ПИСЬМА ОБ ЭВОЛЮЦИИ (15). "Великая галстучная дискуссия"
Забавы нэпмана. 1925 год
Итак, середина 20-х годов. Расцвет, или, как тогда говорили, "угар" нэпа. Что-то весьма похожее на нашу эпоху реставрации в 90-е годы, с её малиновыми пиджаками и показной роскошью "новых русских". Характерный отрывок из очерка Н. Архангельского в сменовеховском журнале "Россия" за 1922 год, автор описывает будни советского казино. На столах, покрытых зелёным сукном, валяются груды дензнаков. "А вокруг этих столов толпятся люди - мужчины и женщины, охваченные единственно признаваемой здесь страстью - карточным азартом. Глаза горят нездоровым блеском, пальцы судорожно тянутся к ассигнациям, и каждый из игроков охвачен особенным напряженным чувством - надеждой выиграть, удачно схватить руками эти миллионы и миллиарды, чтобы бросить их вновь на стол - в новой надежде удвоить, утроить, удесятерить выигрыш... Женщины не отстают в азарте от мужчин - даже превосходят их. Вот рыжая красавица - с молочно-белой кожей, с чудесными русалочьими глазами, с пышной, артистически сделанной прической. В ушах огромные брильянты, на изящных ногах, затянутых в шелк и великолепный лак, браслеты, также с брильянтами. Бюст - в алмазах и жемчугах. Но всех этих "блестящих" эффектов ей мало: в причёсках и на застёжках туфелек дробные, как жемчужины, электрические лампочки. Время от времени красавица нажимает кнопку скрытой в кармане электрической батарейки, и голова её зажигается, точно мурава светлячками в июльскую ночь, а на ножках зажигаются звёзды, как на чёрном южном небе... Маленькая холёная ручка, закованная в золото и усыпанная драгоценными камнями, небрежно тянется к золотому с звенящими подвесками ридикилю и вынимает пачку кредиток.
- Миллиард! - отчеканивает коралловый ротик красавицы.
И когда ставка оказывается битой, тот же ротик, с такой же беспечностью, повторяет:
- Ещё миллиард!".
Стихи В. Кумача 1922 года:
Горы разного товарищу
Гордо смотрят из витрин,
Вместо серого "товарища"
Входит в моду "господин".
В витринах богатых нэповских магазинов красовались модные парижские платья, в казино крутились колёса рулеток, звенели бокалы в дорогих ресторанах. Но было и отличие 20-х годов от 90-х. И отличие состояло именно в том, что всей этой соблазнительной буржуйской роскоши противостояла советская, красная среда, в том числе комсомольская молодёжь. А что могли противопоставить комсомольцы вызывающему, эпатирующему буржуазному шику? Только подчёркнутую бедность, простоту и отчасти даже небрежность в одежде. Своим обтрёпанным видом они как бы говорили: а нам безразлично, как мы выглядим! И в этом смысле галстук казался первой уступкой нэпмановским ценностям, белым флажком капитуляции перед ними. Парни отвергали галстуки, девушки - банты и брошки. Это было подчёркнутое следование всё той же аскетичной модели поведения "Ленина-Рахметова", которая подробно описывалась в предыдущих постах серии.
Поэтому понятно, что умы и сердца молодёжи 20-х захватила дискуссия о галстуке, который казался коварной наживкой нэпа, хитроумно заброшенной в красную среду. Попыткой опрокинуть и разбить ту самую революционную модель поведения.
Рисунок 20-х годов: рабочий клуб и нэповский ночной клуб. Противостояние двух классов и двух стилей жизни
Продолжу цитату Александра Гладкова, которой я закончил предыдущий пост: "Газетная дискуссия о галстуке принимает вдруг широкий и весьма пылкий характер. Театр Пролеткульта ставит новую пьесу Анатолия Глебова, так и называющуюся: «Галстук». В кассах билетов на неё не достать: все спектакли заранее проданы для комсомольских культпоходов. Споры в антрактах в фойе и на плохо освещенных Чистых прудах, когда зрители расходятся по домам. Проблему галстука «заостряют», «углубляют», «ставят ребром», связывают с проблемами быта, семьи, любви. В своей стихотворной публицистике этой темы касается Маяковский, и на страницах новой молодежной газеты «Комсомольская правда» сам редактор Тарас Костров посвящает ей значительную часть большой статьи «О культуре, мещанстве и воспитании молодежи». Дело тут, конечно, не в галстуке, как таковом: это был лишь удобный пример, так сказать, пример-символ".
