Дневник Романова Константина Константиновича: октябрь 1886
[1877 год]
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
[1886 год] июнь 1886
июль 1886
август 1886
сентябрь 1886
1 октября (19 сентября). Смерди. 6 ч. 45 мин. Утра. Я только что с линии. В 6 ч. второй поезд «чрезвычайной важности» прошел мимо Барановского полустанка, где я в то время находился.
Вчера утром я проснулся уже без головной боли. После чаю принялся за дневник. Перед завтраком пошли втроем на Барановскую и побывали в сторожке у людей 9-й роты. Меня поражает особенный дух этой роты: все ее люди один к одному, молодцеватые, лихие, веселые. Несмотря на все пристрастие к своим людям, я не могу не признаться, что в 9-й роте солдаты еще более ловки, вежливы, сметливы. Отчего это происходит - никак не придумаю. Мне говорят: такой уже дух. Но как бы завести этот дух у себя?..
К полночи было велено встать в третье положение. Оделись по форме - в пальто с башлыком и караульной амуницией - и пошли за линию.
3 октября (21 сентября). Павловск. Мишины именины. Кончена охрана...
Все это мне кажется радужным сном,
Волшебной, несбыточной сказкой!...
В пятницу я проснулся около 1 часа дня, встал и, одеваясь, стал сочинять стихи. Царь проехал - наше дело было исполнено; оставалось провести только несколько свободных часов среди этой приветливой глуши в ожидании приказания возвращаться в город. Прощай, милый, тихий край! Пора на зимовку, и сочинил я стихотворение «Пронеслись мимолетною грезой».
5 октября (23 сентября). Павловск. С 7-ми часовым поездом поехал в Павловск. Встретился на станции с Василием Львовичем Величкой, приятелем Кренделя. Он занимается литературой, пописывает стихи и критические статьи, в прошлом году он напечатал в «Еженедельном Обозрении» разбор моего перевода, и теперь написал там же о сборнике моих стихов. Статья появится завтра. Он говорил мне про нее. Ему мои стихи часто напоминают А. Толстого и Ф. Глинку, некоторые стихотворения показались ему не только подражаниями, но просто точными снимками. Например, «Мне жаль тебя», по его мнению, очень похоже на «Ты клонишь лик, о нем упоминая», а религиозные стихотворения сходны с библейскими переложениями Глинки. Но странно, что я, хорошо зная А. Толстого, почти совсем не помню «Ты клонишь лик», а Глинку вовсе не знаю.
6 октября (24 сентября). Читал «Смерть Ивана Ильича», один из последних рассказов гр. Л. Толстого. Начало мне нравится более конца; удивительная правдивость, даже в последних мелочах. В конце все как-то смутно. Я, наверное, не буду так умирать.
10 октября (28 сентября). Павловск. Перед обедней. Божерянов принес две последние книжки стихов Фета, под заглавием «Вечерние огни»; просматривали эти книжки. Я люблю стихи Фета, даже когда его поэтические вольности лишены всякого смысла. Напр.
Уноси мое сердце в звенящую даль,
Где, как месяц за рощей, печаль.
В этих звуках на жаркие слезы мои
Кротко светит улыбка любви.
О дитя! Как легко среди нежных зыбей
Отдаваться мне песне твоей!
Выше, выше лечу серебристым путем
Я, как шаткая тень, за крылом.
В этом положительно нет ни малейшего смысла; и все же как звучно, певуче, изящно и хорошо. Эти слова как-то ласкают слух, и я понимаю, что Чайковский положил их на музыку; у Мерказиных я наигрывал этот старый романс, а Анна Карловна подпевала.
12 октября (30 сентября). Понедельник. Играл на фортепиано. Каждый раз, что мне случится с успехом поиграть в обществе, я с удвоенным рвением принимаюсь за музыку.Разучиваю 12-й этюд Шопена, последний из тетради, посвященной Листу (соч. 10), написанный в Штутгарте по получении известия о взятии Варшавы 8 сентября 1831. Я не думал, что когда-нибудь буду в состоянии играть эту вещь - пассажи в левой руке слишком трудны, но вот начинаю их осиливать. 11-й этюд (A-moll) из другой тетради, посвященной графине d'Agout (соч. 25), идет у меня бойко. Я учил его все лето в лагере и в пятницу вечером с блеском сыграл его А. К. Лешетницкой у Мерказина. Я чувствую, что делаю успехи в фортепьянной игре.
