Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры
Когда на каждый выход в магазин следует решаться и морально готовиться чуть ли не как к выходу в открытый космос (главные опасности живут обычно в восприятии) жор становится не меньше, но обдуманнее, что ли, поскольку разархивирован и попадается в сферу повседневных желаний, в основном, набор самых привычных продуктов - в магазин ходят как раз за ними, а не за каперсами да анчоусами, тем более, что после введения правительством Медведева продуктовых санкций, наказывающих не столько Европу, сколько Челябинск и Воронеж, повсеместных анчоусов в магазинах не стало, если только в качестве исключения, которые, как раз и скотомизируются (алое подчёркивание) «в минуты роковые» и «средь волнения».
Неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог…
Еда становится более монотонной, так как важно растянуть ассортимент и репертуар на подольше - чтобы зайти на второй и, тем более, третий круг с, что называется, оттяжечкою переутомления.
Кстати, именно из-за этой экономии усилий многие действия, казавшиеся важным и даже первоочередными, отменяются - например, постоянный подсчет калорий: хорошо выглядеть - соблазн социальный, для себя же, тем более в ситуации «Один дома», можно и кровать не заправлять.
Все равно же постоянно рядом с изголовьем трешься.
Телеграмм-каналы уже отписались о росте продаж «Чумы» Альбера Камю и «Любви во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса, тогда как интересоваться следует «Путешествием вокруг моей комнаты» Ксавье де Местра, переживающей сегодня вполне законные пять минут славы.
Никогда не следует верить незнакомцам заголовкам - особенно «в мире художественной литературы», оперирующем многоэтажными, многосоставными метафорами: понятно же, что у Камю и, тем более, у Маркеса имеется ввиду, мягко говоря, не настоящая чума.
Тем более, что CODVID19 почти сразу же стал «общим местом» и «большим трендом» с практически порушенными связями между «правдой» и «реальностью», когда означаемое и означающее разбегаются на максимальное расстояние друг от друга (никогда такого не было, и вот опять), расходятся практически по полюсам.
Через пандемию, совсем как через валюту, имеющую повсеместное хождение и легко конвертируемую в наличность какого хочешь государства, можно выразить практически любые темы.
Это, впрочем, на примере туберкулеза, рака и СПИДа еще Сьюзен Сонтаг в книге «Болезнь как метафора» (1977) сформулировала.
«Разумеется, невозможно думать без метафор. Но это не значит, что от некоторых метафор нельзя абстрагироваться или попытаться избавиться. Поскольку любое мышление - интерпретация. И не всегда неправильно быть “против” интерпретаций…» (92)
Поскольку «вездесущие, в метафорическом смысле, болезни… определяют новые, критические стандарты индивидуального здоровья и выражают чувство неудовлетворенности обществом в целом. В отличие от елизаветинских метафор - в которых слышались жалобы на некое неявное общественное зло или бедствие, в свою очередь, передающееся отдельной личности, - современные метафоры предполагают глубокую пропасть между личностью и обществом, притом что общество воспринимается как враг первой. В этих образах общество предстает не только утратившим равновесие, но репрессивным…» (72 - 73).
Чуть дальше, объясняя как «метафора рака» или туберкулеза становится орудием отрицания урбанизма (города токсичны и канцерогенны), Сонтаг цитирует Мандельштама, сравнивающего чтение стихов Пастернака с обновлением легких («…горло прочистить, дыхание укрепить… это - кумыс после американского молока…») для того, чтобы на читателя полыхнуло неупоминаемым в тексте Иосифом Бродским, его беседами с друзьями в узком нью-йоркском кругу.
Да, единственное что мы достигли, в сравнении с эпистемой елизаветинских времен - конкретика претензий, безответно предъявляемой миру слабым и беспомощным ъектом (алое подчёркивание).
Вот почему наши мертвые кажутся нам такими наивными, а мы сами себе - вынужденно прозорливыми.
Общее движение мира вперед (?) конструирует или же насильно [не спрашивая разрешения] сообщает своим пассажирам «новые знания», все сильней и сильней отчуждая нас не только от прошлого, но и от соседей по лестничной клетке.
Это-то и подводит восприятие изменений - поскольку они повсеместных и затрагивают сразу все население, то они не такие заметные, какими бывают, окормляя (алое подчёркивание) отдельные социальные группы или места.
Тем более, что мы по своим собственным домам и сидим - в привычной, имманентной нам обстановке, а если выбираемся наружу до магазинов то мир вокруг остается, вроде как, на привычных местах, из-за чего многие теперь и вспоминают Чернобыль, который тоже ведь актуализировался с заступом, между всем прочим, некоторое время назад. Причем не столько из-за юбилейной даты, сколько из-за удачного сериала производства НВО, где тема незримой угрозы - важнейшая составляющая содержания.
