3 сентября (22 августа). Павловск.Воскресенье. 21. Вчера не читал ничего, кроме «Соборян». Это чтение мне как нельзя более по душе. На других языках я не знаю ни одной книги, в которой бы, как во многих русских, было заключено столько непринужденного, веселого смеха сквозь такие горькие и искренние слезы. Рассказ об этих простых, грубых, неученых, невоспитанных, а часто даже слабоумных людях возвышает и умиляет душу, трогает и «с жизнью мирит».
Понедельник. Приходил старик слепец и пел мне с Митей про Алексея Божия Человека. Я никогда не видал калик перехожих и слушал с восторгом. ...Замечаю, что за последнее время пишу дневник очень бестолково.
5 сентября (24 августа). Павловск.Вторник. 23. В 5-м часу распростился со своими и на весь вечер и всю ночь уехал в Федоровское. Конечно, мне не удалось остаться без посторонних со своею ротою: прибежали офицеры - Рихтер и Фуфаевский. Пошел с ними гулять на кладбище; потом сели обедать во «дворце». Пришли мои песенники. Мы слушали их до 9 ч. На песни собрались крестьяне и бабы, была и пляска. Сыграли зорю, прочитали молитву. К этому времени уже совсем стемнело и небо загорелось звездами. Я простился с офицерами под предлогом, что надо лечь спать пораньше, и побрел вдоль темной улицы ко дворцу. У крайней хаты стоял подворот Рябинин, и я с ним заговорил. Может быть, в последний раз беседовали мы с ним так свободно, я (?) ротным командиром, а он моим взводным. Говорили мы про звезды; я объяснил ему многое, чего он не знал. Потом разговаривал и с Шапошниковым...
8 сентября (27 августа). Пятница. 26. В 11 поехал в город. Взял с собою «Русскую старину» в дорогу и читал воспоминания художника Репина о Крамском. Насколько мне известно, Репин принадлежит к художникам отрицательного направления, школы Стасова. У меня мысли путаются, когда я читаю их доводы: они бранят академию и не признают классиков, а стремятся к реализму. Но, по-моему, и академия права с древними идеалами; правы и реалисты; лишь бы в произведениях искусства была красота с художественной правдой...
14 сентября (2 сентября). Павловск. Четверг. 1. Начал новое стихотворение в pendent к «Умер бедняк». Мысль пришла вчера утром... По дороге в Павловск и начал сочинять стихи «Уволен». Весь вечер просидел над 20 первыми строчками.
15 сентября (3 сентября). Павловск. Пятница. 2. Живу теперь новой работой - стихотворением «Уволен» и им поглощено все мое внимание. Вчера прибавил только восемь, нет, двенадцать строчек, так что всего теперь 32. Еще два раза столько же, то будет не короче «Умер». Мне так трудно придумать, что описывать стихами, но зато, когда найду что, то пишу с увлечением. Но и тут не обходится без настойчивого труда... Я хочу рассказать, как солдат, уволенный в запас армии, возвращается домой. Там, должно быть, ждут его мать, жена и сынишка. Вот уже недалеко, он видит знакомые предметы; и вспоминается ему, как 5 лет назад на этом же месте он прощался со своими, когда его забрали в солдаты. Вся служба в столице проносится в его памяти. Как было трудно сначала, как все казалось незнакомо и непривычно; но мало-помалу он освоился с новым положением и даже привязался к роте, к товарищам, к начальству. Ему везло по службе, попал он и во взводные, его отличали. Но несмотря ни на какие удачи, мысль о возвращении домой никогда его не покидала и поддерживала в нем бодрость духа. Казалось, конца не будет этим пяти годам; а когда настал желанный день увольнения, эти пять лет ему показались одним днем. И вот он подходит к родному селению, вот и их хата. Но как она изменилась, крыша сгнила, дом так перекосило, что одним боком он врос в землю, ворота поломаны, а внутри - никого. Он думает, что, может быть, родные ушли куда-нибудь в поле, на работу, и идет на погост поклониться могиле отца. И вот он скоро находит ее в углу под черемухой и узнает ее под снегом. Но рядом еще две могилы, одна такая же, как и отцовская, а другая поменьше. И вдруг он догадывается о горькой правде. Вот тут-то я не знаю, как кончить. Надо, чтобы, не взирая на такое грустное содержание, этот рассказ оставлял кроткое, а не безотрадное впечатление.
