«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть четвёртая.
Цикл мини-эссе "Переезд":
О переезде.
Кстати, о малой нужде и шторме.
О старшем поколении.
О соседе сверху.
О друзьях.
О Конунге-варваре.
О многоликости человеческого "Я".
О крике "Сука".
Об ассоциативном мышлении.
О ласковости в названиях.
О том, с чего начинается любой новый дом.
О "Ять".
О новой квартире.
О русском мате.
Об "Эй, дай, бля!.."
Япона-мать или "Империя наносит ответный удар".
Чудо криптографии.
О репликах.
Воспоминания о лете.
"Пробка".
Весна?!..
Картина дня (посвящается 8 марта).
О явлении в МИД.
Сказ про то, как я в библиотеку входил.
Сказ про то, как я раз садился на больничный.
Сказ про то, как мы ходили в исторический музей.
Сказ про то, как я раз в ФэЭсЭс ездил.
О борьбе за права покупателя в сфере киноэротики.
Дороги, которые мы выбираем.
Фемида ля комедия.
И о транспорте.
...Кстати, о столичных бабках.
...О методистах.
О плановых мероприятиях.
Об одной букве.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть первая.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть вторая.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть третья.
Иногда шутки и неназойливые розыгрыши служат не только для удовлетворения каких-нибудь сиюминутных приходящих целей членов археологического братства, но и намного более великому благу - замирению враждующих сторон путём нещадного обхихикивания всех участников конфликта… Ибо когда в дураках оказываются все, эти "все" сразу начинают ощущать своё равенство и небывалое единение душ.
Центральным действующим лицом комедии положений под условным названием «Яйцо кентавра» стала фигура, не менее эпическая, чем ранее описанный Абраша. По крайней мере, я затрудняюсь подыскать в закоулках своей памяти личность, исполненную такого же катастрофического количества достоинств, как наш новый герой.
В среде профессиональных археологов его прозвали за живость характера и вытекающую из этого непредсказуемость поведения «Вася, гей!..»
Специально для любителей «клубнички» уточню: прозвище пишется именно так - через запятую, а не через тире. 38-летний Вася был действительно большим «гей!..» и на раз мог выхлестать в одну глотку дневной винный запас всей экспедиции, совершить пеший двадцатикилометровый ночной марш-бросок в одиночку по пустыне в порыве желания разжиться холодным пивком в ближайшем духане, «под мухой» провалиться в старый склеп и там продрыхнуть всю ночь поверх изрядно потрясённого этим древнего скелета и, как апофеоз всего, будучи на нудистском пляже, выдавить на зад загорающей в чём мать родила прекрасной незнакомки тюбик с зубной пастой, чтобы тем самым получить предлог с этой прекрасной незнакомкой познакомиться.
Васю знали везде и всюду. Его нетвёрдая, но пафосная походка, сопровождая звуком волочащейся сзади лопаты, со смаком прошлась по Туркмении, Монголии, северному Причерноморью и Среднерусской возвышенности. Даже Мексика не избежала Васиного нашествия. Естественно - с самыми непредсказуемыми для себя последствиями, но об этом - в другой раз…
Среди студентов и аспирантов нашего героя именовали более авантажно и уважительно - «Валентиныч». Валентиныч преподавал в одном из московских университетов историю древнего мира и заодно являлся бессменным многолетним участником вывоза студентов на археологическую практику, пребывая при этом в звучном чине «начальник партии». Временами этот термин Валентинычу надоедал и тогда Вася браво менял его в своих отчётностях на «председатель партии», чем нещадно доводил до истерики бухгалтерию своего родного универа.
Страшно представить, сколько человек, чисто случайно или по делу раз нарвавшись на Валентиныча, навсегда теряли тягу к оседлой жизни и подавались в археологи! Ещё страшнее представить, сколько людей этого сделать так и не решились…
Сложно сказать точно, в чём таился секрет обаяния этого человека.
То ли в хриплом голосе, которым он порой под бряканье расстроенной гитары рублено и с надрывом декламировал: «Я! Потомок! Хана! Ногая! Подо! Мною! Гарцует! Конь!..» - и слушателям в искрах тухнущего костра виделось буйство пожаров над Хорезмом и солнечные блики на обнажённой сабле ордынца…
То ли в кое-как подстриженной бородке и усталом, но весёлом прищуре глаз, неизменно придающих лицу своего обладателя одновременное сходство с Ходжой Насреддином и сказочным дядюшкой Ау.
По своей натуре Валентиныч был человеком добрым до состояния «блаженный», но крайне увлекающимся, чем не менее неизменно напоминал ильфо-петровского отца Фёдора из «Двенадцати стульев».
Вот в этой то черте его характера - неконтролируемой увлекаемости-чем-в-голову-взбредёт и таятся истоки произошедшей однажды с Васей, гей!.. любопытной и поучительной истории.
Началось всё очередным томным вечером, когда весь наличный состав Пат-ой археологической экспедиции с чистой совестью смыл трудовой пот в ласковых черноморских волнах и уселся под выгоревшим до бела тентом столовки «песни попеть и водку попьянствовать».
Беда, как водится, подкралась нежданно.
В какой-то роковой момент Валентиныч внезапно осёкся посреди начатой было песни, отложил гитару и, повернувшись к вам уже знакомому Абраше, поинтересовался, а находили ли когда-нибудь в Пат-ее какие-либо великие памятники античного искусства?..
Абраша, недовольный тем, что его оторвали от релаксирующего потягивания через трубочку портвейна «Розовый» и расслабляющего словесного пушения куцего хвоста перед восторженно сверкающими глазками молоденьких практикантш-студенточек, с громким чмоком отсосался от трубочки, приподнял стакан и угрюмо спросил: «Вася, а это ЧТО?!..»
- Нееет, Абраша, я имел в виду что-ндь более материальное. -, и Валентиныч сделал обеими руками выразительное волнообразное движение сверху вниз. Так, как будто оглаживал фигуру пышной фемины с картины Рубенса.
Абраша с недоверием заглянул в свой стакан, где на донышке ещё плескался живительная влага и выразил недоумение тем фактом, что для Валентиныча такая материальнейшая во всех смыслах доминанта как портвейн, почему-то не является материальным объектом.
