Похищение нотозвука. Борьба с "люциферством" в музыке. Часть 2
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
Фото нашей группы в музыкальном училище им. Косенко (Житомир). В первом ряду наши педагоги Л.И.Карамышева (вторая слева) и Н.Р. Железникова (третья слева). Я во втором ряду крайняя слева.
Обратите внимание: все люди как люди и смотрят в камеру. Я смотрю вдаль.
Так и было. Все годы учебы в училище и консерватории я чувствовала себя аутсайдером. У нас была очень сплоченная, веселая, дружная группа. В создании капустников равных нам не было! Это было золотое время нашей молодости. Но я была аутистом поневоле.
Что же было не так?
Первый раз я почувствовала отторжение системой уже в самом начале обучения. Наталья Ростиславна Железникова вначале занесла меня в свои любимые ученицы, а потом скинула меня с "пьедестала" и постоянно пыталась меня переделать.
Уже много лет спустя она призналась, что все нападки на меня были "неспроста", потому что она видела во мне будущего ученого-музыковеда и "хотела как лучше".
Что же стало не устраивать Наталью Ростиславну?
Я не любила витиеватый язык музыковедения. То, что можно написать коротко, веско и красиво было принято излагать каким-то вычурным стилем с обилием непонятных слов. Мне хотелось донести впечатления от языка музыки до любых слушателей. А от меня требовали написать так, чтобы было сложно понять даже своим.
И хоть я больше не верю в то, что интригующие и захватывающие истории о музыке и музыкантах а-ля Казиник навсегда могут привлечь простых смертных к пониманию музыкального языка, нелюбовь к закрученым фразам и усложнению речи во имя усложнения я ненавижу еще больше.
Запомнился такой эпизод из моей училищной жизни: нам задали написать сочинение на тему оперы Мусоргского "Борис Годунов". В то время моя подруга Лариса (второй ряд крайняя справа) снимала комнату в доме моей бабушки и мы учились вместе. Лариса обложилась работами музыковедов, которые что-либо когда-либо писали об опере Мусоргского. Я же обложилась клавиром, а также историческими и художественными книгами об эпохе и Годунове.
Потом основные черты того времени я старалась отследить в интонациях и гармонии оперного материала. И насытившись историческими сведениями, а потом сведениями о Мусоргском наваяла все, что у меня "накипело" по опере на одном дыхании. Я всегда так делаю: сначала долго вынашиваю какую-то проблему, создаю гипотезу, потом проверяю ее со всех сторон. Ну а определившись строчу денно и нощно как одержимая, пока полностью не вычерпаю тему.
И вот наступает день "разбора полетов". Мы приходим на занятие и Железникова говорит: "Из всех сочинений я выбрала два. Одно как надо писать сочинения. Второе как НЕ надо. Сейчас я прочитаю одно из них, а вы мне скажете, к какой категории нужно его отнести!"
И Наталья Ростиславна начинает читать мое "творение": про голод того времени из-за нескольких лет неурожая, про хлебные бунты, про рок в судьбе Годунова и о том, как музыка иллюстрирует эпоху, смуту, сомнения. И все внимательно слушают. На вопрос: "Ну что вы думаете?" отвечают, что очень интересно, порой просто захватывающе, что вот так и надо писать сочинения музыковедам.
Железникова с таинственной улыбкой выслушивает суждения и подытоживает "прения" своим: "Вот так и НЕ НАДО писать музыковеду! Понимаете? Это - не научная работа. Это - публицистика. Музыковедческая работа должна быть совершенно другой!"
И тут она королевским жестом к доске вызывает Ларису и просит ее прочесть свою работу. Лариса начинает читать, но не проходит и минуты, как Железникова останавливает ее и говорит: "Ну дальше в таком роде!"
В классе повисает недоуменная тишина.
Все с трудом переваривают мысль о том, что компеляция цитат других музыковедов, сложноподчиненные слова и непонятные выражения - это и есть наука о музыке. И мне тоже очень трудно смириться с этим!
Последующие годы я затаилась и старалась пропускать все эти лекции. Я могла "залечь" за интересными книгами, встречалась с мальчиками, ходила в гости, общалась на всю катушку и жила своей жизнью. С музыковедением старалась не пересекаться.
На последнем экзамене по истории музыки я так переволновалась, что вышла отвечать - и... забыла русский язык. Сижу, смотрю на комиссию, глупо улыбаюсь. Меня пришлось отпаивать лимонадом. И тут я заговорила! Конечно же по-своему, не пересказывая никаких учебников!
Не смотря на мою дерзость поставили пятерку. С красным дипломом я слегла и долго болела после этого. Мысль о том, что надо продолжать учебу и идти в консерваторию была мне невыносима! Вся организация обучения, которое должно быть площадкой для личных, непонятных мне амбиций, шла против моей натуры.
Однако именно благодаря своему "публицистическому" стилю изложения я с триумфом поступила в консерваторию. Так, что и Ларису протянула вместе с собой. Об этом напишу в другой раз.
