ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №17
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №1
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №2
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №3
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №4
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №5
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №6
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №7
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №8
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №9
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №10
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №11
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №12
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №13
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №14
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №15
ОРУДИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ Часть №16
ПРИНЦИП РАЦИОНАЛЬНОЙ «ИСЧЕРПАЕМОСТИ» МИРА
Этот принцип в светской и секуляризованной форме, безусловно, имел своим истоком определенного типа религиозную предпосылку: мир сотворен в соответствии с замыслом Бога!
Признание этого принципа в качестве основы собственной жизни «подталкивало» западно-христианскую цивилизацию к принятию ряда следствий, из него вытекающих.
Следствие первое: двигаясь в череде посылок и следствий человек приходит к постижению божественного замысла.
Это означает следующее.
Средневековые западные богословы и философы полагали, что человек может познать замысел Бога качественно, но не количественно. Говоря о познании Бога, францисканский богослов XIII в.
Иоанн Дунс Скот постулирует:
Итак, я утверждаю, во-первых, что естественным образом может обретаться не только понятие, в котором Бог постигается как бы через привходящее, то есть в каком-нибудь атрибуте, но даже некое понятие, в котором Бог мог бы постигаться в Себе и чтойно (et quiditative). Доказываю это тем, что, согласно ему, когда [Бог] постигается как «мудрый», то постигается [Его] свойство или как бы свойство, в следующем акте
совершенствующее природу...
Всякое исследование о Боге предполагает, что разум имеет [о Нем] то же самое единозначное понятие, которое он получает от творений.
Отсюда следовало, что постигая «мудрость», заключенную в творении, исследователь фактически постигал самого Бога. Это средневековое положение, как мы увидим ниже, послужило эпистемологическим основанием для создания новоевропейской науки. Ведь именно этот аргумент будет повторен Галилеем в «Диалоге о двух главнейших системах мира: Птолемеевой и Коперниковой».
Следствие второе: двигаясь в череде посылок и следствий человек приходит к замыслу Бога, а следовательно, и к самому Богу.
Для христианства это имеет серьезные нетривиальные последствия.
Знание Бога приводит к спасению. Следовательно, спасается тот, кто знает. Для сторонников этого убеждения справедлива максима «знаю, чтобы спастись». Под «знанием» в данном случае понимается как раз знание того, кто (что) есть Бог. Это известная позиция Евномия (IV в. н. э.), получившая в восточной церкви название «евномианская ересь». То, что в западном христианстве позднее получит широкое распространение и станет почти нормой - разумное постижение Бога - в восточной традиции будет подвергнуто суровой критике и не даст позднейших всходов.
Против Евномия в Восточной церкви выступили Василий Великий и Григорий Нисский. Их позиция сводилась к тому, что рациональное знание сущности Бога в принципе невозможно. Вообще, к знанию необходимо прибегать тогда и только тогда, когда ослабла живая вера. Знание - это не исключительная привилегия каких-то особенно одаренных людей, а вынужденная мера, «протез», заменяющий веру.
Например, Евномий утверждал, что поскольку Бог Отец породил Бога Сына, постольку рожденный «после» и «от» не может быть по сущности своей равен «нерожденному». «Итак, если не по примышлению, - говорит Евномий, - не в смысле лишения, не как часть (потому что неделим), не как что-нибудь иное в Нем самом (потому что прост), не как что-нибудь иное с Ним (потому что нерожденный един и единственный), то это и будет нерожденная сущность». Евномию кажется, вполне в духе западной богословской традиции, что он логически с помощьюразума открыл сущность Бога. На это Василий Великий возражает: «А я сказал бы, что сущность Божия нерожденна, но не сказал бы, что нерожденность есть сущность».
Утверждение о знании сущности Бога Василий Великий рассматривает как гордыню, которая заслуживает самой суровой критики: «Но кажется, что гордыня есть самая тяжкая из всех человеческих страстей, и тех, в ком она есть, действительно подвергает одному осуждению с дьяволом. По сейто гордыне и они, не зная даже того, какова природа попираемой ими земли, хвалятся, что проникли в самую сущность Бога всяческих».
Это та самая «гордыня», которая позднее будет почти «генетически» воспроизводится во всех областях жизни западной культуры.
Духовное, умное смирение, доминирующее в Восточно-христианской церкви, подвергнется третированию и будет позднее объявлено «недоразвитостью» в сравнении с достижениями западной цивилизации. Но именно против таких «познавательных проектов» выступали Василий Великий и Григорий Нисский.
«Но я думаю, - говорит в “опровержение” защитительной речи Евномия Василий Великий, - что постижение сущности Божией выше не только человеков, но и всякой разумной природы; под разумною же природой разумею теперь природу тварную. Ибо только Сыну и Святому Духу ведом Отец... ».
