Николай II и судьба России. Часть 11.
Продолжение. Начало в предыдущих частях: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
Великорусские ноты в сталинской речи 3 июля не могли не коснуться национального чувства русской души. Тут вам и «братья и сестры», и «Отечественная освободительная война», и «национальная государственность», и победа над армией Наполеона. Особо выделяется в этом ряду обращение к народу по-православному - «братья и сестры». Итоги «опальной» переписи 1937 года, которая показала, что атеисты в стране составляют меньшинство населения, поставили Сталина перед необходимостью поиграть на религиозных чувствах народа. Народ же, сопоставив сталинскую речь с обращением к пастве Патриаршего местоблюстителя Сергия Страгородского, опубликованным в первый же день войны, принял странный для левой власти лозунг «наше дело правое». Значение двух этих речей бесценно, и даже не хочется думать о том, каким бы мог быть ход войны, если бы в самом её начале народ не услышал столь важные для него слова.
Когда говорят о вкладе церковных людей в победу, чаще всего вспоминают танковую колонну «Дмитрий Донской» и эскадрилью «Александр Невский», построенные на средства, собранные верующими. Но мало кто знает о беспримерном подвиге православных жителей блокадного Ленинграда, пожертвовавших свыше 16 млн. руб. на военные нужды. Об этом, кстати, неплохо бы знать тем, кто так любит поговорить на тему «ЗАО РПЦ».
Заигрывания Сталина с Церковью православные сталинисты (есть и такая форма шизофрении) расценивают как проявления тайной религиозности своего кумира. Но вот что он сам сказал по этому поводу в разговоре с Черчиллем, во время обеда после второго заседания Тегеранской конференции в ноябре 1943 года.
Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…»
Сталин: «Ну, а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол - коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…»
В речи 03.07.1941г. Сталин вспомнил Первую Мировую: «Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками». Если бы он мог знать заранее, насколько убийственным для него окажется сравнение действий Русской Императорской и Красной армии в войнах с одним и тем же противником, то вряд ли он решился упоминать Вильгельма II.
Но у главного мифолога страны Володеньки Мединского имеется на этот счёт иное мнение. Приехав во Ржев в августе 2016-го, он возьми, да и брякни: «От пребывания Сталина на фронте было больше толка, чем от пребывания на фронте Николая II в Первую мировую войну». Вот так вот. Сказал, как отрезал. Ай, молодца!
На самом деле вопрос о том, имели ли место поездки Сталина на фронт, остаётся дискуссионным. Маршал Г.К. Жуков высказался по этому поводу вполне определённо: «Большим минусом для Верховного было то, что за время войны он лично ни разу не побывал в войсках фронтов и своими глазами не видел боевых действий войск». Однако ряд мемуаров, авторы которых в той или иной степени были приближёнными к Сталину, содержат описания посещений им фронта, но серьёзного отношения, на мой взгляд, заслуживает лишь сообщение начальника Генштаба маршала А.М. Василевского. Остальные «свидетельства» представляют собой эпические сказания. При этом ни одно из сообщений не подтверждается фото- или кино- документами, зато написаны картины маслом в стиле самого что ни на есть социалистического реализма, живописующие Генералиссимуса на передовой:
В своих мемуарах маршал Василевский пишет: «Воспоминания о представителях Ставки, невольно воспроизводят в памяти вопрос, неоднократно задаваемый мне в последнее время некоторыми военными историками: выезжал ли на фронты И.В. Сталин? Мне известна лишь одна его поездка. Это было в первых числах августа 1943 года в период подготовки Смоленской операции. Тогда Главнокомандующий побывал на командных пунктах Западного и Калининского фронтов, где и состоялась его встреча с командующими этими фронтами генералами армии В.Д. Соколовским и А.И. Ерёменко. Поездка заняла двое суток. О других выездах на фронт Сталина мне ничего неизвестно. Думаю, что их и не было…»
Впечатление какого-то странного поступка производит эта поездка (в которой Василевский лично не участвовал) - если бы Сталин в принципе был убеждён в полезности для дела своих посещений фронта, то почему это было сделано только один раз? А если напротив, считал что вполне можно обойтись без таких поездок, то зачем всё-таки поехал? На экскурсию? Маршал Василевский как будто чувствует неубедительность своих слов и вероятно по этой причине дополнил своё сообщение следующим комментарием:
«…Да, собственно, характер деятельности Верховного Главнокомандующего не требовал таких выездов. Ставка ежедневно получала обширную и разнообразную информацию о положении на фронтах, о боевой обстановке, о состоянии советских войск, их морально-боевых качествах, о деятельности командующих фронтами и армиями, а также данные о противнике. Всё это позволяло Верховному Главнокомандующему точно знать ход вооруженной борьбы на каждый день и принимать правильные решения. Кроме того, он ежедневно держал связь с представителями Ставки на фронтах и с командующими фронтами и другими военачальниками».
