2.
БЕСПОЛЕЗНАЯ КАРТА МЕСТНОСТИ
Квентин Мейясу тоже видит проблему в зависимости, от которой следует избавиться. Но это другая зависимость. Она обусловлена связанностью восприятия, которую культивирует корреляционизм:
«Под «корреляцией» мы понимаем идею, согласно которой мы можем иметь доступ только к корреляции между мышлением и бытием, но никогда к чему-то одному из них в отдельности».
Ничто не мешает нам иметь доступ к бытию вне нашего мышления. Бытие имеет место вне зависимости от того, мыслим мы его или нет. Другое дело, что мы хотели бы достичь такого мышления, которое было бы тождественно бытию, а ещё лучше, заменило его. Вот что представляет собой непреодолимое препятствие.
И Квентин Мейясу предлагает нам принять отвлечённость математических методов и продвинутых средств измерения с помощью таких монументальных и неподвластных человеку констант, как скорость радиоактивного распада или скорость света, за возможность тождественного бытию мышления:
«…все аспекты объекта, которые могут быть сформулированы в математических выражениях, могут содержательно мыслиться как свойства объекта в себе. Из всего того, что в объекте может дать повод для математического осмысления (в виде формулы или в цифровом формате), а не из воспринимаемого или ощущаемого, есть смысл сделать свойства вещи не только как она есть для меня, но и как она есть без меня».
Даже если согласиться, что математически осмысленная вещь - это в некотором роде вещь «без меня», то всё равно это не вещь «в-себе».
Математизированная вещь «без меня» - это вещь в той своей части, которая доступна нашим измерениям и в произвольности интерпретации которой мы этими измерениями ограничены. Но это не вещь «в-себе» - т.е. вещь ещё и в той своей части, которая не охватывается нашими измерениями, как теми, что мы уже произвели, так и теми, что мы произведём когда-нибудь, пусть даже в самом отдалённом и продвинутом будущем, а ещё и теми, что не произведём никогда.
Вещь «без меня» - это всего лишь некоторые из свойств вещи, которые мы более или менее оградили от субъективности нашей оценки за счёт опосредованности описания, в том числе с помощью математических методов и неподвластных человеку констант. Но свойства, которые не удалось описать, всё равно остались не описанными. Т.е. даже став вещью «без меня», она так и не стала тождественной вещи «в-себе».
На этой спекулятивной подмене следует остановиться. Нам ничего не стоит «отличить свойства мира, зависящие от нашего отношения к нему», от свойств мира, «продолжающих существовать безотносительно отношения, в которые мы с ним вступаем». На это способен любой профанный ум. Чайник, если мы не поставим его на огонь, не вскипит. Но солнце, даже если мы задёрнем шторы, всё равно взойдет.
Другое дело, что мы не способны описать «свойства мира», не прибегая к доступным нам средствам формализации. Это не делает эти свойства зависимыми от наших средств формализации. Как в мультфильме про тридцать восемь попугаев. Мы можем измерять в попугаях. А можем с помощью каких-то других более общеупотребительных единиц измерения.
Формализация - это привязка нас к этим единицам измерения, но не привязка к единицам измерения того, что мы измеряем. Свойства математизируемых объектов оказывают на нас влияние независимо от того, в каких единицах мы их измеряем. Или как мы их описываем. И описываем ли вообще.
Фактичность имеет односторонний характер по отношению к средствам описания. Они никогда не позволяют нам до конца овладеть фактичностью. От них требуется, как можно ближе следовать ей. Но они не в состоянии исчерпывающе описать её или, тем более, подчинить себе. Хоть и позволяют в некоторой её части описать её довольно надёжно. Вещь «без меня» это всегда только доступное нашему описанию, тогда как в реальности вещь всегда ещё и «в-себе», т.е. не подающаяся исчерпывающему описанию.
Поэтому вопрос, насколько наши опосредованные описания, т.е. вещь «без меня», соответствуют её реальному состоянию, т.е. тому, что представляет собой вещь «в-себе» - это не проблема достоверности описания. Ничто в этом мире не исчерпывается его описанием. И потому любое описание не-тождественно описываемому, в том числе математическое. Квентин Мейясу настаивает на тождественности вещи «в-себе» и её математического описания (вещи «без меня»), т.е. на тождественности того, что заведомо не-тождественно.