Тут же, не сходя, что называется, с места, между двумя великими мэтрами археологии разгорелся короткий и яростный диспут на метафизическую тематику, в итоге которого выяснилось, что под словами «что-ндь более материальное» Валентиныч имел в виду ни много ни мало как античную мраморную скульптуру. Вещь по меркам зажопинского Пат-ея столь же фантастическую, как алмазное месторождение в жопе у среднестатистического хомо сапиеса.
Но именно это обстоятельство и обидело на смерть Абрашу, искренне считавшего Пат-ей если уж и не прародиной человечества, то центром всей античной цивилизации однозначно.
Абраша медленно пунцовел на глазах, отчётливо ощущая задом все неровности лавки, на которой сидел и размышляя, что это его колет снизу сквозь потёртые боксёрки в тухес - заноза или уязвлённое самолюбие начальника Пат-ой экспедиции?
Больше похоже было на второе.
Абраша отодвинул недопитый стакан, чем поверг окружающих в изрядное замешательство - начальник экспедиции, добровольно отказавшийся от уже проплаченного и налитого портвейна, это как Винни-Пух, по собственной воле пожертвовавший в пользу голодающих сомалийских детей десять полных горшков с мёдом. То есть - чистая фантастика и неадекват.
- Нет, Вася. Скульптуры. Тут. Не находили. НИ РАЗУ!!! - выдал шипяще чеканя каждое слово Абраша, встал из-за стола и чернее тучи молча ушёл в свою палатку спать. Над лагерем повисло зловещее предчувствие грядущих неприятностей. И они, естественно, воспоследовали.
Со следующего дня Абраша демонстративного перестал здороваться с Васей. Ещё через день начальник экспедиции провокационно проснулся ни свет ни заря под тилиликанье в кои годы заведённого будильника, взбодрил себя бадейкой свежезаваренного кофе и внезапно нарисовался на бровке одного из валентинычевых раскопов. Хорошенько накануне «посидевшая у костерка» экспедиция ещё только с кряхтением выбиралась из спальников, а из-за террикона старого отвала навстречу солнцу уж неслась матерная филиппика Абраши, нещадно бичующего «этого вечно дрыхнущего где-то в подворотне начальника студенческой партии».
Экспедиция же при виде Абраши, бодрого как огурчик в шесть утра, испытала шок, не меньший, чем ранее при виде Абраши, отодвигающего недопитый стакан.
Обычно начальник экспедиции принципиально раньше двенадцати дня с ложа не вставал. А если и вставал, то только по большой или малой нужде и недалеко.
…Валентиныч же после абрашиных обвинений обиделся вусмерть, что, в общем-то, не удивительно. В конце концов, если уж говорить на чистоту, Валентиныч по укоренившейся издревле традиции появлялся на своих раскопах где-то ближе к обеду. Об этом праве «археологического дембеля» знали все, и никто Васю за сие ранее не хаял.
Тем временем тучи над экспедицией продолжали сгущаться.
Вечером дня «великого явления Абраши солнцу» Валентиныч выстроил подотчётных ему студентов, проходящих археологическую практику, громко накрутил им хвоста и ровно в двадцать-два ноль-ноль разогнал по палаткам, оставив без гитары, костра, ежевечерней винной порции и подглядывания парней за купающимися ночью в море голышом девками.
Но самое страшное для студентов было ещё впереди.
Утром Валентиныч устроил практикантам «утро стрелецкой казни», прокурлыкав подъём без чего-то там шесть!.. И немедленно погнал на раскопы. Так что когда невыспавшийся, но крайне злопамятный Абраша снова в шесть побежал на отвалы, там его уже встретил приглушённый мат студентов, дружно выметываемые на бровку лопаты с грунтом и злорадная сияющая физиономия Васи.
-Гм?!! -, бросил Абраша, никак не ожидавший такого подвоха.
-С добрым утром… - кротко сказал в ответ Валентиныч, прямо таки лучась зубодробительной доброжелательностью.
Абраша ещё раз обозрел дымящиеся пылью раскопы, сделал чёткое «кру-гом!» через левое плечо и побрёл назад в лагерь. Досыпать.
А Валентиныч задорно подмигнул старосте студентов, потом показал большой палец и заявил, что теперь студенты ТАК будут вставать всегда. И тоже дунул в лагерь семенящей походкой.
…Слегка ошалевший от всего происходящего староста повернулся к своим товарищам по несчастью и угрюмо отрезюмировал: «Совсем озверел Чёрный Абдулла… Ни своих, ни чужих не жалеет!»
Раскопы ответили невнятным, но согласным мычанием, переходящим в стон.
Когда Валентиныч чем-то всерьёз увлекался, остановить его, пожалуй, могло только цунами с тайфуном или неожиданные роды. Так что данное в пылу наметившейся с Абрашей вендетты обещание студентам Вася сдержал и до конца недели с рассветом своим зычным «гей!» поднимал подневольных рабов высшего образования в «штыковую раскопную атаку».
Вечер перед выходным днём практиканты встретили без песен и в состоянии глубокой депрессии. Нежданно разгоревшаяся «холодная война» между начальником экспедиции и начальником студенческой партии светлых перспектив им явно не сулила… Карма студенческого горя была столь густой и осязаемой, что в какой-то момент обратила на себя внимание ещё одного, так же ранее упоминавшегося персонажа - начальника отряда дайверов Петрова. Петров быстро вник в ситуацию, а, вникнув, собрал на военный совет свою старую гвардию. «Гвардия» хотя и состояла из всего одного бойца, но по всем прочим критериям, кроме численности, могла считаться очень даже боеспособной и большой. Местами даже - огромной.
Надеюсь, все уже поняли, что речь снова идёт о Шреке?
О том самом хитроумном Шреке, который год назад умудрился всучить Абраше псевдонастоящую финикийскую амфору?..
Шрек воспринял информацию молча, потому что как раз в этот момент ел. А когда Шрек ел, то всегда молчал, так как, набивая рот до предела, физически не имел возможности издать какой-нибудь осмысленный звук, помимо воинственного кряхтения.
Доев, Шрек сыто откинулся на спинку кресла-качалки, благостно прикрыл глаза и замер, переваривая услышанное от Петрова вместе с поглощённой пищей. Молчание Шрека закончилось минуты через три желудочно-кишечной медитации. «Гвардия» потянулась с грацией носорога и решительно рубанула:
-Есть мнение, что Абрашу и Васю надо мирить. Немедленно и бесповоротно. Как мирить?.. Ну, тут есть масса вариантов. Например, ходить за ними по пятам всей экспедицией и хором канючить: «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись!» Или устроить обоим одну, но общую неприятность. Горе - оно, знаете ли, сближает!.. Хотя, «неприятность», это я, конечно, загнул… Думаю, что обойдёмся одной децел-подъёбкой на двоих.
