ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №21
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №1
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №2
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №3
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №4
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №5
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №6
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №7
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №8
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №9
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №10
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №11
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №12
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №13
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №14
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №15
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №16
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №17
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №18
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №19
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №20
Реальность, не существующая без наблюдателя
До самого конца XIX в. и начала ХХ в. кантовская теория эпистемологии оставалась «чисто философской конструкцией», мало что дающей для реального научного познания. И для Лапласа, и
для Сади Карно процессы в реальности оставались процессами в реальности. Человек был попрежнему пассивный их наблюдатель.
Детерминизм причинный, равно как и изменение количества тепла связывались с реальными объектами и состояниями внешнего наблюдателю мира.
Ситуация начинает меняться с появлением первой объединительной теории физики, электромагнитной теорией Максвелла, которая поставила вопрос о переносчике соответствующей энергии - электроне. Именно тогда теория Канта оказалась широко востребованной: в среде самих физиков возникают концепции неокантианского направления - эмпириокритицизм, эмпириомонизм и др.
Видные ученые, такие как Эрнст Мах, Авенариус и другие высказывают предположения о том, что «материя» есть некоторая условность, за которой в действительности существует нечто «невещественное», нематериальное - энергия. Введенное Максвеллом понятие «электромагнитного поля» радикальным образом меняет представление о материи как «веществе», которое имеет аналог в «обыденном опыте» человека.
Развитие теории электромагнетизма Максом Планком приводит к появлению еще одной совершенно новой теории физики - квантовой теории поля. Именно с ее появлением, точнее с появлением её наиболее зрелых формулировок, данных Н. Бором, Э.Шредингером, В. Гейзенбергом, Луи де Бройлем и другими, открылась возможность такого понимания места «наблюдателя» в мире и такого понимания «теории», которое во многом было созвучно кантовской эпистемологии.
1. Качества мира не существуют независимо от наблюдателя и его познавательных способностей.
2. Наблюдатель является не пассивным, а активным.
3. Всякий наблюдатель является участником обнаружения мира.
Первое утверждение основано на интерпретации редукции волновой функции, описывающей поведение микрообъекта. Редукция волновой функции фактически делает систему конкретной только в момент совершения самой процедуры «редукции». Это означает, что до этой процедуры наблюдатель не может сказать что-либо определенное о характеристиках системы.
Второе утверждение основано на копенгагенской интерпретации квантовой космологии. Согласно одному из авторов этого подхода - Дж. А. Уилеру, - наблюдатель не только обнаруживает качества системы, но в некотором смысле «участвует» в их возникновении. Это так называемый «принцип участия». Наиболее отчетливые достоинства и недостатки принципа видны в его космологическом
измерении.
«Принципучастия» был предложен Уиллером и Девиттом в 1968 г. 7. Суть его сводилась к тому, что вся наблюдаемая Вселенная, ее поведение может быть описано волновым уравнением :
где dzxy есть метрика пространства-времени, а ϕ - поля материи.
Как известно, полная волновая функция не зависит от времени:
Здесь и обнаруживается самое удивительное. Последнее уравнение означает, что «Вселенная сама по себе» не претерпевает никаких изменений во времени. Если это уравнение адекватно описывает состояние Вселенной, то мы приходим к некоторому недоразумению: если «Вселенная сама по себе» неизменна, то почему же мы наблюдаем эволюционирующую и изменяющуюся во времени Вселенную?
Дело в том, полагает Уиллер, что мы в действительности непроизвольно разбили эту единую Вселенную на две области:
1) нас, как наблюдателей с часами (Кант бы сказал - со временем как априорной формой чувственного созерцания) и
2) все остальное.
До этого разбиения не существовало никакого изменения. А произошло оно во время редукции полной волновой функции к той ее «части», которая наблюдаема. Это мы видим, что Вселенная изменяется во времени. Это мы, в определенном смысле, наделили ее конкретными качествами. Следовательно, полагает Уиллер, производя редукцию полной волновой функции Вселенной, мы участвуем в ее возникновении.
На примере «принципа участия» Уиллера мы видим, что в физику проникают такие способы объяснения физического мира, которые считались бы немыслимыми еще в XIX в. Роль и положение
наблюдателя начинает радикально изменятся. Причем не только в связи с квантовой теорией. Сама физическая реальность (не обязательно квантовая) вполне может оказаться частью реальности психической:
Возможно, что сознание, как и пространство-время, имеет свои собственные внутренние степени свободы и отрицание этого приведет к описанию Вселенной, которое в основе обладает неполнотой. Что если наши восприятия являются реальными (или может быть, в некотором смысле, даже более реальными) чем материальные объекты?
Что если мое «красное», мое «синее», моя «боль» являются реально существующими объектами, а не просто рефлексией над реально существующим материальным миром?
Можно ли ввести «пространство элементов сознания» и исследовать допустимость того, что сознание существует само по себе, даже в отсутствие материи, точно так же как гравитационные волны, возбуждающие пространство, могут существовать в отсутствие протонов и электронов?