Описание может быть довольно достоверным. Но не может быть завершённым, поскольку реальность находится в состоянии непрерывной изменчивости. Это не значит, что любой объект постоянно меняется до неузнаваемости. Но он так или иначе меняется. И когда мы описываем объекты, чья изменчивость не так уж скоротечна или вовсе максимально замедленна и практически не ощутима нами, мы получаем очень надёжные результаты.
В различных своих аспектах реальность меняется с разной интенсивностью. И это позволяет что-то описать надёжнее, что-то менее надёжно.
Реальность меняется не произвольно, а в соответствии со своими гиперфеноменальными свойствами, т.е. согласно свойственным ей закономерностям. Нашим оценкам возможных вариантов развития событий в русле закономерностей, свойственных непрерывной изменчивости, присуща контингентность. Но Квентин Мейясу не может допустить, что контингентность распространяется на формулируемые нами физические законы:
«…кажется абсурдным считать, что не только вещи, но и физические законы реально являются контингентными, потому что, если бы так было, следовало бы допустить, что эти законы могут действительно без основания измениться в любой момент».
Ничто не меняется без оснований. Абсурдно совсем не это, а игнорирование разницы между формулированием нами физических законов и имеющими место в реальности закономерностями, какими они есть, не ограниченными возможностями нашей интерпретации этих закономерностей, т.е. нашей способностью формулировать. Измениться в любой момент могут не реально имеющие место закономерности, а сформулированные нами законы. Когда-то они были птолемеевскими, потом стали ньютоновскими, потом эйнштейновскими, неизвестно какими ещё станут потом. Что это, если не контингентность.
Контингентность интерпретации нами физических законов свидетельствует о не-тождественности того, как на протяжении всей истории мы интерпретируем имеющие место закономерности, самим закономерностям. И нет никаких оснований предполагать, что в нынешней их интерпретации мы избавились от подобной контингентности:
«…что гарантирует нам, что сама физика, (а не та или иная физическая теория), всё ещё будет возможна завтра. Условием возможности физики является воспроизводимость опытов - и они же гарантируют достоверность теории. Но если завтра в тех же условиях те же опыты дадут другие результаты, если стабильность эффектов и стабильность вероятности не будут гарантированы изо дня в день при тех же условиях опытов, сама идея физики как науки разрушится».
Любая дисциплина (в том числе физика) - это сфера описания. Каждый раз, когда меняется описание, исчезает не дисциплина, а утративший актуальность способ описания. Идея физики - это не плод нашего воображения. Она поддерживается нашим опытом реальности. Если она перестанет им поддерживаться, зачем нам «идея физики».
Закономерности, действующие в реальности, никогда не-тождественны сформулированным нами законам именно потому, что закономерности, действующие в реальности, относятся к тому, что описывается нами, а не к средствам их описания.
Реальность не есть описание. И хоть наши описания вполне реальны, они не способны заменить собой реальность описываемого. Вот почему нашей осведомлённостью о контингентности мы не способны подменить фактичность. Пока событие не имело место, у нас нет стопроцентной гарантии, что оно обязательно произойдёт.
Сформулированные законы - это некоторые выделенные нами закономерности свойственной реальности непрерывной изменчивости. Но что-то всегда остаётся не охваченным нами. Сформулированные нами законы - это никогда не все закономерности свойственной реальности непрерывной изменчивости. Они описывают непрерывную изменчивость в некоторых её аспектах более надёжно, в некоторых менее надёжно. Но мы никогда не можем поставить безусловный знак равенства между действительным и описываемым, между фактичностью и контингентностью.
Это как правила языка, которые не являются собственно языком. Они представляют собой закономерности языка, которые мы извлекаем из языковой практики и формулируем в качестве правил. Но сам язык далеко не во всём следует этим извлечённым нами из языка правилам. Правила позволяют правильно говорить и писать, т.е. говорить и писать согласно извлечённым нами из языка закономерностям. Это способствует коммуникации.