В последнем тезисе Шрека определённо что-то было и за выяснением нюансов этого «что-то» Петров со Шреком просидели до самой темноты.
А на следующий день начали действовать.
В том самом месте, где ведущее из Порт-Кавказа шоссе утыкается в первые анапские пригороды, бойкая человеческая мысль создала торговую точку под названием «ООО Зевс-Н. Мраморные и гипсовые предметы садово-парковой архитектуры».
Ровно в десять утра со стороны населённого пункта, носящего исконно славянское имя Цибанобалка, к «Зевсу» подрулил джип, из которого вывалились двое.
Первый был высоким, сухопарым, чуть сутулым с короткой стрижкой и в дорогущем спортивном костюме.
Второй - ещё более высокий, массивный как поставленный на попа бегемот, со стрижкой «под Котовского», в чёрных очках и задрипаных шортах. То ли браток, то ли маньяк-душитель.
Странная парочка из-под руки деловито обозрела открывшиеся перед ними залежи сюрного вида мраморных Эротов с Купидонами, безруких Венер и чинно лежащих в позе сфинкса гипсовых львов, больше по своему внешнему виду на умирающих от рахита пуделей.
Обозрела и с радостным кличем «Это же Клондайк!..» рванула внутрь.
Перебрав массу вариантов, в итоге Петров и Шрек остановили свой выбор на мраморном шаре размером с голову младенца. Шар был посажен на основание в виде узкого барабанчика. Снизу в основании чернела дырка, которую Шрек немедленно проверил на дыростость своим указательным пальцем. Палец пролез. Затем Шрек вычитал на ценнике, что шар называется «сферическое мраморное навершие для ограды» и удовлетворённо попросил завернуть покупку.
-Одну штуку?.. - удивлённо переспросил продавец, слабо понимающий за каким дрыном двум столь авантажно выглядящим владельцам дорогого японского джипа мог в окрестностях Анапы утром понадобиться аляповатый мраморный шар с дыркой.
-Одну. - подтвердил Шрек. Потом взвесил покупку в руке и машинально бросил Петрову: -Думаю, что одного на этих двоих паршивцев нам хватит…
Продавец услышал и на всякий случай спрятался в подсобку.
На обратном пути наша пара заговорщиков притормозила в станице Вышестеблиевская и не без пользы провела час с небольшим в гостях у аборигена, подрабатывающего на жизнь изготовлением надгробий и нанесением на них прочувственных эпитафий.
Не буду останавливаться на том, как несколько доработанная руками мастера сферическая мраморная запчасть для забора оказалась тем же вечером прикопанной на одном из квадратов Валентиныча. Замечу лишь, что зрелище едко хихикающей тушки Шрека, в сумерках на четвереньках проводящей рекогносцировку места будущего преступления, было чудо как хорошо.
Следующим утром, как водится с самого ранья, Валентиныч поднял своих «раскопных орлов» на крыло. Ещё вчера посвящённые в «план подъёба», студенты с особой страстью врубились штыковыми лопатами в гумус. Не успел Вася, по своей привычке раздав ЦеУ и ЕбеЦеУ, побежать обратно в люлю, как под одним из штыков раздалось тонкое и берущее за душу «БЗДЫНЬ!»
Все замерли и как по команде посмотрели на Валентиныча.
В большинстве взглядов сквозила алчность охотника, долго и старательно копавшего зубочисткой ловушку для мамонта и теперь видящего, как столь желанное хоботное наконец-то приплясывает на краю замаскированной ямы.
…И мамонт клюнул!
Придерживая рукой камуфлированную панаму, Валентиныч легкокрылой птахой слетел с бровки и с приказом «Все - атас!», пал на четвереньки у места, откуда донёсся заветный звук. Меееееедлеееенно-меееедлеееенно, разгрёб грунт раскопным ножиком, сдул пыль и не дыша уставился на выглядывающее маленьким куполом из земли буро-белое НЕЧТО. Потом несколько заторможено постучал ножом по обнаруженному предмету, вслушался в эхо и с придыханием вынес приговор: «Писец… ЭТО мрамор».
Вокруг уже сгрудились все имеющиеся в наличие практиканты и, оживлённо балагуря, театрально выражали восторг происходящим.
Валентиныч ещё раз всмотрелся в видную часть находки, проверяя не мираж ли это, а потом подхватился и борзой иноходью бросился в лагерь.
Неизвестно, что и кому он там сказал, но обратно к раскопу из лагеря вместе с Валентинычем прибежал не только Абраша, но и ещё человек тридцать. Последним, таясь за спинами пыхтящих впереди и делая вид, что он тут самый незаметный, пришествовал Шрек с фотоаппаратом. Так, что когда Абраша задал Шреку вполне резонный вопрос, зачем он здесь, то услышал не менее резонный ответ: «Для фиксации!..» Абраша не стал тратить время на выяснение, что конкретно Шрек собирается своим фотоаппаратом «фиксировать» и отстал. Что и требовалось.
Следующие пять минут на раскопе были посвящены бурному кудахтанью. Вася прыгал вокруг так всё ещё и не извлечённой находки, хлопал себя в возбуждении по ляжкам и громко строил гипотезы. Абраша, как всякий настоящий начальник экспедиции, относящийся с недоверием ко всему, особенно - к находкам и результатам медицинских анализов, эти васины гипотезы пессимистически бил в пух и прах. Короче, диалог мэтров был крайне искромётен и звучал примерно так:
-Что мы имеем? Мы имеем скруглённую часть предмета в форме мрамора… Эээээ, я хотел сказать - мрамор в форме… Тьфу, мля, какую-то часть, как мне думается, довольно массивного изделия из мрамора.
-И что, Вася, ты полагаешь, это за «массивное изделие»?
-Конечно, статуя. - Валентинычу уже грезились аршинные сенсационные заголовки в стиле «Василий Валентинович, находчик восьмого чуда античного мира - драгоценного мраморного бюста богини Вагины Паллады!!!»
-Гм?.. - Начальник экспедиции изъял у «находчика» нож и в три движения взрыхлил землю вокруг «бюста». -Ну и, позволь узнать, статую кого или чего ты полагаешь тут найти?
