ПОСЛЕ КВЕНТИНА МЕЙЯСУ (часть 7)
7.
НЕВЫЧИСЛЯЕМЫЙ АХИЛЛЕС
Мы способны мыслить о себе, отодвигать себя от себя, превращать себя в объект собственного описания, видеть в себе вещь «без меня» и тем самым приравнивать себя к математизированным объектам. При этом для самих себя мы всегда продолжаем оставаться ещё и вещью «в-себе». Неизвестное нам всегда продолжает иметь место в нас самих.
Субъект исследования является предметом собственного исследования и не может провести четкой границы между субъектом и объектом, между свойствами мыслящего и свойствами предмета мышления. Это легко используется в спекулятивных целях.
Достаточно перевести стрелки с предмета мышления на самого мыслящего, подменить предмет мышления тем, кто его мыслит, и можно утверждать, что «сообществу не остаётся ничего, кроме него самого и современного ему мира». Из чего следует «невозможность мыслить реальность, предшествующую сообществу мыслящих существ или следующую за ним».
Но корреляционизм подразумевает невозможность мыслить реальность вне мыслящих существ, а совсем не невозможность не мыслить о себе. У сообщества нет никого, кто мог бы мыслить, кроме представителей «сообщества» мыслящих. Не задаваясь вопросом, кто мыслит, мыслящему ничего не стоит рассматривать не являющийся им самим объекты вне своего отношения к ним, абстрагируясь от себя с помощью всевозможных средств опосредования, в том числе, с помощью метаматизации.
При этом предметом мышления может быть как доисторическое, так и будущее, в котором, возможно, не будет никаких мыслящих существ. Корреляционизм ограничивает возможность мыслить возможностями мыслящего, но это не значит, что мыслящий вовсе не способен мыслить что-либо, кроме самого себя:
«…Если постулат Парменида «мыслить и быть одно и то же» остаётся предписанием для любой философии до Канта включительно, то фундаментальный постулат сильного корреляционизма, напротив, формулируется так: «бытие и мышление должны мыслиться как способные быть совсем другими». Но не потому, что корреляционист верит, что способен установить действительную несоизмеримость бытия и мышления, (…) он предполагает, что ему по силам выработать настолько радикальную фактичность корреляции бытие-мышление, что она начисто лишит его права запрещать тот вариант, что бытие «в-себе» предположительно не имеет ничего общего с тем, что может быть постигнуто мышлением».
Квентин Мейясу лишает «сильный вариант» корреляционизма элементарного благоразумия. Отталкиваясь от неполного соответствия бытия и мышления, он игнорирует тот факт, что мышление, хоть и ограниченное возможностями мыслящего, все же довольно успешно отражает бытие во многих его аспектах, и заставляет корреляционизм декларировать, что они просто вообще ни в чём и никогда не совпадают, превращая его в слепой максимализм, доводя до абсурда.
Даже до «копернико-гегелианской революции» не было никакой трудности помыслить доисторическое, помыслить мир в отсутствии человека и даже, несмотря на высокий уровень религиозности, помыслить мир в отсутствии Бога. Трудность возникает только тогда, когда исследователь мыслит в качестве объекта исследования не окружающее, не другого человека, но самого себя. Это делает проницаемыми все границы: между субъектом и объектом, субъективным и объективным, внутренним и внешним, высоким и низким.
И сегодня нет никакого смысла в том, чтобы устанавливать жёсткие границы, выпутывать самого человека из свойственной ему необходимости мыслить антропоцентрически. Когда-то человек узнал, что не является центром мироздания, но не перестал быть центром для самого себя. Человек не может отказался от самого себя, не совершив суицида.
Проблема человека не в антропоцентризме, а в том, что, отказывая в антропоцентризме вселенной, он не отказался мыслить себя как производное самого себя, как некоторое самодостаточное существо, для которого всё зависит от самого человека. Человек сумел помыслить о вещи «в-себе», сумел помыслить об отсутствии вещей как таковых, об отсутствии материи как чего-то инертного или агрегатного, сумел поставить себя в один ряд с другими объектами исследования, помыслить о себе как о вещи «без меня», т.е. о себе самом без самого себя, но он с трудом принимает себя самого как вещь «в-себе» для самого себя.