Перелистаем страницы упомянутой пьесы Анатолия Глебова (1930 год), о чём там речь?
Автор едко высмеивал рьяного антигалстучника по имени... Василий Тёркин. Этот герой напыщенно рассуждал:
- Мы больны! Это надо сказать открыто! Мы не видим, как галстучки, баночки, скляночки, пудра, флакончики разъедают самую сущность нашей коммуны!.. Не в галстуке дело как таковом. Нынче галстучек, завтра булавка, послезавтра часы золотые, колечки!.. Галстук! Он проникает всюду! Он удавная петля на шее социализма.
- Просто тряпочка, - возражает ему другой герой пьесы.
- Что? Тряпочка? - возмущается Тёркин. - А знамя на баррикаде? Само по себе тоже тряпочка? Вот как! Забавно!.. Нет, милый мой. Галстук - это эмблема, это символ... Для мещан всё очень просто. А я вижу в этом не тряпочку, а символ, симптом, прогноз!.. Сегодня галстучек, завтра салфеточки, вазочки, жёлтенькие абажурчики... А ещё через годик лавчонки откроем? Фабрички? Рабочих наймём?..
Характерные типажи нэпа. Открытки 20-х годов
Думаю, из сказанного выше уже понятно, что дискуссия о галстуке вовсе не была надуманным спором о пустяках. Едва ли её можно, например, сравнить по степени важности с такой же публичной дискуссией "физиков и лириков" в СССР 60-х годов. Нет, тут столкновение шло вокруг самого жизненно важного, основных моделей социального и классового поведения. И отказ, даже частичный, от "модели Ленина-Рахметова" выглядел, как капитуляция перед буржуазными "ценностями".
Разумеется, сочувствие огромного большинства молодёжи было вовсе не на стороне "галстучников". Даже в официальных мемуарах Л. И. Брежнева мы найдём характерную цитату о том времени (выделение моё): "Жилось нам в общежитии... иногда голодно, холодно, одеты мы были кто во что горазд: носили сатиновые косоворотки, рабочие промасленные кепки, кубанки, будёновки. Галстуки в те времена мы, разумеется, отвергали... Мы мечтали о светлом будущем для всего человечества, шумели, спорили, влюблялись, читали и сами сочиняли стихи".
"Разумеется, отвергали..." Могут спросить: как же на фоне таких настроений "гастучники" умудрялись побеждать в публичной дискуссии? Они начали с того, что стали отождествлять отказ от буржуазного стиля в одежде и поведении с неряшливостью, антисанитарией (как типичный пример - см заглавную карикатуру предыдущего поста). Афорист Ипа иронически советовал в 1928 году: "Думая о мировой революции, не забывай о бане".
Вот очень характерный рассказ участника дискуссии П. Жука об одном из таких драматических эпизодов. В разгар комсомольского собрания в их районе в зал вошли секретарь райкома и два члена губкома. "Они были в хороших костюмах, при галстуках, а в руках держали шляпы. Зал затих. Всё внимание было сосредоточено на вошедших, осмелившихся одеться не по пролетарскому образцу... Раздались возгласы: "На сцену, на сцену! Как дошли вы до жизни такой?! Расскажите, почему вы так разоделись, нужно осудить таких руководителей!.."
Когда член бюро губкома вышел на сцену, из зала вновь крикнули:
- По кому равняетесь?
- По нему! - сказал член губкома комсомола и показал на портрет Владимира Ильича Ленина, висящий в зале.
На портрете Владимир Ильич был изображён в своём обычном костюме и, естественно, при галстуке... Ленин, чуть прищурившись, смотрел с портрета в зал".
В зале наступило ошеломлённое молчание. Вопрос был закрыт...
