Зимний сад на ноябрьских снимках, АМЗ как есть и как пару месяцев (ну,как минимум, четыре) ещё будет
Я вернулся в Москву как в прошлое: застал дожди ещё, слякоть и яркие краски, струящиеся по асфальту.
На Урале давно уже лежал снег, ссыхаясь и высыхая, а тут ещё трепыхалась и продолжает трепетать общественная жизнь улиц: ноябрь-декабрь то самое любимое время без света, когда темнеет так рано, что ночь накрывает город в его самые бурные и шумные часы -
- когда люди спешат с работы и на работу
- или домой
- и все окна светятся - как в домах напротив, так и в офисах
- и много машин, шума, бликов, движения, запахов
- работают не только все учреждения и магазины, но даже и "работают все радиостанции Советского Союза"
Бесснежная вольница продолжалась всего пару дней, однако, меня не оставляет ощущение, что зима в Москве не навсегда.
Ну, то есть, она ещё способна отступить, растаять, испариться.
Постмодернистская погода обратима и я уверен, что ещё ждёт нас череда оттепелей, чёрной земли, отсутствующего неба, переходящего в туман и обратно: в такие дни кажешься себе самолётом, застрявшем в полосе перехода от переменной облачности к самым что ни на есть заоблачным высям, когда облачный пояс словно бы сквозь тело и голову проходит - со всеми вытекающими из этого последствиями.
Уральская погода необратима - сказали: снег - значит до апреля ничего не изменится.
Если только в границах температурной погрешности...
Даже теперь, со всеми этими парниковыми эффектами, оттепели, конечно, случаются, но не такие радикальные и обременительные, как при постмодерне, разве что одним-двумя днями жестянщика становится больше...
Я вернулся в Москву как в прошлое: застал дожди ещё, слякоть и яркие краски, струящиеся по асфальту.
На Урале давно уже лежал снег, ссыхаясь и высыхая, а тут ещё трепыхалась и продолжает трепетать общественная жизнь улиц: ноябрь-декабрь то самое любимое время без света, когда темнеет так рано, что ночь накрывает город в его самые бурные и шумные часы -
- когда люди спешат с работы и на работу
- или домой
- и все окна светятся - как в домах напротив, так и в офисах
- и много машин, шума, бликов, движения, запахов
- работают не только все учреждения и магазины, но даже и "все радиостанции Советского Союза"
Бесснежная вольница продолжалась всего пару дней, однако, меня не оставляет ощущение, что зима в Москве не навсегда.
Ну, то есть, она ещё способна отступить, растаять, испариться.
Постмодернистская погода обратима и я уверен, что ещё ждёт нас череда оттепелей, чёрной земли, отсутствующего неба, переходящего в туман и обратно: в такие дни кажешься себе самолётом, застрявшем в полосе перехода от переменной облачности к самым что ни на есть заоблачным высям, когда облачный пояс словно бы сквозь тело и голову проходит - со всеми вытекающими из этого последствиями.
Уральская погода необратима - сказали: снег - значит до апреля ничего не изменится.
Если только в границах температурной погрешности...
Даже теперь, со всеми этими парниковыми эффектами, оттепели, конечно, случаются, но не такие радикальные и обременительные, как при постмодерне, разве что одним-двумя днями жестянщика становится больше...
Лена с Микой сейчас на Урале и, конечно же, никакого снега не идёт, зато Москву заваливает как в старые и в добрые, сказочные времена.
Лена с Микой протягивают нить стенограммы к воспоминаниям об Израиле и к особенностям местной погоде, крайне неохотно меняющейся всего-то пару раз в году.
Особенно утомительна эта неизменность (на небе ни облачка) летом акриловых красок и отсутствия каких бы то ни было перемен...
...словно бы израильтянам, таким образом, выдан образ вечности, в которую можно вступить, оказавшись на её пороге...
...погостить, так сказать...
Словно бы на орбитальной станции, летящей к Солярису, на которой Сарториус или Снаут(?), заточенный в пластиковую обшивку, прикреплял к кондиционеру листки бумаги, шелест которых напоминал ему дождь.
И это какое-то совсем уже иное агрегатное состояние зимней погоды, ненавязчиво эпическое и раздутое: Израиль - это ведь когда не отвертеться от солнца, а небольшие территории искупаются избытком времени, уходящего за горизонт.
И раз ты "с Урала" то и несёшь в себе этот погодный кремень, посреди слякотной столицы.
Слякоть - именно то, что мне в Москве нравится: это она отменяет асфальт, а так же разницу между проездом и тротуаром, превращая дорогу в до-городское какое-то состояние, так как даже ежу понятно, как сильно почва устаёт от покрытий любого рода и сорта.
Особенно от асфальта и многоэтажных домов, воткнутых, как кажется, навсегда.
Иногда я представляю асфальт бутербродной намазкой, которую однажды можно смахнуть целиком, одним движением ножа, как это бывает только в рекламных роликах.
Слово "намазка" отвратительное (машинное какое-то), но в данном-конкретном случае без него не обойтись: асфальт - хлеб столичной погоды и без него никуда, никакого питания...
Городская растительность снова дичает и отбивается от рук в условиях тотального антропогенеза.
Наблюдать за этим печально (меланхолично), но полезно: это как мантра, пришпиливающая к конкретному месту и дню - самый что ни на есть действенный способ выхода из ощущения тупика.
Каждый раз, когда мне становится проблемно, я стараюсь её повторять -
"Я есть. Я здесь. Я больше нигде."
Это важно.