-Эээээ… - спускаться на землю из эмпиреев очень не хотелось, но приходилось. -Ну, например, это может быть изваяние какого-нибудь местного божества…
-Судя по видным отсюда сколам, потёртостям и мелким трещинам (привет, хе-х, из Вышестеблиевской!..) вещь, признаю, старая. Но вот насчёт того, что эта хрень ЧТО-ТО изображает, у меня большие сомнения…
-РАЗ ОНА СКРУГЛЁННАЯ, ТО ОНА ТОЧНО ЧТО-ТО ИЗОБРАЖАЕТ. - привёл, как ему казалось, неопровержимый довод Валентиныч.
-«Что-то», это что?.. Вот конкретно, что она тут может изображать? Чью-то голову? - не думаю. Нет ни малейших следов изображения причёски. Что ещё в живом мире может изображаться столь правильной эээ… выпуклостью?..
-Что-что… - Вася, видя, как кто-то не хочет восхищаться его уникальной находкой, начал потихоньку злиться и закипать. -Что-что… Да вот хотя бы яйца.
-Чьи яйца? Куриные?!.. - аккуратно обметавший видимую часть находки кисточкой, начальник экспедиции чуть не подавился.
-Нет. Яйца кентавра!
-Упс… Это как?
-Ну, как-как… Там внизу в земле лежит брюхом вверх скульптура кентавра. Вот мы копали-копали и в итоге наткнулись… на его мраморные яйца… яйцо! - поправился в последний момент Валентиныч и любовно потрепал «яйцо» рукой.
-Стоп, Вась. Если твой кентаврус лежит на спине, то почему вы тогда не наткнулись сперва на его копыта?
-А копыта отломали… - запальчиво отпарировал Валентиныч. Его явно уже несло.
-Когда отломали?
-А в древности!.. Пришли синды с меотами и отломали… на хрен! - и Валентиныч для пущего эффекта сделал жуткое лицо. Очевидно, чтобы показать всем, как жестоко это всё происходило - отламывание конечностей небритыми варварами у благородного мраморного кентавруса. Который в этот момент никого не трогал, а лежал себе благородно на спине и, растопырив копыта встречь солнцу, благородно грел пузо.
…Неизвестно, до каких бы высот риторики и уничижения друг друга дошли Валентиныч с Абрашей, но в этот момент из-за спин, обступивших по бровкам раскоп зрителей, донёсся язвительный и провокационный голос Шрека:
-Я думаю, что надо копать!..
-Вот! - сказал уже тоже изрядно раскочегарившийся Абраша. -Глас народа - глас Божий!.. -после чего схватился за «яйцо кентавра» и с неожиданной лёгкостью вывернул его целиком. Как сказочную репку.
…Это оказалось столь неожиданным для всех, что даже посвящённые в тайну происходящего, не успели никак отреагировать.
Между тем, Валентиныч уже успел выхватить у слегка опешившего Абраши «яйцо» и тщательно его осмотреть. К своему восторгу Вася на торце основания странного мраморного шара нашёл буквы!.. Судя по манере написания - явно древнегреческие!..
Напялив очки, наморщив лоб и что-то едва слышно бормоча себе под нос, начальник студенческой партии принялся по буквам разбирать написанное:
-Бееее… Беееее… Первая - «бета». Потом… гм?.. «Альфа»! За ней какая-то странная буква… Кажется, «сигма» или «дзета». Следующая - «эпсилон» или «йота». У меня ощущение, что тут слово «бас…», «базилевс», или что-то в этом духе… Кажется, эта штучка имеет византийское происхождение, гм.
В общей тишине внезапно кто-то не сдержавшись громко всхрапнул и с шумом упав на землю, начал истерически хохотать. Абраша привстал на цыпочки, чтобы разглядеть этого комика… Тут же стало понятно, что «комиком», катающимся по земле за отвалом и воющим как болотная выпь, был никто иной как Шрек.
И Абраша, вспомнив прошлогоднюю авантюру Шрека с «финикийской амфорой», в один момент понял всё:
-Кажется, Вася, ЭТА ШТУКА ИМЕЕТ СОВСЕМ ДРУГОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ…
Абраша отобрал у задумавшегося Валентиныча мраморную хреновину, вгляделся в коряво процарапанные буквы и с чувством прочитал: «Васе с приветом. Целуем! Греки».
И пафосно всучил «яйцо кентавра» указанному адресату с довольной репликой «Это тебе, Вася!..»
…После этого стоящих на отвалах не осталось. Лежали все. Лежали и, будучи уже не в силах просто смеяться, стонали.
Как в сумасшедшем роддоме.
До слёз.
А в эпицентре этого человеческого счастья на четвереньках зигзагами по раскопу ползали друг за другом два мэтра от археологии. Их тоже трясло в корчах неудержимого смеха. Первым с трудом передвигался Абраша, поминутно останавливаясь, чтобы смахнуть выступающие слёзы, а «на хвосте» у начальника экспедиции вис начальник студенческой партии, к общему восторгу пытающийся проломить Абрашин череп «яйцом», но всякий раз после вялого замаха падающий грудью на землю и начинающий клекотать сквозь летящие во все стороны слюни и сопли: «Бляяяя-ть! Ой, не могу!.. Это ж надо!.. Так меня!.. УРРРРОДЫ!..»
Минут через двадцать к достопамятному раскопу стали собираться взволнованные местные жители во главе с председателем колхоза.
Они честно признались распаренному и красному как рак Абраше, что услышав со стороны археологического лагеря «ТАКИЕ звуки, подумали, что кого-то убило».
-Ну, а если бы и убило… Пришли-то зачем?.. - отдуваясь и вытирая лицо своей вечно-грязной футболкой, спросил начальник Пат-ой экспедиции.
-Как зачем? - в свою очередь удивился председатель. -Надо ж узнать точно, убило или нет. А если убило - то кого?.. Вот меня жена дома спросит, что я ей отвечу?!..
Абраша как это услышал, так снова упал на четвереньки. Сил смеяться у него уже не было и он просто залаял. Негромко и совсем чуть-чуть. Только после этого Абрашу чуть-чуть отпустило…
…Да, а вечером, распив канистру «Фанагорийского муската» на троих со Шреком, Валентиныч и Абраша помирились окончательно.
Вот такие пироги.
О переезде.