Побывал ли Сталин на командных пунктах Западного и Калининского фронтов, или нет - доподлинно неизвестно, но до Ржева в первых числах августа 1943 г. он точно доехал. Правда, в те дни от Ржева до передовой было не менее 150 км, так что для зачёта по посещению фронта этого факта недостаточно. Во время поездки Сталин останавливался в деревне Хорошево, что в полутора километрах от Ржева, в доме работницы льночесальной фабрики Натальи Кондратьевой.
Домик Сталиниа подо Ржевом
Ныне в этом доме действует Военно-исторический музей «Калининский фронт, август 1943 года». В обиходе его именуют не иначе как «Музей Сталина» или «Домик Сталина», и он является местом паломничества сталинистов.
Историки до сих пор ломают головы над вопросом: зачем Сталин приезжал в Ржев? Может быть, им овладело чувство, что сродни тому зову смерти, который влечёт убийц в те места, где незримо присутствуют их жертвы?
5 января 1942 года Сталин отдал приказ за неделю освободить Ржев от фашистов. Выполнить его удалось лишь через 14 месяцев.
"Мы наступали на Ржев по трупным полям", - вспоминает участник сражения Пётр Михин, - «Впереди - "долина смерти". Ни миновать, ни обойти её нет возможности: по ней проложен телефонный кабель - он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползёшь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьёт фонтан тлетворной вони… Идут дожди, в окопах воды по колено. … Если ты уцелел, снова смотри в оба, бей, стреляй, маневрируй, топчись на лежащих под водой трупах. А они мягкие, скользкие, наступать на них противно и прискорбно».
Из воспоминаний ветерана Бориса Горбачевского "Ржевская мясорубка": «Не считаясь с потерями - а были они огромны! - командование 30-й армии продолжало посылать всё новые батальоны на бойню, только так и можно назвать то, что я увидел на поле. И командиры, и солдаты всё яснее понимали бессмысленность происходящего: взяты или не взяты деревни, за которые они клали головы, это нисколько не помогало решить задачу, взять Ржев. Всё чаще солдата охватывало равнодушие, но ему объясняли, что он не прав в своих слишком простых окопных рассуждениях…»
В народную память эти события врезались словами: “ржевская мясорубка”, “прорва”. “Погнали подо Ржев” - говорили солдаты.
Из книги воспоминаний Петра Михина: «Спросите любого из трёх встреченных фронтовиков, и вы убедитесь, что один из них воевал подо Ржевом. Сколько же побывало там наших войск! … Стыдливо умалчивали о ржевских боях воевавшие там полководцы. А то, что это замалчивание перечеркнуло героические усилия, нечеловеческие испытания, мужество и самопожертвование миллионов советских солдат, то, что это явилось надругательством над памятью почти миллиона погибших - это, выходит, не так уж и важно».
Безвозвратные советские потери во время Ржевской битвы оцениваются разными историками и участниками тех событий в интервале от 400 тыс. до 2 млн. Участник сражения, маршал В.Г. Куликов в своих воспоминаниях называет число погибших - 2 миллиона 60 тыс.
Понятное дело, что загнать в прорву такую массу людей одними приказами и патриотическими речами невозможно. Кроме заградотряда численностью около 150 человек, в каждом стрелковом полку были созданы специальные группы автоматчиков, получившие задачу не допускать отхода бойцов.
Именно за Ржевскую битву Г.К. Жуков получил прозвище «Мясник». Справедливости ради, надо отметить, что ему приходилось беспрекословно подчиняться воле Верховного Главнокомандующего. Но всё же своё прозвище он оправдал весной 1945г. лобовым штурмом укреплений противника на Зееловских высотах, которые могли помешать ему первым из советских маршалов ворваться в Берлин.