В некоторых сферах жизни эта невидимая опасность идеально (лучше не придумаешь) иллюстрирует реальное положение вещей - пустые улицы или же пробоины в ассортименте отнюдь не метонимически (алое подчеркивание) являют нам наглядные примеры растерянности общества или неумение государства сгруппироваться, например, над оперативным принятием решений и внятной трансляцией их обществу.
Одно дело регулярно твердить о деконструкции государства или про распад и атомизацию (алое подчеркивание) общественной ткани по «Эхо Москвы» и другое - видеть ее вокруг да около мест собственного обитания и на личном примере; как будто смс из МЧС способны решить большинство проблем, обрушившихся на нас в этом холодном апреле.
Каторга, какая благодать!
Главное (ибо жанр иной) не превращать «хроники самоизоляции» в «дневник читателя», хотя опасность такая постоянно возрастает - давно уже не читалось мне столь запойно (как в детстве) и сладко (как в юности).
Но тогда (в беспросветной советской ирреальности) чтение служило гаджетом узнавания нового, изнутри вырабатывая механизмы сопротивления внешним давлениям, теперь же чтение оказывается идеальной методикой самоуглубления, задавая максимальную степень интровертности, лучше всего предохраняющей от последствий CODVID19.
Экран телевизора или дисплея кажется опаснее разворота бумажных страниц, замкнутых на движение зрачка и словно бы впитывающих в себя все наши эманации в обмен на свои.
Страницы не отчуждены от нас, они не покрываются пылью и не существуют в ином агрегатном состоянии (для функционирования им не нужно электричество, то есть изменение режима рабочего существования, связанного с опасной подпиткой извне), взаимодействуя с читателями именно что по-партнерски, «на паритетных началах».
Чтение отменяет время, подменяет его хронотопом - развертыванием особого нарративного пространства, где время течет по особому (именно поэтому на карантине придуманное предпочтительнее непридуманного - оттого, что слабей и условней офф-лайна и потому что увлекает, забирает внимание быстрей, а утешает действенней), из-за чего часы, проведенные за книгой, можно спокойно вычесть из течений непрерывной усталости.
Эффект «кумыса после американского молока» дает чтение не только Пастернака или Мандельштама (проверено на себе: « Путешествие в Армению» многократно раздвигает пространство сцеплением точнейших метафор), но и любого живого текста.
Особый шанс теперь имеют полные тома (тем более многотомники (алое подчеркивание), вроде Дюма, Толстого, Музиля или Пруста, хотя и не серийные детективы, подобно горизонтальным сериалам способные обнуляться с каждого нового выпуска) - и вовсе не от того, что настала пора объемных текстов, отложенных на будущее, но просто тяжесть книги внутри карантина должна наглядно противостоять тяжести вынужденного уединения.
Ничто не утомляет затворника так, как предсказуемость, которую можно если не разрушить, то нарушить нечаянными поворотами мыслительного процесса, спровоцированного записями чужих трудов.
Даже книги общее течение которых оказывается таким же монотонным, как существование в самоизоляции, бывают вполне непредумышленны (алое подчёркивание) последствиями.
Идеальная картинка изображает многоквартирные скворечни, сплошь обращенные в читальни, хотя понятно же, что замурованные в стекле запертые в четырех стенах маются чем угодно, только не сливками цивилизации, собранными под картонными обложками: недавно прочитанное «Изобретение повседневности» Мишеля де Серто ровно об этом и описывает непредсказуемое расположение партизанских троп, проложенных горожанами внутри видимых маршрутов. В том-то и дело, что противоречащих внешней логике и какому бы то ни было смыслу, но что поделать, если именно так и устроена повседневная жизнь.
Долго блуждая вокруг да около, книга Серто, в конечном счете, переходит к прямой и неприкрытой апологетике чтения, главному источнику интеллектуального браконьерства.
«Читать - значит быть в другом месте, там, где нет их; в другом мире; это значит конструировать тайную сцену, место куда можно входить и откуда можно выходить по своей воле; это значит создавать укромные, затемненные места в существовании… Читатель - это тот, кто разбивает сады, представляющие мир в миниатюре… Читатель, таким образом, становится автором-романистом. Он лишен своей территории, балансируя в не-месте между тем, что он изобретает и тем, что меняет его самого. Иногда он, словно охотник в лесу, не спускает глаз с написанного, выслеживает свою добычу, смеется, делает свои “ходы”, или же как игрок позволяет игре полностью завладеть собой…» (290 - 291)
В периоды социальной стесненности нет важнее умений создавать для себя тайники и укромности. Впрочем, о материях этих я могу писать бесконечно, так как постоянно нахожусь внутри процесса, читаю все подряд, и даже к пандемии отношусь как к тексту, доступному для понимания.
Если, конечно, владеть языком и достаточным фонарем словарем.
