ПОСЛЕ КВЕНТИНА МЕЙЯСУ (часть 5)
5.
БЕСКОНЕЧНАЯ БИБЛИОТЕКА
Труднее всего научиться отличать, что мы знаем о реальности от самой реальности. Мы знаем, что у нас есть сердце, и оно бьётся. Но самого биения сердца мы не знаем. В лучшем случае мы его только отслеживаем. Но оно бьётся и без нашего отслеживания. Оно бьётся, без участия нашего сознания, т.е. бессознательно.
Нам кажется, что если мы что-то знаем, то это уже реальность того, что мы знаем. Вот мы знаем, что наше сердце бьётся, и оно бьётся так, как мы это знаем. Но сердце перестаёт биться или бьётся не так, как мы того хотим, и оказывается, что мы не знаем того, как оно бьётся. Или, точнее, не знаем всего о том, как оно бьётся.
Знание о чём-либо не делает его тем, о чём это знание, пусть оно даже подтверждено экспериментально. Осведомленность о сердцебиении - это никогда не само сердцебиение.
Человечество давно знает, что у человека есть сердце и что оно бьётся. Это простое ритмичное действие, внешне лишённое какой-либо изощренной интеллигибельности.
Сейчас мы можем наблюдать биение сердца непосредственно на мониторе, синхронно процессу его биения, и в некоторых чрезвычайных случаях помогать ему биться, когда возникает какая-либо экстренная ситуация. Мы можем математически довольно точно просчитать параметры этого процесса. Описать его как вещь «без меня»
Но ни одно сердце вплоть до сегодняшнего дня мы не смогли спасти от того, что оно остановится один раз и навсегда. Потому что наше знание о сердцебиение и само сердцебиение - это не одно и то же. И описание сердцебиения, пусть даже отражённое на мониторе в реальном времени, не способно заменить самого сердцебиения.
Сердцебиение остаётся для нас вещью «в-себе» или процессом «в-себе». Мы можем мыслить о нём и математически описывать его. Но мы не можем заменить его всей силой своей мысли, всей своей сознательной деятельностью, даже передоверив это приборам и всему арсеналу имеющихся у нас технических средств, созданных нами в результате множества удачно осуществлённых научных экспериментов.
Все эти технические средства в силу своей современной фантастической автоматизации кому-то могут казаться преодолевшими ограниченность человека. Но только могут казаться, потому что, несмотря на все наши удивительнейшие инженерные достижения, мы так и не изобрели вечного двигателя, подконтрольного нам и игнорирующего процессуальность реальности.
Мы можем мыслить о радиоактивном распаде или скорости света, математически описывать их и с их помощью, как с помощью линейки, измерять другие объекты или процессы. Мы даже можем мыслить об объектах как процессах, а процессах как объектах.
Но мы не можем с помощью полученных нами научных данных и поставленных нами научных экспериментов получить исчерпывающие знания хотя бы об одном из объектов или процессов, что не мешает нашей достаточно надёжной осведомлённости о тех из них, что находятся в поле доступности нашей манипулятивности. И всё же мы не способны своими силами обеспечить продолжение существования какому угодно объекту или процессу, если внешние по отношению к нам условия его существования или продолжения перестанут существовать.
Не эксперимент создаёт достаточные условия для его успешного осуществления, а достаточные условия обеспечивают успешность эксперимента. Нас может обманывать, что кажущиеся нам необходимыми условия существовали уже тогда, когда эксперимент ещё не проводился. Или что они вообще существовали всегда, но о нём ещё никто не помышлял.
В научпоповских статьях можно встретить рассуждения о том, что порох и артиллерия могли быть изобретены ещё в Древнем Риме. Необходимые навыки и материалы для этого якобы уже были. Тогда римляне могли бы отбиться от варваров и история пошла бы по-другому, цивилизационной деградации эпохи раннего средневековья могло бы и не быть. Но такие спекуляции - это дилетантски упрощенная, поверхностная оценка необходимых условий.
Нечто подобное присутствует у Квентина Мейясу в его воодушевлённости поддающимися математизации радиоактивным распадом и скоростью света. Они тоже существовали всегда. Страшно подумать, что было бы, изобрети древние римляне атомную бомбу или какое-нибудь футуристическое даже для нас лазерное оружие.
Наука становится спекулятивной именно тогда, когда игнорирует не-тождественность эксперимента всем условиям, необходимым для его осуществления и поддержания. Фундаментальная наука для того и существует, чтобы мы никогда не забывали об этом, и не позволяли прикладной или экспериментальной науке скатиться к чистой спекулятивности и шарлатанским наукообразным фокусам.
Эксперимент никогда не равен всей обеспечившей его реальности. Иллюстрирующий явление эксперимент никогда не равен всей реальности иллюстрируемого явления. Наша интерпретация эксперимента никогда не равна всей реальности эксперимента.
Никакое знание не избавляет нас от своей феноменальной недостаточности. Явление не является знанием о нём. Хотя знание тоже явление. Но не то же самое явление, о котором это знание. А реальность - это не собрание книг в гигантской библиотеке, все тома которой всё-таки можно прочесть, если жить достаточно долго.