В «Воспоминаниях о войне» Николая Никулина показаны типичные методы командования и отношение к солдату в той армии. Вспоминая бои на Волхове и под станцией Погостье, Николай Николаевич приводит два характерных эпизода:
«На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в ещё более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует её неделю за не¬делей, теряя по тысяче людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... ”Вперррёд!!!”, и всё. Наконец, какой-то солдат, или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: ”Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-милимметровая пушчонка! Она его не пробьёт!”... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: ”Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе”. Тот час же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию и готово: ”Расстрелять перед строем!” или “Отправить в штрафную роту!”, что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные - “Вперррёд, в атаку!” “Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большеви¬ки!” А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа - бомба замедленного действия: она взорвётся через несколько поколений, в XXI или ХХII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных».
«В пехотных дивизиях уже в 1941-1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приёма пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в основе своей сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперёд!» - и всё. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии, как говорили, выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать свой полк вперёд без рассуждений. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды...
Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: “Ещё денька два повоюем, добьём оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!”»
Зато в Рабоче-Крестьянской Красной Армии все были друг другу «товарищи», и никаких вам «милостивых государей» и «ваших благородий». Милосердие и благородство были сданы в архив в числе прочих пережитков царизма, которым не нашлось места в новой «счастливой» жизни, наставшей после пролетарской революции.
На это могут возразить - тогда, в 1941 г. не до гуманизма было, отступать было некуда, позади Москва. Однако в Зимней войне Красная Армия не отступала и воевала на неприятельской территории, но это ничего не меняло. В фильме «Тайны Финской войны» ветеран той войны, генерал Анатолий Грибков (в 1939 г. - командир танкового взвода), едва сдерживая волнение, описывает сцену расправы над своими однополчанами: «Вот, что ещё так вот врезалось мне, это дамоклов меч над тобой, что тебя могут ни за что осудить и расстрелять. Командир разведроты 420-го стрелкового полка… когда пошёл в разведку… и на минном поле подорвалось около десятка человек. И вот показной суд этого старшего лейтенанта, командира разведроты. Всех нас собрали туда, чтобы видели суд. Судят вроде труса. На самом деле он не трус. Он не знал где эти минные поля, где наши минные поля, где финские, может быть он на своих минных полях и подорвался… И вот приговорили их к расстрелу… Показательный расстрел… На озере… И он просил сохранить ему жизнь, что я кровью… Исправлю… Я даже вот сейчас спокойно не могу говорить… И вот он просил, когда стоял на снегу, на льду, на озере… И когда дали команду приготовиться тем кто будет расстреливать, отделению солдат, мы без команды все повернулись кругом… Чтобы не видеть…»
Взять Ржев штурмом советским войскам так и не удалось. Немцы ушли сами на заранее подготовленные позиции. К 1943 г. в Вермахте уже начал сказываться дефицит резервов, и германское командование было вынуждено спрямлять линию фронта, сокращая её длину для того, чтобы обеспечить более плотную дислокацию своих сил. Оборона Ржевско-Вяземского выступа отвлекала 2/3 дивизий группы армий "Центр", поэтому было принято решение его «срезать».
Операция «Буйвол» по сей день изучается в военных учебных заведениях многих стран как образцово-показательное отступление. 2 марта 1943 года части 9-й немецкой армии В. Моделя скрытно покинули Ржев. А 3 марта бойцы советской 30-й армии Западного фронта вошли в пустой город, в котором оставался лишь арьергард 9-й армии, создававший видимость присутствия немецких войск.
Однако авторы текста на обелиске освободителям Ржева утверждают обратное: «3 марта 1943 года войска Западного фронта после ожесточённого и длительного боя освободили город Ржев от немецко-фашистских захватчиков. Первыми ворвались в город части 215 стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Куприянова А. Ф., 274 стрелковой дивизии под командованием полковника Шульги В.П., 371 стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Олешева Н.Н.»
Лживость в клинической стадии у шаманов неосоветского культа не удивляет уже давно, они сплошь и рядом врут даже тогда, когда можно бы и легко обойтись без лжи. Всего-то на всего вместо «после ожесточённого и длительного боя», надо было написать «после ожесточённых и длительных боёв» - тогда и против истины не погрешили бы, и ничьи патриотические чувства не пострадали.
Конечно же, скромный обелиск не соответствует тому месту в отечественной истории, которое должна занять Ржевская битва. Она заслуживает мемориала, аналогичного Мамаеву кургану. И такой мемориал возводится, но финансируется проект почему-то не государством, а общественным фондом, собирающим народные пожертвования. Видимо, это государство считает, что у него есть более приоритетные проекты для финансирования, например такие, как показ голой задницы со сцены Большого театра, или поездка в Германию мальчика Коли из Уренгоя, для того чтобы тот рассказал немцам в Бундестаге как их деды «не хотели воевать» в России.