На самом-то деле как раз Владимир Ильич в последние годы жизни всё чаще обходился без галстука и носил революционный френч, в нём он и лёг в гроб в 1924 году, а обратно в английский костюм с галстуком его переодели лишь в 40-е годы...
В 20-е годы Ленин всё чаще предпочитал традиционному английскому костюму-тройке с галстуком революционный френч
Кроме того, "галстучников" неожиданно активно поддержала начавшая выходить в 1925 году газета "Комсомольская правда". Журналист Виктор Кин писал тогда на страницах газеты, что былой тип комсомольца - "удалого и отчаянного парня, отрицающего галстуки, бога, оконные занавески, любовь и многое другое... ушёл в прошлое вместе с морковным чаем и кожаными куртками". Кин отмечал: "Ещё и посейчас мещанством считаются галстук, брошка, бант; размеренный, гигиенический образ жизни предаётся отлучению..." И заключал: "Нужен новый человек, новый тип, аккуратный, опрятный, культурный".
Надо особо заметить, что тема дискуссии вовсе не ограничивалась вопросом: как должен одеваться и вести себя комсомолец? Молодёжь волновала и манера поведения всего руководящего слоя страны. Варлам Шаламов, тоже бывший в 20-е годы "антигалстучником", вспоминал, как в одном журнале поместили на обложке фотографию Леонида Красина. "Красин был тогда послом. Он выходил из какого-то дворца с колоннами. На голове его был цилиндр, в руках - белые перчатки. Мы были потрясены, едва успокоились".
Вот этот журнал, "Прожектор" за 31 мая 1923 года:
Как видим, на фото некий человек с тросточкой, по виду - типичный британский джентльмен, покидает дворец. Подпись гласит: "Л. Б. Красин выходит из министерства иностранных дел после беседы с Керзоном". Конечно, фотографию журналисты опубликовали вовсе не случайно, а сознательно "вбросили" эту "бомбу" в публику, чтобы разворошить весь "осиный улей" дискуссии. Леонид Красин был большевиком, но вызывающе следовал в одежде и поведении отнюдь не пролетарскому стилю, а Ленин называл его "башкой, но великим буржуем". И Красин был кумиром сменовеховцев, вождь сменовеховцев профессор Устрялов сочинял ему пространные апологии и считал "красинизм" следующей, желанной стадией большевизма.
Большевик и нарком Леонид Красин (1870-1926) на фото и на обёртке карамели "Пролетарская". Н. Устрялов о Красине: "Красин в настоящее время является наиболее интересной и ценной фигурой коммунистической партии и советской власти. Он как бы воплощает собою тот «второй день революции», в обстановку которого теперь ступает страна. «Кандидат в русские Баррасы» - он лишён ряда недостатков своего французского прототипа... Красинизм - будущее русской революции, становящееся её настоящим. Красинизм - «готовится». Красинизм - «идёт».
Дискуссия о галстуке мгновенно переросла в «дискуссию о цилиндрах», на тему «Как должен одеваться советский дипломат?».
Член Коллегии НКИД Фёдор Ротштейн (1871-1953) писал в «Вечерней Москве»:
«Дискуссия о цилиндрах значительно запоздала: её следовало поднять тогда, когда наши первые представители ездили за границу. Это было в начале 1921 года, когда мы отменили обычные дипломатические ранги и скромно назвали наших представителей заграницей «полномочными представителями». Тогда мы могли зараз объявить во всеуслышание, не вызывая больших недоумений, а тем менее протестов, что эти наши представители будут политическими агентами нашего правительства и, в качестве таковых, будут поддерживать необходимые деловые сношения с правительствами, при которых они аккредитованы. Не участвуя в придворных церемониях и заранее отказываясь от связанных с этим прав, привилегий и обязанностей. Если бы мы тогда это сделали, то нашим полпредам не приходилось бы подвергать себя унижению рядиться в непривычные им перья и проделывать те скабрезности, к которым они вынуждаются сейчас. В свое время Вениамин Франклин, представитель молодой американской республики, явился к пышному двору Людовика XVI в простом сюртуке из домашнего сукна. Французские придворные чуть не попадали в обморок и поднимали его на смех. С тех пор, однако, буржуазные историки не перестают с восхищением говорить о его мужестве и противопоставлять его буржуазную «искренность», искусственному маскараду французского двора. То, что имел смелость сделать Франклин, могли бы сделать и мы... Однако это не случилось. Мы не приняли вовремя надлежащих мер и очутились, не успев опомниться, в болоте дипломатического церемониала. Сейчас было бы трудно пойти назад: мы рискнули бы подвергнуться политическому и общественному остракизму.
