Продолжение. См. все части:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10,
11, 12, 13, 14, 15, 16, 17. 18. в Нижнем Тагиле
Вера Августовна сидела в трех лагерях: на Сахалине, в Норильске и в Нижнем Тагиле. После освобождения из последнего лагеря в 1950 году она пять лет прожила в Нижнем Тагиле. Вернуться Москву или Ленинград она не могла , - не разрешалось.
Я привожу ниже свидетельства людей, которые ее знали в Нижнем Тагиле или даже стали ее друзьями. Сначала ее пристроили работать в музыкальной школе. Кроме того, Вера Августовна подрабатывала уроками музыки.
Потом ее взял аккомпаниатором в местный театр молодй театральный режиссер Владимир Мотыль, и она подбирала музыку к спектаклям, которую потом и исполняла. И для Веры Августовны это был дар небес. Мотыля пригласили тогда в Нижний Тагил создать этот новый театр. Впоследствии он стал известным кинорежиссером.
Владимир Яковлевич Мотыль
Владимир Яковлевич Моты́ль (1927-2010) - был режиссёром театра и кино, а также сценаристом.
Он родился в белорусском городке Лепель в еврейской семье. Его отец -слесарь минского завода «Коммунар» Яков Давыдович Мотыль (1901-1931) - через три года после рождения сына был арестован по обвинению в шпионской деятельности и отправлен в лагерь на Соловки, где менее чем через год погиб. Мать, Берта Антоновна Левина, окончив Петроградский Пединститут им Герцена, работала воспитательницей в колонии для малолетних преступников под руководством известного педагога А.С. Макаренко, а на Урале - завучем детского дома для детей репресированных в Пермской области.
Дед и бабушка по материнской линии были сосланы на Дальний Восток, а после возвращения в Белоруссию погибли в гетто в годы немецкой оккупации.
Детские годы Владимир Мотыль провёл с матерью в ссылке на Урале.
В 1948 году Мотыль закончил актёрское отделение Свердловского театрального института, а 1957 году - заочно исторический факультет Свердловского университета. Он работал режиссёром Свердловского драматического театра, затем актёром и режиссёром в театрах в Новомосковске (тогда он назывался Сталиногорск) Тульской области и в Нижнем Тагиле. В 1955 году Мотыль стал главным режиссёром Свердловского театра юного зрителя, а в 1957 - 1960 г.г. был режиссёром Свердловской киностудии..
Первый свой самостоятельный фильм, «Дети Памира», Мотыль снял в 1963 году на Таджикской киностудии. В 1967 году по сценарию, написанному совместно с Булатом Окуджавой, снял комедию на военную тему «Женя, Женечка и “катюша”».
Знаменитым Мотыль стал после создания фильма «Белое солнце пустыни». Другой его знаменитый фильм, снятый в 1975 году - «Звезда пленительного счастья». Музыку ко всем фильмам Владимира Мотыля написал его друг композитор Исаак Шварц.
Последний фильм, «Багровый цвет снегопада», Мотыль, закончил к своему 80-летию. Он основан на реальных фактах из жизни его родителей.
Вот такой человек встретился Вере Августовне в начале 50-х годов, когда ей было уже за 50, а ему - в два раза меньше. Он никогда не забывал Веру Августовну, - ее образ был с ним всегда. Мы знаем сегодня, что одному режиссеру он подсказал снять документальеый фильм о Вере Августовне, а другому - использовать события ее жизни для создания художественного фильма. А в своем замечательном фильме о декабристах и их женах, «Звезда пленительного счастья», сам использовал черты ее характера, создав образ француженки Полины Анненковой Гебль. Он, как мы знаем, оставил свой автограф на журнале со статьей о создателях фильма: "Образ Полины я делал с Вас, Вера!"
Где сейчас этот журнал автографом? Может быть, у наследников профессора Тимофеева?
жизнь в Нижнем Тагиле: воспоминания Э.Ю. Фискинда
Эмиль Юдович Фискинд опубликовал свои воспоминания «За роялем Лотар-Шевченко в Альманахе «Тагильский краевед». (Нижний Тагил, 1992). Я привожу выдержки из его публикации по сайту «История Нижнего Тагила:
http://history.ntagil.ru/6_57.htm К сожалению, первая часть его рассказа не является свидетельством очевидца, она написана со слов других людей, да еще и с придуманными ощущениями и чувствами. Поэтому она страдает неточностями.
Эмиль Юдович Фискинд
«Весной 1949 года по улицам Тагила в поисках музыкальной школы бродила женщина [На самом деле, Вера Августовна освободилась в 1950 г., но документально это не подтверждено. МК]. В залосненном ватнике, юбке из грубой ткани, стоптанных парусиновых туфлях, она обращала на себя внимание, хотя многие в те послевоенные годы одевались более чем скромно: до полного достатка было еще далек. Найдя, наконец, нужный дом, странная женщина попросила у дежурной разрешения:
- Не могли бы вы показать свободный класс с инструментом.