Да что там мемориал, идёт уже восьмой десяток лет после окончания войны, и за всё это время ни одна «вертикаль власти» не посчитала нужным по-человечески похоронить воинов, отстоявших эту самую власть от вражеских посягательств. Вот и на местах боёв на Ржевско-Вяземском выступе (впрочем, как и везде) поиском и погребением останков красноармейцев занимаются отряды энтузиастов.
И если бы только похоронить - посчитать как следует так и не удосужились. И не потому что посчитать невозможно, а потому что считать не хотят. Так называемые «официальные данные» о потерях в Великой Отечественной войне по существу являются общенациональным позором. Ну как ещё можно назвать совершенно неправдоподобное соотношение погибших военнослужащих и мирных жителей - 8,7 против 17,9 млн. Для сравнения, по официальным данным в Германии погибло всего 2 млн. гражданского населения. Это притом, что Германия пережила массированные бомбардировки своих городов авиацией союзников. Дрезден был выжжен напалмом.
Трудно поверить, что заниженное число советских фронтовых потерь в официальных данных является следствием ошибки, а не сознательного умысла. Авторам этой, с позволения сказать, «статистики» было явно наплевать на вопрос о том, как и отчего конкретно погибло почти восемнадцать миллионов гражданских - «зверства фашистов» всё спишут. Зато теперь у нас есть типа основания ухмыляться по поводу «завалили трупами» и натягивать уровни боевых потерь Вермахта и Красной Армии чуть ли не до соотношения один к одному (в финскую войну было 1:6). Все эти подтасовки нужны неосоветским мифотворцам для того, чтобы реальные, но вопиюще непатриотические цифры никого не смущали и не отвлекали от камлания советским идолам - «гениальным» полководцам и «мудрым» руководителям. И если бы не безответственная позиция всяких там «мразей конченых», то нашему ну очень патриотичному и не менее культурному министру, наверное, не пришлось бы печалиться по поводу того, что мемориальному домику под Ржевом дали название «Музей Калининского фронта» вместо «Музей Сталина».
Так кого же следует считать победителем в Ржевской битве, и не были ли напрасны жертвы «ржевской мясорубки»? Наверное, невозможно найти математически точные ответы на эти вопросы, особенно если рассматривать Ржевскую битву в контексте всех военных действий данного периода войны. Но многое станет ясно, если сопоставить действия советского командования во время двух битв: Ржевской и Курской.
Зимняя кампания 1942-43 гг. завершилась победой под Сталинградом и выводом германских войск из Ржевско-Вяземского выступа. Большая их часть была направлена в район Курской дуги. Именно в этом месте обеими сторонами намечалось решающее сражение летней кампании 1943 г., и, как потом оказалось, всей II Мировой войны. Как и было заведено у высшего советского командования, ”Вперррёд!!!” рассматривался в качестве основного тактического приёма при планировании предстоящей операции. Но события стали разворачиваться по несколько иному сценарию.
Предоставим слово А.Е. Голованову:
«Не все у нас в военном руководстве были согласны с ожиданием наступления со стороны противника. Некоторые предлагали нанести упреждающий удар, а проще говоря, нам первым начать наступление. Эти предложения несколько колебали уверенность Верховного в принятом им решении вести на Курской дуге оборонительные действия. Бывая у него с докладами, я слышал высказываемые сомнения в том, что правильно ли мы поступаем, дожидаясь начала действий со стороны немцев… Однако такие разговоры кончались тем, что Сталин заключал: „Я верю Рокоссовскому“.
Но чем ближе подходило лето, тем острее чувствовалась напряжённость. Здесь уже стоял вопрос, чьи нервы крепче. С начала мая мы получали агентурные данные о том, что то 2-го, то 12-го числа этого месяца немцы начнут наступление. Но названные дни проходили, а никаких наступательных действий противник не начинал. Фронты же, естественно, принимали соответствующие меры к отражению возможного наступления. Проходил июнь… Опять всплыли разговоры об упреждающем ударе.
Рокоссовский тоже стал нервничать, опасаясь, как бы не было принято решение о нанесении такого удара. А было, конечно, отчего нервничать. Примерно равное соотношение сил с обеих сторон давало огромные преимущества той стороне, которая будет обороняться, и малые надежды на успех той стороне, которая будет наступать. Как известно, обороняющемуся (конечно, если он знает военное дело) нужно куда меньше сил для того, чтобы отразить наступление противника…
Наконец, в конце июня поступили данные, что противник начнет наступление 2 июля. Войска были приведены в надлежащую готовность, но немецкое наступление вновь не состоялось. 3 июля его также не было. 4 июля - то же самое. Напряжение стало предельным.