Скорее, это такая библиотека, томов в которой становится всё больше и больше прямо пропорционально жизни читающего. Сама жизнь читающего производит всё новые и новые тома. И ему даже при условии бессмертия никогда не добраться до последнего тома. Потому что реальность - это не складирование томов, а их производство. И читающий сам неотторжимая часть этого производства:
«…способность математизированной науки - её сила была во всей полноте теоретизированна Декартом - выявлять мир, отделимый от человека».
Нет никакой трудности в том, чтобы определить, что именно в нашем мире существует помимо участия человека, определить отделимое от нас - все эти окружающие нас несопоставимо огромные макро и пронизывающие нас микро феномены, внешне индифферентные по отношению к переживаемому нами.
Но мы не знаем мира, от которого могли бы быть отделимы мы сами. Мы так и не способны стать достаточно «отделимыми» от всей той совокупности процессов, которую представляет собой реальность, в которую мы так или иначе интегрированы и которая когда-то привела к нашему возникновению без нашего сознательного участия. Мы не способны стать совершенно независимыми деятелями (чистыми субъектами) по отношению к любому объекту или процессу, с которым так или иначе соприкасаемся.
Ничто не делает нас независимыми по отношению к тому, что мы называем «природой» и чему отказываем в способности самой позаботиться о себе. Мы всерьёз утверждаем, что можем разрушить природу. Но на самом деле мы можем разрушить разве что только себя. И то исключительно в той своей части, которая достижима для нас.
Мы не способны уничтожить всё живое. Мы не способны уничтожить саму возможность жизни во вселенной. Пусть даже мы способны уничтожить свою планету, пусть даже мы обретём способность уничтожить ещё несколько планет, сила нашего разрушения всегда меньше источника этой силы, меньше того, откуда мы черпаем свои возможности.
Раздраженный этим бессилием спекулятивный ум нервно отмахнется от такой альтернативы. Мол, какое нам дело, что где-то во вселенной возможна другая эволюция и другая цивилизация, когда нашей не станет. И это будет тем самым, что Квентин Мейясу называет «реваншем Птолемея», повторным антропоцентризмом, неспособностью человека отделаться от собственной рефлексии.
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 4: https://markshat.livejournal.com/340046.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 7: https://markshat.livejournal.com/340918.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html
БЕСКОНЕЧНАЯ БИБЛИОТЕКА
Труднее всего научиться отличать, что мы знаем о реальности от самой реальности. Мы знаем, что у нас есть сердце, и оно бьётся. Но самого биения сердца мы не знаем. В лучшем случае мы его только отслеживаем. Но оно бьётся и без нашего отслеживания. Оно бьётся, без участия нашего сознания, т.е. бессознательно.
Нам кажется, что если мы что-то знаем, то это уже реальность того, что мы знаем. Вот мы знаем, что наше сердце бьётся, и оно бьётся так, как мы это знаем. Но сердце перестаёт биться или бьётся не так, как мы того хотим, и оказывается, что мы не знаем того, как оно бьётся. Или, точнее, не знаем всего о том, как оно бьётся.
Знание о чём-либо не делает его тем, о чём это знание, пусть оно даже подтверждено экспериментально. Осведомленность о сердцебиении - это никогда не само сердцебиение.
Человечество давно знает, что у человека есть сердце и что оно бьётся. Это простое ритмичное действие, внешне лишённое какой-либо изощренной интеллигибельности.
Сейчас мы можем наблюдать биение сердца непосредственно на мониторе, синхронно процессу его биения, и в некоторых чрезвычайных случаях помогать ему биться, когда возникает какая-либо экстренная ситуация. Мы можем математически довольно точно просчитать параметры этого процесса. Описать его как вещь «без меня»
Но ни одно сердце вплоть до сегодняшнего дня мы не смогли спасти от того, что оно остановится один раз и навсегда. Потому что наше знание о сердцебиение и само сердцебиение - это не одно и то же. И описание сердцебиения, пусть даже отражённое на мониторе в реальном времени, не способно заменить самого сердцебиения.
Сердцебиение остаётся для нас вещью «в-себе» или процессом «в-себе». Мы можем мыслить о нём и математически описывать его. Но мы не можем заменить его всей силой своей мысли, всей своей сознательной деятельностью, даже передоверив это приборам и всему арсеналу имеющихся у нас технических средств, созданных нами в результате множества удачно осуществлённых научных экспериментов.
Все эти технические средства в силу своей современной фантастической автоматизации кому-то могут казаться преодолевшими ограниченность человека. Но только могут казаться, потому что, несмотря на все наши удивительнейшие инженерные достижения, мы так и не изобрели вечного двигателя, подконтрольного нам и игнорирующего процессуальность реальности.
Мы можем мыслить о радиоактивном распаде или скорости света, математически описывать их и с их помощью, как с помощью линейки, измерять другие объекты или процессы. Мы даже можем мыслить об объектах как процессах, а процессах как объектах.
