Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов

Jun 19, 2020 22:34

{Здесь должна была быть запись, состоящая из описания пионов и эффектов, создаваемых их ароматами, примерно на пять страниц 14-м кеглем, которая должна была рифмоваться с предыдущими главками из цикла "критика природы", связанных с цветением сначала тюльпанов, а затем сирени, но она стёрлась, из-за перезагрузки компьютера, вызванного никому не нужными программными блядь обновлениями, сижу и привыкаю к утрате.
Будем думать, что автор вырвал эти страницы из дневника, очень уж личными они оказались.
И так тоже бывает.}
Схлынув в середине июня, жара словно бы оставляет человека одного на необитаемом острове, так как всё, что вокруг сублимирует опустошённость, пришедшую на смену заполненности - именно так и можно понять, что теплый воздух имеет особую плотность.

Так, верно, ощущает себя пионерский лагерь, после окончания последней смены впавший в запланированные римские каникулы межсезонья - кратковременные эпохи наиболее близкие к телу и изнанке лба.

Пусть сегодня в омуте прохлады, точно в тени, мы чувствуем себя внутри приступа осени, как в каком-нибудь опустевшем помещении, вроде мантуанской Камеры дельи Спози, откуда вынесли всю мебель и запретили даже виды из окна, но разум-то знает, что осень ненастоящая, что пока это только игра, что ничем не грозит игроку.

Он перебирает складки собственных чувств, как шелка и брюссельские кружева, которые герои «Виконта де Бражелона» рвали, не в силах стерпеть нервное напряжение (дамы впивались ногтями в ткани, мужчины закусывали ус, дабы почувствовать под резцами буквально ведь каждый свой волос), вслушиваясь в несуществующее опережение, чтобы, после приступа мгновенного головокружения, вновь оказаться на собственном месте - в прохладе июня, заступившей на дежурство, вместо дождей и горячительных удавок тесноты, похожей на зависть, среднеазиатскую по происхождению.

Время пионов уступает очередь времени роз и какое-то время они, два этих времени и два этих цветка, накладываются и перекрывают жизни друг друга, вот примерно также, как Пруст и Бакст, ну, или как умирающий Пушкин и совсем ещё юный Лермонтов.



К началу затянувшейся агонии, начинающейся с исчезновения волнообразных запахов, испитых до дна («...не слушай, о, Изольда, этих голосов, не пей настойки из фиалки и любистка - любовь испить ты можешь с каждых роз, с каждого лепестка…») пионы окончательно превращаются в подобье человеков.

Во-первых, они седеют, теряет насыщенность цвета и густоту гривы, напоминая глухого Бетховена, более не способного держать тяжёлую голову с густой гривой так, как раньше; во-вторых, силы оставляют их, неухоженных в стариковской запущенности, когда резко поредевшие бутоны словно бы углубляются в воспоминания о прожитой жизни - долгой и лишь внешне однообразной, но, на самом-то деле, такой насыщенной, наполненной оттенками дрожи, что всего не упомнишь.




Возобновление внешней культуры
Первыми на карантин закрылись театры и музеи, теперь же театры попридерживают за закрытыми дверями, видимо, до осени, если не до конца года, а вот галереи и выставки вновь открываются в городах, изголодавшихся до эстетических впечатлений.

Театр, как и кино, искусство коллективное, значит и очередь до него должна дойти не сразу, но в более спокойные времена. Это же не созерцание собственного одиночества, которому музейные экспонаты готовы составить достойную дуальную раму?

Первым, кстати, открывается «Гараж», который и закрывался раньше всех, ибо частный и наиболее «прозападный», то есть, более гибкий в принятии решений и ориентированный на европейские институции, почему-то всегда (!) занимающие наиболее взвешенную позицию, оказывающуюся, в конечном счёте, самой правильной из возможных.

Почему так бывает не знает никто, хотя давно известно, что мировое музееведение и есть самый что ни на есть передовой край культурной инициативы современной цивилизации.
Та самая передовая, которой ещё совсем ведь недавно были кинематограф и «серьёзная музыка» актуальных сочинителей.