Бенджамин Франклин при дворе Людовика XVI
Бенджамин Франклин на приёме в Париже
Однако и сейчас можно свести все эти неприятные и оскорбляющие нас частности буржуазного дипломатического быта до скромных размеров... Не впадая в эгоизм или рисовку, могу про себя сказать, что за бытность мою полпредом в Персии, я, например, ни разу не нашёл для себя нужным надевать цилиндр. Нужно иметь в виду, что Персия - страна монархическая, со старинным придворным этикетом, и была первым государством (не новой формации), которое признало нас де-юре. Нужно также помнить, что тогда о нас, большевиках, шли самые дикие легенды, в которых мы изображались, не то бандитами, не то «хамами», которым «порядочным» людям неловко даже подавать руку. Несмотря на то, что я был первый полпред в Персии и что на меня первого выпала задача рассеять эти легенды, я всё же, как говорил, сумел обойтись за всё время моего пребывания там без цилиндра. Фрак мне тоже пришлось нацеплять, кажется, не более двух раз, когда пришлось присутствовать на парадных официальных банкетах в честь шаха, на которых все другие посланники и министры были в расшитых золотом мундирах и проч.
К самому шаху, которого мне приходилось навещать очень часто, я никогда не являлся иначе, как в простой визитке, а два раза, воспользовавшись жаркой погодой, я даже осмелился явиться в лёгкой пиджачной паре и однажды даже в белом парусиновом костюме. Камергеры долго не хотели меня пустить, заявляя, что я срываю весь придворный этикет. Один из них снял было свой чёрный сюртук и пробовал надеть его на меня. Сам же шах только смеялся, когда я ему рассказал об этом эпизоде и уверял его, что мои намерения так же невинны, как мой летний костюм. У себя я никогда не принимал иначе, как в простом пиджаке.
Я вообще за все время моего пребывания в Персии не дал ни одного банкета и ни разу не поставил на стол иного вина, кроме дешевых сортов местного производства. Ни разу я не угощал шампанским или ликерами. Ко мне приходили знатные гости на мой домашний обед, меню которого в этих случаях увеличивалось обычно на одно мясное или сладкое блюдо. Так обедали у меня всякие министры, знатные ханы и знатные иностранцы. Вообще, за все время я устроил всего два больших приема: один вечерний, по случаю поднятия в первый раз Красного флага над нашей миссией, а другой раз - по случаю годовщины Октябрьской революции. В первый раз я угощал огромную толпу своих гостей чаем, печеньем и мороженым, а второй раз - холодной закуской. И оба раза не только я и мои сотрудники были одеты в простые пиджачные пары, но даже в пригласительных билетах гостям предложено было явиться в обычном своем одеянии. И оба раза, в подавляющем большинстве, гости явились в простых пиджаках, а дамы в своих обычных платьях. И это настолько нравилось публике, что даже европейские газеты писали о моих нововведениях чуть ли не в том стиле, в каком историки пишут и сейчас о домашнем сюртуке Франклина.
Если я позволил себе привести эти примеры из личного опыта, то с исключительной целью показать, как, до известной степени, все же возможно, при известных обстоятельствах, держаться скромных рамок в своем общении с окружающим, чуждым нам миром. Я, конечно, далёк от того, чтобы обобщать свой опыт на все времена и все положения и бросать обвинения тем из наших полпредов, которые почему-либо не в состоянии делать то, что я делал в Персии. Напротив, я припоминаю наставление, данное Владимиром Ильичём, одному из наших несчастных товарищей, отправлявшихся на восток с кислой миной, говорившему о том, как ему придется наряжаться в чёрный фрак и цилиндр. «А если бы Вам пришлось нацепить юбку, - сказал Владимир Ильич, - чтобы представляться ко двору, то Вы и это должны были бы проделать».