Сев за пианино, она не сразу опустила руки на клавиши: она их боялась. Десять мучительно долгих лет она видела эти бело-черные ”брусочки” только в воображении. Сильное волнение охватило ее, едва извлекла первый звук - долгий, тревожный и трепетный. “Надо попробовать, надо попробовать, - стучало в голове: возможно, я еще что-то помню”.
Двести классических вещей, творений величайших композиторов мира, сберегала когда-то ее уникальная память. Десять лет она проигрывала их пальцами... по столу.
Дрожащей рукой женщина вновь прикоснулась к клавишам, маленький зал наполнили звуки сонат Шопена. Их сменили мощные аккорды торжественной и печальной музыки Бетховена. Пианистка ничего и никого не видела. Музыка увела ее в далекое прошлое.
Когда звуки смолкли, раздались аплодисменты. Это преподаватели и ученики собрались у открытой двери. Импровизированный концерт длился час, может быть, два. Уроки были сорваны: никто не спешил в свой класс, все хотели слушать еще и еще.
Первой, на правах хозяйки, к пианистке подошла директор школы Мария Николаевна Машкова. Она расспросила незнакомку, кто она, откуда, и узнав, что музыкальная школа - первый дом в Тагиле, куда эта женщина вошла, Мария Николаевна приютила ее, обласкала.
Так в нашем городе появилась знаменитая в прошлом французская пианистка Вера Августовна Лотар-Шевченко.
Необычна судьба этой женщины.
Родилась в Париже в семье профессора Сорбонны, энтомолога. [Другие считают, что Вера Августовна родилась в Турине. Л.Н.Качан и я помним, что она называла Ниццу. МК]. Еще в школьные годы вместе с отцом, который брал ее с собой в экспедиции, объездила многие страны Азии и Африки, была в Австралии.
Мать, испанка по происхождению, была пианисткой. [Никогда не слышал от Веры Августовны, что ее мать была пианисткой. Она всегда говорила «светской львицей», когда вспоминала мать. МК].
Рано проявила большие способности к музыке и дочь. К детским годам относятся ее первые концерты. Игру совсем юной Веры хвалил Ромен Роллан. Она получила блестящее музыкальное образование в консерваториях Парижа и Вены.
Выйдя замуж за инженера-акустика Шевченко, работника советского торгпредства в Париже [Владимир Николаевич Шевченко не работал в торгпредстве и не мог работать, потому что был эмигрантом. МК], Вера Августовна, спустя годы, переехала в Ленинград, не подозревая, какими жестокими испытаниями обернется этот шаг. [Вообще-то их семья приехала в Москву. А на работу Вера Августовна устроилась в Ленинградскую филармонию позже с помощью М.В. Юдиной. МК].
Наступил 1937-й... Работа и пребывание во Франции оказались достаточными мотивами, чтобы обвинить инженера. Его арестовали. [Шевченко арестовали по доносу только в 1941 году. Да и приехали они в СССР в 1939 г. МК]. Жену отправили на десять лет в лагерь на север Свердловской области [Веру Августовну арестовали только в 1942 году. МК], а сына - в детский дом, где он умер. [Женам «врагов народа» давали 8 лет. У них было два сына от первого брака Шевченко и дочь. Старший сын Олег (впоследствии Денис Яровой), воевал, потом стал выдающимся скрипичным мастером. О нем речь впереди. Второй сын, пишут одни, погиб на фронте. Другие пишут, что он и дочка погибли при бомбежке. МК].
Не знаю, какую работу заставляли Веру Августовну делать в лагере. Сама она никогда об этом не говорила, а спрашивать... Как можно об этом спрашивать! Зачем бередить кровоточащие раны! Да и какая разница, какие каторжные работы она выполняла. Важно, что все вынесла и снова могла жить и творить. Но все же один свидетель мог рассказать о страшных годах - ее руки!
Не утонченные длинные пальчики пианистки, а грубые, натруженные, красные руки человека, выполнявшего тяжелую физическую работу.
Вере Августовне запрещено было въезжать в столичные города. А так как нигде ни родственников, ни знакомых, она попросилась в любой город, где есть музыкальная школа.
Без друзей и знакомых, без гроша в кармане тяжко человеку. Особенно женщине, да еще плохо говорящей по-русски, особенно с лагерным документом. [Вера Августовна после лагерей говорила на ломаном русском языке, но понять ее можно было легко. Сама она понимала всё, что говорят. МК]. Мария Николаевна устроила Лотар-Шевченко на полставки в музыкальную школу. Не педагогом (куда там!), а иллюстратором. Вот, мол, дорогие дети, если будете хорошо учиться, достигнете такого же мастерства.
В те годы ставка преподавателя в музыкальной школе была мизерная, а полставки - только на хлеб и тарелочку супа.