Но ведь познать замысел самого Бога о мире - это в сущности то же, что познать самого Бога, его сущность. Восточно-христианская традиция буквально «запирает» этот путь для человека. Именно по этой причине в жизни восточно-христианских монастырей Восточной Римской империи, а затем и в Древней Руси и России никогда не получит развитие путь «упражнения» разумного знания Бога. Это не значит, что разум - данный опять же человеку Богом - будет отрицаться в своей силе. Нет, это означает только то, что в восточно-христианской традиции разум останется в связанном состоянии, будучи включенным в христианскую светскую и монастырскую жизнь прямо и непосредственно.
Необходимо признать, что в восточно-христианской традиции не появится «Разума» с большой буквы, не появится «Разума, автономного» от Откровения и Предания. Следовательно, никогда не появится развитого учения о двух Истинах - «Истине веры» и «Истине разума». Не будет безответственной свободы разума. Это, в свою очередь, означает, что не будет надобности и в такой форме трансформации и перерождения монастырей, как «Университет».
Тот единственный отпечаток, который наложит на Восточную православную церковь античный платонизм, - это созерцание. Но и последнее будет считаться «прелестью», если не станет «истинным», соединившись с «чистой молитвой». Такова, в своих существенных чертах, история взаимоотношения «разума» и «веры» в восточном христианстве. Ниже мы продемонстрируем, что эта позиция не подверглась сколько нибудь серьезному изменению «внутри православия» и в ХХ в.
Даже еще во второй половине XIX в. - когда в Западной Европе властителями дум давно стали трансцендентализм Канта, позитивизм Огюста Конта и отвлеченный идеализм Гегеля - ведущий русский философ Памфил Данилович Юркевич напишет специальную работу «Сердце и его значение в жизни человека, по учению слова Божия». В ней Юркевич опирается на христианское учение о сердце как средоточии «всей телесной и духовной жизни человека, как существеннейший орган и ближайшее седалище всех сил, отправлений, движений, желаний, чувствовований и мыслей человека со всеми их направлениями и оттенками». Юркевич не соглашается с приходящим доминированием специфически понятого рационализма в Новое время, видящего в «мышлении» главный центр не только всего человеческого естества, но и центр духовной жизни.
За этим «интеллектуальным редукционизмом» легко увидеть его философский исток, восходящий к Декарту. Сердце, согласно Юркевичу, «питает» мышление как духовный источник. Оно «есть седалище всех познавательных действий души». В сердце рождается мысль, которая есть «предложение сердца». Юркевич дает великолепную философскую интерпретацию значения «головы» как носителя разума, словно предвосхищая будущие штудии о. Павла Флоренского. Голова, полагает Юркевич,
«имеет значение органа, посредствующего между целостным существом души и теми влияниями, какие она испытывает совне или свыше... ».
«Посредническая» роль головы, под которой в узком смысле понимается человеческий разум, постепенно, но неумолимо начинает заменяться на «первенствующую» роль, что в языке закрепляется эпитетом «главенствующая». Юркевич полагал, что разум светит «отраженным светом», светом, исходящим из сердца.
Таков был лейтмотив собственного восточно-христианского мировоззрения вплоть до конца XIX в. и начала ХХ. Заметим, что даже в светских университетах, искусственно перенесенных Петром Первым с Запада в Россию, идея главенства «сердца» над «разумом» продолжала определять мировоззрение значительной части преподавательского состава. Это еще раз демонстрирует тот неоспоримый факт, что Россия избежала доминирования опыта «двух равновеликих истин».
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ РАЗУМ НА СЛУЖБЕ У ENS CREATUM
В XI в. н. э. крупнейший католический (уже после 1054 г.) богослов Ансельм Кентерберийский отчасти воспроизводит Евномия, правда, исправляя его: credo ut untelligiam (верую, чтобы знать) говорит Ансельм, а не intelligo ut credam (знаю, чтобы веровать).
Заметим для себя, Ансельм не говорит «верую, чтобы быть ближе к самому Богу, быть с Богом», но именно «чтобы знать Бога». Уже здесь видно, что «знание Бога» попрежнему является доминирующей идеей и одновременно целью западного христианства.
Не «соединение в молитве», не стяжание Духа Святого, но именно знание, когда активное начало остается за познающим. Ведь это он познает Бога! Поэтому фраза Ансельма могла бы быть продолжена: «верую, чтобы знать, чтобы спастись». Говоря современным философским языком, «познание Бога» делает самого Бога «предметом познания», который определяет уже и путь этого познания, и обращение с этим предметом. Кроме того, Бог в таком познании становится «представлением». Он теперь не живой Бог, но только его «обедненное представление», которое навязывает человеку
такой же точно обедненный типотношения с ним. Ведь согласно православной точки зрения предмет познания в самом познании навязывает познающему тип отношения к нему, то есть познание не является свободным, в отличие от реального общения с Богом в вере.
