Жалеть себя - какая ерунда. Воспоминания о Лотар-Шевченко. (1)
Начало, ч.1. См 3 части: 1, 2, 3.
Это эссе я написала к 100-летию Веры Августовны
ЖАЛЕТЬ СЕБЯ - КАКАЯ ЕРУНДА!
(памяти Веры Августовны Лотар-Шевченко)
Ей посвящали стихи и киносценарии. О ней снимали фильмы. Один из них - полнометражный художественный фильм «Руфь» мог даже попасть на ее родину - Францию, потому что главную роль в нем сыграла ее соотечественница Ани Жирардо.
Известный кинорежиссер В.Мотыль, постановщик фильма о декабристах «Звезда пленительного счастья», писал ей: «Милая Вера Августовна! Характер Полины Гебль я делал с Вас…»
ИНОПЛАНЕТЯНКА
Хоть жизнь тебя не круто замесила,
Но есть, но есть в тебе такая сила -
Пройти сквозь ад и душу уберечь.
Она резко отличалась от всех окружающих. Мимо нее невозможно было пройти, не заметив. Она шла, казалось бы, не глядя, не видя ничего и никого, неуверенной и неверной походкой, как ходят слепые. Было в ее облике что-то такое, что вызывало некоторую оторопь, сменявшуюся жгучим любопытством и желанием непременно узнать о ней побольше. Сразу было видно, что эта пожилая дама, с сосредоточенным на чем-то внутреннем, рассеянным и подслеповатым взглядом, слегка исподлобья (из-за старчески согбеной спины), несет в себе какую-то тайну, и что это человек из какого-то другого мира. Не просто иностранка, что определялось мгновенно и безошибочно. И не только потому, что она была вызывающе яркой для своего возраста по местным понятиям.
У нее был отрешенный и несколько растерянный вид, как будто ее занесло сюда случайно с какой-то другой планеты, и она никак не может освоиться в новой для нее обстановке. Впрочем, так оно и было. И хотя она прожила в России более сорока лет, но так и не усвоила как следует ни языка, ни местных правил. Видно было, что живет она в своем собственном особом внутреннем мире, настолько богатом и интересном, что не нуждается во внешнем и выходит в него, как инопланетянка из материнского корабля, только в случае жизненной необходимости. Это не значит, что она жила замкнуто. Нет. Вокруг нее всегда было много людей. Но не она, а с нею искали контакты. И те счастливцы и счастливицы, которых она принимала, становились свидетелями и участниками необыкновенной, незабываемо интересной жизни.
Впервые, как и многие другие, я узнала о ней из статьи журналиста и педагога Симона Соловейчика в «Комсомольской правде». Оказавшись однажды в столице Алтайского края Барнауле по каким-то своим журналистским делам, Соловейчик обратил внимание на афишу концерта в местном Доме Культуры. Она поразила его своей сложностью и изысканностью. Программу составляли произведения французских композиторов, которые мало кто отважился бы играть даже на столичных сценах и роялях. Заинтригованный смелостью какой-то неведомой ему Веры Лотар-Шевченко, он зашел и испытал настоящее потрясение.
Я была на концертах Веры Августовны, часто слушала ее в домашней обстановке, и понемногу привыкла. Но тоже никогда не забуду первого поистине ошеломляющего впечатления от увиденного и услышанного.
Представьте, что это вы, привлеченные неординарностью афиши, сидите в полупустом, плохо отапливаемом зале с сомнительным инструментом. Гаснет свет, и на сцену выходит скромно, даже буднично одетая сутулая пожилая женщина. Она приближается, и вас охватывает ощущение, что по сцене движется пылающий факел. Выкрашенные хной ярко-рыжие волосы, подрумяненные щеки, но, главное, глаза, горящие таким неистовым светом, что от них трудно оторваться. Она устраивается поудобнее, кладет руки на клавиши, вы переводите взгляд на них и ….вас охватывает оторопь. Узловатые, изуродованные артритом пальцы. Что можно сыграть такими руками?
И тем более изумляет и потрясает то, что слышишь после первых же звуков. Это можно назвать только одним словом: волшебство - победа духа над немощным телом.
Первый концерт В.А.Лотар-Шевченко в Академгородке состоялся в 1965 году и прошел с большим успехом. Она покорила слушателей яркостью таланта и особенной, только ей свойственной незабываемой манерой исполнения, когда совсем по-новому зазвучали давно известные произведения и откровением стали впервые исполнявшиеся.
