Дневник Романова Константина Константиновича: июнь 1886
[1877 год]
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
3 июня (22 мая). Четверг. Вознесение Господне. Фельдфебель дал мне сапоги, сшитые у нас ефрейтором (неразб.) Я дал ему свои старые голенища и заказал к ним головки. Он шьет хорошо; а главное, мне хотелось иметь обувь, построенную ротным сапожником. Я сейчас же примерил новые сапоги, и они оказались мне совершенно впору.
4 июня (23 мая). Пятница. Со вторым поездом поехал в город; был в парадной форме и прямо со станции отправился в покойницкую часовню Семеновского госпиталя, на похороны рядового Константинова. Покойник лежал открытый; лицо его нисколько не изменилось с тех пор, что я видел его в последний раз живым. Священник начал отпевание. Перед концом я подошел проститься с покойником, а за мною прикладывались и Дрентельн, и солдаты. К кресту Константинова прибили заказанный мною от имени жены венок из роз и ландышей... Отправился спать в роту. Мне привезли туда кровать и поставили в канцелярии. Я разделся и лег. Голега спал тут же за перегородкой, на своем месте. Лежа в кровати, я разговаривал с ним через перегородку. Говорили мы и о загробной жизни. В госпитале, когда у него был тиф, он думал, что умирает и ему становилось страшно. Я спрашивал его, боится ли он смерти? Он подумал и отвечал, что в сущности и смерть ему не страшна, но его пугала мысль умереть вдали от матери. Мне было так хорошо; я в первый раз ночевал в роте, в своей военной семье, и это казалось мне и необыкновенно, и весело, и уютно.
6 июня (25 мая). Воскресенье. Вот и день 3-го обретения честной главы святого пророка Предтечи и Крестителя Господня, Иоанна! Мне так хотелось, чтобы наш ребеночек родился сегодня; но этого не случилось. У меня нет предрассудков, кроме одного: я люблю совпадение важных событий с днями и числами, имеющими для меня значение, как, например, 15 число и дни, когда совершается память чтимых мною святых.
9 июня (28 мая). Среда. Вечер был очень холодный. Я ехал в ватном зимнем пальто, а ногам все-таки было холодно. С радостью увидал я эти ровные поля, этот широкий простор по пути в Красное село. Солнце уже село, малиновые лучи заката румянили равнину, ни облачка не было на небе. Около 10 1/2 я был в лагере и сейчас же пошел в роту на линейку.
13 - 17 июня (1 июня - 5 июня). Павловск. Государь сообщил про полученную им от Баварского герцога Луитпольда телеграмму: Король Баварский утонул или утопился. Его труп нашли вместе с трупом его доктора, с которым он шел по берегу озера. Странности короля достигли чрезвычайных размеров, и последние дни попытались отстранить его от правления и принц Луитпольд стал во главе регентства. Король сопротивлялся, и эта борьба кончилась его неожиданною смертью. Теперь провозглашен королем брат покойного Оттон, уже давно совершенно помешанный. Мама, жена и теща были очень взволнованны этими известиями.
18 июня (6 июня). Пятница. В 6 ч. меня подняли. Наш батальон шел в дер. Салози на участок No 2; это там, где:
Луг за рощею тенистой,
Где на участке ротный жалонер
Нарвал мне ландышей букет душистый,
Пока мы брали приступом забор.
В этой местности были мы в прошлом году; жалонером был у меня Голега, тогда еще ефрейтор, после этого я писал:
Вчера мы ландышей нарвали...
Шли мы туда целый час. Там каждая рота отдельно занималась тактическими ученьями. Мне по моей программе предстояло наступление и атака против неприятеля, занимающего высоту. Дело, собственно, заключалось не в высоте, а в наступлении и атаке, усилении цепи и отражении нападений конницы... Нынче жалонером у меня Добровольский, родственник Голеги, сестра которого была замужем за братом Добровольского. Этот рядовой - красивый мужчина и исправный солдат. Он служит на правах 3-го разряда; отец у него был головою в Звенигороде, Киевской губернии. Добровольский - человек толковый и смышленый, но для меня он загадка: я никогда не видал его ни очень веселым, ни скучным; как с ним ни говорить, на лице у него напишется не удовольствие, не удивление. Он постоянно и неизменно сохраняет одно и то же спокойное, равнодушное и бесстрастное выражение. Это не то что у любого солдата, которого всегда легко верно оценить и узнать. Это - сфинкс. Но я не теряю надежды разгадать его... Я люблю, чтобы мое обыкновенное безграничное доверие находило себе отголосок в других. Вместе с жалонером со мною ходил на участке горнист Савченко, переведенный к нам зимой из 13-й роты. Этот вовсе не похож на Дубровского. Он простой русский человек, Воронежской губернии. Родители его умерли, когда он еще был ребенком, и с тех пор он жил бобылем: скитаясь по белу свету и зарабатывая себе хлеб работником то у одних, то у других хозяев. С этим легко разговориться.
Мы опять кончили ученье после других. Вернулись в лагерь около полдня.
