Дневник Романова Константина Константиновича: апрель и май 1880
[1877 год]
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
Есть помыслы, желанья и стремленья,
И есть мечты в душевной глубине:
Не выразить словами их значенья,
Неведомы таятся в нас оне.
Ты понял их: ты вылил в песнопенья
Те звуки, что в безгласной тишине
Пленяют нас, те смутные виденья,
Что грезятся лишь в мимолетном сне.
Могучей силой творческого духа
Постигнув все неслышное для уха,
Ты угадал незримое для глаз.
И сами мы тех сердца струн не знали,
Что в сладостном восторге трепетали,
Когда, чаруя, песнь твоя лилась.
К.Р.
3 апреля (22 марта). Сегодня утром репетицию парада в манеже конного полка делал Цесаревич. Мы с Митей довольно изрядно проделали свои обязанности ассистентов.
После лекции Верховского съездил в роту. Был у Варвары Ильиничны, пришел ее сын, прелестный маленький белокурый мальчуган, сел на пол и очень свободно разговаривал. Непременно хочет, когда будет большой, писать русскую историю.
Вчерашний вечер с Тургеневым расстроился, он несколько раз подвергался подозрениям в революционном направлении, и хотя эти предположения вовсе не основательны - нельзя напрасно делать Мама целью вздорных слухов. - В утешение я сегодня затеял вечер с Достоевским, пригласил Евгению, Варвару Ильиничну, Татьяну Михайловну. Вечер был в маленьком кабинете Мама, и приглашения я рассылал ее именем, хотя она сама не могла показаться по болезни. Евгения была очень довольна Достоевским, проговорила с ним весь вечер...
4 апреля (23 марта). Утром были репетиции в конногвардейском манеже. За обедней я очень хорошо молился. Потом меня потащили в Яхт-клуб, кататься на буере. Я не охотник до всяких упражнений, которые англичане называют sport, и когда sport вдобавок сопряжен с морозом, я совсем падаю духом. Но отказаться было неловко; кататься под парусами, хотя и по льду, дело морское. Я прозяб сильно, чуть не опоздал к обеду у Государя.
6 апреля (25 марта). Благовещение. Настал страшный день. К 11 ч. мы с Митей явились в манеж конного полка, он был роскошно убран флагами, кирасами, пиками и касками.
Хотя мне было немного неприятно участвовать в конногвардейском параде будучи ротным командиром в гвардейском экипаже, все же хорошо изредка пощеголять в красивом белом мундире, я знаю, что он более мне к лицу, чем все другие, некоторые мне говорят, что с каской на голове я похож на Николая I.
В манеже множество дам, нетерпеливо ожидавших зрелища, наполняли ложи. Наконец, все в полном уборе, мы встали по местам. Начали подъезжать генералы по порядку чинов. Напряженное ожидание приезда Царя возрастало с каждым мгновением. Наконец, он явился - раздалось «Боже, Царя храни», и громовое «ура» пронеслось по всему манежу.
Парад прошел очень благополучно. Государь остался весьма доволен.
Я усердно писал ноты своего нового романса, он почти готов. В Зимнем дворце в концертном зале в 6 ч. у Государя был большой обед для офицеров Конного полка; я опять был в конногвардейской форме. Сидел между Новосильцевым и Сережей Бибиковым, братом Варвары Ильиничны.
Поехал в благотворительный концерт, составленный исключительно из сочинений Чайковского. Был в красном мундире и страшно конфузился, пока не приехала Цесаревна и не села возле меня. Мне нужно было спешить домой, но она меня не пускала, боясь остаться одной. Наконец, мы вместе уехали...
10 апреля (29 марта). 4-я нед. поста. Я снова хочу приняться к составлению записок о 10 днях под Силистрией; не знаю, с чего начать и в какой форме описывать...
Читал «Записки из войны 77-78 гг.» полкового священника в «Русском вестнике».
11 апреля (30 марта). Пишу поздно ночью, под впечатлением прелестно проведенного вечера; у меня был П. И. Чайковский, Щербатов и Нилов; разговор, главным образом, шел о музыке, об опере. Мы вздумали предложить Чайковскому уйти с нами на «Герцоге» вокруг света; он очень сдается на наше предложение. Но является крупное препятствие, согласится ли начальство. Было бы хорошо, если бы судьба устроила это дело.
