Сад в августе: глаз тишины и покоя. Сотня снимков цветов и растений, сделанных летом 2023: paslen

paslen

Сад в августе: глаз тишины и покоя. Сотня снимков цветов и растений, сделанных летом 2023

Aug 28, 2023 04:47

Внутри августа образуются такие пространственно-временные загибы в воздухе подвешенных полустанков и омуты у самой земли, где возникают слепые зоны непрорисованных пейзажей - словно бы с туманом, смягчающим (размывающим) очертания ландшафта, которые в какие-то моменты начинают напоминать отдельные места - ну, то есть, места, отдаленные от всего прочего, будто бы выписанные в иной манере или же вклеенные в картинку из другого журнала, а, может быть, и с другой планете - вот как случилось в фантастическом романе «Планета обезьян».

Это как если внутри мира средневекового гобелена задержаться взглядом, где ягода-малина уже созрела, выцвела, стерлась в прах - и капли росы дрожат на кустах, обиженной улыбкой на плачущих губах.

Даже самая простая и равнинная местность, вроде приусадебного участка, покрывается такими порталами провалами в иные миры, будто бы обросшие мхом изнутри; мхом ли, паутиной, внезапно вскипающей избыточным утолщением внутри очередного пространства, с включенным, но, словно бы приглушенным, цветом.

Особенно много таких территориальных проплешин за цветником, ближе к вишне.

По крайней мере, внутренним взором я сейчас, пока пишу, вижу именно этот фрагмент нашего сада, к примеру, за час до рассвета: в такие моменты воздух кажется особенно слоистым - то ли нисходящим, то ли подымающимся вверх призрачными пластами, слегка отличающимися друг от друга фактурой и плотностью, напоминая исчезновение картин Ротко в окоеме позднего лета…

…оно еще не закончилось, длится не только календарем, но и инерцией роста, однако, органы чувств не обмануть: его уже нет.

Конечно, все зависит от того, что поднимать под летом.

Только ли пики жары, когда город преобразуется в совершенно иную местность, дышащую жаром, выдыхающую травяной настрой, смешанный с потом…

Или лето - это теплые дожди, когда свежает как в до мажоре, но можно не бояться сквозняков. Пока они еще не опасны.

В любом случае, дожди - это благословление, распространяющееся на пару последующих дней.

Или лето связано с сугубо внешними факторами - сменой одежды, распаковыванием чемоданов, соответственно, с запахом нафталина, крема от солнца и крема для загара, арбузными корками в мусорном ведре, Яблочным спасом?

Или лето - пробел и вечное ожидания осуществленных желаний, этакий Новый год, растянутый на три месяца и вывернутый при этом наизнанку. Швами наружу

Лето - то, что быстро проходит; лето конечно и эту конечность, как руку или ногу, может лихорадить.

Хотя, конечно, это май и июнь живы ожиданием и предчувствием, июль скатывается в забвение по полной, тогда как в августе и этот роман с бытием закончен, остужен, простужен, превращен в воспоминание: все еще здесь и всё ещё здесь, но невозможно отрешиться от дистанции, что ли, выпасть из нее - из расхождения между прошлым (створы его схлопнулись) и будущим, которого нет.

Тут вот еще что: весь август внутри ворочалась тревога, словно бы кот, пытающийся свернуться клубком и не находящий себе центра покоя.

Рядом шумели дети, сны снились неглубокие, по щиколотку, не более того и хотя я был уверен в пустотной пустоте восьмого месяца от Рождества Христова, мир был сдвинут и не возвращался обратно.

Видимо, не хотел.

Это же игра такая с нулевой суммой выигрыша, если не учитывать начал бытовой магии, клубящихся у этой игры под спудом: к примеру, загадываешь, что август будет совершенно пустым.

