Преображение в саду
Преображение, конечно, есть переход из лета в осень, шаг в прохладную воду - пока еще на самом берегу, где, по щиколотку, мелко и море (почему море? Да потому что краев не видать, раз уж процесс неостановим и его не выпить, не поцеловать) первой линии лягушатника - комнатной температуры; все еще теплое, как летний кислород, нагретый солнечным теплом…
Самый любимый и самый незаметный из праздников: к нему не готовятся, Преображение (ступенька вверх или в бок?) не наступает, но настигает в чреде других будних (чаще всего) дней.
Как еще один день недели, восьмой, добавочный, дробный, вот как у Феллини.
Это возможность и повод оглядеться на все лето как на единство и данность - словно бы под стеклянным куполом собралась вся толпа дней и вот им раскладывают представление…
Конечно, свет, прозрачный, слюдяной, наливной, словно бы ароматизированный, жаркий и нежаркий одновременно - раз уж ближе к концу августа зной перестает быть тотальным (туркестанским), недвижным и четко очерченным в своих границах, вот как воздушный бассейн, солнечная ванна, театральный спектакль в четко отмеренных минутах и часах.
Возрастает значение кулис, палатного письма, вышивок по краям, по живому - кусты малины преют, словно бы больной человек, разродившийся кризисом. Теперь ему должно полегчать.
Всё вокруг то же, но все незаметно изменилось - к августу мир подтягивается до пика развития, чтобы потом откатиться на заранее заданные места.
Откат и регресс - уютней и проще, понятней и требует меньшего вклада, поэтому спим.
Все лето усталость, переведенная в инерцию, мешала спать, не давала зайти поглубже в студеную воду, рассеивала отдых еще на подступах.
Мне вдруг стало интересно - какие же тогда механизмы организм включает на курорте, если там, несмотря на акклиматизацию, навалившуюся после перелета, мы радуемся всему тому, что мешает дома?
Духоте, похожей на оконную замазку, солнечной активности, от которой некуда спрятаться даже в тени, тревожным снам, напоминающим бег водомерки…
Чужие курорты словно бы распахивают в груди большое окно, из которого видны совсем другие агрегатные состояния покоя и мира - с пальмами, белыми домами, большими птицами, морем, выцветшим из-за песка…
Дома все то же сворачивается в груди кошачьим клубком, вот как последствия пневмонии.
Преображение начинается у линии горизонта - в районе Шершневского моря, там, где рыбацкие домики прозябают, подвяленные в крупнозернистом песке да профспецзапущенности, но потом приближается плавным наплывом, переход через партер одноэтажной России все ближе и ближе к комнатам и опустевшим помещениям.
Отдельно хочется упомянуть яблони. Их застывшие водопады, словно бы изваянные Бернини в добавку к ласковым барочным ароматам.
Яблочные грозди, временно прилипшие к веткам, внезапно раскрывают сложное устройство этой машинерии, цветущей сразу в нескольких мирах.
Стоит только взглянуть на фруктовые деревья как в первый раз, отрешившись от привычного образа бабушкиного сада с падалицей, включить остранение и задуматься, что же такое яблоки - пот, поверх ветвистых терний; драгоценные камни Уайльда, содержащие массу полезных элементов, в том числе и железо; брызги фонтанов, застывшие на полароидном фото, выцветающим вместе с погодой?
Все не так просто, как кажется: эти потоки и завихрения, напоминающие провинции отдаленной вселенной, участок Млечного Пути, чтоб подтвердить действие не только физических, но и сакральных законов, можно отслеживать, in progress, как снимки, переданные откуда-то с Венеры?
Помнишь, как на первой полосе в «Правде», впервые давали такие фотографии с Венеры, смазанные, ч/б, остро пахшие типографской краской - первые в моей жизни кадры возможности выхода вовне?
Перевожу снимок яблони за окном тоже в ч/б, чтоб получить схожий результат.
Пока снимаю, облокотившись на подоконник, пара-другая яблок, мысью взмывают вниз.
Прыгают, прошуршав по постаревшей листве, ныряльщиком на фреске из Пестума: вот «и я бы мог, как шут»...
Нынешние деревья по своему понимают нынешнюю потоковость и специфику цифрового контента, не подлаживаясь, предлагают собственное решение - яблоки, вишни и груши, пикселями выступившие на поверхность, словно бы оттеняют родительские тела, пытаются спрятать их за собой, чтоб и самим спрятаться в этом, тяни-толкай, отступлении.
А еще такая яблоня, усыпанная шарами, внезапно способна напомнить позитив грозового всполоха: гром и молнии теперь бы не помешали; кстати, ни разу на моей памяти, на Преображение не шел дождь.
Чаще погода отсутствовала, словно бы не мешая Фаворскому свету формироваться в отдаленной атмосфере.
Самая трудная погода летом - солнечное безветрие, огненный штиль: Преображение снимает и сглаживает оппозиции, мешает крайности, отменяет их, заготавливая другие; тоже урожай и итог.
Привычно перетекание сезонов друг в друга без четкой границы - зимы в весну, весны в лето… и только финал лета будто бы напоминает обрыв и, что ли, снижение (светоносности? Тепла? Протяженности дна?) едва ли не на пару порядков…
…то ли вниз, то ли назад, диалектическое снятие и переход на новый уровень, когда можно стряхнуть морок оцепенения (ну, да, отпуск же, вакцинации, поездки, сад-огород, шорты-тапочки), снова впрягшись в расписание, которое вновь совпало с самим собой.
Как и тот город, в котором живешь, как и тот круг обязанностей. Как и тот сад.
Словно бы просыпаясь в том самом лягушатнике, где, по привычке, все еще не тесно и тепло.
Обрыв отменен и сглажен предохранителями Преображения, купирован заранее.
Доведен до прозрачности, рассеян, размыт, собран в скрипучие, плетеные корзины.
Лето вновь спасено, откуплено, купировано, укутано, сварено в варенья и поставлено на полку.
Все разъехались по домам. Поезда более не пребывают.
Осталось надписать банки.