Товарищи нашли у меня на фортепиано когда-то написанный мной романс на слова Толстого: «Когда кругом безмолвен лес дремучий»; заставили меня играть его; он написан начерно, без слов, я еле-еле разбирал его, а Петр Ильич и подавно. Последняя высокая фраза «и хочется сжать твою родную руку», с которой я носился, как с писаной торбой, им понравилась, и они долго еще ее напевали.
Мы, т. е. я, простился с Чайковским с видным обоюдным радушием, как будто мы давно знакомы и даже дружны. Его близорукие глаза светились добрым, ласковым светом, в них проглядывает ум. Хотя нас было всего четверо, мы незаметно просидели до 2-х часов, разговор не прекращался.
12 апреля (31 марта). На днях меня выбрали почетным членом общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, - это москвичи, вероятно, почувствовали, что я питаю нежные чувства к Москве.
21 апреля (9 апреля). Мы собрались с Сергеем поехать к литургии преждеосвященных даров в Сергиевскую пустынь, а потом позавтракать в Петергофе у Христи. Все это я тщательно скрыл от Папа и Мама, а то бы меня не пустили, испугавшись за мое здоровье. Сергей заказал четверку. В 7 1/2 меня разбудили, через час я был уже у Сергея. Утро стояло восхитительное! Нева искрилась голубым блеском, воздух был теплый и ясный. Нам с Сергеем было так отрадно и весело. Дорога к Сергию совершенно высохла, снег давно стаял и грязи не оставалось нисколько. Ивы уже получают зеленоватый отлив: «То было раннею весной, трава едва всходила...»
В монастыре мы стояли обедню в Чернышевской церкви. В алтаре отпевали какого-то Плещеева, служил сам настоятель.
После обедни поехали в Петергоф. Проезжали мимо Стрельны; столько рождалось светлых воспоминаний о проведенной там осени. Мне было так приятно, что мы проезжаем через мою родину (я родился в Стрельне) и прохожие меня узнавали и кланялись...
22 апреля (10 апреля). Завтракали у Владимира - праздновали его рождение.
Погода все такая же чудная. Во вчерашнем приказе мне, как выздоровевшему, предписывалось вступить в исполнение обязанностей. Сегодня я поехал в первый раз в роту. С таким удовольствием снова вошел туда; мне казалось, что и матросы обрадовались, увидя меня. Одно из сильнейших моих желаний - приобресть любовь товарищей и подчиненных.
27 апреля (15 апреля). В 4 ч. с Митей у Сергея. Он повел нас к Императрице. Она сидела на постели в спальне и поразила меня страшной худобой, поседевшими волосами и постаревшим, измученным лицом. Она приняла нас крайне ласково, вспоминала, что в прошлом году она приехала в этот день в Крым, что я был с нею, что завтра приехала Оля... Больно слышать, как она тяжело дышит и стонет...
1 мая (19 апреля). Преблагословенная суббота. Петербург. У Государя был обед депутации прусских офицеров: они скоро уезжают и потому пришлось угощать их на Страстной. Вечером я отправился на извозчике в роту. По дороге расспрашивал его, как он будет встречать Праздник. Извозчик отвечал, что должен ездить всю ночь, чтобы расплатиться с хозяйкой и что не может попасть в церковь. Я дал ему 5 рублей, чтобы он мог пойти к заутрене и расплатиться. Он был очень, очень счастлив, а я и того больше.
2 мая (20 апреля). Св. Воскресенье. Петербург. Пасха.
Ровно в полночь начался выход в большую церковь; Государь шел под руку с Цесаревной. Начали торжественное богослужение, Христос Воскресе! Как светло и легко становится на душе при звуках этого пения, пасхальная служба так хороша, невольно забываются все мирские горести, хочется радоваться и ликовать. Какой у нас славный обычай христосование, он отлично выражает общую радость и примирение в воскресшем Господе.
Мама бедная оставалась одна, в нашей домашней церкви. По окончании обедни и разговенья в Зимнем мы вернулись поздравить ее и христосоваться.
Потом я поехал в свою милую роту, люди уже вернулись из церкви. Ждали меня, разговенье было готово. Я всех поздравил, велел разойтись по взводам и начал христосоваться с каждым поочередно. Я был очень счастлив, хотелось, чтоб всем было весело...