Наоборот, в восточном христианстве - Бог открывает себя верующему в него, как у афонского Старца Силуана (ХХ в.) и сам приходит к человеку в чистой молитве без всяких «рациональных систем».
Ввиду чрезвычайной важности для нас поучения Старца Силуана, приведем его полностью: «Богослов-рационалист, - повествует Старец Силуан через своего духовного сына, - строит свою систему подобно тому, как архитектор строит дворец или храм, пользуясь эмпирическими и метафизическими понятиями в качестве строительного материала и заботясь не столько о соответствии своего идеального построения действительной истине бытия, сколько о великолепии и гармонической целостности своего произведения в его логическом аспекте.
Как это ни странно, но многие большие люди не устояли перед этим в сущности наивным, искушением, скрытым началом которого является гордость.
Порождения рассудка бывают автору дороги так же, как матери дитя - порождение её чрева. Свое творчество он любит как самого себя, ибо отождествляется с ним, замыкаясь в своей сфере. В таких случаях никакое человеческое вмешательство извне не в силах помочь, и если сам он не отречется от своего мнимого богатства, то никогда не достигнет чистой молитвы и истинного созерцания».
Сравнение позиций Старца Силуана и Василия Великого создает впечатление, будто между их пониманием сути христианства не было разницы в XVI столетий!
В западной христианской традиции свои задачи верующий понимает иначе. В Proslogion Ансельм приводит так называемое «онтологическое доказательство бытия Бога», в основании которого лежит несложный силлогизм.
1. Обладать совершенством - значит существовать.
2. Бог - совершенен.
3. Следовательно, Бог - существует.
Возникает вопрос: для чего Ансельм осуществляет процедуру логического доказательства «бытия Бога»?
Ответ не может вызывать сомнений - для того, чтобы убедить сомневающихся, для того, чтобы логически удосто-верить свой собственный разум в истинности его притязаний на познание сущности Бога. Ведь как «бытие» является неотъемлемым атрибутом Бога - с точки зрения Ансельма, так «нерожденность» является неотъемлемым атрибутом Бога - с точки зрения Евномия.
Тому понятию, которое Ансельм использует для обозначения credere - «верить», в современной методологии науки больше соответствует важнейшее для неё английское понятие «belief» (от глагола to believe - «верить» в смысле «убедиться в правильности своих выводов и взглядов»).
Belief - это «вера» с оттенком «убеждения», обретенная уже не через посредство Откровения, чистой молитвы или истинного созерцания, а через посредство «удостоверения», достигаемого или в логическом доказательстве или опытными средствами - «испытанием» реальности (природной, человеческой, животной - какой угодно).
Может возникнуть естественный вопрос - а он и должен возникнуть - как же можно рассматривать под «отрицательным углом зрения» учение о двух истинах, если в самом начале главы утверждается о естественности для европейской культуры?
Наоборот, появление этого учения и было «полушагом» в сторону объединения с ним .
Можно ли такую интерпретацию - которая, без сомнения, лежит на поверхности - считать наиболее адекватной?
Конечно же, нет!
Учение о двух истинах открывало не «симфонию двух истин», а дорогу к тому феномену, который нам уже хорошо известен из прошедшей истории как «новоевропейская наука и техника». В действительности, учением о «двух истинах» ставилась на службу программе «ens creatum», выполняя для нее инструментальные функции, с безусловным подчинением в последующем «созерцательной жизни» целям овладения природой, что фактически мы и наблюдаем сегодня повсюду. Поэтому учение о «двух Истинах» не было никаким паллиативом в отношении. И Святые Отцы Восточной церкви - конечно, не зная всех будущих последствий этой угрозы - поняли это интуитивно верно.
Восточная церковь, оставаясь в рамках исполнения «греческой созерцательности», придала и всему судну Восточной церкви такое наклонение, в соответствии с которым фактически амортизировалось «павликианство», что в значительной мере предотвратило распространение «наступательной» программы в отношении сил природы, начавшейся в XIV в. и полностью возобладавшей в западно-европейской культуре с XVI-XVII вв., когда Френсис Бэкон прямо провозгласил: «Знание есть сила!».
С другой стороны, в Восточной церкви не получает распространения «юридическое оформление» отношений человека с Богом. В Восточно-христианской церкви (православии) никогда не возникнет «разумного овладения природными силами» и «их экспериментального подчинения себе». Другими словами, в восточном христианстве никогда не возобладают «ветхозаветные настроения».
/Андрей Павленко "ТЕОРИЯ И ТЕАТР"/