Теперь главное место основного «прорыва», где сосредоточены самые интересные люди и идеи именно музееведение и проведение выставок (а в этом году беспрецедентного Рафаэля всего три дня до карантина показывали в Риме, а не менее уникальную подборку Мантеньи на время пандемии заперли в Турине) - и это многое сообщает о духе и устремления нашего времени, схваченного пандемией в рапиде.

Я полез на сайты и вспомнил, как собирался на ретроспективу Татьяны Назаренко в Московский музей современного искусства, а также на выставки советских ориенталистов в «Гараж».
Из-за санитарной зоны, растянувшейся практически на всю весну с захватом части июня, они оказались практически обречены, но продлились, как пишет The Art Newspaper Russia, «благодаря солидарности всех
музейщиков».

Тем не менее, для меня они так и остались недоступны, так как из-за COVID-19 я вынужден задержаться на Южном Урале, вероятно, до осени. Для меня эти выставки не продлились, увы и я их всё равно не увижу: привычные маршруты действительно сдвинулись на микроны в бок, вместе с осью вращения Земли.

Незаметно, но неприятно.

Интересно, конечно, что Москва, лишённая главных своих культурных заманух (музеев, галерей и симфонических концертов) внезапно стала просто городом равных возможностей, большим мегаполисом, таким же, как и прочие многомиллионники мира: да-да, «и всё равно, и всё едино, но если куст встаёт, особенно рябина»…

…ивушка-крапивушка, ракитовый кусток.

Пандемия катком прошлась по культурным практикам всего мира, выровняла складки, усадив даже самых радикальных эстетов к домашних экранам (получится мне или нет посмотреть 24-часовой стрим с «Горой Олимп» Яна Фабра - всё никак не могу на это решиться, времени жалко, июня же - уже в обрез), у кого сколько дюймов. Значит ли это, что выход в офф-лайн и есть последний дюйм?

Что ж ты, ивушка, не зелена растёшь?




Стенограмма о двух городах
Суть же, как всегда, немного в другом - я называю это «обнулением стенограммы»: жизнь на одном месте (синдром «сыч на говне» или же «вода под лежачий камень») создаёт непрерывную стенограмму развития жизненных, рабочих и творческих процессов, которая норовит постоянно усложняться, вместе с накоплением инерции и шлаков.

Так как жизнь моя завязана на два города, расположенных далеко друг от друга, а время обычно делится ими поровну (нынешний эпидемиологический год - явное исключение) то я постоянно имею дело с двумя стенограммами своих развитий, чередующихся вместе с городами.

Я улетел из Москвы в середине декабря, на самом пике московской стенограммы (обрыв её - это всегда пик, куда упирается всё накопленное до того момента), подвесив её в нигде, так как при прилёте в Чердачинск запускается новая бобина (кассета, флэшка, файл) ветвящихся тропок.

Даже если какое-то время по приезду продолжаешь отрабатывать «долги» да «задолженности» предыдущей ступени (эпохи, итерации), рано или поздно логика нового местоположения заберёт своё - однажды я описывал, что мои московские привычки кардинально отличаются от челябинских (как, например, еда и музыкальные предпочтения, не говоря уже об одежде или же расписании дня), словно бы я нарочно прикидываюсь на другом месте совершенно другим человеком.

Это происходит спонтанно, само собой, видимо, под влиянием электронных полей конкретного места, а также прочих незримых и неощущаемых факторов, вроде волн и излучений…

…а также, темперамента здешней погоды, климата и микроклимата, особенностей часового пояса, программы передач, возможностей библиотеки, количества квадратных метров, соток и людей вокруг, да мало ли что может оказывать безусловное влияние?!

Места, между прочим, можно уподобить другим людям, с которыми входишь в отношения и которые бывают не на всегда, а ещё с работами, которые тоже ведь копятся на спидометре подкорки постоянно нарастающей усталостью.