Кстати, о малой нужде и шторме.
О старшем поколении.
О соседе сверху.
О друзьях.
О Конунге-варваре.
О многоликости человеческого "Я".
О крике "Сука".
Об ассоциативном мышлении.
О ласковости в названиях.
О том, с чего начинается любой новый дом.
О "Ять".
О новой квартире.
О русском мате.
Об "Эй, дай, бля!.."
Япона-мать или "Империя наносит ответный удар".
Чудо криптографии.
О репликах.
Воспоминания о лете.
"Пробка".
Весна?!..
Картина дня (посвящается 8 марта).
О явлении в МИД.
Сказ про то, как я в библиотеку входил.
Сказ про то, как я раз садился на больничный.
Сказ про то, как мы ходили в исторический музей.
Сказ про то, как я раз в ФэЭсЭс ездил.
О борьбе за права покупателя в сфере киноэротики.
Дороги, которые мы выбираем.
Фемида ля комедия.
И о транспорте.
...Кстати, о столичных бабках.
...О методистах.
О плановых мероприятиях.
Об одной букве.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть первая.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть вторая.
«ВАСЕ С ПРИВЕТОМ. ЦЕЛУЕМ! ГРЕКИ». Часть третья.
Иногда шутки и неназойливые розыгрыши служат не только для удовлетворения каких-нибудь сиюминутных приходящих целей членов археологического братства, но и намного более великому благу - замирению враждующих сторон путём нещадного обхихикивания всех участников конфликта… Ибо когда в дураках оказываются все, эти "все" сразу начинают ощущать своё равенство и небывалое единение душ.
Центральным действующим лицом комедии положений под условным названием «Яйцо кентавра» стала фигура, не менее эпическая, чем ранее описанный Абраша. По крайней мере, я затрудняюсь подыскать в закоулках своей памяти личность, исполненную такого же катастрофического количества достоинств, как наш новый герой.
В среде профессиональных археологов его прозвали за живость характера и вытекающую из этого непредсказуемость поведения «Вася, гей!..»
Специально для любителей «клубнички» уточню: прозвище пишется именно так - через запятую, а не через тире. 38-летний Вася был действительно большим «гей!..» и на раз мог выхлестать в одну глотку дневной винный запас всей экспедиции, совершить пеший двадцатикилометровый ночной марш-бросок в одиночку по пустыне в порыве желания разжиться холодным пивком в ближайшем духане, «под мухой» провалиться в старый склеп и там продрыхнуть всю ночь поверх изрядно потрясённого этим древнего скелета и, как апофеоз всего, будучи на нудистском пляже, выдавить на зад загорающей в чём мать родила прекрасной незнакомки тюбик с зубной пастой, чтобы тем самым получить предлог с этой прекрасной незнакомкой познакомиться.
Васю знали везде и всюду. Его нетвёрдая, но пафосная походка, сопровождая звуком волочащейся сзади лопаты, со смаком прошлась по Туркмении, Монголии, северному Причерноморью и Среднерусской возвышенности. Даже Мексика не избежала Васиного нашествия. Естественно - с самыми непредсказуемыми для себя последствиями, но об этом - в другой раз…
Среди студентов и аспирантов нашего героя именовали более авантажно и уважительно - «Валентиныч». Валентиныч преподавал в одном из московских университетов историю древнего мира и заодно являлся бессменным многолетним участником вывоза студентов на археологическую практику, пребывая при этом в звучном чине «начальник партии». Временами этот термин Валентинычу надоедал и тогда Вася браво менял его в своих отчётностях на «председатель партии», чем нещадно доводил до истерики бухгалтерию своего родного универа.
Страшно представить, сколько человек, чисто случайно или по делу раз нарвавшись на Валентиныча, навсегда теряли тягу к оседлой жизни и подавались в археологи! Ещё страшнее представить, сколько людей этого сделать так и не решились…
Сложно сказать точно, в чём таился секрет обаяния этого человека.
То ли в хриплом голосе, которым он порой под бряканье расстроенной гитары рублено и с надрывом декламировал: «Я! Потомок! Хана! Ногая! Подо! Мною! Гарцует! Конь!..» - и слушателям в искрах тухнущего костра виделось буйство пожаров над Хорезмом и солнечные блики на обнажённой сабле ордынца…
То ли в кое-как подстриженной бородке и усталом, но весёлом прищуре глаз, неизменно придающих лицу своего обладателя одновременное сходство с Ходжой Насреддином и сказочным дядюшкой Ау.
По своей натуре Валентиныч был человеком добрым до состояния «блаженный», но крайне увлекающимся, чем не менее неизменно напоминал ильфо-петровского отца Фёдора из «Двенадцати стульев».
Вот в этой то черте его характера - неконтролируемой увлекаемости-чем-в-голову-взбредёт и таятся истоки произошедшей однажды с Васей, гей!.. любопытной и поучительной истории.
Началось всё очередным томным вечером, когда весь наличный состав Пат-ой археологической экспедиции с чистой совестью смыл трудовой пот в ласковых черноморских волнах и уселся под выгоревшим до бела тентом столовки «песни попеть и водку попьянствовать».
Беда, как водится, подкралась нежданно.
В какой-то роковой момент Валентиныч внезапно осёкся посреди начатой было песни, отложил гитару и, повернувшись к вам уже знакомому Абраше, поинтересовался, а находили ли когда-нибудь в Пат-ее какие-либо великие памятники античного искусства?..
Абраша, недовольный тем, что его оторвали от релаксирующего потягивания через трубочку портвейна «Розовый» и расслабляющего словесного пушения куцего хвоста перед восторженно сверкающими глазками молоденьких практикантш-студенточек, с громким чмоком отсосался от трубочки, приподнял стакан и угрюмо спросил: «Вася, а это ЧТО?!..»
- Нееет, Абраша, я имел в виду что-ндь более материальное. -, и Валентиныч сделал обеими руками выразительное волнообразное движение сверху вниз. Так, как будто оглаживал фигуру пышной фемины с картины Рубенса.
Абраша с недоверием заглянул в свой стакан, где на донышке ещё плескался живительная влага и выразил недоумение тем фактом, что для Валентиныча такая материальнейшая во всех смыслах доминанта как портвейн, почему-то не является материальным объектом.