Приехав однажды корреспондентом челябинской газеты на Московский международный кинофестиваль (да-да, в сытые для культуры времена 90-х бывало и такое журналистское барокко) с неофитским (алое подчеркивание) восторгом я рассказывал философу Михаилу Рыклину и его жене, поэту и художнику Ане Альчук, с которыми дружил, какая ненасыщаемая (алое подчеркивание) жажда заставляет меня без разбора поглощать даже конкурсные фильмы.
Не говоря уже о шедеврах из параллельных программ, которые я, можно сказать, пил с широкоформатных экранов, чем громче и ярче, тем сытнее, а потом, в перерывах между показами, бежал в Пушкинский или ЦДХ на Крымский вал, «отогреваться у импрессионистов».
У провинциалов выработана своя этика общения со столичными, поэтому мне очень нравилась фраза, повторяемая к месту и не к месту - «приезжая в Москву, первым делом иду отогреваться у импрессионистов…»
В до-цифровую эпоху такой заход легко проканывал (алое подчеркивание), поскольку к ауре тогда относились как к потоку живой воды, естественной и органичной (минеральной, практически, которой только и следует лечить хронические недуги вокультуренного человека), а визуальных ощущений было не так много: логоцентризм (алое подчеркивание) царил и властвовал, слова казались важнее и насыщеннее образов, с которыми пока непонятно было как работать и которые, вероятно поэтому, обтекали тело сознания струями разноцветного дождя, заранее пахнущего хлоркой.
«Aura - слово на иврите означающее «свет», - определялось Вальтером Беньямином как опыт недостижимого, дымка ностальгии, не позволяющая обладать объектом желания»: из книги Светланы Бойм «Будущее ностальгии», совсем недавно изданной «НЛО».
Теперь же практически всё aura, из-за чего артефакты и явления искусства, заключенные в отдельные рамы музеев, ничем не отличаются от остального вещного мира - того, что вокруг, включая природу, погоду, облака и бензоколонки: цифра «города берет» избытком и отсутствием пограничья, потоковым принципом организации территорий и хронотопов (хорошо видимом в технически несовершенных видеосъемках на самые первые общедоступные видеокамеры - и тут, в памяти своей, я не могу отделаться от эстетики видеосъемок Бориса Юхананова, который применил затем все эти потоковые особенности в своих многочасовых театральных постановках), демонстративной размытостью изображений, лишенных четкости очертаний, как раз и заменивших нам теперь ламповый трепет ауры.
Эпидемиям проще распространяться когда нет амплитуд, границ и мир становится практически монохромным - хотя бы и на социальном уровне, несмотря на разницу климатических зон и политических режимов: как правило, цифра (технологический принцип самоорганизации восприятия) течет поверх региональных и общественных отличий.
Не, ну, а мотто про «иду отогреваться к импрессионистам» вполне действенное, ибо сразу же ставит все на свои места - во-первых, делает понаехавшего совершенно безопасным: ему, де, нужны не рабочие места и не участок под солнцем, но достижения культуры, сгруппированные в федеральном центре по вполне понятным причинам, во-вторых, мотто обнаруживает, должно предъявлять, всю степень его культурности, наивности и неиспорченности (алое подчеркивание). Отрешенности от быта, наконец, так как командировочный не в «Ванду» и не в «Польскую моду» бежит, но прямиком в ГМИИ.
- Он нам не конкурент - должен подумать в эту минуту многоопытный обладатель московских квадратных метров, опознающий дискурс, сразу же устанавливающий между собеседниками согласие на дистанцию и отчуждение.
- Сенсорное голодание, - афористичный Рыклин мгновенно поставил мне диагноз, со временем обросший ритуалами лечения, примерно вот как осеннюю хандру советчики из глянцевых и матовых журналов засыпают рекомендациями почаще жечь яркий свет и принимать ароматические ванны.
То, что Фуко называл «заботой о себе», должно помочь нам выбраться и из сенсорного дефицита, спровоцированного многочисленными [само]ограничениями: назубок зная особенности собственной физиологии, понятно же чем ее нужно подпитывать во дни раздумий и сомнений о судьбах всемирной цивилизации, зараженной на пороге последствий парникового эффекта.
Даже собачка свою травку блюдет и бежит прямо к ней; перед мной сейчас моя кошка пани Брони запрыгнула на подоконник, где в горшках растет для нее особая кошачья трава, расширяющая зимний рацион, хотя, помимо зелени, шершавым языком пани Броня еще и ошкуривает внутренние края цветочных горшков, где проступают на стенках разводы то ли калия, то ли кальция - того, что животному не хватает, пока снег не сошёл.
Помоги природа, задыхаюсь…
Теперь импрессионисты из центрального здания ГМИИ сосланы на периферию - вероятно, накапливать ауру на случай непредвиденных обстоятельств и очередных мировых гастролей.