И все перепады климатов и температур, текстур и способов жизни нужны для того, чтобы каждый раз формулировать/ощущать причастность именно к этому дню.
Именно к этой части непрерывной стенограммы.
На Урале давно уже лежал снег, ссыхаясь и высыхая, а тут ещё трепыхалась и продолжает трепетать общественная жизнь улиц: ноябрь-декабрь то самое любимое время без света, когда темнеет так рано, что ночь накрывает город в его самые бурные и шумные часы -
- когда люди спешат с работы и на работу
- или домой
- и все окна светятся - как в домах напротив, так и в офисах
- и много машин, шума, бликов, движения, запахов
- работают не только все учреждения и магазины, но даже и "работают все радиостанции Советского Союза"
Бесснежная вольница продолжалась всего пару дней, однако, меня не оставляет ощущение, что зима в Москве не навсегда.
Ну, то есть, она ещё способна отступить, растаять, испариться.
Постмодернистская погода обратима и я уверен, что ещё ждёт нас череда оттепелей, чёрной земли, отсутствующего неба, переходящего в туман и обратно: в такие дни кажешься себе самолётом, застрявшем в полосе перехода от переменной облачности к самым что ни на есть заоблачным высям, когда облачный пояс словно бы сквозь тело и голову проходит - со всеми вытекающими из этого последствиями.
Уральская погода необратима - сказали: снег - значит до апреля ничего не изменится.
Если только в границах температурной погрешности...
Даже теперь, со всеми этими парниковыми эффектами, оттепели, конечно, случаются, но не такие радикальные и обременительные, как при постмодерне, разве что одним-двумя днями жестянщика становится больше...
Я вернулся в Москву как в прошлое: застал дожди ещё, слякоть и яркие краски, струящиеся по асфальту.
На Урале давно уже лежал снег, ссыхаясь и высыхая, а тут ещё трепыхалась и продолжает трепетать общественная жизнь улиц: ноябрь-декабрь то самое любимое время без света, когда темнеет так рано, что ночь накрывает город в его самые бурные и шумные часы -
- когда люди спешат с работы и на работу
- или домой
- и все окна светятся - как в домах напротив, так и в офисах
- и много машин, шума, бликов, движения, запахов
- работают не только все учреждения и магазины, но даже и "все радиостанции Советского Союза"
Бесснежная вольница продолжалась всего пару дней, однако, меня не оставляет ощущение, что зима в Москве не навсегда.
Ну, то есть, она ещё способна отступить, растаять, испариться.
Постмодернистская погода обратима и я уверен, что ещё ждёт нас череда оттепелей, чёрной земли, отсутствующего неба, переходящего в туман и обратно: в такие дни кажешься себе самолётом, застрявшем в полосе перехода от переменной облачности к самым что ни на есть заоблачным высям, когда облачный пояс словно бы сквозь тело и голову проходит - со всеми вытекающими из этого последствиями.
Уральская погода необратима - сказали: снег - значит до апреля ничего не изменится.
Если только в границах температурной погрешности...
Даже теперь, со всеми этими парниковыми эффектами, оттепели, конечно, случаются, но не такие радикальные и обременительные, как при постмодерне, разве что одним-двумя днями жестянщика становится больше...
Лена с Микой сейчас на Урале и, конечно же, никакого снега не идёт, зато Москву заваливает как в старые и в добрые, сказочные времена.
Лена с Микой протягивают нить стенограммы к воспоминаниям об Израиле и к особенностям местной погоде, крайне неохотно меняющейся всего-то пару раз в году.
Особенно утомительна эта неизменность (на небе ни облачка) летом акриловых красок и отсутствия каких бы то ни было перемен...
...словно бы израильтянам, таким образом, выдан образ вечности, в которую можно вступить, оказавшись на её пороге...
...погостить, так сказать...
Словно бы на орбитальной станции, летящей к Солярису, на которой Сарториус или Снаут(?), заточенный в пластиковую обшивку, прикреплял к кондиционеру листки бумаги, шелест которых напоминал ему дождь.
И это какое-то совсем уже иное агрегатное состояние зимней погоды, ненавязчиво эпическое и раздутое: Израиль - это ведь когда не отвертеться от солнца, а небольшие территории искупаются избытком времени, уходящего за горизонт.
И раз ты "с Урала" то и несёшь в себе этот погодный кремень, посреди слякотной столицы.
Слякоть - именно то, что мне в Москве нравится: это она отменяет асфальт, а так же разницу между проездом и тротуаром, превращая дорогу в до-городское какое-то состояние, так как даже ежу понятно, как сильно почва устаёт от покрытий любого рода и сорта.
Особенно от асфальта и многоэтажных домов, воткнутых, как кажется, навсегда.
Иногда я представляю асфальт бутербродной намазкой, которую однажды можно смахнуть целиком, одним движением ножа, как это бывает только в рекламных роликах.
Слово "намазка" отвратительное (машинное какое-то), но в данном-конкретном случае без него не обойтись: асфальт - хлеб столичной погоды и без него никуда, никакого питания...
Городская растительность снова дичает и отбивается от рук в условиях тотального антропогенеза.
Наблюдать за этим печально (меланхолично), но полезно: это как мантра, пришпиливающая к конкретному месту и дню - самый что ни на есть действенный способ выхода из ощущения тупика.
Каждый раз, когда мне становится проблемно, я стараюсь её повторять -
"Я есть. Я здесь. Я больше нигде."
Это важно.
И все перепады климатов и температур, текстур и способов жизни нужны для того, чтобы каждый раз формулировать/ощущать причастность именно к этому дню.
Именно к этой части непрерывной стенограммы.