ПОСЛЕ КВЕНТИНА МЕЙЯСУ (часть 4)
4.
ДВА ПЛЮС ДВА НЕ РАВНО ЧЕТЫРЁМ
Любая математизация - это всегда сужение параметров рассмотрения, всегда схематизация, всегда упрощение, всегда локализация, всегда утилитарное. И потому даже с помощью отвлечённых средств описания она не способна отождествить вещь «без меня» с вещью «в-себе». Скорость радиоактивного распада или скорость света - это такие же гири и весы архаичного торговца или менялы, с помощью которых он убеждает в своей честности доверчивых покупателей и с помощью которых, при желании, может их обмануть.
Но это нерукотворные гири и весы. И Квентину Мейясу они представляются более надежными, а их математически абстрактная выраженность - вовсе свободной от влияния человеческого восприятия:
«…распад радиоактивных частиц или природа излучения звёзд описаны таким образом, что они предположительно должны быть адекватны тому, что нам удаётся о них думать, и вопрос в том, есть у этого свидетель или нет, не влияет на релевантность описания».
Математика была разработана человеком для решения утилитарных задач и, как всякое операциональное или манипулятивное, в действительности релевантна только самой себе. Но даже это не делает её свободной от «свидетеля». При добросовестности манипулятора она может быть фактом вещи «без меня», но всё равно не способна узаконить её в качестве вещи «в-себе». Описание никогда не тождественно предмету описания, а степень его релевантности предмету описания и вовсе зависима от добросовестности манипулятора.
Определение математики как «свободной от отношения к миру» само не свободно от отношения к миру. И не только потому, что вскрывает спекулятивный характер математики, но и обнажает наивную веру в математизацию самого спекулятивного материалиста.
Вера в математизацию возвращает нас к наивному. Сам Квентин Мейясу сознаёт, что она «представляет собой регрессию к «наивной» позиции догматический метафизики». Поэтому стоит напомнить наивную истину: «2+2=4» в чистом виде не существует. А существует исключительно как факт собственно математики.
И как факт математики «2+2=4» абсолютно надёжное выражение. Но надёжно оно только до тех пор, пока имеет крайне ограниченное приложение к действительности. А именно прилагается к самому себе, ограничивается самим собой. Стоит нам его чуть-чуть расширить, распространить - предположим, два яблока плюс две картофелины - это уже не четыре. А два яблока плюс два кварка - это вообще чёрт знает что.
Математическое имеет такую же ограниченную надёжность, как и гуманитарное. «2+2=4» само по себе ничего не значит, кроме самого себя. Нигде в действительности мы не найдём «2». Это будет либо чернильная извивающаяся линия, выведенная на бумаге, либо что-то ещё, материально не являющееся «2».
Чтобы привязать «2» к реальности, мы должны уйти от абсолютной достоверности «2+2=4» и соотнести «2» с какими-то объектами, не обладающими ничем абсолютным. И тогда мы ни только не можем прибавить два яблока к двум картофелинам, но и одно яблоко, строго говоря, не можем прибавить к другому. Потому что два яблока никогда не тождественны друг другу. Мы просто сами не захотим прибавлять к спелому яблоку яблоко с червивым боком.
Но даже взяв два безупречных яблока, мы, строго говоря, тоже не можем без некоторой допустимой приблизительности прибавить их друг к другу. Никаких два объекта не являются абсолютно идентичными друг другу. Даже если это яблоки одного сорта, одной степени созревания, сорванные с одного и того же дерева. Одно всегда немного больше другого, всегда имеет немного другую форму, всегда немного другую раскраску, всегда немного другую консистенцию.
Мы можем их измерить и взвесить, и получить вполне достоверные данные об их разнице. Пусть она даже будет для нас незначительной, но она всегда будет. То же самое следует предположить относительно двух одинаковых клеток живого организма или двух элементарных частиц, двух молекул, двух атомов и т.д.
Но достоверны не сами эти данные. Наши измерительные приборы всегда будут ошибаться, пусть на считанные микроны. Они никогда не обладают всей завершённостью измерения. И создав завтра более тонко градуированный прибор, мы получим другие уточнённые данные.