1924 год. Рисунок Бориса Ефимова. Наркоминдел держит в руках «халат от Бухары», а в шкафу висят «халат от Монголии», «халат от Хорезма» и др. «Лицом на Восток. Тов. Г.В. Чичерин. - Ох!.. Ещё обвинят, пожалуй, в халатном отношении к делу...»
Красный командир Гориков в ходе той же дискуссии критиковал большевика Шумяцкого:
«Почему изображённый в «Красной Ниве» на картинке т. Шумяцкий (наш посол в Персии) одел на голову цилиндр и вообще вырядился буржуазным франтом? Нужно ли подделываться под буржуазный фасон?»
На это отвечал известный большевик Лев Сосновский (1886-1937):
«Тов. Шумяцкий - наш старый боец. Ему от царских палачей грозила смертная казнь. При Колчаке он вёл подпольную опасную работу в Сибири. Не для франтовства напялил он теперь на себя нелепый цилиндр. Не из любви к монархам ездит он на приём к персидскому шаху. Тут приходится, как в подпольные времена, приспособляться и наряжаться по обстоятельствам.
Ведь и буржуазным дипломатам приходится у нас кое к чему приспособляться. На наших заседаниях, когда играют «Интернационал», буржуазные дипломаты встают.
7 ноября, в день нашей победы над буржуазией, буржуазные послы и посланники приходят к товарищу Чичерину и поздравляют в его лице русский народ с праздником. Что в это время думает, допустим, чехословацкий дипломат? Нас это не касается. А заведённую формальность он выполняет.
Бывают и такие случаи. Когда наш полномочный представитель приезжает в другую страну, его там встречают торжественно, и тамошний военный оркестр играет «Интернационал». А если тот же «Интернационал» тут же на вокзале запела бы кучка рабочих, их бы потащили в тюрьму.
Приходится друг к другу приспособляться...
Вот наш дорогой Калиныч во фрак не наряжается. А ему постоянно приходится принимать у себя в Кремле в торжественной обстановке дипломатов. На днях он пригласил присутствовать на приёме двух беспартийных крестьян, членов ЦИКа. Уж этих-то сынов земли ни в какой фрак не спрячешь. Так в своём деревенском одеянии и остались».
Обложка журнала «Крокодил» с рисунком Ивана Малютина. «Не объедешь!..» 1923 год.
«...Наш дорогой Калиныч во фрак не наряжается. А ему постоянно приходится принимать у себя в Кремле в торжественной обстановке дипломатов. На днях он пригласил присутствовать на приёме трёх беспартийных крестьян - членов ЦИК. Уж этих-то сынов земли ни в какой фрак не спрячешь, - так в своём деревенском одеянии и остались!..» (Из статьи тов. Сосновского).
Первый ходок (прислушиваясь к речи дипломата): - Что это он там лопочет?
Второй ходок: - Как ни бормочи, всё равно нашего Михайла Иваныча не объедешь!..»
Замнаркома Максим Литвинов (1876-1951) комментировал дискуссию так:
«Мы посылаем своих дипломатов ведь для налаживания добрых приличных отношений с буржуазными странами. Успех работы зависит в большей мере также от способностей дипломата наладить и личные хорошие отношения с представителями стран, с которыми ему приходится приходить в соприкосновение. Имея это в виду, приходится частенько, скрепя сердце, приспособляться к вкусам и привычкам этих людей. Как бы мы ни относились, например, к лорду Керзону, мы вынуждены обстоятельствами иметь с ним дело. Если бы советский дипломат, желая символизировать рабоче-крестьянский источник советской власти, явился бы к Керзону в рабочей блузе или крестьянской поддевке и смазных сапогах, «шокируя» (раздражая) при каждом посещении Керзона, то миссия нашего дипломата от этого вряд ли стала бы успешнее, а скорее наоборот. Керзон, конечно, не послал бы нам из-за этого второго ультиматума, но, желая избавить себя от «неприятного» ему зрелища, он старался бы избегать личных сношений с нашим представителем, а советское дело от этого, несомненно проиграло бы...