Он постоянно забывает, что наши возможности - это производные гораздо более монументальных возможностей. Тех самых возможностей, которые обеспечивают существование самой вселенной и всего, что её наполняет, в том числе нас самих. Вот почему математизация, которая тоже является нашей возможностью, никогда не может заменить собой абсолют и подчинить себе процессуальность реальности, чьей производной является мы сами вместе с производимой нами математизацией.
Невозможно подчинить процессуальность реальности математизации, полностью поставить совершаемую спекулятивную сделку в зависимость от наши расчётов. Всегда останется нечто за пределами математизации, не принятое нами в расчёт, что может вмешаться и сорвать сделку. Совсем не «всё, что математически мыслимо, абсолютно возможно».
Сама по себе математизация не обеспечивает фактичности. Она никогда не будет достаточной для тех, кто находит резервы с ней не согласиться. Но это совсем не значит, что это генерируемые чьим-то несогласием резервы. Наоборот, это резервы, которые генерируют чьё-то несогласие. Они являются производными тех самых фундаментальных сил, которые упоминает Квентин Мейясу и которые в его собственной интерпретации, вопреки непрерывной изменчивости, поддерживают стабильность или, иначе говоря, динамическое равновесие происходящих процессов, и неподвластны человеку.
Мы можем высчитать скорость радиоактивного распада или скорость света, но не можем контролировать их. Возможно мы даже способны создать условия в каком-то ограниченном пространстве, где мы будем влиять на скорость радиоактивного распада или скорость света. Но где-то за пределами локализованного, за пределами утилитарного, где мы не будем их отслеживать, они останутся независящими от нас. И согласно «принципу неопределённости», отслеживая что-то одно, мы ослабим свою способность отслеживать что-то другое. И то, другое, извне рано или поздно разрушит созданные нами локальные условия, в рамках которых мы поддерживаем некоторые изменённые параметры этих констант. Мы не можем удерживать себя исключительно в узком поле утилитарного.
Силы, поддерживающие стабильность нашего мира, безразличны совсем не по отношению к нам. Они безразличны к нашему желанию установить тотальный контроль, даже если это тотальный контроль в ограниченном пространстве. При всём своём кажущемся безразличии, эти силы не уничтожили нас, не смахнули нас со стола реальности, как досадное недоразумение. Наоборот, они обеспечили возможность нашего существования, поддерживают стабильность нашего вида и даже поддерживают расширение возможностей нашего вида.
Многое было возможно и до модерна, до высокого уровня математизации, в архаике. Пусть не в таких масштабах, как сейчас. Хотя египетские пирамиды до сих пор поражают наше воображение. Недостаточная относительно современности осведомленность строителей пирамид оказалась вполне достаточной для их успешного возведения.
Наше восприятие легко позволяет определить, что не является нами самими, и редуцировать произвольность нашего отношения к тому, что не есть мы. Такая редукция позволяет нам говорить о строго утилитарном характере вещи «без меня», о её приспособлении к нуждам манипулятивного.
Но это манипулятивное всегда схематично, всегда ограничено утилитарным, всегда имеет строго прикладной, локализованный характер. Мы легко просчитаем не зависящие от наших пристрастий возможности Ахиллеса и черепахи. И без особого труда определим, кто из них обгонит другого, т.е. ограничим своё знание об Ахиллесе и черепахе их гипотетическим соревнованием в скорости. Но этого совершенно недостаточно, чтобы определить, состоится ли само соревнование.
Ахиллес может попасть по дороге в аварию и не прибыть на место своего забега наперегонки с черепахой. Или черепаха может сдохнуть до того, как начнется соревнование с Ахиллесом, хоть и живёт сотни лет. Может случиться что угодно, чего мы не способны предусмотреть. И это не контигентность. Случится то, что случится. Это наша феноменальная неспособность овладеть фактичностью.
Наше локализованное знание о превосходстве Ахиллеса нельзя не признать в высшей степени достоверным. Но этой достоверности никогда не достаточно, чтобы гарантировать результат, гарантировать, что Ахиллес станет обгонять черепаху. Мы не можем утверждать, что ход событий определяется вещью «без меня», т.е. нашим знанием. В него всегда может вмешаться вещь «в-себе» и наглядно продемонстрировать, что абсолютизация вещи «без меня» является опрометчивой.