Концерт состоялся благодаря двум добрым женщинам (одна из них - Татьяна Дмитриевна Третьякова, вторую, к сожалению, не помню), откликнувшихся на статью С.Соловейчика. Они же обратились с просьбой в МК профсоюзов пригласить ее в Академгородок и выделить квартиру.
Нет нужды объяснять, какое это было неординарное и нелегкое решение, но уже в 1966 году Вера Августовна Лотар-Шевченко переехала в Академгородок, где ей предоставили двухкомнатную квартиру, и жила там до самой смерти.
Наконец-то она обрела не только постоянное место жительства, но и свой дом, и любимую работу, и поклонников своего таланта, и многочисленных друзей.
Как солистка Новосибирской филармонии она ездила с концертами по всей стране. Ее с восторгом принимали и в московском концертном зале им. П.И.Чайковкого, и в Ленинградской филармонии.
Я жила по соседству и часто встречала ее, но познакомилась позже, лет через пять. У меня всегда была особая любовь к старым людям. С ними было интересно. Они много пережили, много знали. Было в них что-то необъяснимо притягательное, как в старых картинах или книгах. Меня тянуло к ним. А они отвечали мне взаимностью. Я часто забегала к Вере Августовне, выполняя ту или иную ее просьбу, или просто поболтать. Вера Августовна, хоть и не была очень разговорчивой, но в собеседниках нуждалась. И когда она меня звала: «Люба, почему вы не приходите? Мне не с кем поговорить по-французски», - я охотно шла к ней.
Она была яркой личностью, образованным и интересным собеседником. Знала основные европейские языки, говорила и читала на английском, немецком, итальянском. Но Достоевского и Чехова, которых очень любила, предпочитала читать по-французски.
Кроме того, она была просто хорошим, веселым и дружелюбным человеком. Мы беседовали обо всем на свете, чаще о музыке и литературе, но иногда, очень редко, она рассказывала о себе.
ДЕТСТВО
Вырос я, цветок оранжерейный,
В нежности, достатке и тепле…
Семья Веры Лотар была вполне благополучной и хорошо обеспеченной («буржазной», как осуждающе говорила она).
Отец ее, известный математик, был профессором Сорбонны. Образованию дочери он уделял большое внимание. С четырех лет ее начали обучать музыке, а в девять она уже играла со сцены один из фортепьянных концертов Моцарта. В 16 лет блестяще окончила Парижскую консерваторию и продолжила свое музыкальное образование в Венской. У нее были хорошие учителя. Очень большую роль в ее профессиональном образовании сыграл, в частности, замечательный пианист и очень эрудированный музыкант Зауэр, о котором она часто рассказывала.
Ее отличали блестящая музыкальная память и оригинальная манера исполнения. Она играла в лучших концертных залах Европы. После гастролей в Америке фирма Стейнвейн предложила Вере Лотар играть на своих роялях и доставляла инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. А в знак благодарности за согласие и рекламу периодически дарила ей свои новые рояли.
СУДЬБА
Как птица, взлетело сердце
На самую верхнюю жердь.
А прутья прикрытой дверцы
Трогает лапкой смерть.
В самый разгар успешной музыкальной карьеры и блестящей концертной деятельности, за которую она была удостоена престижной премии Маргариты Лонг и Жака Тибо, ее «демократизм» сыграл с ней злую шутку. На одном из приемов она познакомилась со своим будущим мужем - Шевченко. Еще до революции его ребенком вывезли из России. Я не помню, кем он был во Франции. То ли простым инженером, то ли работником одного из русских представительств.
Вера Августовна никогда не опускалась до мелких подробностей и не разбиралась в должностях. Впрочем, это не суть важно. Главное, что он, как и многие в это время, очень приветствовал новую молодую «свободолюбивую и демократичную» формацию и страстно мечтал быть ей чем-нибудь полезным.
Вера Августовна полюбила его и разделяла его чувства и отношение к неведомой и загадочной, а оттого еще более привлекательной стране.
В 1939 году он, наконец, добился разрешения вернуться. И, счастливые, они отправились строить новую жизнь.
К этому времени у них была уже пятилетняя дочка. С ними приехали и два сына Шевченко от первого брака.
Семью из пяти человек поместили в крохотную комнатку в общежитии корридорного типа (одна кухня и один туалет на всех). Работы не было. Жить было не на что.
Написали письмо Калинину, и Веру Августовну взяли в Ленинградскую филармонию. Она даже начала выступать. Появились надежды, поднялось настроение. И тут Шевченко арестовали. Как иностранного шпиона.