4 мая (22 апреля). Пасха. Петербург ликует: министр народного просвещения, обер-прокурор Синода Граф Толстой сменен после четырнадцати лет управления министерством. Его должность разделена на два самостоятельные места: министром назначен Сабуров, а обер-прокурором Синода - Победоносцев. Все поголовно в восторге от отставки Гр. Толстого. Многие довольны назначением Сабурова, другие опасаются для него немецкого влияния. Некоторые радуются, что Лорис-Меликову легко будет заставить плясать под свою дудку нового неопытного министра, чего невозможно было достигнуть с Гр. Толстым.
20 мая (8 мая). Оля приезжает к нам в этом месяце с тремя сыновьями. Я не знаю, как выразить свою радость.
Устроил у себя вечер с Федором Михайловичем Достоевским. Цесаревна слышала его чтение на каком-то благотворительном концерте, осталась в восторге и пожелала познакомиться с Ф. М. Я предложил ей вечер. Пригласил Елену Шереметеву, Евгению, Марусю, Федора Михайловича попросил привезти книги и прочесть что-нибудь из своих произведений.
Все из званых были, кроме Сергея, не знаю, что его задержало. Ф. М. читал из Карамазовых. Цесаревна всем разлила чай, слушала крайне внимательно и осталась в восхищении. Я упросил Ф. М. прочесть исповедь старца Зосимы, одно из величайших произведений (по-моему). Потом он прочел «мальчика у Христа на елке». Елена плакала, крупные слезы катились по ее щекам. У Цесаревны глаза тоже подернулись влагой.
А я был в полном умилении. Днем видел Елену на Морской: она ехала одна в коляске и была так хороша! Я ощутил прилив любви к ней. «Не верь мне, друг, когда я говорю, что разлюбил тебя; в отливе волн не верь измене моря, оно к земле воротится любя!»
Я думаю посвятить ей свой романс на эти слова.
Мое чувство к ней остается в глубине моей души непонятным и неразгаданным мной самим. Я не могу выразить словами разлада разных ощущений при мысли об Елене. То кажется, что я люблю ее всей силой, а то совершенно равнодушен... «Оно воротится любя» - эти слова часто мне припоминаются в приливе любви.
Я все время в очень возвышенном духовном расположении.
22 мая (10 мая). Дни проходят скоро, а я ничего не знаю. Духовное расположение продолжается, а вместе с тем я ничем дельным не занимаюсь, разве сочиняю романсы. Боюсь так привыкнуть к пустому убиванию времени, что потом ничего путного из меня не выйдет. Не могу найти себе свободного времени. По вечерам не хватает силы воли остаться дома и взяться за книгу, а часы бегут...Новый романс кончил. Написал Оле в Вену. Два раза был в роте. У Сергея собрались гости слушать лекцию В. Безобразова о его путешествии по России...
23 мая (11 мая). Скоро наступит совершеннолетие Мити. Теперь уже идут хлопоты. Я дарю ему запонки (очень дорогие) с «XX», и золотой портсигар с надписью из синей эмали fac simile: «1-го июня 1880-го г.», изречение «Делу - время, потехе - час» и моим славянским шифром.
Купил себе пару серых лошадей четырех лет, покупкой занялся Митя.
Папа хочет переехать в Павловск, а Мама боится сырости и остается здесь...
Государь переехал сегодня в Царское село к великому соблазну многих верноподданных: Императрица лежит здесь, нет и речи о ее недуге. Находят неудобным, что, когда ей немного остается жить, Царь переезжает. Мы стараемся приискивать этому благовидные причины. К сожалению, неблаговидных более, чем благовидных...
27 мая (15 мая). Папа приехал в город из Павловска на спуск клипера «Вестник».
В 1/2 1-го мы отправились с ним на «Голубке» вверх по Неве на Невский завод. Клипер сходил по стапелю чрезвычайно медленно, мы боялись, что он остановится, но он спустился совершенно благополучно.
Опасаются войны с Китаем, готовится сильная эскадра: все наличные суда отправляются в Китайские воды, вице-адмирал Шестаков получил назначение командовать всей эскадрой. «Герцог Эдинбургский», строящийся на Балтийском заводе у Г. Кази (на котором отправится гвардейский экипаж и я в том числе), тоже хотят послать туда. Я очень беспокоюсь, что «Герцог» не поспеет к осени, и опять придется целую зиму киснуть в Петербурге.