Я еще помню разницу, так как застал и одной ногой по-прежнему стою в до-цифровой эпохе, занозистой различиями: разлом этот прошелся с серединки на половинку моего поколения, кажется, именно этой уравновешенностью сред, идеально подходящей экспериментам на себе, мы и можем быть особенно любезны наукам о человеке.
Вы вообще замечали, как после переноса импрессионистов в комнаты «пастернаковского дома» (алое подчеркивание) с потолками, особенно низкими, и, поэтому, тесными для картин, изменился сам «химсостав» Пушкинского музея?
И то, какой стерильной пустотой отдает воздушная яма над торжественной лестницей, ведущей к Белому залу?
А слепки и копии Итальянского дворика становятся все более и более изношено хрупкими.
Вот так и выясняется, что коллекции Морозова и Щукина, висевшие когда-то в галереях второго этажа ( там, где теперь рокайльные французы) являлись пунктумом и гением Волхонки - фабрикой по выработке аутентичности, ныне закрытой на профилактику и тотальное переформатирование, поскольку визуальный избыток, некогда приоритетно принадлежавший «живописи» и «Голливуду» (рекламе и видеоклипам) стал не просто повсеместным, но формообразующим.
Если я верно помню постулаты третьего тома «Истории сексуальности», прочитанной еще на закате восприимчивой юности, именно «забота о себе» отличает патриция от раба, которому некогда приводить себя в порядок. Иным, вроде как занят.
Некогда рабу собой заниматься, тем более если принадлежит он не себе, но кому-то (чему-то) другому: хозяину, родине, партии, идеологической доктрине, вождю.
Пешеходов стало столь мало, что каждый фланер вызывает у поселковых псов, притаившихся за глухими заборами, приступы безудержного лая. Зато в кучах весеннего мусора, жмущегося по обочинам улицы Кузнецова, помимо бычков, презервативов, упаковок от снеков и чипсов, а так же пивных жестянок, замечены смятые профилактические маски.
Особенно много их у Областной психоневрологической больницы…
…видимо, вот выходят посетители после визитов (ну, или же больные, выскальзывая за территорию) и тут же избавляются от карантинных меток: любой режим обязан порождать спонтанное (неосознаваемое, порой) противодействие.
Вообще-то, наш поселок - рабочий, значит, особенно дисциплинированный, обычно вымирающий к десяти вечера.
Теперь же регулярно вижу, как свет в отдаленных многоэтажках, подобных местному бельэтажу, горит практически до рассвета. Массово, причем, светится, чтоб ни у кого не оставалось сомнения: слободские пошли вразнос.
Дождь, ливший с утра, постепенно перешел в снегопад. Забелил окоем молоком, вычистил крыши, превратив их в паруса. После сообщений о нарастании пандемии развитие весны резко замедлилось, самозародились (алое подчёркивание) холода - парашют тепла все никак не раскроется, из-за чего май откладывается на неопределенный срок.
Да и вообще, надо сказать, что из нынешнего апреля именно май кажется наиболее загадочным и решающим большинство эпидемиологических проблем. Ну, посмотрим. Ебж. (алое подчёркивание)
Второй день гриппую в легкой форме, без температуры, но регулярно чихая, следовательно, точно не корона - сезонные обострения ведь никто не отменял: война войной, а ОРЗ и прочие прелести переходного периода, как всегда, по расписанию.
Думаю найти, наконец, градусник и замерить субфебрильность (алое подчеркивание), выпить Терафлю (алое подчёркивание), но встревоженный папа кричит из соседской комнаты, приклеенный все эти дни к телевизору, отвлекает.
- Бориса Джонсона подключили к аппарату ИВЛ
Папочка, пожалуйста, не беспокойся за Джонсона, я убежден, что все у него будет в порядке.
Вот тебе честное слово.
Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя: https://paslen.livejournal.com/2447137.html
Критика погоды (2). Коронавирус в роли искусства. Ворожба с помощью цитат из Шкловского и Агамбена: https://paslen.livejournal.com/2448098.html
Критика природы (3). Коронанарратив на пустом месте. Ворожба продолжается: https://paslen.livejournal.com/2449381.html
Критика погоды (4) и хроники послушания. Коронанарратив в действии и в бездействии: https://paslen.livejournal.com/2452084.html
Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры - https://paslen.livejournal.com/2453994.html
Коронарратив в развитии или критика погоды (6): Вынужденный простой или просто апрельский анахоресис? https://paslen.livejournal.com/2456952.html
Дивертисмент.Тропами изоизоляции. Пост-искусство быть свободным: https://paslen.livejournal.com/2457987.html
Коронанарратив или Критика погоды (7). История первых тюльпанов, сирени, больших и малых театров: https://paslen.livejournal.com/2465660.html
Критика погоды (8) Коронанарратив лета: Выживут только интроверты или Неуловимые формы разрушения: https://paslen.livejournal.com/2471125.html
Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов: https://paslen.livejournal.com/2473442.html
Ягоды начала ягодной поры. Теперь ждём цветочки. Юбилейный (10) коронанарратив и критика погоды: https://paslen.livejournal.com/2475160.html
Неизъяснимы наслажденья, бессмертья, может быть, залог…
Еда становится более монотонной, так как важно растянуть ассортимент и репертуар на подольше - чтобы зайти на второй и, тем более, третий круг с, что называется, оттяжечкою переутомления.