Жизнь кончилась. Вера Августовна ходила от инстанции к инстанции, тщетно пытаясь узнать что-нибудь о муже.
Не знаю, на каком языке она изъяснялась (и спустя сорок лет ее русский был не очень-то хорош), но везде очень страстно доказывала, что ее муж - замечательный человек и патриот, а они - дураки и идиоты, раз такого посадили.
Кончилось тем, что посадили и ее. Как жена «врага народа», она получила восемь лет лагерей с последующим поселением.
Из оставшихся без родителей детей выжил только старший.
Под фамилией Яровой он стал известным скрипичным мастером. Для ансамбля «Виртуозы Москвы» скрипки у него покупал и чинил Владимир Спиваков.
Со своей приемной матерью он до конца ее жизни поддерживал хорошие отношения. Бывая на гастролях в Москве, она останавливалась у него. Сейчас его тоже уже нет в живых.
ЛАГЕРЬ И ПОСЛЕ
Еще смогу сорвать оковы,
Воскресшей грудью воздух пить,
И все, и все изведать снова:
Пере-узнать, пере-любить!
Вера Августовна редко рассказывала о своей жизни в лагере. И всегда только то, что облегчало ее жизнь там. Например, что ее, как артистку, приспособили к лагерной самодеятельности, и не отправляли на тяжелые работы. Она часто работала на кухне, и больше всего ей запомнились тысячи котлет, которые она переворачивала, стоя у раскаленной плиты.
Рассказывала о еженедельных лагерных концертах, музыку к которым она подбирала, а часто сочиняла сама.
Такие концерты проводились с «воспитательной» целью, и были очень популярны. Недостатка ни в режиссерах, ни в исполнителях не было. Причем, самого высокого класса - творческая элита. Кто-то мрачно пошутил, что в это время концерты там были лучше, чем на воле.
Или, что в лагере ее опекал и помог выжить любовник-уголовник.
После лагеря ей не разрешили вернуться в Ленинград и отправили в Нижний Тагил на поселение.
Сойдя с поезда, она брела по улицам незнакомого города и, вдруг, увидела надпись: «Музыкальная школа». Она почувствовала, одновременно, и непреодолимое желание немедленно проверить, помнит ли она свой некогда очень обширный репертуар, и страх, не откажут ли память и руки (в лагере, чтобы не забыть, она «играла» в свободные минуты на деревянном столе).
Директор школы оказалась отважной и чуткой. Глядя на немолодую, изможденную, плохо одетую - прямо из лагеря - женщину, которая попросила разрешения поиграть на рояле, она сразу все поняла. Не расспрашивая, отвела ее в пустой класс и просто сказала : «Играйте».
И Вера Августовна играла. Восемь часов подряд. По памяти. Смеясь и плача от счастья, что ничего не забыла, что руки «слушаются». Играла, забыв обо всем на свете. А когда, опомнившись, вышла из класса, то была изумлена, обнаружив у двери толпу из преподавателей и учащихся, привлеченных неслыханной доселе в этих стенах музыкой - первых на свободе благодарных слушателей, которые встретили ее апплодисментами.
Любимая музыка - смысл и цель всей ее жизни - и на этот раз сослужила ей добрую службу. Замечательный человек - директор школы - приютила Веру Августовну и помогала, пока, далеко не сразу, ей удалось устроиться на работу.
Она начала работать в местном театре, где продолжала делать то же, что в лагере - подбирала, а иногда и сама дописывала музыку к спектаклям. Стала получать скромную, но все же зарплату. Купила первую (после лагерной и с чужого плеча) одежду. И, наконец, сумела даже купить меховую шубу. Вот тут-то и произошел с ней курьезный случай, о котором она со смехом рассказывала.
В новой теплой шубе она возвращалась, однажды, домой после вечернего спектакля. Уставшая, но довольная, медленно брела по заснеженному и малоосвещенному городу. На пустынной улице ее догнали двое: «Раздевайся!» Любая другая на ее месте испугалась бы и беспрекословно выполнила требование грабителей. Любая другая. Но не Вера Августовна! Она возмутилась несправедливостью происходящего: «Как раздевайся? Это моя первая одежда после лагеря!»
Оторопевшие бандиты заинтересовались: «Где сидела? Кто был начальником?» Разговорились, нашли общих знакомых. За разговорами не заметили, как подошли к ее дому.
Прощались уже почти друзьями: «Ты извини, не знали. Ходи спокойно. Ты - в законе. Больше тебя никто не тронет!»