Продолжение следует...
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
Есть помыслы, желанья и стремленья,
И есть мечты в душевной глубине:
Не выразить словами их значенья,
Неведомы таятся в нас оне.
Ты понял их: ты вылил в песнопенья
Те звуки, что в безгласной тишине
Пленяют нас, те смутные виденья,
Что грезятся лишь в мимолетном сне.
Могучей силой творческого духа
Постигнув все неслышное для уха,
Ты угадал незримое для глаз.
И сами мы тех сердца струн не знали,
Что в сладостном восторге трепетали,
Когда, чаруя, песнь твоя лилась.
К.Р.
3 апреля (22 марта). Сегодня утром репетицию парада в манеже конного полка делал Цесаревич. Мы с Митей довольно изрядно проделали свои обязанности ассистентов.
После лекции Верховского съездил в роту. Был у Варвары Ильиничны, пришел ее сын, прелестный маленький белокурый мальчуган, сел на пол и очень свободно разговаривал. Непременно хочет, когда будет большой, писать русскую историю.
Вчерашний вечер с Тургеневым расстроился, он несколько раз подвергался подозрениям в революционном направлении, и хотя эти предположения вовсе не основательны - нельзя напрасно делать Мама целью вздорных слухов. - В утешение я сегодня затеял вечер с Достоевским, пригласил Евгению, Варвару Ильиничну, Татьяну Михайловну. Вечер был в маленьком кабинете Мама, и приглашения я рассылал ее именем, хотя она сама не могла показаться по болезни. Евгения была очень довольна Достоевским, проговорила с ним весь вечер...
4 апреля (23 марта). Утром были репетиции в конногвардейском манеже. За обедней я очень хорошо молился. Потом меня потащили в Яхт-клуб, кататься на буере. Я не охотник до всяких упражнений, которые англичане называют sport, и когда sport вдобавок сопряжен с морозом, я совсем падаю духом. Но отказаться было неловко; кататься под парусами, хотя и по льду, дело морское. Я прозяб сильно, чуть не опоздал к обеду у Государя.
6 апреля (25 марта). Благовещение. Настал страшный день. К 11 ч. мы с Митей явились в манеж конного полка, он был роскошно убран флагами, кирасами, пиками и касками.
Хотя мне было немного неприятно участвовать в конногвардейском параде будучи ротным командиром в гвардейском экипаже, все же хорошо изредка пощеголять в красивом белом мундире, я знаю, что он более мне к лицу, чем все другие, некоторые мне говорят, что с каской на голове я похож на Николая I.
В манеже множество дам, нетерпеливо ожидавших зрелища, наполняли ложи. Наконец, все в полном уборе, мы встали по местам. Начали подъезжать генералы по порядку чинов. Напряженное ожидание приезда Царя возрастало с каждым мгновением. Наконец, он явился - раздалось «Боже, Царя храни», и громовое «ура» пронеслось по всему манежу.
Парад прошел очень благополучно. Государь остался весьма доволен.
Я усердно писал ноты своего нового романса, он почти готов. В Зимнем дворце в концертном зале в 6 ч. у Государя был большой обед для офицеров Конного полка; я опять был в конногвардейской форме. Сидел между Новосильцевым и Сережей Бибиковым, братом Варвары Ильиничны.
Поехал в благотворительный концерт, составленный исключительно из сочинений Чайковского. Был в красном мундире и страшно конфузился, пока не приехала Цесаревна и не села возле меня. Мне нужно было спешить домой, но она меня не пускала, боясь остаться одной. Наконец, мы вместе уехали...
10 апреля (29 марта). 4-я нед. поста. Я снова хочу приняться к составлению записок о 10 днях под Силистрией; не знаю, с чего начать и в какой форме описывать...
Читал «Записки из войны 77-78 гг.» полкового священника в «Русском вестнике».
11 апреля (30 марта). Пишу поздно ночью, под впечатлением прелестно проведенного вечера; у меня был П. И. Чайковский, Щербатов и Нилов; разговор, главным образом, шел о музыке, об опере. Мы вздумали предложить Чайковскому уйти с нами на «Герцоге» вокруг света; он очень сдается на наше предложение. Но является крупное препятствие, согласится ли начальство. Было бы хорошо, если бы судьба устроила это дело.