Все части:
Часть 1
Часть 3
Похищение нотозвука. Борьба с "люциферством" в музыке. Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
Фото нашей группы в музыкальном училище им. Косенко (Житомир). В первом ряду наши педагоги Л.И.Карамышева (вторая слева) и Н.Р. Железникова (третья слева). Я во втором ряду крайняя слева.
Обратите внимание: все люди как люди и смотрят в камеру. Я смотрю вдаль.
Так и было. Все годы учебы в училище и консерватории я чувствовала себя аутсайдером. У нас была очень сплоченная, веселая, дружная группа. В создании капустников равных нам не было! Это было золотое время нашей молодости. Но я была аутистом поневоле.
Что же было не так?
Первый раз я почувствовала отторжение системой уже в самом начале обучения. Наталья Ростиславна Железникова вначале занесла меня в свои любимые ученицы, а потом скинула меня с "пьедестала" и постоянно пыталась меня переделать.
Уже много лет спустя она призналась, что все нападки на меня были "неспроста", потому что она видела во мне будущего ученого-музыковеда и "хотела как лучше".
Что же стало не устраивать Наталью Ростиславну?
Я не любила витиеватый язык музыковедения. То, что можно написать коротко, веско и красиво было принято излагать каким-то вычурным стилем с обилием непонятных слов. Мне хотелось донести впечатления от языка музыки до любых слушателей. А от меня требовали написать так, чтобы было сложно понять даже своим.
И хоть я больше не верю в то, что интригующие и захватывающие истории о музыке и музыкантах а-ля Казиник навсегда могут привлечь простых смертных к пониманию музыкального языка, нелюбовь к закрученым фразам и усложнению речи во имя усложнения я ненавижу еще больше.
Запомнился такой эпизод из моей училищной жизни: нам задали написать сочинение на тему оперы Мусоргского "Борис Годунов". В то время моя подруга Лариса (второй ряд крайняя справа) снимала комнату в доме моей бабушки и мы учились вместе. Лариса обложилась работами музыковедов, которые что-либо когда-либо писали об опере Мусоргского. Я же обложилась клавиром, а также историческими и художественными книгами об эпохе и Годунове.
Потом основные черты того времени я старалась отследить в интонациях и гармонии оперного материала. И насытившись историческими сведениями, а потом сведениями о Мусоргском наваяла все, что у меня "накипело" по опере на одном дыхании. Я всегда так делаю: сначала долго вынашиваю какую-то проблему, создаю гипотезу, потом проверяю ее со всех сторон. Ну а определившись строчу денно и нощно как одержимая, пока полностью не вычерпаю тему.
И вот наступает день "разбора полетов". Мы приходим на занятие и Железникова говорит: "Из всех сочинений я выбрала два. Одно как надо писать сочинения. Второе как НЕ надо. Сейчас я прочитаю одно из них, а вы мне скажете, к какой категории нужно его отнести!"
И Наталья Ростиславна начинает читать мое "творение": про голод того времени из-за нескольких лет неурожая, про хлебные бунты, про рок в судьбе Годунова и о том, как музыка иллюстрирует эпоху, смуту, сомнения. И все внимательно слушают. На вопрос: "Ну что вы думаете?" отвечают, что очень интересно, порой просто захватывающе, что вот так и надо писать сочинения музыковедам.
Железникова с таинственной улыбкой выслушивает суждения и подытоживает "прения" своим: "Вот так и НЕ НАДО писать музыковеду! Понимаете? Это - не научная работа. Это - публицистика. Музыковедческая работа должна быть совершенно другой!"
И тут она королевским жестом к доске вызывает Ларису и просит ее прочесть свою работу. Лариса начинает читать, но не проходит и минуты, как Железникова останавливает ее и говорит: "Ну дальше в таком роде!"
В классе повисает недоуменная тишина.
Все с трудом переваривают мысль о том, что компеляция цитат других музыковедов, сложноподчиненные слова и непонятные выражения - это и есть наука о музыке. И мне тоже очень трудно смириться с этим!
Последующие годы я затаилась и старалась пропускать все эти лекции. Я могла "залечь" за интересными книгами, встречалась с мальчиками, ходила в гости, общалась на всю катушку и жила своей жизнью. С музыковедением старалась не пересекаться.
На последнем экзамене по истории музыки я так переволновалась, что вышла отвечать - и... забыла русский язык. Сижу, смотрю на комиссию, глупо улыбаюсь. Меня пришлось отпаивать лимонадом. И тут я заговорила! Конечно же по-своему, не пересказывая никаких учебников!
Не смотря на мою дерзость поставили пятерку. С красным дипломом я слегла и долго болела после этого. Мысль о том, что надо продолжать учебу и идти в консерваторию была мне невыносима! Вся организация обучения, которое должно быть площадкой для личных, непонятных мне амбиций, шла против моей натуры.
Однако именно благодаря своему "публицистическому" стилю изложения я с триумфом поступила в консерваторию. Так, что и Ларису протянула вместе с собой. Об этом напишу в другой раз.
Все части:
Часть 1
Часть 3
Похищение нотозвука. Борьба с "люциферством" в музыке. Часть 1