1 ноября (20 октября). Среда. 19. Видели «Псковитянку» Мея. Драма мне очень понравилась. Смертельно хотелось бы и мне написать драму в стихах, из русской истории, и видеть на сцене.
2 ноября (21 октября). 8-й час утра. Четверг. 20. Был у меня Павловского полка капитан Бутовский и принес свою книгу: «Способы обучения и воспитания солдата». Ч. 2. Первую часть я уже читал, а с автором говорить не случалось, и я рад был с ним познакомиться.
3 ноября (22 октября). Утро. Петербург.Пятница. 21. Вчера много нас ездило в Гатчину встречать Государя... Да, это было чудо из чудес. Мы слышали бесчисленные рассказы об этом крушении и от самого Государя и от всех бывших с ним. Они в один голос говорят, что как бы воскресли из мертвых, и вступили в новую жизнь. Словно с войны возвращались они с перевязанными руками, головами... Государь до сих пор кажется чрезвычайно взволнован, удручен и грустен. И Он, и все его спутники ни о чем другом, как о крушении, не говорили.
17 ноября (5 ноября). Утром. Можно ли относиться к дневнику небрежнее, чем это делаю я? Ведь вчера писал не хуже семилетнего ребенка. Вместо того, чтобы быть теперь в роте на занятиях, я по лености поручил Цицовичу меня заменить, а сам преспокойно сижу дома и строчу. Не запомню такого случая за все 5 лет, что командую ротой. Или я начинаю охладевать к ней? Или наскучил однообразием казарменных занятий? Кажется, до сих пор меня привлекала в роту не столько служба, военное дело, как привязанность то к одному, то к другому солдату. Моего любимца после Калинушкина сменил Добровольский, а его место занял Рябинин. Теперь все они выбыли и в настоящее время нет у меня в роте ни к кому особенно сильной привязанности. Но неужели только они, эти глупые привязанности привязывают меня к роте? Вчера успел кончить ротную денежную книгу за октябрь. Хотя я пишу ее вот уже пятый год, многое из условного служебно-хозяйственного языка остается мне непонятным, и не будь писаря, я бы не справился с отчетностью. Мой Скуратов, человек недалекий, плохо грамотный и писарь не важный, а все же я значительно уступаю ему в этих познаниях. Известные понятия просто не вмещаются в моей голове. По строевой части я тоже весьма слаб, знанием устава похвастаться не могу. А по части психологии мне недостает строгости, твердости, даже, может быть, беспристрастия. Итак, ни в одной из этих отраслей командования ротою я не могу счесть себя за хорошего начальника. Что же, наконец, есть во мне хорошего? Я талантливый поэт? Но и с этой стороны прорех немало: не хватает мне глубины мысли, воображения силы. Иногда просто руки опускаются, как вдумаешься в свою несостоятельность. А между тем я мечтаю быть великим, люблю, где только можно, оставлять следы своего творчества, воображая, что ими будут дорожить впоследствии... Куда мне до величия!
У нас обедал П. И. Чайковский. Встретиться с ним после нашей переписки было мне очень приятно. Мы много говорили вообще об искусстве, о различных на него взглядах.
Вечером был Лермонтовский Досуг в полку... Читались главнейшие произведения Лермонтова, целиком и отрывками... На мою долю выпало читать последние монологи Демона, отрывки из «Мцыри» и мелкие стихотворения.
Я был в ударе и читал с чувством и увлечением, особенно в заключение неизданное стихотворение «Смерть». Я сказал его наизусть, весь проникшись мыслью поэта, так что дух у меня захватывало, голос дрожал и мороз пробегал по коже.
Раздались дружные рукоплескания.
18 ноября (6 ноября). Утро. Мраморный. Были в концерте Чайковского, где он сам управлял оркестром. 5-я его симфония E-molle, исполненная в 1-й раз, мне понравилась с начала до конца.
26 ноября (14 ноября). Воскресенье. Кончил об Иоанне III у Соловьева. Теперь надо прочесть Карамзина и Костомарова, чтобы познакомиться с необходимым для моей трагедии, надо терять столько времени, читая о ненужном мне. Как расположить сцены? Как выставить характеры и найти наиболее сценичные сопоставления? Надо проникнуться и духом языка того времени. Все это представляет мне немало трудностей. Но работа меня увлекает... Хочется избежать однообразия и недостатка действия, что так утомительно и скучно в театральных пьесах. Я еще очень любопытен даже в подготовительной, черновой работе. Понедельник. 14. Вечер просидел дома. Играл трио Вебера и читал Карамзина. Несмотря на устарелый слог, он мне нравится более Соловьева; как-то более тепло, живо и потому любопытнее и легче читается.
30 ноября (18 ноября). Суббота. 19. Когда, сменившись с дежурства, я вернулся домой, пришел ко мне Майков с тетрадью моих стихов. Да и после завтрака он читал мне свои замечания, записанные карандашом на моей рукописи. В общем, он отнесся ко мне гораздо снисходительнее Гончарова, и все, почти исключенное им, признал годным к печати...Были в Дворянском собрании на 2-м русском симфоническом концерте под управлением Римского-Корсакова. Зала наполовину, если не более, оставалась пуста. Мне хотелось там быть из внимания к русской музыке. И я не раскаялся: 1-я симфония Бородина Es-dur просто меня восхитила.