13 октября (1 октября). Среда. Вчера утром, пользуясь праздничным днем, приехал Митя. Меня поздравляли с годовщиной боя под Силистрией, за который я получил 9 лет тому назад Георгия.
14 октября (2 октября). Четверг. Вчера читал в своем дневнике за десять лет тому назад и мне стыдно становилось за себя. Каким я был мальчишкой! Кажется, вспоминая себя в это время, не верится, что написанное - правда... Вчера обедала у нас гр. Толстая. Разговор преимущественно шел о ее родственнике, гр. Льве Николаевиче Толстом. Графиня любит нашу словесность и, кажется, хорошо с нею знакома. Она и сама пописывает, но по-французски. Это она составила изящно изданную недавно книгу «Дума за думой».
15 октября (3 октября). Архипов сказал мне, что сегодня видел в фельетоне «Нового времени» разбор моих стихотворений, написанный Бурениным, известным современным критиком. Божерянчик сейчас уже купил мне этот номер газеты. Я сунул его в карман и поехал в Мраморный. Детские комнаты готовы. Войдя в них, остается только руками развести, рот растянуть и ахнуть. Прихожая с необыкновенной лестницей поражает ярко-красным цветом стен с каймою по карнизу и по пяте свода в древнерусском вкусе; налево внизу - зеленая изразцовая печь. По стенам висят портреты царя Михаила Федоровича и нескольких цариц. Направо ход в переднюю (приемную). Стены малиновые, расписной шкап, деревянные, резные скамьи, стольцы и столы, одна скамья разноцветная. Отсюда налево дверь в большую гулевую. Стены бледно-алые (розовые), портрет патриарха Филарета и картина, изображающая боярина Стрешнева, молящегося на коленях рядом с дочерью, Царицей Евдокией Лукьяновной. Эта картина в нашем детстве висела у Николы. В красном углу гулевой - большая икона Владимирской Божией Матери и перед ней медная лампада. Промеж окон, в простенке - камелек, прикрытый шкафиком. Столы, скамьи, все дубовые. Отсюда направо - опочивальня - голубые стены. В подоконнике врезано сиденье. Пеленальный стол, выдвижное кресло будет служить Ваве кроватью. Есть еще горенка, запасная. Стены серые, изразцовая печь, комната кормилицы рядом со спальней; до полстены выложена белыми изразцами. Далее - мыленка (ванная). По всем комнатам дубовые панели, а по карнизам и по пятам сводов пестрые каймы.
16 октября (4 октября). Утро. Был в роте на занятиях; занимался с учителями будущих молодых солдат... Я говорил учителям о том, как, по моему мнению, надо относиться к новобранцам: не запугивая, кротко, ласково, не требовать долбления наизусть, а только понимания изучаемого, приучать к порядку и чистоте, заботиться о молодцеватом виде. Советовал припомнить, каково было им самим с новобранства, и стараться не впадать в те крайности, в которых осуждали своих учителей.В Павловск я поехал с 4-х часовым поездом. В вагоне читал фельетон Буренина и письмо академика Грота о моих стихотворениях. Буренин меня не обругал и отнесся к моей книжке, пожалуй, сочувственнее, чем к стихам Апухтина. Стихотворение «Отцветает сирень» называет он виртуозным по форме. Письмо Я. К. Грота доставило мне огромное удовольствие. Он с тщательным вниманием просмотрел всю мою книгу и отметил понравившиеся ему места и все замеченные им погрешности... Такого рода дельный разбор - не то что не имеющие для меня важного значения взгляды всяких писак и фельетонистов, и дает мне новый толчок вперед. Я с удвоенным рвением, можно даже сказать ожесточением, начинаю работать над отделкой своих последних произведений, стараясь достигнуть большего совершенства. Я совершенно чистосердечно и искренно говорю о своих последних стихах, что гордости нет в моей душе, что для меня ничтожны отзывы толпы, когда самый этот дар для меня лучшая награда и я смотрю на него, как на талант, с помощью которого я обязан приобрести другие таланты.