Другим не менее радикальным изменением стала переинтерпретация принципа причинности. То понимание причинных связей, которое доминировало в новоевропейской науке и которое базировалось, как это показали Хайдеггер и Хёсле, на средневековом представлении о causa sui, заменяется на всевозможные «непричинные связи». Оказывается, что причинное объяснение не только не является универсальным, но в некоторых случаях прямо тормозит осмысление природы. Появляются: коррелятивный подход, синергетический подход, когерентный подход, холизм и проч.
Выясняется, что каузальный ряд типичен только для узкого круга явлений!
Это в полной мере относится не только к физике, но и к философии, языкознанию (лингвистике), искусству и другим областям.
В философии это положение особенно серьезно затрагивает фундамент логического знания. Действительно ли только то знание обосновано, выводы которого получены как следствия из причины с необходимостью?
Но ведь еще Кант признавал, что аналитика (то есть формальная логика) не имеет отношения к эвристике. Новое о мире человек открывает только с помощью синтетических суждений, когда к одному высказыванию синтетически присоединяется другое, как у Канта «8 + 6 = 14». В представлении о «8» и о «6» не содержится представления о «14». Но на чем же основывается способность синтеза?
В ответе на этот вопрос Кант хранит молчание, признавая за способностью «синтеза» врожденную природу. Эта способность либо присутствует в человеке, либо отсутствует в нем.
Ей нельзя научить, как, например, способности аналитической:
... хотя рассудок и способен к поучению посредством правил и усвоению их, тем не менее способность суждения есть особый дар, который требует упражнения, но которому научиться нельзя. Вот почему способность суждения есть отличительная черта так называемого природного ума (Mutterwitz) и отсутствие его нельзя восполнить никакой школой...
Именно с этой синтетической способностью суждения Кант связывает надежды построения не просто научного метода, но, я бы сказал решительнее - нового типа знания, понятого как «теория-трансформер». Именно благодаря врожденным способностям человеческого рассудка познающий субъект способен не просто пассивно выявлять - обобщая опыт - эмпирические законы, но наоборот,
проецировать на мир уже имеющиеся в нем формы знания в виде законов. Фактически. речь идет о том, что познающий субъект предписывает природе законы определенного типа:
Теперь мы должны объяснить возможность a priori познавать при помощи категорий все предметы, какие только могут являться нашим чувствам, и притом не по форме их созерцания, а по законам их связи, следовательно, возможность как бы a priori предписывать природе законы и даже делать ее возможной.
Такую процедуру Кант и называет «эпигенезом чистого разума». Кто бы мог подумать, что тропа проторенная Кантом, рано или поздно приведет к Фейерабенду?
Пол Фейерабенд по сути развивает мысль Канта, доводя ее до логического завершения: если верно, что человеческий рассудок вообще «предписывает законы природе», то, следовательно, способностью «предписывать законы природе» обладает всякий человек: и Питер, и Пол, и Джон и т. д.
В таком случае мы можем зафиксировать два промежуточных вывода для понимания истоков появления «теории-трансформера».
1. Законы природы суть не что иное, как предписание человеческого рассудка и ни в коем случае не наоборот, то есть не предписания самой по себе природы для человеческого рассудка.
2. Познающий субъект фактически конструирует природные законы, опираясь на свою априорную синтетическую способность суждения.
Конструируя законы и предписывая их природе, познающий субъект, согласно Канту, фактически участвует в возникновении наблюдаемой природы. Без познающего субъекта, без синтетической
способности его разума, без схематизма его рассудка, природа, в известной мере, есть «ничто», ибо взятая по каждой из отдельных своих характеристик без отнесенности к человеческому рассудку - пространству, времени, причинности и проч. - она есть пустое понятие. Следовательно, предписывая природе законы, необходимо с неё строго спрашивать, насколько она сообразуется с этими предписаниями. Кант, равно как и Декарт и Лейбниц, видит в природе не самодостаточное бытие - ens, так сказать, природу ради природы, но поле приложения конструкторских усилий человека:
Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, лишь сообразно с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания, но не как школьник, которомуучитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отечать на предлагаемые им вопросы.
Приведенные слова Канта, взятые из его предисловия ко второму изданию «Критики чистого разума», являются превосходной иллюстрацией целей и задач того направления трансформации Представления, которое оно получает благодаря усилиям Лютера, опиравшегося, в свою очередь, на апостола Павла. Библейская максима «человек, покори и подчини себе природу» в философии Канта получает осознанное завершение: Кант дает метод, то есть указывает путь, как можно реализовать эту максиму.
Человек - судья природы!
Антропоцентрический образ современной теории
Космология XX в. привносит еще один важный аргумент в пользу первостепенной роли наблюдателя. Это антропный космологический принцип.
Поскольку мы уже рассматривали его достаточно подробно, остановимся только на тех особенностях принципа, которые касаются темы настоящей работы: трансформации Представления.