Тут же, не сходя, что называется, с места, между двумя великими мэтрами археологии разгорелся короткий и яростный диспут на метафизическую тематику, в итоге которого выяснилось, что под словами «что-ндь более материальное» Валентиныч имел в виду ни много ни мало как античную мраморную скульптуру. Вещь по меркам зажопинского Пат-ея столь же фантастическую, как алмазное месторождение в жопе у среднестатистического хомо сапиеса.
Но именно это обстоятельство и обидело на смерть Абрашу, искренне считавшего Пат-ей если уж и не прародиной человечества, то центром всей античной цивилизации однозначно.
Абраша медленно пунцовел на глазах, отчётливо ощущая задом все неровности лавки, на которой сидел и размышляя, что это его колет снизу сквозь потёртые боксёрки в тухес - заноза или уязвлённое самолюбие начальника Пат-ой экспедиции?
Больше похоже было на второе.
Абраша отодвинул недопитый стакан, чем поверг окружающих в изрядное замешательство - начальник экспедиции, добровольно отказавшийся от уже проплаченного и налитого портвейна, это как Винни-Пух, по собственной воле пожертвовавший в пользу голодающих сомалийских детей десять полных горшков с мёдом. То есть - чистая фантастика и неадекват.
- Нет, Вася. Скульптуры. Тут. Не находили. НИ РАЗУ!!! - выдал шипяще чеканя каждое слово Абраша, встал из-за стола и чернее тучи молча ушёл в свою палатку спать. Над лагерем повисло зловещее предчувствие грядущих неприятностей. И они, естественно, воспоследовали.
Со следующего дня Абраша демонстративного перестал здороваться с Васей. Ещё через день начальник экспедиции провокационно проснулся ни свет ни заря под тилиликанье в кои годы заведённого будильника, взбодрил себя бадейкой свежезаваренного кофе и внезапно нарисовался на бровке одного из валентинычевых раскопов. Хорошенько накануне «посидевшая у костерка» экспедиция ещё только с кряхтением выбиралась из спальников, а из-за террикона старого отвала навстречу солнцу уж неслась матерная филиппика Абраши, нещадно бичующего «этого вечно дрыхнущего где-то в подворотне начальника студенческой партии».
Экспедиция же при виде Абраши, бодрого как огурчик в шесть утра, испытала шок, не меньший, чем ранее при виде Абраши, отодвигающего недопитый стакан.
Обычно начальник экспедиции принципиально раньше двенадцати дня с ложа не вставал. А если и вставал, то только по большой или малой нужде и недалеко.
…Валентиныч же после абрашиных обвинений обиделся вусмерть, что, в общем-то, не удивительно. В конце концов, если уж говорить на чистоту, Валентиныч по укоренившейся издревле традиции появлялся на своих раскопах где-то ближе к обеду. Об этом праве «археологического дембеля» знали все, и никто Васю за сие ранее не хаял.
Тем временем тучи над экспедицией продолжали сгущаться.
Вечером дня «великого явления Абраши солнцу» Валентиныч выстроил подотчётных ему студентов, проходящих археологическую практику, громко накрутил им хвоста и ровно в двадцать-два ноль-ноль разогнал по палаткам, оставив без гитары, костра, ежевечерней винной порции и подглядывания парней за купающимися ночью в море голышом девками.
Но самое страшное для студентов было ещё впереди.
Утром Валентиныч устроил практикантам «утро стрелецкой казни», прокурлыкав подъём без чего-то там шесть!.. И немедленно погнал на раскопы. Так что когда невыспавшийся, но крайне злопамятный Абраша снова в шесть побежал на отвалы, там его уже встретил приглушённый мат студентов, дружно выметываемые на бровку лопаты с грунтом и злорадная сияющая физиономия Васи.
-Гм?!! -, бросил Абраша, никак не ожидавший такого подвоха.
-С добрым утром… - кротко сказал в ответ Валентиныч, прямо таки лучась зубодробительной доброжелательностью.
Абраша ещё раз обозрел дымящиеся пылью раскопы, сделал чёткое «кру-гом!» через левое плечо и побрёл назад в лагерь. Досыпать.
А Валентиныч задорно подмигнул старосте студентов, потом показал большой палец и заявил, что теперь студенты ТАК будут вставать всегда. И тоже дунул в лагерь семенящей походкой.
…Слегка ошалевший от всего происходящего староста повернулся к своим товарищам по несчастью и угрюмо отрезюмировал: «Совсем озверел Чёрный Абдулла… Ни своих, ни чужих не жалеет!»
Раскопы ответили невнятным, но согласным мычанием, переходящим в стон.
Когда Валентиныч чем-то всерьёз увлекался, остановить его, пожалуй, могло только цунами с тайфуном или неожиданные роды. Так что данное в пылу наметившейся с Абрашей вендетты обещание студентам Вася сдержал и до конца недели с рассветом своим зычным «гей!» поднимал подневольных рабов высшего образования в «штыковую раскопную атаку».
Вечер перед выходным днём практиканты встретили без песен и в состоянии глубокой депрессии. Нежданно разгоревшаяся «холодная война» между начальником экспедиции и начальником студенческой партии светлых перспектив им явно не сулила… Карма студенческого горя была столь густой и осязаемой, что в какой-то момент обратила на себя внимание ещё одного, так же ранее упоминавшегося персонажа - начальника отряда дайверов Петрова. Петров быстро вник в ситуацию, а, вникнув, собрал на военный совет свою старую гвардию. «Гвардия» хотя и состояла из всего одного бойца, но по всем прочим критериям, кроме численности, могла считаться очень даже боеспособной и большой. Местами даже - огромной.
Надеюсь, все уже поняли, что речь снова идёт о Шреке?
О том самом хитроумном Шреке, который год назад умудрился всучить Абраше псевдонастоящую финикийскую амфору?..
Шрек воспринял информацию молча, потому что как раз в этот момент ел. А когда Шрек ел, то всегда молчал, так как, набивая рот до предела, физически не имел возможности издать какой-нибудь осмысленный звук, помимо воинственного кряхтения.
Доев, Шрек сыто откинулся на спинку кресла-качалки, благостно прикрыл глаза и замер, переваривая услышанное от Петрова вместе с поглощённой пищей. Молчание Шрека закончилось минуты через три желудочно-кишечной медитации. «Гвардия» потянулась с грацией носорога и решительно рубанула:
-Есть мнение, что Абрашу и Васю надо мирить. Немедленно и бесповоротно. Как мирить?.. Ну, тут есть масса вариантов. Например, ходить за ними по пятам всей экспедицией и хором канючить: «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись!» Или устроить обоим одну, но общую неприятность. Горе - оно, знаете ли, сближает!.. Хотя, «неприятность», это я, конечно, загнул… Думаю, что обойдёмся одной децел-подъёбкой на двоих.