Достоверна такая допустимость неточности, которая не обесценивает произведенных нами измерений. Эта допустимость поддерживается тем, что точность в принципе невозможна. Точность - это идеалистическая категория, выдвинутая человеком как условие его полного контроля над происходящим. Но такой контроль не осуществим в принципе.
Спекулятивность всегда идеалистична и только тогда достигает цели, когда имеет место спекулятивное событие (сделка), которое допускается всей процессуальностью реальности, т.е. всем ходом происходящих в реальности процессов, как находящихся в поле нашего внимания, так и находящихся за пределами этого поля, принципиально неспособного охватить всей реальности. Тогда как планируемая нами сделка может осуществиться, а может и не осуществиться.
Математизация может в каких угодно подробностях просчитать вероятность спекулятивного события и даже абстрагироваться от измерений. Но она не может гарантировать самого события, самой сделки.
Ею всегда описывается только такие факторы, которые гипотетически обеспечивают сделку. А сама математизация является только средством повысить вероятность её осуществления. Но само событие, сама фактичность, остаётся для математизации не-вычисляемой, остаётся вещью «в-себе». Впрочем, это очевидно и для Квентина Мейясу:
«…современная наука раскрывает спекулятивную действенность, хоть и гипотетическую, любой математической формулировки о нашем мире».
«Спекулятивная действенность» всегда гипотетична и сама по себе не способна превратить гипотетическое в фактическое. Любые наши описания являются идеализмами. Кантовская вещь «в-себе» - это не описание. Это маркировка невозможности описания. И потому она абсолютно достоверна, хоть и максимально скупа в отношении описания и ограничивается исключительно констатацией. А любые описания относительно достоверны. Любые наши описания, в том числе математические, являются более или менее достоверными, характеризующимися принципиальной невозможностью получения конечных данных. И потому никакого «после» относительно этих недостижимых конечных данных не может быть в принципе.
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 5: https://markshat.livejournal.com/340291.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 7: https://markshat.livejournal.com/340918.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html
ДВА ПЛЮС ДВА НЕ РАВНО ЧЕТЫРЁМ
Любая математизация - это всегда сужение параметров рассмотрения, всегда схематизация, всегда упрощение, всегда локализация, всегда утилитарное. И потому даже с помощью отвлечённых средств описания она не способна отождествить вещь «без меня» с вещью «в-себе». Скорость радиоактивного распада или скорость света - это такие же гири и весы архаичного торговца или менялы, с помощью которых он убеждает в своей честности доверчивых покупателей и с помощью которых, при желании, может их обмануть.
Но это нерукотворные гири и весы. И Квентину Мейясу они представляются более надежными, а их математически абстрактная выраженность - вовсе свободной от влияния человеческого восприятия:
«…распад радиоактивных частиц или природа излучения звёзд описаны таким образом, что они предположительно должны быть адекватны тому, что нам удаётся о них думать, и вопрос в том, есть у этого свидетель или нет, не влияет на релевантность описания».
Математика была разработана человеком для решения утилитарных задач и, как всякое операциональное или манипулятивное, в действительности релевантна только самой себе. Но даже это не делает её свободной от «свидетеля». При добросовестности манипулятора она может быть фактом вещи «без меня», но всё равно не способна узаконить её в качестве вещи «в-себе». Описание никогда не тождественно предмету описания, а степень его релевантности предмету описания и вовсе зависима от добросовестности манипулятора.
Определение математики как «свободной от отношения к миру» само не свободно от отношения к миру. И не только потому, что вскрывает спекулятивный характер математики, но и обнажает наивную веру в математизацию самого спекулятивного материалиста.
Вера в математизацию возвращает нас к наивному. Сам Квентин Мейясу сознаёт, что она «представляет собой регрессию к «наивной» позиции догматический метафизики». Поэтому стоит напомнить наивную истину: «2+2=4» в чистом виде не существует. А существует исключительно как факт собственно математики.