Но мы не можем с помощью полученных нами научных данных и поставленных нами научных экспериментов получить исчерпывающие знания хотя бы об одном из объектов или процессов, что не мешает нашей достаточно надёжной осведомлённости о тех из них, что находятся в поле доступности нашей манипулятивности. И всё же мы не способны своими силами обеспечить продолжение существования какому угодно объекту или процессу, если внешние по отношению к нам условия его существования или продолжения перестанут существовать.
Не эксперимент создаёт достаточные условия для его успешного осуществления, а достаточные условия обеспечивают успешность эксперимента. Нас может обманывать, что кажущиеся нам необходимыми условия существовали уже тогда, когда эксперимент ещё не проводился. Или что они вообще существовали всегда, но о нём ещё никто не помышлял.
В научпоповских статьях можно встретить рассуждения о том, что порох и артиллерия могли быть изобретены ещё в Древнем Риме. Необходимые навыки и материалы для этого якобы уже были. Тогда римляне могли бы отбиться от варваров и история пошла бы по-другому, цивилизационной деградации эпохи раннего средневековья могло бы и не быть. Но такие спекуляции - это дилетантски упрощенная, поверхностная оценка необходимых условий.
Нечто подобное присутствует у Квентина Мейясу в его воодушевлённости поддающимися математизации радиоактивным распадом и скоростью света. Они тоже существовали всегда. Страшно подумать, что было бы, изобрети древние римляне атомную бомбу или какое-нибудь футуристическое даже для нас лазерное оружие.
Наука становится спекулятивной именно тогда, когда игнорирует не-тождественность эксперимента всем условиям, необходимым для его осуществления и поддержания. Фундаментальная наука для того и существует, чтобы мы никогда не забывали об этом, и не позволяли прикладной или экспериментальной науке скатиться к чистой спекулятивности и шарлатанским наукообразным фокусам.
Эксперимент никогда не равен всей обеспечившей его реальности. Иллюстрирующий явление эксперимент никогда не равен всей реальности иллюстрируемого явления. Наша интерпретация эксперимента никогда не равна всей реальности эксперимента.
Никакое знание не избавляет нас от своей феноменальной недостаточности. Явление не является знанием о нём. Хотя знание тоже явление. Но не то же самое явление, о котором это знание. А реальность - это не собрание книг в гигантской библиотеке, все тома которой всё-таки можно прочесть, если жить достаточно долго.
Скорее, это такая библиотека, томов в которой становится всё больше и больше прямо пропорционально жизни читающего. Сама жизнь читающего производит всё новые и новые тома. И ему даже при условии бессмертия никогда не добраться до последнего тома. Потому что реальность - это не складирование томов, а их производство. И читающий сам неотторжимая часть этого производства:
«…способность математизированной науки - её сила была во всей полноте теоретизированна Декартом - выявлять мир, отделимый от человека».
Нет никакой трудности в том, чтобы определить, что именно в нашем мире существует помимо участия человека, определить отделимое от нас - все эти окружающие нас несопоставимо огромные макро и пронизывающие нас микро феномены, внешне индифферентные по отношению к переживаемому нами.
Но мы не знаем мира, от которого могли бы быть отделимы мы сами. Мы так и не способны стать достаточно «отделимыми» от всей той совокупности процессов, которую представляет собой реальность, в которую мы так или иначе интегрированы и которая когда-то привела к нашему возникновению без нашего сознательного участия. Мы не способны стать совершенно независимыми деятелями (чистыми субъектами) по отношению к любому объекту или процессу, с которым так или иначе соприкасаемся.
Ничто не делает нас независимыми по отношению к тому, что мы называем «природой» и чему отказываем в способности самой позаботиться о себе. Мы всерьёз утверждаем, что можем разрушить природу. Но на самом деле мы можем разрушить разве что только себя. И то исключительно в той своей части, которая достижима для нас.
Мы не способны уничтожить всё живое. Мы не способны уничтожить саму возможность жизни во вселенной. Пусть даже мы способны уничтожить свою планету, пусть даже мы обретём способность уничтожить ещё несколько планет, сила нашего разрушения всегда меньше источника этой силы, меньше того, откуда мы черпаем свои возможности.
Раздраженный этим бессилием спекулятивный ум нервно отмахнется от такой альтернативы. Мол, какое нам дело, что где-то во вселенной возможна другая эволюция и другая цивилизация, когда нашей не станет. И это будет тем самым, что Квентин Мейясу называет «реваншем Птолемея», повторным антропоцентризмом, неспособностью человека отделаться от собственной рефлексии.
(продолжение следует)
часть 1: https://markshat.livejournal.com/339249.html
часть 2: https://markshat.livejournal.com/339663.html
часть 3: https://markshat.livejournal.com/339963.html
часть 4: https://markshat.livejournal.com/340046.html
часть 6: https://markshat.livejournal.com/340702.html
часть 7: https://markshat.livejournal.com/340918.html
часть 8: https://markshat.livejournal.com/341444.html
часть 9: https://markshat.livejournal.com/341699.html
часть 10: https://markshat.livejournal.com/342000.html
часть 11: https://markshat.livejournal.com/342192.html
часть 12: https://markshat.livejournal.com/342422.html
часть 13: https://markshat.livejournal.com/342533.html
часть 14: https://markshat.livejournal.com/385198.html