Группа руководящих работников Наркоминдела М.М. Литвинов, Г.В. Чичерин, Л.М. Карахан, Я.С. Ганецкий. 1923 год
Этикет, присутствие на торжественных обедах, банкетах, приёмах - составляют самую тягостную часть обязанностей советских дипломатов. Когда и где возможно, они от этой обязанности уклоняются. Они не благословляют, а проклинают свое амплуа (должность, когда им приходится менять удобные, изящные тужурки и «толстовки» на безобразные, стеснительные хомутообразные крахмальные рубашки и фраки). Не попрекать за это надо полпредов, а жалеть их. Освободиться от этой необходимости удастся лишь тогда, когда остальные страны подвергнуться процессу советизации и места нынешних дипломатов займут уполномоченные Коминтерна».
Журнал «Красный перец» тоже в 1923 году отреагировал на эту горячую тему - «Как должен одеваться и вести себя ответственный работник?» - злободневной карикатурой.
Журнал «Красный перец». 1923 год. «Объяснение платьев. Все фигурки изображают №1. Ответственного Работника без платья... №5. Платьице для игры в «близость к рабочим массам»... №7 и 7а. Платьице для игры в «международные конференции». (Подробность 7А [цилиндр] не рекомендуется соединять с №5)». По этому язвительному замечанию, насчёт цилиндра, мы видим, что симпатии журналистов «Красного перца» были отнюдь не на стороне «галстучников».
А это рисунок в защиту ответственных работников. Ю. Ганф, 1923. "У нас бездна внимания уделяется ответственным работникам. 1. Таким. 2. И таким. 3. И ещё таким... 4. Почему же, почему о таких - не говорят, и не пишут, и не помнят?". Автор напоминает, что помимо пьяниц, кутил и любителей роскошных авто, среди них есть и представители "аскетичной модели". На стене кабинета висит характерный плакат "Береги время!"
( Продолжение следует).
P. S. Точности ради замечу, что "великой" дискуссию о галстуке из современников никто, кажется, не называл, это уж мой эпитет, и отчасти он носит характер шутки. Но во всякой шутке...
Посты по теме:
ПИСЬМО 1.
ПИСЬМО 2.
ПИСЬМО 3. Красота - это повторение
ПИСЬМО 4. Всегда ли красота целесообразна?
ПИСЬМО 5. Есть ли в природе реклама?
ПИСЬМО 6. Есть ли у животных эстетическое чувство?
ПИСЬМО 7. Почему красота может "погубить мир"?
ПИСЬМО 8. Красивы ли "Черёмушки"?
ПИСЬМО 9. Аскеты и жизнелюбы
ПИСЬМО 10. Аскетизм и жизнелюбие в истории классов
ПИСЬМО 11. Аскетизм Рахметова
ПИСЬМО 12. Аскетизм Ленина
ПИСЬМО 13. Аскетизм Ленина (окончание)
ПИСЬМО 14. "Модель Ленина-Рахметова" после революции
ПИСЬМО 15. "Великая галстучная дискуссия"
ПИСЬМО 16. Сражение вокруг канарейки
ПИСЬМО 17. "Стиляга" против "Рахметова"
ПИСЬМО 18. Папина "Победа"
ПИСЬМО 19. Стиляги, инкруаябли, мервейёзы и "балы жертв"
ПИСЬМО 20. Модель "Ленина-Рахметова" в 60-е и 70-е годы
ПИСЬМО 21. Победа "стиляг"
ПИСЬМО 22. Краткое содержание предыдущих писем
ПИСЬМО 23. Закон Энгельса, или "Два шага вперёд, шаг назад"
ПИСЬМО 24. Нигилизм в истории красных и ранних христиан
ПИСЬМО 25. Ещё о неизбежности "контрреволюции"
ПИСЬМО 26. Победили ли стиляги? (Краткий обзор откликов)