И как факт математики «2+2=4» абсолютно надёжное выражение. Но надёжно оно только до тех пор, пока имеет крайне ограниченное приложение к действительности. А именно прилагается к самому себе, ограничивается самим собой. Стоит нам его чуть-чуть расширить, распространить - предположим, два яблока плюс две картофелины - это уже не четыре. А два яблока плюс два кварка - это вообще чёрт знает что.
Математическое имеет такую же ограниченную надёжность, как и гуманитарное. «2+2=4» само по себе ничего не значит, кроме самого себя. Нигде в действительности мы не найдём «2». Это будет либо чернильная извивающаяся линия, выведенная на бумаге, либо что-то ещё, материально не являющееся «2».
Чтобы привязать «2» к реальности, мы должны уйти от абсолютной достоверности «2+2=4» и соотнести «2» с какими-то объектами, не обладающими ничем абсолютным. И тогда мы ни только не можем прибавить два яблока к двум картофелинам, но и одно яблоко, строго говоря, не можем прибавить к другому. Потому что два яблока никогда не тождественны друг другу. Мы просто сами не захотим прибавлять к спелому яблоку яблоко с червивым боком.
Но даже взяв два безупречных яблока, мы, строго говоря, тоже не можем без некоторой допустимой приблизительности прибавить их друг к другу. Никаких два объекта не являются абсолютно идентичными друг другу. Даже если это яблоки одного сорта, одной степени созревания, сорванные с одного и того же дерева. Одно всегда немного больше другого, всегда имеет немного другую форму, всегда немного другую раскраску, всегда немного другую консистенцию.
Мы можем их измерить и взвесить, и получить вполне достоверные данные об их разнице. Пусть она даже будет для нас незначительной, но она всегда будет. То же самое следует предположить относительно двух одинаковых клеток живого организма или двух элементарных частиц, двух молекул, двух атомов и т.д.
Но достоверны не сами эти данные. Наши измерительные приборы всегда будут ошибаться, пусть на считанные микроны. Они никогда не обладают всей завершённостью измерения. И создав завтра более тонко градуированный прибор, мы получим другие уточнённые данные.
Достоверна такая допустимость неточности, которая не обесценивает произведенных нами измерений. Эта допустимость поддерживается тем, что точность в принципе невозможна. Точность - это идеалистическая категория, выдвинутая человеком как условие его полного контроля над происходящим. Но такой контроль не осуществим в принципе.
Спекулятивность всегда идеалистична и только тогда достигает цели, когда имеет место спекулятивное событие (сделка), которое допускается всей процессуальностью реальности, т.е. всем ходом происходящих в реальности процессов, как находящихся в поле нашего внимания, так и находящихся за пределами этого поля, принципиально неспособного охватить всей реальности. Тогда как планируемая нами сделка может осуществиться, а может и не осуществиться.
Математизация может в каких угодно подробностях просчитать вероятность спекулятивного события и даже абстрагироваться от измерений. Но она не может гарантировать самого события, самой сделки.
Ею всегда описывается только такие факторы, которые гипотетически обеспечивают сделку. А сама математизация является только средством повысить вероятность её осуществления. Но само событие, сама фактичность, остаётся для математизации не-вычисляемой, остаётся вещью «в-себе». Впрочем, это очевидно и для Квентина Мейясу:
«…современная наука раскрывает спекулятивную действенность, хоть и гипотетическую, любой математической формулировки о нашем мире».
«Спекулятивная действенность» всегда гипотетична и сама по себе не способна превратить гипотетическое в фактическое. Любые наши описания являются идеализмами. Кантовская вещь «в-себе» - это не описание. Это маркировка невозможности описания. И потому она абсолютно достоверна, хоть и максимально скупа в отношении описания и ограничивается исключительно констатацией. А любые описания относительно достоверны. Любые наши описания, в том числе математические, являются более или менее достоверными, характеризующимися принципиальной невозможностью получения конечных данных. И потому никакого «после» относительно этих недостижимых конечных данных не может быть в принципе.
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 5: https://markshat.livejournal.com/340291.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 7: https://markshat.livejournal.com/340918.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html