Продолжение следует...
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
[1886 год] июнь 1886
июль 1886
август 1886
сентябрь 1886
1 октября (19 сентября). Смерди. 6 ч. 45 мин. Утра. Я только что с линии. В 6 ч. второй поезд «чрезвычайной важности» прошел мимо Барановского полустанка, где я в то время находился.
Вчера утром я проснулся уже без головной боли. После чаю принялся за дневник. Перед завтраком пошли втроем на Барановскую и побывали в сторожке у людей 9-й роты. Меня поражает особенный дух этой роты: все ее люди один к одному, молодцеватые, лихие, веселые. Несмотря на все пристрастие к своим людям, я не могу не признаться, что в 9-й роте солдаты еще более ловки, вежливы, сметливы. Отчего это происходит - никак не придумаю. Мне говорят: такой уже дух. Но как бы завести этот дух у себя?..
К полночи было велено встать в третье положение. Оделись по форме - в пальто с башлыком и караульной амуницией - и пошли за линию.
3 октября (21 сентября). Павловск. Мишины именины. Кончена охрана...
Все это мне кажется радужным сном,
Волшебной, несбыточной сказкой!...
В пятницу я проснулся около 1 часа дня, встал и, одеваясь, стал сочинять стихи. Царь проехал - наше дело было исполнено; оставалось провести только несколько свободных часов среди этой приветливой глуши в ожидании приказания возвращаться в город. Прощай, милый, тихий край! Пора на зимовку, и сочинил я стихотворение «Пронеслись мимолетною грезой».
5 октября (23 сентября). Павловск. С 7-ми часовым поездом поехал в Павловск. Встретился на станции с Василием Львовичем Величкой, приятелем Кренделя. Он занимается литературой, пописывает стихи и критические статьи, в прошлом году он напечатал в «Еженедельном Обозрении» разбор моего перевода, и теперь написал там же о сборнике моих стихов. Статья появится завтра. Он говорил мне про нее. Ему мои стихи часто напоминают А. Толстого и Ф. Глинку, некоторые стихотворения показались ему не только подражаниями, но просто точными снимками. Например, «Мне жаль тебя», по его мнению, очень похоже на «Ты клонишь лик, о нем упоминая», а религиозные стихотворения сходны с библейскими переложениями Глинки. Но странно, что я, хорошо зная А. Толстого, почти совсем не помню «Ты клонишь лик», а Глинку вовсе не знаю.
6 октября (24 сентября). Читал «Смерть Ивана Ильича», один из последних рассказов гр. Л. Толстого. Начало мне нравится более конца; удивительная правдивость, даже в последних мелочах. В конце все как-то смутно. Я, наверное, не буду так умирать.
10 октября (28 сентября). Павловск. Перед обедней. Божерянов принес две последние книжки стихов Фета, под заглавием «Вечерние огни»; просматривали эти книжки. Я люблю стихи Фета, даже когда его поэтические вольности лишены всякого смысла. Напр.
Уноси мое сердце в звенящую даль,
Где, как месяц за рощей, печаль.
В этих звуках на жаркие слезы мои
Кротко светит улыбка любви.
О дитя! Как легко среди нежных зыбей
Отдаваться мне песне твоей!
Выше, выше лечу серебристым путем
Я, как шаткая тень, за крылом.
В этом положительно нет ни малейшего смысла; и все же как звучно, певуче, изящно и хорошо. Эти слова как-то ласкают слух, и я понимаю, что Чайковский положил их на музыку; у Мерказиных я наигрывал этот старый романс, а Анна Карловна подпевала.
12 октября (30 сентября). Понедельник. Играл на фортепиано. Каждый раз, что мне случится с успехом поиграть в обществе, я с удвоенным рвением принимаюсь за музыку.Разучиваю 12-й этюд Шопена, последний из тетради, посвященной Листу (соч. 10), написанный в Штутгарте по получении известия о взятии Варшавы 8 сентября 1831. Я не думал, что когда-нибудь буду в состоянии играть эту вещь - пассажи в левой руке слишком трудны, но вот начинаю их осиливать. 11-й этюд (A-moll) из другой тетради, посвященной графине d'Agout (соч. 25), идет у меня бойко. Я учил его все лето в лагере и в пятницу вечером с блеском сыграл его А. К. Лешетницкой у Мерказина. Я чувствую, что делаю успехи в фортепьянной игре.