Товарищи нашли у меня на фортепиано когда-то написанный мной романс на слова Толстого: «Когда кругом безмолвен лес дремучий»; заставили меня играть его; он написан начерно, без слов, я еле-еле разбирал его, а Петр Ильич и подавно. Последняя высокая фраза «и хочется сжать твою родную руку», с которой я носился, как с писаной торбой, им понравилась, и они долго еще ее напевали.
Мы, т. е. я, простился с Чайковским с видным обоюдным радушием, как будто мы давно знакомы и даже дружны. Его близорукие глаза светились добрым, ласковым светом, в них проглядывает ум. Хотя нас было всего четверо, мы незаметно просидели до 2-х часов, разговор не прекращался.
12 апреля (31 марта). На днях меня выбрали почетным членом общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, - это москвичи, вероятно, почувствовали, что я питаю нежные чувства к Москве.
21 апреля (9 апреля). Мы собрались с Сергеем поехать к литургии преждеосвященных даров в Сергиевскую пустынь, а потом позавтракать в Петергофе у Христи. Все это я тщательно скрыл от Папа и Мама, а то бы меня не пустили, испугавшись за мое здоровье. Сергей заказал четверку. В 7 1/2 меня разбудили, через час я был уже у Сергея. Утро стояло восхитительное! Нева искрилась голубым блеском, воздух был теплый и ясный. Нам с Сергеем было так отрадно и весело. Дорога к Сергию совершенно высохла, снег давно стаял и грязи не оставалось нисколько. Ивы уже получают зеленоватый отлив: «То было раннею весной, трава едва всходила...»
В монастыре мы стояли обедню в Чернышевской церкви. В алтаре отпевали какого-то Плещеева, служил сам настоятель.
После обедни поехали в Петергоф. Проезжали мимо Стрельны; столько рождалось светлых воспоминаний о проведенной там осени. Мне было так приятно, что мы проезжаем через мою родину (я родился в Стрельне) и прохожие меня узнавали и кланялись...
22 апреля (10 апреля). Завтракали у Владимира - праздновали его рождение.
Погода все такая же чудная. Во вчерашнем приказе мне, как выздоровевшему, предписывалось вступить в исполнение обязанностей. Сегодня я поехал в первый раз в роту. С таким удовольствием снова вошел туда; мне казалось, что и матросы обрадовались, увидя меня. Одно из сильнейших моих желаний - приобресть любовь товарищей и подчиненных.
27 апреля (15 апреля). В 4 ч. с Митей у Сергея. Он повел нас к Императрице. Она сидела на постели в спальне и поразила меня страшной худобой, поседевшими волосами и постаревшим, измученным лицом. Она приняла нас крайне ласково, вспоминала, что в прошлом году она приехала в этот день в Крым, что я был с нею, что завтра приехала Оля... Больно слышать, как она тяжело дышит и стонет...
1 мая (19 апреля). Преблагословенная суббота. Петербург. У Государя был обед депутации прусских офицеров: они скоро уезжают и потому пришлось угощать их на Страстной. Вечером я отправился на извозчике в роту. По дороге расспрашивал его, как он будет встречать Праздник. Извозчик отвечал, что должен ездить всю ночь, чтобы расплатиться с хозяйкой и что не может попасть в церковь. Я дал ему 5 рублей, чтобы он мог пойти к заутрене и расплатиться. Он был очень, очень счастлив, а я и того больше.
2 мая (20 апреля). Св. Воскресенье. Петербург. Пасха.
Ровно в полночь начался выход в большую церковь; Государь шел под руку с Цесаревной. Начали торжественное богослужение, Христос Воскресе! Как светло и легко становится на душе при звуках этого пения, пасхальная служба так хороша, невольно забываются все мирские горести, хочется радоваться и ликовать. Какой у нас славный обычай христосование, он отлично выражает общую радость и примирение в воскресшем Господе.
Мама бедная оставалась одна, в нашей домашней церкви. По окончании обедни и разговенья в Зимнем мы вернулись поздравить ее и христосоваться.
Потом я поехал в свою милую роту, люди уже вернулись из церкви. Ждали меня, разговенье было готово. Я всех поздравил, велел разойтись по взводам и начал христосоваться с каждым поочередно. Я был очень счастлив, хотелось, чтоб всем было весело...