Событие не может ограничиваться вещью «без меня». Вещь «в-себе» постоянно участвует в событии. Незавершенность вещи «без-меня», т.е. нашего знания о всякой вещи, - это не то же самое, что незавершенность самой вещи, её закономерная непрерывная изменчивость. Общий характер незавершённости, свойственный всему, что нас окружает, не делает одним и тем же различные, пусть даже коррелирующие феномены.
Незавершенность нашего знания о вещи, т.е. вещь «без меня», является феноменальным свойством нашего знания. А незавершенность самой вещи, т.е. вещь «в-себе» является феноменальным свойством самой вещи. Незавершённость того и другого не делает их тождественными.
Нашего знания о вещи никогда не достаточно, чтобы гарантировать событие. А событие и только событие определяет, достаточно ли утилитарно наше знание, т.е. насколько мы можем на наше знание положиться. Взаимодействуя с чем-либо, мы взаимодействуем не только с тем, что мы о нём знаем, но и с тем, что о нём для нас остаётся неизвестным.
Вещь «без меня» - это всегда только знание. И если нашего знания достаточно, чтобы вещь вела себя более или менее предсказуемо для нас, мы видим в этой предсказуемости это самое «без меня». Но на самом деле это всего лишь корреляция вещи с нашим знанием о ней.
Вещь «без меня» - это не выход из корреляционистского конструкта. Это самый настоящий корреляционистский конструкт с отодвинутым на периферию личным отношением субъекта. Но такая отнесенность субъекта возможна только до того момента, когда в событии даёт о себе знать вещь «в-себе», т.е. когда происходит нечто непредвиденное. И тут человеку приходится реагировать, полностью полагаясь на себя, отодвинув на периферию уже вещь «без меня».
Вещь «в-себе» всегда участвует в событии, но может подолгу не давать о себе знать. И каждый раз, когда даёт о себе знать, она меняет наши знания, меняет вещь «без меня». Вещь «без меня» - это всё равно явленное «для меня», но без моего личного отношения к явленному. А вещь «в-себе» - это существующее помимо явленного «для меня», т.е. ещё и для меня не явленного, а так же и того, что никогда не будет явлено «для меня».
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 4: https://markshat.livejournal.com/340046.html
часть 5: https://markshat.livejournal.com/340291.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html
НЕВЫЧИСЛЯЕМЫЙ АХИЛЛЕС
Мы способны мыслить о себе, отодвигать себя от себя, превращать себя в объект собственного описания, видеть в себе вещь «без меня» и тем самым приравнивать себя к математизированным объектам. При этом для самих себя мы всегда продолжаем оставаться ещё и вещью «в-себе». Неизвестное нам всегда продолжает иметь место в нас самих.
Субъект исследования является предметом собственного исследования и не может провести четкой границы между субъектом и объектом, между свойствами мыслящего и свойствами предмета мышления. Это легко используется в спекулятивных целях.
Достаточно перевести стрелки с предмета мышления на самого мыслящего, подменить предмет мышления тем, кто его мыслит, и можно утверждать, что «сообществу не остаётся ничего, кроме него самого и современного ему мира». Из чего следует «невозможность мыслить реальность, предшествующую сообществу мыслящих существ или следующую за ним».
Но корреляционизм подразумевает невозможность мыслить реальность вне мыслящих существ, а совсем не невозможность не мыслить о себе. У сообщества нет никого, кто мог бы мыслить, кроме представителей «сообщества» мыслящих. Не задаваясь вопросом, кто мыслит, мыслящему ничего не стоит рассматривать не являющийся им самим объекты вне своего отношения к ним, абстрагируясь от себя с помощью всевозможных средств опосредования, в том числе, с помощью метаматизации.
При этом предметом мышления может быть как доисторическое, так и будущее, в котором, возможно, не будет никаких мыслящих существ. Корреляционизм ограничивает возможность мыслить возможностями мыслящего, но это не значит, что мыслящий вовсе не способен мыслить что-либо, кроме самого себя:
«…Если постулат Парменида «мыслить и быть одно и то же» остаётся предписанием для любой философии до Канта включительно, то фундаментальный постулат сильного корреляционизма, напротив, формулируется так: «бытие и мышление должны мыслиться как способные быть совсем другими». Но не потому, что корреляционист верит, что способен установить действительную несоизмеримость бытия и мышления, (…) он предполагает, что ему по силам выработать настолько радикальную фактичность корреляции бытие-мышление, что она начисто лишит его права запрещать тот вариант, что бытие «в-себе» предположительно не имеет ничего общего с тем, что может быть постигнуто мышлением».
