. Теперь-то мы знаем, зовутся малахаи, а тады невдомек. У одного и кисточка лисья болтается [В Киргизских степях у более зажиточных или у волостных управителей обыкновенно пришивается какая-нибудь кисточка на головном уборе.]. Глядим мы на них и думаем промеж себя: каки таки люди? Ну ничего! Они, значит, тоже остановились и смотрят на нас. Малость что-то поболтали по-своему. Смотрим, один выезжает. Халат на нем, кажись, плисовый, только покороче других; пояс позументовый, сабля, значит, сбоку, такая кривая, и шапка, только совсем другая, круглая и мехом опушенная, прямо к нам. Что, мол, вы за люди такие, говорит, ну чисто по-российски. Мы просто диву дались. Облик как бы и не наш, а говорит что любой парнюха. Вот он подъехал к нам вплоть и опять допрашивать стал: кто мы, откуда и зачем пришли? Ну мы, значит, все как есть сказали ему, как и вашей милости. Тады он опять отъехал к тому, у коего на голове была шапка с кисточкой, и только малость покалякал, как все они повернули назад, а этот-то, толмачом (переводчиком) называется, опять к нам и говорит: «Ну, коли глянется тут вам, так и селитесь, я еще побываю здесь». Так-то вот мы тут и живем, подушные так саму пустяковину платим эвтому киргизскому «салтану» или какой он такой, верно-то и не знаем. Известно, мы люди темные, и ничего, благодарение Богу, никто нас не обижает.
Долго бы, вероятно, словоохотливый «дикарь» продолжал свой рассказ, если бы генерал, у которого все время только скулы ходили, да по временам блестевшие от гнева глаза искали куда-то спрятавшегося уездного начальника, не остановил старика, направившись в поселок. Не останавливаясь там, он поехал обратно, решив разыскать «киргизского салтана» и привести в известность историю о «диких свиньях и их хозяевах».
Если во всем этом заключается хоть половина правды, то можно уже судить о точности цифры населения вообще, и особенно кочевого, раскинувшегося по местности, изрытой «недоступными» горными захолустьями, по уверению сибарита - начальника уезда.
Временно упраздненная организационная комиссия в Туркестанском крае ныне вновь восстановлена. Учреждение это, бесспорно, полезно как подспорье уездной администрации, а подчас, пожалуй, и как контроль последней, в смысле поверки действительно проживающего в уезде податного сословия. Достигает ли она цели и окупаются ли государственные расходы на содержание этой комиссии, не берусь решать по своей некомпетентности в этом…
ПРОДОЛЖЕНИЕ: ГЛАВА XIII
Описания населенных мест (Семиреченская область): https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Карта (Ряд III. Лист 10. Верный, Пишпек, Пржевальск): https://rus-turk.livejournal.com/633017.html