Утверждения принципа имеют две формулировки: Слабую (первоначальную) и Сильную. Слабая формулировка была предложена независимо друг и от друга и исходя из различных допущений -
Р. Дикке и Г. М. Идлисом.
В западной традиции Слабая формулировка больше известна из работ Р. Дикке. Дикке предложил антропный принцип для решения чисто космологической задачи - необходим был критерий отбора наиболее реалистической модели для определения возраста Вселенной. В соответствии с основной идеей принципа - качества Вселенной оказываются совместимыми с фактом существования наблюдателя. В результате наиболее реалистическими моделями оказались те, которые давали оценку возраста Вселенной от 14 до 20 млрд лет.
В этом и состоит основная идея принципа.
Однако тот способ - нефизический, - каким достигалась цель отбора реалистических сценариев, поверг многих в смятение. Действительно, как может физика (космология) быть обоснована нефизическим способом?
Фактически, это означало, что наблюдатель самим фактом своего существования накладывал ограничения не только на возраст Вселенной, но и на абсолютно все ее характеристики, всю ее эволюцию - от возникновения до появления наблюдателя включительно. И трехмерность пространства, и одномерность времени, и разные формы причинности, и всевозможные корреляции - все это прямо должно быть связано с фактом существования наблюдателя.
Дело в том, что в «другой» Вселенной, с другим набором физических характеристик, метрик пространства и типами полей, земной наблюдатель не смог бы существовать в принципе. Это означало и то, что появление земного наблюдателя - случайно. Как сказал бы Аристотель: «Случилось земному наблюдателю появиться в этой Вселенной».
Именно эта случайность, видимо, и сыграла решающую роль в появлении Сильной интерпретации антропного космологического принципа. Брендон Картер в 1973 г. предлагает Сильный антропный принцип. Согласно Сильному варианту антропного принципа появление земного наблюдателя не случайно: Вселенная должна была эволюционировать так, чтобы на определенном этапе ее эволюции появился земной наблюдатель. Здесь «нефизичность» антропной аргументации усиливается еще больше, придавая принципу даже не столько оттенок метафизичности, сколько религиозности: в организации структуры Вселенной предполагается существование предустановленного плана - Замысла Бога.
Да это и была, с моей точки зрения, религиозность библейская, согласно которой весь мир, вся Вселенная созданы для и ради человека. Никто не мог даже предполагать, что рано или поздно европейская наука, во многом являющаяся порождением библейскохристианской традиции, подверстает все объяснение мира под первые стихи книги «Бытия» из Ветхого Завета: мир (наблюдаемая Вселенная) создан для человека.
Мы видим, что в основе этой теории лежит чудовищный антропоцентризм, который подчинял и подчиняет себе все - от природы до морали включительно. Эта теория оказалась прямо противоположной теории объяснения и понимания Космоса в античности.
И даже более того - теориям Возрождения античности.
Как мы помним?
Космологический принцип Платона гласил, что человек есть подобие Космоса, для которого последний выступает образцом. Согласно антропному космологическому принципу все обстоит наоборот: Вселенная должна быть «подобна» человеку, то есть соответствовать условиям его существования своими физическими качествами.
Отличается антропная аргументация и от «принципа Коперника - Бруно». Согласно последнему во Вселенной не существует привилегированного наблюдателя. АКП утверждает, что такой привилегированный наблюдатель существует. И таким наблюдателем в нашей Вселенной является земной наблюдатель.
Итак, последовательность теорий по этому вопросу очевидна: античность (космоцентризм), Возрождение и Новое время (ацентризм), cовременность (антропоцентризм).
Но ведь накладывая ограничения на характеристики физической Вселенной, земной наблюдатель тоже в определенном смысле «участвует» в ее появлении именно с таким их набором, а не другим. Однако если не допустить Замысла Бога или природы, предсуществовавшего появлению такого мира, то такая теория оказывается невозможной. В самом деле, как мог земной наблюдатель «физически» накладывать ограничения на раннюю Вселенную, если сам он возник спустя 14 млрд лет после ее возникновения?
Без учета религиозной интерпретации, Сильный АКП кажется абсолютно нелепым.
Я уже высказывал предположение, что антропный принцип по существу обсуждаемого вопроса является не столько космологическим, сколько историческим принципом. И дело не в совпадении Больших Чисел и характеристик Вселенной, дело, с моей точки зрения, заключается в эволюции европейской рациональности. Это означает, что представления европейского человека претерпели такую эволюцию, в результате которой антропный космологический принцип, кантовская метафизика, принцип участия Уиллера стали осмысленными.
Такого типа теории в науке C. Тулмином были названы постмодерном. И Тулмину нельзя отказать в проницательности. Действительно, взгляды так называемого постмодерна получают тотальное (а очень часто тоталитарно-принудительное) распространение во всех сферах человеческой деятельности в последней четверти ХХ столетия.
/Андрей Павленко "ТЕОРИЯ И ТЕАТР"/