Ну, то есть, спокойным, полым, осторожным как мышь, вот и ждешь осуществления белых своих предсказаний, чтобы, если что-то случилось, сказать себе самому: ну, на самом-то деле, я же знал, что нечто случится, обязательно произойдет, чтобы совсем уж не обманывать самого себя…

… ибо одно дело - колебания на поверхности (в том числе и сознания), и, совершенно другое - толщи бессознательного (времени и пространства), в которых все и происходит на самом-то деле.

И в том, и в другом случае, результат придает уверенности.

Особенно если не затрагивает напрямую.

Тем более, что неправильный вариант ответа забывается как ненужный, а на губах, свежим яблочным вареньем, остается ощущение правоты, дрожащей как капля.

Весь август читал «Темные аллеи», визуализировал темное время года, морозы и слякоть, заиндевевшую Москву, Арбат с его суетой по краям, умудренную бунинскую усталость, схожую с постепенным одервенением, осушением внутренних берегов, нарастающей сухостью…

Детям во дворе поставили кровать-качель с матрасиком да навесом; они быстро ее освоили, спали в ней, ели, разговаривали с дедом, делились секретами и вишней с Посей…

Идешь мимо, смотришь и думаешь: как хорошо, как удобно…

Но сесть туда самому, прикрыться шотландским пледом, даже в голову не приходит - примерно вот как зайти в «Апшу» с дождя, сесть к барной стойке, не снимая мокрый плащ, чтоб заказать себе какого-нибудь вискарика.

Словно сама эта процедура («заказ в баре») придумана для людей иного сорта, сделанных из другого теста, прилетевших с планеты Обезьян или же возникших в предутренней низине с дымком, расползающимся по грядкам…

Зачем же делегировать другому (налить выпивку) другому человеку, если можно это сделать самому?

Ну, там, заранее предугадать желание выпить и запастись бутылкой подешевле…

Ведь если дома не нашлось ни одной бутылки, это может означать лишь одно - что желания выпить раннее не существовало.

Перед Преображением дети уехали и прелесть качалки исчезла вместе с ними, испарилась, точно пар: стоят качели пустыми, можно хоть сутками есть на них и спать, забравшись с ногами, но как будто бы их не стало.

Голограмма вместо.

Она и раньше-то казалась условной, чем-то вроде декорации, теперь и вовсе оцифрилась, чтоб остаться на фотоснимках ароматом минувшего лета.

Раньше, год за годом, лето пленяло цельностью, спаянностью, обращаясь в густой замес, в огненный тромб, в яростный слиток заочного крика, тогда как теперь все чаще и чаще, оно распадается на пиксели, причем, чаще всего битые, в порыве дефрагментации разлетающиеся по углам.

Природа ведет себя все сплочённее, но и отдельнее, что ли, - как бы по другую сторону экрана.

Увиденная словно со стороны.
Будто из окна или в кино.

Не знаю, это только у меня так - ландшафт увиден, схвачен и оцифрован, превращен в текст, даже если и не записан, в форму деятельности высшей нервной системы, в отработанный культурный компост, или же у всех - на этой стадии развития рефлексии, эволюции технологий и искусства…

Бунинский стиль кажется странно, нарочито неокончательным, особенно в поздних рассказах, где он, казалось, перебирает прилагательные и определения, множит их и оставляет все сразу, не в силах выбрать единственное, самое точное, вот и оставляет их наживуленной кучей с многочисленными сбоями ритма - точно теперь ему не до выделки и отделки, словно бы главное он уже сделал, сочинив историю, и, как тот мавр, может уходить, оставив груду черновиков, имеющих ценность поболее большинства чистовых, до предела вылизанных августом, текстов.

«Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета. Какой мир, какое благополучие!» («Поздний час»)

«Тьма теплой августовской ночи, еле видны тусклые звезды, кое-где мерцающие в облачном небе. Мягкая, неслышная от глубокой пыли дорога в поле, по которой катится тележка с двумя молодыми седоками…» («Волки»)

лето, АМЗ, пришвин