Продолжение следует
Это эссе я написала к 100-летию Веры Августовны
ЖАЛЕТЬ СЕБЯ - КАКАЯ ЕРУНДА!
(памяти Веры Августовны Лотар-Шевченко)
Ей посвящали стихи и киносценарии. О ней снимали фильмы. Один из них - полнометражный художественный фильм «Руфь» мог даже попасть на ее родину - Францию, потому что главную роль в нем сыграла ее соотечественница Ани Жирардо.
Известный кинорежиссер В.Мотыль, постановщик фильма о декабристах «Звезда пленительного счастья», писал ей: «Милая Вера Августовна! Характер Полины Гебль я делал с Вас…»
ИНОПЛАНЕТЯНКА
Хоть жизнь тебя не круто замесила,
Но есть, но есть в тебе такая сила -
Пройти сквозь ад и душу уберечь.
Она резко отличалась от всех окружающих. Мимо нее невозможно было пройти, не заметив. Она шла, казалось бы, не глядя, не видя ничего и никого, неуверенной и неверной походкой, как ходят слепые. Было в ее облике что-то такое, что вызывало некоторую оторопь, сменявшуюся жгучим любопытством и желанием непременно узнать о ней побольше. Сразу было видно, что эта пожилая дама, с сосредоточенным на чем-то внутреннем, рассеянным и подслеповатым взглядом, слегка исподлобья (из-за старчески согбеной спины), несет в себе какую-то тайну, и что это человек из какого-то другого мира. Не просто иностранка, что определялось мгновенно и безошибочно. И не только потому, что она была вызывающе яркой для своего возраста по местным понятиям.
У нее был отрешенный и несколько растерянный вид, как будто ее занесло сюда случайно с какой-то другой планеты, и она никак не может освоиться в новой для нее обстановке. Впрочем, так оно и было. И хотя она прожила в России более сорока лет, но так и не усвоила как следует ни языка, ни местных правил. Видно было, что живет она в своем собственном особом внутреннем мире, настолько богатом и интересном, что не нуждается во внешнем и выходит в него, как инопланетянка из материнского корабля, только в случае жизненной необходимости. Это не значит, что она жила замкнуто. Нет. Вокруг нее всегда было много людей. Но не она, а с нею искали контакты. И те счастливцы и счастливицы, которых она принимала, становились свидетелями и участниками необыкновенной, незабываемо интересной жизни.
Впервые, как и многие другие, я узнала о ней из статьи журналиста и педагога Симона Соловейчика в «Комсомольской правде». Оказавшись однажды в столице Алтайского края Барнауле по каким-то своим журналистским делам, Соловейчик обратил внимание на афишу концерта в местном Доме Культуры. Она поразила его своей сложностью и изысканностью. Программу составляли произведения французских композиторов, которые мало кто отважился бы играть даже на столичных сценах и роялях. Заинтригованный смелостью какой-то неведомой ему Веры Лотар-Шевченко, он зашел и испытал настоящее потрясение.
Я была на концертах Веры Августовны, часто слушала ее в домашней обстановке, и понемногу привыкла. Но тоже никогда не забуду первого поистине ошеломляющего впечатления от увиденного и услышанного.
Представьте, что это вы, привлеченные неординарностью афиши, сидите в полупустом, плохо отапливаемом зале с сомнительным инструментом. Гаснет свет, и на сцену выходит скромно, даже буднично одетая сутулая пожилая женщина. Она приближается, и вас охватывает ощущение, что по сцене движется пылающий факел. Выкрашенные хной ярко-рыжие волосы, подрумяненные щеки, но, главное, глаза, горящие таким неистовым светом, что от них трудно оторваться. Она устраивается поудобнее, кладет руки на клавиши, вы переводите взгляд на них и ….вас охватывает оторопь. Узловатые, изуродованные артритом пальцы. Что можно сыграть такими руками?
И тем более изумляет и потрясает то, что слышишь после первых же звуков. Это можно назвать только одним словом: волшебство - победа духа над немощным телом.
Первый концерт В.А.Лотар-Шевченко в Академгородке состоялся в 1965 году и прошел с большим успехом. Она покорила слушателей яркостью таланта и особенной, только ей свойственной незабываемой манерой исполнения, когда совсем по-новому зазвучали давно известные произведения и откровением стали впервые исполнявшиеся.