Кстати, именно из-за этой экономии усилий многие действия, казавшиеся важным и даже первоочередными, отменяются - например, постоянный подсчет калорий: хорошо выглядеть - соблазн социальный, для себя же, тем более в ситуации «Один дома», можно и кровать не заправлять.
Все равно же постоянно рядом с изголовьем трешься.
Телеграмм-каналы уже отписались о росте продаж «Чумы» Альбера Камю и «Любви во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса, тогда как интересоваться следует «Путешествием вокруг моей комнаты» Ксавье де Местра, переживающей сегодня вполне законные пять минут славы.
Никогда не следует верить незнакомцам заголовкам - особенно «в мире художественной литературы», оперирующем многоэтажными, многосоставными метафорами: понятно же, что у Камю и, тем более, у Маркеса имеется ввиду, мягко говоря, не настоящая чума.
Тем более, что CODVID19 почти сразу же стал «общим местом» и «большим трендом» с практически порушенными связями между «правдой» и «реальностью», когда означаемое и означающее разбегаются на максимальное расстояние друг от друга (никогда такого не было, и вот опять), расходятся практически по полюсам.
Через пандемию, совсем как через валюту, имеющую повсеместное хождение и легко конвертируемую в наличность какого хочешь государства, можно выразить практически любые темы.
Это, впрочем, на примере туберкулеза, рака и СПИДа еще Сьюзен Сонтаг в книге «Болезнь как метафора» (1977) сформулировала.
«Разумеется, невозможно думать без метафор. Но это не значит, что от некоторых метафор нельзя абстрагироваться или попытаться избавиться. Поскольку любое мышление - интерпретация. И не всегда неправильно быть “против” интерпретаций…» (92)
Поскольку «вездесущие, в метафорическом смысле, болезни… определяют новые, критические стандарты индивидуального здоровья и выражают чувство неудовлетворенности обществом в целом. В отличие от елизаветинских метафор - в которых слышались жалобы на некое неявное общественное зло или бедствие, в свою очередь, передающееся отдельной личности, - современные метафоры предполагают глубокую пропасть между личностью и обществом, притом что общество воспринимается как враг первой. В этих образах общество предстает не только утратившим равновесие, но репрессивным…» (72 - 73).
Чуть дальше, объясняя как «метафора рака» или туберкулеза становится орудием отрицания урбанизма (города токсичны и канцерогенны), Сонтаг цитирует Мандельштама, сравнивающего чтение стихов Пастернака с обновлением легких («…горло прочистить, дыхание укрепить… это - кумыс после американского молока…») для того, чтобы на читателя полыхнуло неупоминаемым в тексте Иосифом Бродским, его беседами с друзьями в узком нью-йоркском кругу.
Да, единственное что мы достигли, в сравнении с эпистемой елизаветинских времен - конкретика претензий, безответно предъявляемой миру слабым и беспомощным ъектом (алое подчёркивание).
Вот почему наши мертвые кажутся нам такими наивными, а мы сами себе - вынужденно прозорливыми.
Общее движение мира вперед (?) конструирует или же насильно [не спрашивая разрешения] сообщает своим пассажирам «новые знания», все сильней и сильней отчуждая нас не только от прошлого, но и от соседей по лестничной клетке.
Это-то и подводит восприятие изменений - поскольку они повсеместных и затрагивают сразу все население, то они не такие заметные, какими бывают, окормляя (алое подчёркивание) отдельные социальные группы или места.
Тем более, что мы по своим собственным домам и сидим - в привычной, имманентной нам обстановке, а если выбираемся наружу до магазинов то мир вокруг остается, вроде как, на привычных местах, из-за чего многие теперь и вспоминают Чернобыль, который тоже ведь актуализировался с заступом, между всем прочим, некоторое время назад. Причем не столько из-за юбилейной даты, сколько из-за удачного сериала производства НВО, где тема незримой угрозы - важнейшая составляющая содержания.
В некоторых сферах жизни эта невидимая опасность идеально (лучше не придумаешь) иллюстрирует реальное положение вещей - пустые улицы или же пробоины в ассортименте отнюдь не метонимически (алое подчеркивание) являют нам наглядные примеры растерянности общества или неумение государства сгруппироваться, например, над оперативным принятием решений и внятной трансляцией их обществу.