В последнем тезисе Шрека определённо что-то было и за выяснением нюансов этого «что-то» Петров со Шреком просидели до самой темноты.
А на следующий день начали действовать.
В том самом месте, где ведущее из Порт-Кавказа шоссе утыкается в первые анапские пригороды, бойкая человеческая мысль создала торговую точку под названием «ООО Зевс-Н. Мраморные и гипсовые предметы садово-парковой архитектуры».
Ровно в десять утра со стороны населённого пункта, носящего исконно славянское имя Цибанобалка, к «Зевсу» подрулил джип, из которого вывалились двое.
Первый был высоким, сухопарым, чуть сутулым с короткой стрижкой и в дорогущем спортивном костюме.
Второй - ещё более высокий, массивный как поставленный на попа бегемот, со стрижкой «под Котовского», в чёрных очках и задрипаных шортах. То ли браток, то ли маньяк-душитель.
Странная парочка из-под руки деловито обозрела открывшиеся перед ними залежи сюрного вида мраморных Эротов с Купидонами, безруких Венер и чинно лежащих в позе сфинкса гипсовых львов, больше по своему внешнему виду на умирающих от рахита пуделей.
Обозрела и с радостным кличем «Это же Клондайк!..» рванула внутрь.
Перебрав массу вариантов, в итоге Петров и Шрек остановили свой выбор на мраморном шаре размером с голову младенца. Шар был посажен на основание в виде узкого барабанчика. Снизу в основании чернела дырка, которую Шрек немедленно проверил на дыростость своим указательным пальцем. Палец пролез. Затем Шрек вычитал на ценнике, что шар называется «сферическое мраморное навершие для ограды» и удовлетворённо попросил завернуть покупку.
-Одну штуку?.. - удивлённо переспросил продавец, слабо понимающий за каким дрыном двум столь авантажно выглядящим владельцам дорогого японского джипа мог в окрестностях Анапы утром понадобиться аляповатый мраморный шар с дыркой.
-Одну. - подтвердил Шрек. Потом взвесил покупку в руке и машинально бросил Петрову: -Думаю, что одного на этих двоих паршивцев нам хватит…
Продавец услышал и на всякий случай спрятался в подсобку.
На обратном пути наша пара заговорщиков притормозила в станице Вышестеблиевская и не без пользы провела час с небольшим в гостях у аборигена, подрабатывающего на жизнь изготовлением надгробий и нанесением на них прочувственных эпитафий.
Не буду останавливаться на том, как несколько доработанная руками мастера сферическая мраморная запчасть для забора оказалась тем же вечером прикопанной на одном из квадратов Валентиныча. Замечу лишь, что зрелище едко хихикающей тушки Шрека, в сумерках на четвереньках проводящей рекогносцировку места будущего преступления, было чудо как хорошо.
Следующим утром, как водится с самого ранья, Валентиныч поднял своих «раскопных орлов» на крыло. Ещё вчера посвящённые в «план подъёба», студенты с особой страстью врубились штыковыми лопатами в гумус. Не успел Вася, по своей привычке раздав ЦеУ и ЕбеЦеУ, побежать обратно в люлю, как под одним из штыков раздалось тонкое и берущее за душу «БЗДЫНЬ!»
Все замерли и как по команде посмотрели на Валентиныча.
В большинстве взглядов сквозила алчность охотника, долго и старательно копавшего зубочисткой ловушку для мамонта и теперь видящего, как столь желанное хоботное наконец-то приплясывает на краю замаскированной ямы.
…И мамонт клюнул!
Придерживая рукой камуфлированную панаму, Валентиныч легкокрылой птахой слетел с бровки и с приказом «Все - атас!», пал на четвереньки у места, откуда донёсся заветный звук. Меееееедлеееенно-меееедлеееенно, разгрёб грунт раскопным ножиком, сдул пыль и не дыша уставился на выглядывающее маленьким куполом из земли буро-белое НЕЧТО. Потом несколько заторможено постучал ножом по обнаруженному предмету, вслушался в эхо и с придыханием вынес приговор: «Писец… ЭТО мрамор».
Вокруг уже сгрудились все имеющиеся в наличие практиканты и, оживлённо балагуря, театрально выражали восторг происходящим.
Валентиныч ещё раз всмотрелся в видную часть находки, проверяя не мираж ли это, а потом подхватился и борзой иноходью бросился в лагерь.
Неизвестно, что и кому он там сказал, но обратно к раскопу из лагеря вместе с Валентинычем прибежал не только Абраша, но и ещё человек тридцать. Последним, таясь за спинами пыхтящих впереди и делая вид, что он тут самый незаметный, пришествовал Шрек с фотоаппаратом. Так, что когда Абраша задал Шреку вполне резонный вопрос, зачем он здесь, то услышал не менее резонный ответ: «Для фиксации!..» Абраша не стал тратить время на выяснение, что конкретно Шрек собирается своим фотоаппаратом «фиксировать» и отстал. Что и требовалось.
Следующие пять минут на раскопе были посвящены бурному кудахтанью. Вася прыгал вокруг так всё ещё и не извлечённой находки, хлопал себя в возбуждении по ляжкам и громко строил гипотезы. Абраша, как всякий настоящий начальник экспедиции, относящийся с недоверием ко всему, особенно - к находкам и результатам медицинских анализов, эти васины гипотезы пессимистически бил в пух и прах. Короче, диалог мэтров был крайне искромётен и звучал примерно так:
-Что мы имеем? Мы имеем скруглённую часть предмета в форме мрамора… Эээээ, я хотел сказать - мрамор в форме… Тьфу, мля, какую-то часть, как мне думается, довольно массивного изделия из мрамора.
-И что, Вася, ты полагаешь, это за «массивное изделие»?
-Конечно, статуя. - Валентинычу уже грезились аршинные сенсационные заголовки в стиле «Василий Валентинович, находчик восьмого чуда античного мира - драгоценного мраморного бюста богини Вагины Паллады!!!»
-Гм?.. - Начальник экспедиции изъял у «находчика» нож и в три движения взрыхлил землю вокруг «бюста». -Ну и, позволь узнать, статую кого или чего ты полагаешь тут найти?