Концерт состоялся благодаря двум добрым женщинам (одна из них - Татьяна Дмитриевна Третьякова, вторую, к сожалению, не помню), откликнувшихся на статью С.Соловейчика. Они же обратились с просьбой в МК профсоюзов пригласить ее в Академгородок и выделить квартиру.
Нет нужды объяснять, какое это было неординарное и нелегкое решение, но уже в 1966 году Вера Августовна Лотар-Шевченко переехала в Академгородок, где ей предоставили двухкомнатную квартиру, и жила там до самой смерти.
Наконец-то она обрела не только постоянное место жительства, но и свой дом, и любимую работу, и поклонников своего таланта, и многочисленных друзей.
Как солистка Новосибирской филармонии она ездила с концертами по всей стране. Ее с восторгом принимали и в московском концертном зале им. П.И.Чайковкого, и в Ленинградской филармонии.
Я жила по соседству и часто встречала ее, но познакомилась позже, лет через пять. У меня всегда была особая любовь к старым людям. С ними было интересно. Они много пережили, много знали. Было в них что-то необъяснимо притягательное, как в старых картинах или книгах. Меня тянуло к ним. А они отвечали мне взаимностью. Я часто забегала к Вере Августовне, выполняя ту или иную ее просьбу, или просто поболтать. Вера Августовна, хоть и не была очень разговорчивой, но в собеседниках нуждалась. И когда она меня звала: «Люба, почему вы не приходите? Мне не с кем поговорить по-французски», - я охотно шла к ней.
Она была яркой личностью, образованным и интересным собеседником. Знала основные европейские языки, говорила и читала на английском, немецком, итальянском. Но Достоевского и Чехова, которых очень любила, предпочитала читать по-французски.
Кроме того, она была просто хорошим, веселым и дружелюбным человеком. Мы беседовали обо всем на свете, чаще о музыке и литературе, но иногда, очень редко, она рассказывала о себе.
ДЕТСТВО
Вырос я, цветок оранжерейный,
В нежности, достатке и тепле…
Семья Веры Лотар была вполне благополучной и хорошо обеспеченной («буржазной», как осуждающе говорила она).
Отец ее, известный математик, был профессором Сорбонны. Образованию дочери он уделял большое внимание. С четырех лет ее начали обучать музыке, а в девять она уже играла со сцены один из фортепьянных концертов Моцарта. В 16 лет блестяще окончила Парижскую консерваторию и продолжила свое музыкальное образование в Венской. У нее были хорошие учителя. Очень большую роль в ее профессиональном образовании сыграл, в частности, замечательный пианист и очень эрудированный музыкант Зауэр, о котором она часто рассказывала.
Ее отличали блестящая музыкальная память и оригинальная манера исполнения. Она играла в лучших концертных залах Европы. После гастролей в Америке фирма Стейнвейн предложила Вере Лотар играть на своих роялях и доставляла инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. А в знак благодарности за согласие и рекламу периодически дарила ей свои новые рояли.
СУДЬБА
Как птица, взлетело сердце
На самую верхнюю жердь.
А прутья прикрытой дверцы
Трогает лапкой смерть.
В самый разгар успешной музыкальной карьеры и блестящей концертной деятельности, за которую она была удостоена престижной премии Маргариты Лонг и Жака Тибо, ее «демократизм» сыграл с ней злую шутку. На одном из приемов она познакомилась со своим будущим мужем - Шевченко. Еще до революции его ребенком вывезли из России. Я не помню, кем он был во Франции. То ли простым инженером, то ли работником одного из русских представительств.
Вера Августовна никогда не опускалась до мелких подробностей и не разбиралась в должностях. Впрочем, это не суть важно. Главное, что он, как и многие в это время, очень приветствовал новую молодую «свободолюбивую и демократичную» формацию и страстно мечтал быть ей чем-нибудь полезным.
Вера Августовна полюбила его и разделяла его чувства и отношение к неведомой и загадочной, а оттого еще более привлекательной стране.
В 1939 году он, наконец, добился разрешения вернуться. И, счастливые, они отправились строить новую жизнь.
К этому времени у них была уже пятилетняя дочка. С ними приехали и два сына Шевченко от первого брака.
Семью из пяти человек поместили в крохотную комнатку в общежитии корридорного типа (одна кухня и один туалет на всех). Работы не было. Жить было не на что.
Написали письмо Калинину, и Веру Августовну взяли в Ленинградскую филармонию. Она даже начала выступать. Появились надежды, поднялось настроение. И тут Шевченко арестовали. Как иностранного шпиона.