Одно дело регулярно твердить о деконструкции государства или про распад и атомизацию (алое подчеркивание) общественной ткани по «Эхо Москвы» и другое - видеть ее вокруг да около мест собственного обитания и на личном примере; как будто смс из МЧС способны решить большинство проблем, обрушившихся на нас в этом холодном апреле.
Каторга, какая благодать!
Главное (ибо жанр иной) не превращать «хроники самоизоляции» в «дневник читателя», хотя опасность такая постоянно возрастает - давно уже не читалось мне столь запойно (как в детстве) и сладко (как в юности).
Но тогда (в беспросветной советской ирреальности) чтение служило гаджетом узнавания нового, изнутри вырабатывая механизмы сопротивления внешним давлениям, теперь же чтение оказывается идеальной методикой самоуглубления, задавая максимальную степень интровертности, лучше всего предохраняющей от последствий CODVID19.
Экран телевизора или дисплея кажется опаснее разворота бумажных страниц, замкнутых на движение зрачка и словно бы впитывающих в себя все наши эманации в обмен на свои.
Страницы не отчуждены от нас, они не покрываются пылью и не существуют в ином агрегатном состоянии (для функционирования им не нужно электричество, то есть изменение режима рабочего существования, связанного с опасной подпиткой извне), взаимодействуя с читателями именно что по-партнерски, «на паритетных началах».
Чтение отменяет время, подменяет его хронотопом - развертыванием особого нарративного пространства, где время течет по особому (именно поэтому на карантине придуманное предпочтительнее непридуманного - оттого, что слабей и условней офф-лайна и потому что увлекает, забирает внимание быстрей, а утешает действенней), из-за чего часы, проведенные за книгой, можно спокойно вычесть из течений непрерывной усталости.
Эффект «кумыса после американского молока» дает чтение не только Пастернака или Мандельштама (проверено на себе: « Путешествие в Армению» многократно раздвигает пространство сцеплением точнейших метафор), но и любого живого текста.
Особый шанс теперь имеют полные тома (тем более многотомники (алое подчеркивание), вроде Дюма, Толстого, Музиля или Пруста, хотя и не серийные детективы, подобно горизонтальным сериалам способные обнуляться с каждого нового выпуска) - и вовсе не от того, что настала пора объемных текстов, отложенных на будущее, но просто тяжесть книги внутри карантина должна наглядно противостоять тяжести вынужденного уединения.
Ничто не утомляет затворника так, как предсказуемость, которую можно если не разрушить, то нарушить нечаянными поворотами мыслительного процесса, спровоцированного записями чужих трудов.
Даже книги общее течение которых оказывается таким же монотонным, как существование в самоизоляции, бывают вполне непредумышленны (алое подчёркивание) последствиями.
Идеальная картинка изображает многоквартирные скворечни, сплошь обращенные в читальни, хотя понятно же, что замурованные в стекле запертые в четырех стенах маются чем угодно, только не сливками цивилизации, собранными под картонными обложками: недавно прочитанное «Изобретение повседневности» Мишеля де Серто ровно об этом и описывает непредсказуемое расположение партизанских троп, проложенных горожанами внутри видимых маршрутов. В том-то и дело, что противоречащих внешней логике и какому бы то ни было смыслу, но что поделать, если именно так и устроена повседневная жизнь.
Долго блуждая вокруг да около, книга Серто, в конечном счете, переходит к прямой и неприкрытой апологетике чтения, главному источнику интеллектуального браконьерства.
«Читать - значит быть в другом месте, там, где нет их; в другом мире; это значит конструировать тайную сцену, место куда можно входить и откуда можно выходить по своей воле; это значит создавать укромные, затемненные места в существовании… Читатель - это тот, кто разбивает сады, представляющие мир в миниатюре… Читатель, таким образом, становится автором-романистом. Он лишен своей территории, балансируя в не-месте между тем, что он изобретает и тем, что меняет его самого. Иногда он, словно охотник в лесу, не спускает глаз с написанного, выслеживает свою добычу, смеется, делает свои “ходы”, или же как игрок позволяет игре полностью завладеть собой…» (290 - 291)
В периоды социальной стесненности нет важнее умений создавать для себя тайники и укромности. Впрочем, о материях этих я могу писать бесконечно, так как постоянно нахожусь внутри процесса, читаю все подряд, и даже к пандемии отношусь как к тексту, доступному для понимания.
Если, конечно, владеть языком и достаточным фонарем словарем.
Приехав однажды корреспондентом челябинской газеты на Московский международный кинофестиваль (да-да, в сытые для культуры времена 90-х бывало и такое журналистское барокко) с неофитским (алое подчеркивание) восторгом я рассказывал философу Михаилу Рыклину и его жене, поэту и художнику Ане Альчук, с которыми дружил, какая ненасыщаемая (алое подчеркивание) жажда заставляет меня без разбора поглощать даже конкурсные фильмы.