4 мая (22 апреля). Пасха. Петербург ликует: министр народного просвещения, обер-прокурор Синода Граф Толстой сменен после четырнадцати лет управления министерством. Его должность разделена на два самостоятельные места: министром назначен Сабуров, а обер-прокурором Синода - Победоносцев. Все поголовно в восторге от отставки Гр. Толстого. Многие довольны назначением Сабурова, другие опасаются для него немецкого влияния. Некоторые радуются, что Лорис-Меликову легко будет заставить плясать под свою дудку нового неопытного министра, чего невозможно было достигнуть с Гр. Толстым.
20 мая (8 мая). Оля приезжает к нам в этом месяце с тремя сыновьями. Я не знаю, как выразить свою радость.
Устроил у себя вечер с Федором Михайловичем Достоевским. Цесаревна слышала его чтение на каком-то благотворительном концерте, осталась в восторге и пожелала познакомиться с Ф. М. Я предложил ей вечер. Пригласил Елену Шереметеву, Евгению, Марусю, Федора Михайловича попросил привезти книги и прочесть что-нибудь из своих произведений.
Все из званых были, кроме Сергея, не знаю, что его задержало. Ф. М. читал из Карамазовых. Цесаревна всем разлила чай, слушала крайне внимательно и осталась в восхищении. Я упросил Ф. М. прочесть исповедь старца Зосимы, одно из величайших произведений (по-моему). Потом он прочел «мальчика у Христа на елке». Елена плакала, крупные слезы катились по ее щекам. У Цесаревны глаза тоже подернулись влагой.
А я был в полном умилении. Днем видел Елену на Морской: она ехала одна в коляске и была так хороша! Я ощутил прилив любви к ней. «Не верь мне, друг, когда я говорю, что разлюбил тебя; в отливе волн не верь измене моря, оно к земле воротится любя!»
Я думаю посвятить ей свой романс на эти слова.
Мое чувство к ней остается в глубине моей души непонятным и неразгаданным мной самим. Я не могу выразить словами разлада разных ощущений при мысли об Елене. То кажется, что я люблю ее всей силой, а то совершенно равнодушен... «Оно воротится любя» - эти слова часто мне припоминаются в приливе любви.
Я все время в очень возвышенном духовном расположении.
22 мая (10 мая). Дни проходят скоро, а я ничего не знаю. Духовное расположение продолжается, а вместе с тем я ничем дельным не занимаюсь, разве сочиняю романсы. Боюсь так привыкнуть к пустому убиванию времени, что потом ничего путного из меня не выйдет. Не могу найти себе свободного времени. По вечерам не хватает силы воли остаться дома и взяться за книгу, а часы бегут...Новый романс кончил. Написал Оле в Вену. Два раза был в роте. У Сергея собрались гости слушать лекцию В. Безобразова о его путешествии по России...
23 мая (11 мая). Скоро наступит совершеннолетие Мити. Теперь уже идут хлопоты. Я дарю ему запонки (очень дорогие) с «XX», и золотой портсигар с надписью из синей эмали fac simile: «1-го июня 1880-го г.», изречение «Делу - время, потехе - час» и моим славянским шифром.
Купил себе пару серых лошадей четырех лет, покупкой занялся Митя.
Папа хочет переехать в Павловск, а Мама боится сырости и остается здесь...
Государь переехал сегодня в Царское село к великому соблазну многих верноподданных: Императрица лежит здесь, нет и речи о ее недуге. Находят неудобным, что, когда ей немного остается жить, Царь переезжает. Мы стараемся приискивать этому благовидные причины. К сожалению, неблаговидных более, чем благовидных...
27 мая (15 мая). Папа приехал в город из Павловска на спуск клипера «Вестник».
В 1/2 1-го мы отправились с ним на «Голубке» вверх по Неве на Невский завод. Клипер сходил по стапелю чрезвычайно медленно, мы боялись, что он остановится, но он спустился совершенно благополучно.
Опасаются войны с Китаем, готовится сильная эскадра: все наличные суда отправляются в Китайские воды, вице-адмирал Шестаков получил назначение командовать всей эскадрой. «Герцог Эдинбургский», строящийся на Балтийском заводе у Г. Кази (на котором отправится гвардейский экипаж и я в том числе), тоже хотят послать туда. Я очень беспокоюсь, что «Герцог» не поспеет к осени, и опять придется целую зиму киснуть в Петербурге.
Продолжение следует...