Вчера вечером я слушал 4-ю симфонию Чайковского в вокзале, она мне понравилась, хоть мы и сидели около медных труб, мешавших цельности впечатления.
Дома до ночи сочинял.
16 сентября (4 сентября). Утро. Павловск. Суббота. 3. Рябинин просился в отпуск: у него дома брат поссорился с отцом и предстоит дележ. Велел написать рапорт об исходатайствовании отпуска. Только жаль мне, что не буду я видеть Рябинина в деревне...
Утром в женины именины.
Скоро жена войдет... Я уже расставил там подарки на маленьком столике: ...тут и маленькая брошка в виде черепахи с большим рубином, испещренным золотом в спине, портреты детей в складной рамке on lisegot d'or с камнями, стойка для пера, тоже en lisegot d'or, флакон из сердолика от Фаберже, другие портретики детей, одни головки в маленькой кожаной рамочке, наконец, сапфиры Фаины Гримменштейн, полученные ею от императора Николая.
Стихи подвинулись вчера только на четыре строки, вечером просидел более часа, придумывая, как бы рассказать про жизнь солдата в казарме, поярче выставить ее хорошие качества, и ничего не мог сочинить...
21 сентября (9 сентября). 5 ч. вечера.Четверг. 8. Я все еще как бы в чаду со вчерашнего вечера. Ночь навеяла новое стихотворение - «Месяц» в pendent к «Звездам». Оно уже кончено, но я так рассеян и до того не в состоянии сосредоточиться, что даже за самого себя совестно. Но пусть и голова болит, пусть не спится - лишь бы осеняло меня вдохновение. Оно утомляет нравственно; но разве не стоит испытать этой маленькой неприятности за такое счастье...
22 сентября (10 сентября). День. Павловск. Пятница. 9. Я очень рассеян и должен сделать над собою усилие, чтобы участливее относиться к жизненным мелочам и заботам. Теперь дошел я до самого трудного места всего рассказа, до развязки. Боюсь печальным концом произвесть слишком безотрадное впечатление, закончить его какой-нибудь примиряющею и утешительною подробностью. Думаю сказать, что раздается благовест, солнце садится, вечереет; в этом есть что-то тихое, успокаивающее.
...Я сочинил еще 24 строки рассказа об уволенном солдате. Иногда меня берет сомнение, и это стихотворение кажется никуда не годным; не впадаю ли я в сентиментальность, не выйдет ли у меня игрушечный, пасторальный солдатик? Страшно! Я придаю этим стихам немалое значение - и вдруг трудился напрасно. Положим, главный труд - отделка предстоит еще впереди, когда все будет окончено вчерне. Теперь примусь за окончание. Дай, Бог, помощи. До сих пор, кажется, почти ведь гладко, стих плавный, певучий.
23 сентября (11 сентября). Утро. Павловск.Суббота. 10. Теперь предстоит прочесть это стихотворение «Уволен» Палтолику, который о нем не знает. Я боюсь его, боюсь и Гончарова, и Страхова, но стихи обязательно должны пройти их обсуждение. Вчера утром внимательно, но недолго помолился Богу; накануне строфы удались хорошо и ум был спокоен... Только в совершенно спокойном настроении могу я хорошо молиться. Писание стихов приводит меня в волнение, так что, когда найдет вдохновение, я не способен молиться. Самое вдохновение не есть ли возвышение души, равносильное молитве? Воскресенье. 11....Были в Петербурге в «Жизни за царя»... Жена не могла еще ехать: простуда не прошла. Музыку Глинки всегда приятно слушать; даже сквозь дурное исполнение можно прослушать ее прелесть.