Не говоря уже о шедеврах из параллельных программ, которые я, можно сказать, пил с широкоформатных экранов, чем громче и ярче, тем сытнее, а потом, в перерывах между показами, бежал в Пушкинский или ЦДХ на Крымский вал, «отогреваться у импрессионистов».
У провинциалов выработана своя этика общения со столичными, поэтому мне очень нравилась фраза, повторяемая к месту и не к месту - «приезжая в Москву, первым делом иду отогреваться у импрессионистов…»
В до-цифровую эпоху такой заход легко проканывал (алое подчеркивание), поскольку к ауре тогда относились как к потоку живой воды, естественной и органичной (минеральной, практически, которой только и следует лечить хронические недуги вокультуренного человека), а визуальных ощущений было не так много: логоцентризм (алое подчеркивание) царил и властвовал, слова казались важнее и насыщеннее образов, с которыми пока непонятно было как работать и которые, вероятно поэтому, обтекали тело сознания струями разноцветного дождя, заранее пахнущего хлоркой.
«Aura - слово на иврите означающее «свет», - определялось Вальтером Беньямином как опыт недостижимого, дымка ностальгии, не позволяющая обладать объектом желания»: из книги Светланы Бойм «Будущее ностальгии», совсем недавно изданной «НЛО».
Теперь же практически всё aura, из-за чего артефакты и явления искусства, заключенные в отдельные рамы музеев, ничем не отличаются от остального вещного мира - того, что вокруг, включая природу, погоду, облака и бензоколонки: цифра «города берет» избытком и отсутствием пограничья, потоковым принципом организации территорий и хронотопов (хорошо видимом в технически несовершенных видеосъемках на самые первые общедоступные видеокамеры - и тут, в памяти своей, я не могу отделаться от эстетики видеосъемок Бориса Юхананова, который применил затем все эти потоковые особенности в своих многочасовых театральных постановках), демонстративной размытостью изображений, лишенных четкости очертаний, как раз и заменивших нам теперь ламповый трепет ауры.
Эпидемиям проще распространяться когда нет амплитуд, границ и мир становится практически монохромным - хотя бы и на социальном уровне, несмотря на разницу климатических зон и политических режимов: как правило, цифра (технологический принцип самоорганизации восприятия) течет поверх региональных и общественных отличий.
Не, ну, а мотто про «иду отогреваться к импрессионистам» вполне действенное, ибо сразу же ставит все на свои места - во-первых, делает понаехавшего совершенно безопасным: ему, де, нужны не рабочие места и не участок под солнцем, но достижения культуры, сгруппированные в федеральном центре по вполне понятным причинам, во-вторых, мотто обнаруживает, должно предъявлять, всю степень его культурности, наивности и неиспорченности (алое подчеркивание). Отрешенности от быта, наконец, так как командировочный не в «Ванду» и не в «Польскую моду» бежит, но прямиком в ГМИИ.
- Он нам не конкурент - должен подумать в эту минуту многоопытный обладатель московских квадратных метров, опознающий дискурс, сразу же устанавливающий между собеседниками согласие на дистанцию и отчуждение.
- Сенсорное голодание, - афористичный Рыклин мгновенно поставил мне диагноз, со временем обросший ритуалами лечения, примерно вот как осеннюю хандру советчики из глянцевых и матовых журналов засыпают рекомендациями почаще жечь яркий свет и принимать ароматические ванны.
То, что Фуко называл «заботой о себе», должно помочь нам выбраться и из сенсорного дефицита, спровоцированного многочисленными [само]ограничениями: назубок зная особенности собственной физиологии, понятно же чем ее нужно подпитывать во дни раздумий и сомнений о судьбах всемирной цивилизации, зараженной на пороге последствий парникового эффекта.
Даже собачка свою травку блюдет и бежит прямо к ней; перед мной сейчас моя кошка пани Брони запрыгнула на подоконник, где в горшках растет для нее особая кошачья трава, расширяющая зимний рацион, хотя, помимо зелени, шершавым языком пани Броня еще и ошкуривает внутренние края цветочных горшков, где проступают на стенках разводы то ли калия, то ли кальция - того, что животному не хватает, пока снег не сошёл.
Помоги природа, задыхаюсь…
Теперь импрессионисты из центрального здания ГМИИ сосланы на периферию - вероятно, накапливать ауру на случай непредвиденных обстоятельств и очередных мировых гастролей.
Я еще помню разницу, так как застал и одной ногой по-прежнему стою в до-цифровой эпохе, занозистой различиями: разлом этот прошелся с серединки на половинку моего поколения, кажется, именно этой уравновешенностью сред, идеально подходящей экспериментам на себе, мы и можем быть особенно любезны наукам о человеке.