Жизнь кончилась. Вера Августовна ходила от инстанции к инстанции, тщетно пытаясь узнать что-нибудь о муже.
Не знаю, на каком языке она изъяснялась (и спустя сорок лет ее русский был не очень-то хорош), но везде очень страстно доказывала, что ее муж - замечательный человек и патриот, а они - дураки и идиоты, раз такого посадили.
Кончилось тем, что посадили и ее. Как жена «врага народа», она получила восемь лет лагерей с последующим поселением.
Из оставшихся без родителей детей выжил только старший.
Под фамилией Яровой он стал известным скрипичным мастером. Для ансамбля «Виртуозы Москвы» скрипки у него покупал и чинил Владимир Спиваков.
Со своей приемной матерью он до конца ее жизни поддерживал хорошие отношения. Бывая на гастролях в Москве, она останавливалась у него. Сейчас его тоже уже нет в живых.
ЛАГЕРЬ И ПОСЛЕ
Еще смогу сорвать оковы,
Воскресшей грудью воздух пить,
И все, и все изведать снова:
Пере-узнать, пере-любить!
Вера Августовна редко рассказывала о своей жизни в лагере. И всегда только то, что облегчало ее жизнь там. Например, что ее, как артистку, приспособили к лагерной самодеятельности, и не отправляли на тяжелые работы. Она часто работала на кухне, и больше всего ей запомнились тысячи котлет, которые она переворачивала, стоя у раскаленной плиты.
Рассказывала о еженедельных лагерных концертах, музыку к которым она подбирала, а часто сочиняла сама.
Такие концерты проводились с «воспитательной» целью, и были очень популярны. Недостатка ни в режиссерах, ни в исполнителях не было. Причем, самого высокого класса - творческая элита. Кто-то мрачно пошутил, что в это время концерты там были лучше, чем на воле.
Или, что в лагере ее опекал и помог выжить любовник-уголовник.
После лагеря ей не разрешили вернуться в Ленинград и отправили в Нижний Тагил на поселение.
Сойдя с поезда, она брела по улицам незнакомого города и, вдруг, увидела надпись: «Музыкальная школа». Она почувствовала, одновременно, и непреодолимое желание немедленно проверить, помнит ли она свой некогда очень обширный репертуар, и страх, не откажут ли память и руки (в лагере, чтобы не забыть, она «играла» в свободные минуты на деревянном столе).
Директор школы оказалась отважной и чуткой. Глядя на немолодую, изможденную, плохо одетую - прямо из лагеря - женщину, которая попросила разрешения поиграть на рояле, она сразу все поняла. Не расспрашивая, отвела ее в пустой класс и просто сказала : «Играйте».
И Вера Августовна играла. Восемь часов подряд. По памяти. Смеясь и плача от счастья, что ничего не забыла, что руки «слушаются». Играла, забыв обо всем на свете. А когда, опомнившись, вышла из класса, то была изумлена, обнаружив у двери толпу из преподавателей и учащихся, привлеченных неслыханной доселе в этих стенах музыкой - первых на свободе благодарных слушателей, которые встретили ее апплодисментами.
Любимая музыка - смысл и цель всей ее жизни - и на этот раз сослужила ей добрую службу. Замечательный человек - директор школы - приютила Веру Августовну и помогала, пока, далеко не сразу, ей удалось устроиться на работу.
Она начала работать в местном театре, где продолжала делать то же, что в лагере - подбирала, а иногда и сама дописывала музыку к спектаклям. Стала получать скромную, но все же зарплату. Купила первую (после лагерной и с чужого плеча) одежду. И, наконец, сумела даже купить меховую шубу. Вот тут-то и произошел с ней курьезный случай, о котором она со смехом рассказывала.
В новой теплой шубе она возвращалась, однажды, домой после вечернего спектакля. Уставшая, но довольная, медленно брела по заснеженному и малоосвещенному городу. На пустынной улице ее догнали двое: «Раздевайся!» Любая другая на ее месте испугалась бы и беспрекословно выполнила требование грабителей. Любая другая. Но не Вера Августовна! Она возмутилась несправедливостью происходящего: «Как раздевайся? Это моя первая одежда после лагеря!»
Оторопевшие бандиты заинтересовались: «Где сидела? Кто был начальником?» Разговорились, нашли общих знакомых. За разговорами не заметили, как подошли к ее дому.
Прощались уже почти друзьями: «Ты извини, не знали. Ходи спокойно. Ты - в законе. Больше тебя никто не тронет!»
Продолжение следует