Продолжение следует...
июнь 1877
[1879 год] июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
3 июня (22 мая). Четверг. Вознесение Господне. Фельдфебель дал мне сапоги, сшитые у нас ефрейтором (неразб.) Я дал ему свои старые голенища и заказал к ним головки. Он шьет хорошо; а главное, мне хотелось иметь обувь, построенную ротным сапожником. Я сейчас же примерил новые сапоги, и они оказались мне совершенно впору.
4 июня (23 мая). Пятница. Со вторым поездом поехал в город; был в парадной форме и прямо со станции отправился в покойницкую часовню Семеновского госпиталя, на похороны рядового Константинова. Покойник лежал открытый; лицо его нисколько не изменилось с тех пор, что я видел его в последний раз живым. Священник начал отпевание. Перед концом я подошел проститься с покойником, а за мною прикладывались и Дрентельн, и солдаты. К кресту Константинова прибили заказанный мною от имени жены венок из роз и ландышей... Отправился спать в роту. Мне привезли туда кровать и поставили в канцелярии. Я разделся и лег. Голега спал тут же за перегородкой, на своем месте. Лежа в кровати, я разговаривал с ним через перегородку. Говорили мы и о загробной жизни. В госпитале, когда у него был тиф, он думал, что умирает и ему становилось страшно. Я спрашивал его, боится ли он смерти? Он подумал и отвечал, что в сущности и смерть ему не страшна, но его пугала мысль умереть вдали от матери. Мне было так хорошо; я в первый раз ночевал в роте, в своей военной семье, и это казалось мне и необыкновенно, и весело, и уютно.
6 июня (25 мая). Воскресенье. Вот и день 3-го обретения честной главы святого пророка Предтечи и Крестителя Господня, Иоанна! Мне так хотелось, чтобы наш ребеночек родился сегодня; но этого не случилось. У меня нет предрассудков, кроме одного: я люблю совпадение важных событий с днями и числами, имеющими для меня значение, как, например, 15 число и дни, когда совершается память чтимых мною святых.
9 июня (28 мая). Среда. Вечер был очень холодный. Я ехал в ватном зимнем пальто, а ногам все-таки было холодно. С радостью увидал я эти ровные поля, этот широкий простор по пути в Красное село. Солнце уже село, малиновые лучи заката румянили равнину, ни облачка не было на небе. Около 10 1/2 я был в лагере и сейчас же пошел в роту на линейку.
13 - 17 июня (1 июня - 5 июня). Павловск. Государь сообщил про полученную им от Баварского герцога Луитпольда телеграмму: Король Баварский утонул или утопился. Его труп нашли вместе с трупом его доктора, с которым он шел по берегу озера. Странности короля достигли чрезвычайных размеров, и последние дни попытались отстранить его от правления и принц Луитпольд стал во главе регентства. Король сопротивлялся, и эта борьба кончилась его неожиданною смертью. Теперь провозглашен королем брат покойного Оттон, уже давно совершенно помешанный. Мама, жена и теща были очень взволнованны этими известиями.
18 июня (6 июня). Пятница. В 6 ч. меня подняли. Наш батальон шел в дер. Салози на участок No 2; это там, где:
Луг за рощею тенистой,
Где на участке ротный жалонер
Нарвал мне ландышей букет душистый,
Пока мы брали приступом забор.
В этой местности были мы в прошлом году; жалонером был у меня Голега, тогда еще ефрейтор, после этого я писал:
Вчера мы ландышей нарвали...
Шли мы туда целый час. Там каждая рота отдельно занималась тактическими ученьями. Мне по моей программе предстояло наступление и атака против неприятеля, занимающего высоту. Дело, собственно, заключалось не в высоте, а в наступлении и атаке, усилении цепи и отражении нападений конницы... Нынче жалонером у меня Добровольский, родственник Голеги, сестра которого была замужем за братом Добровольского. Этот рядовой - красивый мужчина и исправный солдат. Он служит на правах 3-го разряда; отец у него был головою в Звенигороде, Киевской губернии. Добровольский - человек толковый и смышленый, но для меня он загадка: я никогда не видал его ни очень веселым, ни скучным; как с ним ни говорить, на лице у него напишется не удовольствие, не удивление. Он постоянно и неизменно сохраняет одно и то же спокойное, равнодушное и бесстрастное выражение. Это не то что у любого солдата, которого всегда легко верно оценить и узнать. Это - сфинкс. Но я не теряю надежды разгадать его... Я люблю, чтобы мое обыкновенное безграничное доверие находило себе отголосок в других. Вместе с жалонером со мною ходил на участке горнист Савченко, переведенный к нам зимой из 13-й роты. Этот вовсе не похож на Дубровского. Он простой русский человек, Воронежской губернии. Родители его умерли, когда он еще был ребенком, и с тех пор он жил бобылем: скитаясь по белу свету и зарабатывая себе хлеб работником то у одних, то у других хозяев. С этим легко разговориться.
Мы опять кончили ученье после других. Вернулись в лагерь около полдня.
Продолжение следует...