13 октября (1 октября). Среда. Вчера утром, пользуясь праздничным днем, приехал Митя. Меня поздравляли с годовщиной боя под Силистрией, за который я получил 9 лет тому назад Георгия.
14 октября (2 октября). Четверг. Вчера читал в своем дневнике за десять лет тому назад и мне стыдно становилось за себя. Каким я был мальчишкой! Кажется, вспоминая себя в это время, не верится, что написанное - правда... Вчера обедала у нас гр. Толстая. Разговор преимущественно шел о ее родственнике, гр. Льве Николаевиче Толстом. Графиня любит нашу словесность и, кажется, хорошо с нею знакома. Она и сама пописывает, но по-французски. Это она составила изящно изданную недавно книгу «Дума за думой».
15 октября (3 октября). Архипов сказал мне, что сегодня видел в фельетоне «Нового времени» разбор моих стихотворений, написанный Бурениным, известным современным критиком. Божерянчик сейчас уже купил мне этот номер газеты. Я сунул его в карман и поехал в Мраморный. Детские комнаты готовы. Войдя в них, остается только руками развести, рот растянуть и ахнуть. Прихожая с необыкновенной лестницей поражает ярко-красным цветом стен с каймою по карнизу и по пяте свода в древнерусском вкусе; налево внизу - зеленая изразцовая печь. По стенам висят портреты царя Михаила Федоровича и нескольких цариц. Направо ход в переднюю (приемную). Стены малиновые, расписной шкап, деревянные, резные скамьи, стольцы и столы, одна скамья разноцветная. Отсюда налево дверь в большую гулевую. Стены бледно-алые (розовые), портрет патриарха Филарета и картина, изображающая боярина Стрешнева, молящегося на коленях рядом с дочерью, Царицей Евдокией Лукьяновной. Эта картина в нашем детстве висела у Николы. В красном углу гулевой - большая икона Владимирской Божией Матери и перед ней медная лампада. Промеж окон, в простенке - камелек, прикрытый шкафиком. Столы, скамьи, все дубовые. Отсюда направо - опочивальня - голубые стены. В подоконнике врезано сиденье. Пеленальный стол, выдвижное кресло будет служить Ваве кроватью. Есть еще горенка, запасная. Стены серые, изразцовая печь, комната кормилицы рядом со спальней; до полстены выложена белыми изразцами. Далее - мыленка (ванная). По всем комнатам дубовые панели, а по карнизам и по пятам сводов пестрые каймы.
16 октября (4 октября). Утро. Был в роте на занятиях; занимался с учителями будущих молодых солдат... Я говорил учителям о том, как, по моему мнению, надо относиться к новобранцам: не запугивая, кротко, ласково, не требовать долбления наизусть, а только понимания изучаемого, приучать к порядку и чистоте, заботиться о молодцеватом виде. Советовал припомнить, каково было им самим с новобранства, и стараться не впадать в те крайности, в которых осуждали своих учителей.В Павловск я поехал с 4-х часовым поездом. В вагоне читал фельетон Буренина и письмо академика Грота о моих стихотворениях. Буренин меня не обругал и отнесся к моей книжке, пожалуй, сочувственнее, чем к стихам Апухтина. Стихотворение «Отцветает сирень» называет он виртуозным по форме. Письмо Я. К. Грота доставило мне огромное удовольствие. Он с тщательным вниманием просмотрел всю мою книгу и отметил понравившиеся ему места и все замеченные им погрешности... Такого рода дельный разбор - не то что не имеющие для меня важного значения взгляды всяких писак и фельетонистов, и дает мне новый толчок вперед. Я с удвоенным рвением, можно даже сказать ожесточением, начинаю работать над отделкой своих последних произведений, стараясь достигнуть большего совершенства. Я совершенно чистосердечно и искренно говорю о своих последних стихах, что гордости нет в моей душе, что для меня ничтожны отзывы толпы, когда самый этот дар для меня лучшая награда и я смотрю на него, как на талант, с помощью которого я обязан приобрести другие таланты.
Продолжение следует...