Но язык не исчерпывается требованиями коммуникации. Он ещё подключён к нашему проживанию реальности, которая далеко не во всём коммуникативна. Её взаимодействия не происходят исключительно через коммуникацию. Неизвестное нам не охватывается коммуникацией, но оказывает на нас влияние, разрушая установленные нами правила коммуникации.
И потому язык меняется через нашу языковую практику, а не по нашим правилам. Он меняется в соответствии со свойственной ему феноменальностью, далеко не во всём очевидной для нас. Меняется язык и меняются правила. И как бы мы ни расстраивались из-за нарушений правил, определяющим является соответствие правил языку, а не языка правилам.
Правила - это схематизация языка, а не сам язык. Любые способы схематизации - это не вся схематизируемая ими реальность, а утилитарное упрощение реальности, приспособление для решения каких-то локальных задач. Никакая разновидность схематизации реальности не может заменить собой самой реальности.
Язык изначально не мог оправдать ожиданий Хайдеггера. Он предназначен для наших манипуляций, но наши манипуляции не отменяют его феноменальности. Мы манипулируем им, но не контролируем его.
И это не безнадёжный релятивизм. Тождественности описания самому объекту описания не допускает феноменальность самого описания. Такая гипотетическая тождественность просто сделала бы описание ненужным.
Тождественность карты и местности делает одно неотличимым от другого. Т.е. оставляет нас на местности без карты. Ведь если карта тождественна местности, равна ей размерами и столь же детализирована, она ничуть не облегчает ориентирования. По такой карте так же трудно ориентироваться, как и по самой местности без всякой карты.
Так, с одной стороны, описание не-тождественно описываемому, а, с другой, описание не предназначено для того, чтобы быть тождественным описываемому. В описании, тождественном описываемому, нет для нас никакого смысла. Описание всегда утилитарно. Оно строится на допущении, что можно пренебречь некоторыми подробностями описываемого для достижения какого-то результата. В его утилитарности залог того, что результат, по большому счёту, нас никогда не устраивает.
Ведь имея хорошую карту местности, мы довольно успешно достигаем пункта назначения. Разве не для того существует карта? А современные средства навигации творят вообще невообразимые чудеса. Вводим в навигатор пункт назначения и приятный голос сообщает нам через сколько метров следует повернуть направо или налево. И всё же нам мало этой результативности. Мы не можем ограничить ею своего существования.
Со всей очевидностью наша жизнь не сводится к ориентированию - к превосходным картам, навигации, гаджетам, техническим средствам. Хотя все они являются нашими бесспорными достижениями. Жизнь не подаётся полной схематизации. Она принадлежит местности, а не карте. Жизнь - это реальность, а не средства её описания. Мы не способны удовольствоваться никакими описаниями жизни или техническими средствами достижения любых результатов.
Хотя сама по себе карта вполне реальна, но только в качестве вещи, т.е. в качестве самой себя, но не в качестве реальности описываемого ею. И тогда она сама выступает в роли предмета, а не только описания.
Никакая описываемая нами результативность не является достаточно результативной. Тут уместно вспомнить сломанные «машины желаний» Жиля Делёза и Феликса Гваттари. Любая формулируемая нами результативность просто не способна быть достаточной. Процессуальность реальности не может быть ограничена никаким нашим целеполаганием. Она всегда выходит за горизонты мыслимого нами.
Проблема совсем не в ограниченности восприятия или недостоверности описания, не в их не-тождественности реальности. Наше восприятие реальности и её описание может быть достаточно достоверным. Оно не может быть завершённым.
(продолжение следует)
часть 1:
https://markshat.livejournal.com/339249.html часть 3:
https://markshat.livejournal.com/339963.html часть 4:
https://markshat.livejournal.com/340046.html часть 5:
https://markshat.livejournal.com/340291.html часть 6:
https://markshat.livejournal.com/340702.html часть 7:
https://markshat.livejournal.com/340918.html часть 8:
https://markshat.livejournal.com/341444.html часть 9:
https://markshat.livejournal.com/341699.html часть 10:
https://markshat.livejournal.com/342000.html часть 11:
https://markshat.livejournal.com/342192.html часть 12:
https://markshat.livejournal.com/342422.html часть 13:
https://markshat.livejournal.com/342533.html часть 14:
https://markshat.livejournal.com/385198.html