Квентин Мейясу лишает «сильный вариант» корреляционизма элементарного благоразумия. Отталкиваясь от неполного соответствия бытия и мышления, он игнорирует тот факт, что мышление, хоть и ограниченное возможностями мыслящего, все же довольно успешно отражает бытие во многих его аспектах, и заставляет корреляционизм декларировать, что они просто вообще ни в чём и никогда не совпадают, превращая его в слепой максимализм, доводя до абсурда.
Даже до «копернико-гегелианской революции» не было никакой трудности помыслить доисторическое, помыслить мир в отсутствии человека и даже, несмотря на высокий уровень религиозности, помыслить мир в отсутствии Бога. Трудность возникает только тогда, когда исследователь мыслит в качестве объекта исследования не окружающее, не другого человека, но самого себя. Это делает проницаемыми все границы: между субъектом и объектом, субъективным и объективным, внутренним и внешним, высоким и низким.
И сегодня нет никакого смысла в том, чтобы устанавливать жёсткие границы, выпутывать самого человека из свойственной ему необходимости мыслить антропоцентрически. Когда-то человек узнал, что не является центром мироздания, но не перестал быть центром для самого себя. Человек не может отказался от самого себя, не совершив суицида.
Проблема человека не в антропоцентризме, а в том, что, отказывая в антропоцентризме вселенной, он не отказался мыслить себя как производное самого себя, как некоторое самодостаточное существо, для которого всё зависит от самого человека. Человек сумел помыслить о вещи «в-себе», сумел помыслить об отсутствии вещей как таковых, об отсутствии материи как чего-то инертного или агрегатного, сумел поставить себя в один ряд с другими объектами исследования, помыслить о себе как о вещи «без меня», т.е. о себе самом без самого себя, но он с трудом принимает себя самого как вещь «в-себе» для самого себя.
Он постоянно забывает, что наши возможности - это производные гораздо более монументальных возможностей. Тех самых возможностей, которые обеспечивают существование самой вселенной и всего, что её наполняет, в том числе нас самих. Вот почему математизация, которая тоже является нашей возможностью, никогда не может заменить собой абсолют и подчинить себе процессуальность реальности, чьей производной является мы сами вместе с производимой нами математизацией.
Невозможно подчинить процессуальность реальности математизации, полностью поставить совершаемую спекулятивную сделку в зависимость от наши расчётов. Всегда останется нечто за пределами математизации, не принятое нами в расчёт, что может вмешаться и сорвать сделку. Совсем не «всё, что математически мыслимо, абсолютно возможно».
Сама по себе математизация не обеспечивает фактичности. Она никогда не будет достаточной для тех, кто находит резервы с ней не согласиться. Но это совсем не значит, что это генерируемые чьим-то несогласием резервы. Наоборот, это резервы, которые генерируют чьё-то несогласие. Они являются производными тех самых фундаментальных сил, которые упоминает Квентин Мейясу и которые в его собственной интерпретации, вопреки непрерывной изменчивости, поддерживают стабильность или, иначе говоря, динамическое равновесие происходящих процессов, и неподвластны человеку.
Мы можем высчитать скорость радиоактивного распада или скорость света, но не можем контролировать их. Возможно мы даже способны создать условия в каком-то ограниченном пространстве, где мы будем влиять на скорость радиоактивного распада или скорость света. Но где-то за пределами локализованного, за пределами утилитарного, где мы не будем их отслеживать, они останутся независящими от нас. И согласно «принципу неопределённости», отслеживая что-то одно, мы ослабим свою способность отслеживать что-то другое. И то, другое, извне рано или поздно разрушит созданные нами локальные условия, в рамках которых мы поддерживаем некоторые изменённые параметры этих констант. Мы не можем удерживать себя исключительно в узком поле утилитарного.
Силы, поддерживающие стабильность нашего мира, безразличны совсем не по отношению к нам. Они безразличны к нашему желанию установить тотальный контроль, даже если это тотальный контроль в ограниченном пространстве. При всём своём кажущемся безразличии, эти силы не уничтожили нас, не смахнули нас со стола реальности, как досадное недоразумение. Наоборот, они обеспечили возможность нашего существования, поддерживают стабильность нашего вида и даже поддерживают расширение возможностей нашего вида.