Кто-то из новых знакомых посоветовал Вере Августовне обратиться в драматический театр [Режиссером был молодой Мотыль, будущий знаменитый кинорежиссер. МК]. Она туда пришла, села за инструмент, сыграла и... победила: ее приняли концертмейстером. Более того, предоставили небольшую изолированную комнату в квартире, где жила семья артиста [Т.К. Гускова пишет, что фамилия артиста была Островский. МК].
Именно в это время я узнал о необыкновенной пианистке от главного режиссера Бориса Осиповича Потика, с которым был близко знаком. В театре мне и довелось впервые услышать игру Веры Августовны. Был потрясен, хотя слушатель я рядовой, дилетант.
Готовых клавиров к спектаклям Вера Августовна не имела и своих записей музыки не вела: ей было недосуг писать ноты. Все строилось на импровизации».
Вторая часть воспоминаний мне наиболее интересна, поскольку основана на личных впечатлениях.
«Более близко мы познакомились в 1952-м году, когда наша семья приобрела пианино, младшего сына в тот год приняли в первый класс музыкальной школы, а к старшему хотелось пригласить учительницу. Вера Августовна жила в доме рядом. И, естественно, выбор пал на нее. К тому времени у нее было не только две работы, но и достаточно учеников: слава о ней разнеслась по всему городу. [Вот это косвенное свидетельство того, что Вера Августовна освободилась в 1950 голу. МК].
Хочется сразу сказать, что деньги ее мало интересовали. Она к ним относилась как-то небрежна Не потому, что их стало много, а потому что, кроме самого минимума ей ничего было не надо. Частенько она оставалась даже без обеда: некогда поесть. К тому же обед еще надо готовить, закупать продукты. Мир музыки был ее родной стихией. Все остальное не трогало, не волновало.
Когда мы договаривались об уроках. Вера Августовна задала только один вопрос: “Ваш сын способный?” Она не признавала длительного разучивания гамм. Месяца через два после начала занятий она сделала серьезное замечание своему ученику:
- Как тебе не стыдно. Такой большой, уже тринадцать лет, и ты плохо играешь сонату Бетховена, а он написал ее, когда ему было восемь!
В разговоре Вера Августовна была очень живой, импульсивной, с характерным французским выговором русских слов. “Она меня не понимает”,- жаловалась на телефонистку.
После уроков Вера Августовна частенько у нас задерживалась, много играла в свое удовольствие. Ее манера напоминала мне игру Эмиля Гилельса - мощный аккордный удар. Взгляд пианистки устремлялся в бесконечность. Только ей ведомо было, куда уносилась она мыслями в эти минуты. Сидящие вокруг как бы переставали существовать для нее. Не дай Бог, если в это время звонил телефон и приходилось брать трубку. Она возвращалась к реальности и больше играть не могла.
Вера Августовна иногда теряла контроль над временем, и тогда при ее рассеянности возникали курьезные ситуации. Как-то однажды от нас она должна была отправиться на концерт во Дворец культуры металлургов. Времени оставалось в обрез. Не успели мы оглянуться, как Вера Августовна, забыв свои туфли и надев боты нашего сына, умчалась на концерт. Благо, перед самым началом она увидела в зрительном зале знакомую и послала к ней гонца, чтобы позаимствовать на время выступления туфли.
Ее тянуло к большой концертной деятельности, и в 1954 году Лотар-Шевченко поступает в Свердловскую филармонию. Сольные выступления были довольно редки. Чаще всего концерты сборные, в составе инструментальных трио и квартетов. В таком составе она часто приезжала в Тагил и заходила иногда к нам, репетировала.
В один из таких наездов она настояла, чтобы моя больная жена показалась хорошему специалисту.
- В нашем подъезде живет профессор-невропатолог. Его жена, с которой я хорошо знакома, устроит консультацию, - заявила Вера Августовна.
И вот мы в маленькой комнатке, которую Лотар-Шевченко снимала в квартире вдовы профессора политехнического института. Кабинетный рояль, старенькая, видавшая виды, кушетка, стул и, кажется, больше ничего.
В ожидании встречи с невропатологом мы узнали такую историю. Лотар-Шевченко обратилась во французское посольство в Москве, чтобы узнать о судьбе родителей. Через некоторое время к ней явился секретарь посольства и настойчиво предлагал возвратиться в Париж, гарантировал концертную деятельность первый год во Франции, а затем в любой столице мира. [Не очень я представляю себе, как секретарь посольства мог такое гарантировать. МК]. Но это заманчивое предложение Вера Августовна категорически отклонила, как будто вся ее жизнь в Союзе была усыпана розами:
- Зачем возвращаться! Мне и здесь хорошо.
Нас поразил ее поступок, отсутствие смертельной обиды, озлобленности после всего, что она пережила за десять лет в лагерях.
В Свердловске концертная деятельность не сложилась так, как ей хотелось, и пианистка перебралась в Барнаул, поступила в Алтайскую краевую филармонию.
Связь наша оборвалась, мы потеряли Лотар-Шевченко из вида».
Продолжение следует