Я сидел в Москве и составлял планы на выставки, но в декабре приехал сюда, в родительский дом, где подвис так, как не подвисал с прошлого века и планы мои обнулились, так как когда я вернусь на Сокол - и вновь в совершенно другую повестку.

Так как, если по дневнику просмотреть записи московского декабря, покажется, что они записаны в ином десятилетии - в них нет и даже не пахнет всем тем, что наполняет нынешние дни.

Поразительная смена парадигмы, которая не только про пространство (перемещение вызывает изменения), но и про время, причём не столько настоящее (сколько продлится это существование опасности и болезни, параллельной обычной жизни, а не перпендикулярной ей, как думалось раньше, делающей заметной не столько внешнюю несвободу, сколько внутреннюю), сколько про прошлое (Лена сегодня сказала, что событий и официальных вводных в их жизни этой весной было так много и они так часто менялись и продолжают меняться чуть ли не каждую неделю, что начинает казаться: внутри пандемии и самоукорота мы живём давным-давно и странно вспоминать обычный уклад жизни, который блогеры неостроумно кличут «предвоенным»), а, главное, про будущее, так как всё ещё непонятно чем же, всё-таки успокоится сердце и всё остальное.

Не говоря уже о том, что за неестественное течение обстоятельств и ускорение второстепенных изменений (общественной жизни, культуры и искусства, спорта, масс-культа, рекламы) платить придётся отдельно.

Перекладывая на осень, на следующий сезон, на будущий год многочисленные дела из реестра подвисших и недоотменённых, мы как бы вынужденно фиксируем мир в его мнимой неподвижности текущего момента, тогда как, на самом-то деле, он безостановочно меняется.

Причём в истерическом темпе: и вот уже мозжечок чувствует чужие корчи как свои.

Время сирени меняется эпохой пионов, на смену которым приходит сезон роз - и только в течении эпидемии нет никаких коренных или заметных изменений, несмотря на ежедневно меняющиеся цифры и всеобщее внимание к графикам.

Чередование двух стенограмм - пример того, как меняется мир, не изменяясь, вроде бы, внешне. Но я постоянно ухожу от того, что было и что законсервировалось, а после обнулилось, меняясь не только внутренне.

Мир не останется прежним, поскольку я успел поменяться до некоторой ментальной неузнаваемости, ещё раз (очередной и, надеюсь, не последний), ускорившись в собственном развитии до новых, промежуточных величин.





















































Критика погоды (1) или Корона самоизоляции. Дневник во время дождя: https://paslen.livejournal.com/2447137.html

Критика погоды (2). Коронавирус в роли искусства. Ворожба с помощью цитат из Шкловского и Агамбена: https://paslen.livejournal.com/2448098.html

Критика природы (3). Коронанарратив на пустом месте. Ворожба продолжается: https://paslen.livejournal.com/2449381.html

Критика погоды (4) и хроники послушания. Коронанарратив в действии и в бездействии: https://paslen.livejournal.com/2452084.html

Коронанарратив Улицы исцелимых или Критика погоды (5): тайные комнаты, иные голоса, чужие миры - https://paslen.livejournal.com/2453994.html

Коронарратив в развитии или критика погоды (6): Вынужденный простой или просто апрельский анахоресис? https://paslen.livejournal.com/2456952.html

Дивертисмент.Тропами изоизоляции. Пост-искусство быть свободным: https://paslen.livejournal.com/2457987.html

Коронанарратив или Критика погоды (7). История первых тюльпанов, сирени, больших и малых театров: https://paslen.livejournal.com/2465660.html

Критика погоды (8) Коронанарратив лета: Выживут только интроверты или Неуловимые формы разрушения: https://paslen.livejournal.com/2471125.html

Критика погоды (9). Коронанарратив эпохи конца пионов: https://paslen.livejournal.com/2473442.html

Ягоды начала ягодной поры. Теперь ждём цветочки. Юбилейный (10) коронанарратив и критика погоды: https://paslen.livejournal.com/2475160.html

codvid19, дни

Previous post Next post
Up