Многое было возможно и до модерна, до высокого уровня математизации, в архаике. Пусть не в таких масштабах, как сейчас. Хотя египетские пирамиды до сих пор поражают наше воображение. Недостаточная относительно современности осведомленность строителей пирамид оказалась вполне достаточной для их успешного возведения.
Наше восприятие легко позволяет определить, что не является нами самими, и редуцировать произвольность нашего отношения к тому, что не есть мы. Такая редукция позволяет нам говорить о строго утилитарном характере вещи «без меня», о её приспособлении к нуждам манипулятивного.
Но это манипулятивное всегда схематично, всегда ограничено утилитарным, всегда имеет строго прикладной, локализованный характер. Мы легко просчитаем не зависящие от наших пристрастий возможности Ахиллеса и черепахи. И без особого труда определим, кто из них обгонит другого, т.е. ограничим своё знание об Ахиллесе и черепахе их гипотетическим соревнованием в скорости. Но этого совершенно недостаточно, чтобы определить, состоится ли само соревнование.
Ахиллес может попасть по дороге в аварию и не прибыть на место своего забега наперегонки с черепахой. Или черепаха может сдохнуть до того, как начнется соревнование с Ахиллесом, хоть и живёт сотни лет. Может случиться что угодно, чего мы не способны предусмотреть. И это не контигентность. Случится то, что случится. Это наша феноменальная неспособность овладеть фактичностью.
Наше локализованное знание о превосходстве Ахиллеса нельзя не признать в высшей степени достоверным. Но этой достоверности никогда не достаточно, чтобы гарантировать результат, гарантировать, что Ахиллес станет обгонять черепаху. Мы не можем утверждать, что ход событий определяется вещью «без меня», т.е. нашим знанием. В него всегда может вмешаться вещь «в-себе» и наглядно продемонстрировать, что абсолютизация вещи «без меня» является опрометчивой.
Событие не может ограничиваться вещью «без меня». Вещь «в-себе» постоянно участвует в событии. Незавершенность вещи «без-меня», т.е. нашего знания о всякой вещи, - это не то же самое, что незавершенность самой вещи, её закономерная непрерывная изменчивость. Общий характер незавершённости, свойственный всему, что нас окружает, не делает одним и тем же различные, пусть даже коррелирующие феномены.
Незавершенность нашего знания о вещи, т.е. вещь «без меня», является феноменальным свойством нашего знания. А незавершенность самой вещи, т.е. вещь «в-себе» является феноменальным свойством самой вещи. Незавершённость того и другого не делает их тождественными.
Нашего знания о вещи никогда не достаточно, чтобы гарантировать событие. А событие и только событие определяет, достаточно ли утилитарно наше знание, т.е. насколько мы можем на наше знание положиться. Взаимодействуя с чем-либо, мы взаимодействуем не только с тем, что мы о нём знаем, но и с тем, что о нём для нас остаётся неизвестным.
Вещь «без меня» - это всегда только знание. И если нашего знания достаточно, чтобы вещь вела себя более или менее предсказуемо для нас, мы видим в этой предсказуемости это самое «без меня». Но на самом деле это всего лишь корреляция вещи с нашим знанием о ней.
Вещь «без меня» - это не выход из корреляционистского конструкта. Это самый настоящий корреляционистский конструкт с отодвинутым на периферию личным отношением субъекта. Но такая отнесенность субъекта возможна только до того момента, когда в событии даёт о себе знать вещь «в-себе», т.е. когда происходит нечто непредвиденное. И тут человеку приходится реагировать, полностью полагаясь на себя, отодвинув на периферию уже вещь «без меня».
Вещь «в-себе» всегда участвует в событии, но может подолгу не давать о себе знать. И каждый раз, когда даёт о себе знать, она меняет наши знания, меняет вещь «без меня». Вещь «без меня» - это всё равно явленное «для меня», но без моего личного отношения к явленному. А вещь «в-себе» - это существующее помимо явленного «для меня», т.е. ещё и для меня не явленного, а так же и того, что никогда не будет явлено «для меня».
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 4: https://markshat.livejournal.com/340046.html
часть 5: https://markshat.livejournal.com/340291.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html