-Эээээ… - спускаться на землю из эмпиреев очень не хотелось, но приходилось. -Ну, например, это может быть изваяние какого-нибудь местного божества…
-Судя по видным отсюда сколам, потёртостям и мелким трещинам (привет, хе-х, из Вышестеблиевской!..) вещь, признаю, старая. Но вот насчёт того, что эта хрень ЧТО-ТО изображает, у меня большие сомнения…
-РАЗ ОНА СКРУГЛЁННАЯ, ТО ОНА ТОЧНО ЧТО-ТО ИЗОБРАЖАЕТ. - привёл, как ему казалось, неопровержимый довод Валентиныч.
-«Что-то», это что?.. Вот конкретно, что она тут может изображать? Чью-то голову? - не думаю. Нет ни малейших следов изображения причёски. Что ещё в живом мире может изображаться столь правильной эээ… выпуклостью?..
-Что-что… - Вася, видя, как кто-то не хочет восхищаться его уникальной находкой, начал потихоньку злиться и закипать. -Что-что… Да вот хотя бы яйца.
-Чьи яйца? Куриные?!.. - аккуратно обметавший видимую часть находки кисточкой, начальник экспедиции чуть не подавился.
-Нет. Яйца кентавра!
-Упс… Это как?
-Ну, как-как… Там внизу в земле лежит брюхом вверх скульптура кентавра. Вот мы копали-копали и в итоге наткнулись… на его мраморные яйца… яйцо! - поправился в последний момент Валентиныч и любовно потрепал «яйцо» рукой.
-Стоп, Вась. Если твой кентаврус лежит на спине, то почему вы тогда не наткнулись сперва на его копыта?
-А копыта отломали… - запальчиво отпарировал Валентиныч. Его явно уже несло.
-Когда отломали?
-А в древности!.. Пришли синды с меотами и отломали… на хрен! - и Валентиныч для пущего эффекта сделал жуткое лицо. Очевидно, чтобы показать всем, как жестоко это всё происходило - отламывание конечностей небритыми варварами у благородного мраморного кентавруса. Который в этот момент никого не трогал, а лежал себе благородно на спине и, растопырив копыта встречь солнцу, благородно грел пузо.
…Неизвестно, до каких бы высот риторики и уничижения друг друга дошли Валентиныч с Абрашей, но в этот момент из-за спин, обступивших по бровкам раскоп зрителей, донёсся язвительный и провокационный голос Шрека:
-Я думаю, что надо копать!..
-Вот! - сказал уже тоже изрядно раскочегарившийся Абраша. -Глас народа - глас Божий!.. -после чего схватился за «яйцо кентавра» и с неожиданной лёгкостью вывернул его целиком. Как сказочную репку.
…Это оказалось столь неожиданным для всех, что даже посвящённые в тайну происходящего, не успели никак отреагировать.
Между тем, Валентиныч уже успел выхватить у слегка опешившего Абраши «яйцо» и тщательно его осмотреть. К своему восторгу Вася на торце основания странного мраморного шара нашёл буквы!.. Судя по манере написания - явно древнегреческие!..
Напялив очки, наморщив лоб и что-то едва слышно бормоча себе под нос, начальник студенческой партии принялся по буквам разбирать написанное:
-Бееее… Беееее… Первая - «бета». Потом… гм?.. «Альфа»! За ней какая-то странная буква… Кажется, «сигма» или «дзета». Следующая - «эпсилон» или «йота». У меня ощущение, что тут слово «бас…», «базилевс», или что-то в этом духе… Кажется, эта штучка имеет византийское происхождение, гм.
В общей тишине внезапно кто-то не сдержавшись громко всхрапнул и с шумом упав на землю, начал истерически хохотать. Абраша привстал на цыпочки, чтобы разглядеть этого комика… Тут же стало понятно, что «комиком», катающимся по земле за отвалом и воющим как болотная выпь, был никто иной как Шрек.
И Абраша, вспомнив прошлогоднюю авантюру Шрека с «финикийской амфорой», в один момент понял всё:
-Кажется, Вася, ЭТА ШТУКА ИМЕЕТ СОВСЕМ ДРУГОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ…
Абраша отобрал у задумавшегося Валентиныча мраморную хреновину, вгляделся в коряво процарапанные буквы и с чувством прочитал: «Васе с приветом. Целуем! Греки».
И пафосно всучил «яйцо кентавра» указанному адресату с довольной репликой «Это тебе, Вася!..»
…После этого стоящих на отвалах не осталось. Лежали все. Лежали и, будучи уже не в силах просто смеяться, стонали.
Как в сумасшедшем роддоме.
До слёз.
А в эпицентре этого человеческого счастья на четвереньках зигзагами по раскопу ползали друг за другом два мэтра от археологии. Их тоже трясло в корчах неудержимого смеха. Первым с трудом передвигался Абраша, поминутно останавливаясь, чтобы смахнуть выступающие слёзы, а «на хвосте» у начальника экспедиции вис начальник студенческой партии, к общему восторгу пытающийся проломить Абрашин череп «яйцом», но всякий раз после вялого замаха падающий грудью на землю и начинающий клекотать сквозь летящие во все стороны слюни и сопли: «Бляяяя-ть! Ой, не могу!.. Это ж надо!.. Так меня!.. УРРРРОДЫ!..»
Минут через двадцать к достопамятному раскопу стали собираться взволнованные местные жители во главе с председателем колхоза.
Они честно признались распаренному и красному как рак Абраше, что услышав со стороны археологического лагеря «ТАКИЕ звуки, подумали, что кого-то убило».
-Ну, а если бы и убило… Пришли-то зачем?.. - отдуваясь и вытирая лицо своей вечно-грязной футболкой, спросил начальник Пат-ой экспедиции.
-Как зачем? - в свою очередь удивился председатель. -Надо ж узнать точно, убило или нет. А если убило - то кого?.. Вот меня жена дома спросит, что я ей отвечу?!..
Абраша как это услышал, так снова упал на четвереньки. Сил смеяться у него уже не было и он просто залаял. Негромко и совсем чуть-чуть. Только после этого Абрашу чуть-чуть отпустило…
…Да, а вечером, распив канистру «Фанагорийского муската» на троих со Шреком, Валентиныч и Абраша помирились окончательно.
Вот такие пироги.