Вы вообще замечали, как после переноса импрессионистов в комнаты «пастернаковского дома» (алое подчеркивание) с потолками, особенно низкими, и, поэтому, тесными для картин, изменился сам «химсостав» Пушкинского музея?
И то, какой стерильной пустотой отдает воздушная яма над торжественной лестницей, ведущей к Белому залу?
А слепки и копии Итальянского дворика становятся все более и более изношено хрупкими.
Вот так и выясняется, что коллекции Морозова и Щукина, висевшие когда-то в галереях второго этажа ( там, где теперь рокайльные французы) являлись пунктумом и гением Волхонки - фабрикой по выработке аутентичности, ныне закрытой на профилактику и тотальное переформатирование, поскольку визуальный избыток, некогда приоритетно принадлежавший «живописи» и «Голливуду» (рекламе и видеоклипам) стал не просто повсеместным, но формообразующим.
Если я верно помню постулаты третьего тома «Истории сексуальности», прочитанной еще на закате восприимчивой юности, именно «забота о себе» отличает патриция от раба, которому некогда приводить себя в порядок. Иным, вроде как занят.
Некогда рабу собой заниматься, тем более если принадлежит он не себе, но кому-то (чему-то) другому: хозяину, родине, партии, идеологической доктрине, вождю.
Пешеходов стало столь мало, что каждый фланер вызывает у поселковых псов, притаившихся за глухими заборами, приступы безудержного лая. Зато в кучах весеннего мусора, жмущегося по обочинам улицы Кузнецова, помимо бычков, презервативов, упаковок от снеков и чипсов, а так же пивных жестянок, замечены смятые профилактические маски.
Особенно много их у Областной психоневрологической больницы…
…видимо, вот выходят посетители после визитов (ну, или же больные, выскальзывая за территорию) и тут же избавляются от карантинных меток: любой режим обязан порождать спонтанное (неосознаваемое, порой) противодействие.
Вообще-то, наш поселок - рабочий, значит, особенно дисциплинированный, обычно вымирающий к десяти вечера.
Теперь же регулярно вижу, как свет в отдаленных многоэтажках, подобных местному бельэтажу, горит практически до рассвета. Массово, причем, светится, чтоб ни у кого не оставалось сомнения: слободские пошли вразнос.
Дождь, ливший с утра, постепенно перешел в снегопад. Забелил окоем молоком, вычистил крыши, превратив их в паруса. После сообщений о нарастании пандемии развитие весны резко замедлилось, самозародились (алое подчёркивание) холода - парашют тепла все никак не раскроется, из-за чего май откладывается на неопределенный срок.
Да и вообще, надо сказать, что из нынешнего апреля именно май кажется наиболее загадочным и решающим большинство эпидемиологических проблем. Ну, посмотрим. Ебж. (алое подчёркивание)
Второй день гриппую в легкой форме, без температуры, но регулярно чихая, следовательно, точно не корона - сезонные обострения ведь никто не отменял: война войной, а ОРЗ и прочие прелести переходного периода, как всегда, по расписанию.
Думаю найти, наконец, градусник и замерить субфебрильность (алое подчеркивание), выпить Терафлю (алое подчёркивание), но встревоженный папа кричит из соседской комнаты, приклеенный все эти дни к телевизору, отвлекает.
- Бориса Джонсона подключили к аппарату ИВЛ
Папочка, пожалуйста, не беспокойся за Джонсона, я убежден, что все у него будет в порядке.
Вот тебе честное слово.
Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя: https://paslen.livejournal.com/2447137.html
Критика погоды (2). Коронавирус в роли искусства. Ворожба с помощью цитат из Шкловского и Агамбена: https://paslen.livejournal.com/2448098.html
Критика природы (3). Коронанарратив на пустом месте. Ворожба продолжается: https://paslen.livejournal.com/2449381.html
Критика погоды (4) и хроники послушания. Коронанарратив в действии и в бездействии: https://paslen.livejournal.com/2452084.html
Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры - https://paslen.livejournal.com/2453994.html
Коронарратив в развитии или критика погоды (6): Вынужденный простой или просто апрельский анахоресис? https://paslen.livejournal.com/2456952.html
Дивертисмент.Тропами изоизоляции. Пост-искусство быть свободным: https://paslen.livejournal.com/2457987.html
Коронанарратив или Критика погоды (7). История первых тюльпанов, сирени, больших и малых театров: https://paslen.livejournal.com/2465660.html
Критика погоды (8) Коронанарратив лета: Выживут только интроверты или Неуловимые формы разрушения: https://paslen.livejournal.com/2471125.html
Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов: https://paslen.livejournal.com/2473442.html
Ягоды начала ягодной поры. Теперь ждём цветочки. Юбилейный (10) коронанарратив и критика погоды: https://paslen.livejournal.com/2475160.html