В ночь на 5 июля я был на докладе у Сталина на даче. Он был один. Выслушав мой доклад и подписав представленные бумаги, Верховный сразу заговорил о Рокоссовском. Он довольно подробно вспомнил деятельность Константина Константиновича и под Москвой, и под Сталинградом, особенно подчеркнув его самостоятельность и твёрдость в принятии решений, обоснованность вносимых им предложений, которые всегда себя оправдывали. Наконец, Сталин заговорил о создавшемся сейчас положении на Центральном и Воронежском фронтах. Рассказал о своем разговоре с Рокоссовским, когда тот на вопрос, сможет ли он сейчас наступать, ответил, что для наступления ему нужны дополнительные силы и средства, чтобы гарантировать успех, и настаивал на том, что немцы обязательно начнут наступление, но не выдержат долго, ибо транспортных средств у них еле хватает сейчас лишь на то, чтобы восполнять текущие расходы войны и подвозить продовольствие для войск, и что противник не в состоянии находиться в таком положении длительное время.
- Неужели Рокоссовский ошибается?.. - Немного помолчав, Верховный сказал: - У него там сейчас Жуков.
Из этой реплики мне стало ясно, с какой задачей находится Георгий Константинович у Рокоссовского. Было уже утро, когда я собирался попросить разрешения уйти, но раздавшийся телефонный звонок остановил меня. Не торопясь, Сталин поднял трубку ВЧ. Звонил Рокоссовский. Радостным голосом он доложил:
- Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!
- А чему вы радуетесь? - спросил несколько удивлённо Верховный.
- Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! - ответил Константин Константинович.
Разговор был окончен.
- А всё-таки Рокоссовский опять оказался прав, - как бы для себя сказал Сталин.
<…>
Считаю нужным привести эти факты потому, что укоренилось такое мнение: оборонительные действия на Курской дуге были заранее предусмотрены, и они рассматриваются сейчас как само собой разумеющееся. В действительности события протекали по-иному. Именно на Курской дуге было решено нашим Верховным Главнокомандованием продолжить дальнейшие наступательные действия. Гитлер также решил именно здесь искать успешного решения кампании 1943 года. Рокоссовский первым разгадал замысел противника, но было не так-то просто подготовку наступления переключить на организацию глубокоэшелонированной обороны, выиграть время и заставить немцев начать наступление первыми. Это был напряжённейший отрезок времени, когда, можно прямо сказать, шла борьба двух мнений - наступать или продолжать обороняться…» <конец цитаты>
Сталинисты как дважды два выучили риторический вопрос: «Как можно победить вопреки воле Верховного Главнокомандующего?» - Оказывается, можно. Но при одном условии - если найдётся кто-то, кому хватит духа противостоять верховной воле. Храбрость Рокоссовского не была безрассудной - перед войной он был удостоен высочайшей (и в прямом, и в переносном смысле) милости - вытащен из застенков Лубянки (где ему сломали три ребра и выбили зубы) и восстановлен на службе, что казалось почти невероятным для сталинского генерала, которому «шили» измену родине.
Курская дуга август 1943г. Командующий Центральным фронтом генерал армии К.К. Рокоссовский осматривает танк Pz.Kpfw.VI «Тигр», подбитый артиллеристами 307-й дивизии под Понырями в июле 1943 года
В ряду эпических сказаний про Сталина на фронте самое сильное впечатление оставляет сообщение видного советского вельможи А.И. Микояна:
«...сам Сталин был не очень-то храброго десятка. Ведь это невозможное дело: Верховный Главнокомандующий ни разу не выезжал на фронт!
Впрочем, один раз поехал. Отвлекусь от основного текста ради этого эпизода. Зная, что это выглядит неприлично, однажды, когда немцы уже отступили от Москвы, поехал на машине, бронированном "Паккарде", по Минскому шоссе, поскольку оно использовалось нашими войсками и мин там уже не было. Хотел, видно, чтобы по армии прошёл слух о том, что Сталин выезжал на фронт. Однако не доехал до фронта, может быть, около пятидесяти или семидесяти километров. В условленном месте его встречали генералы (не помню кто, вроде Ерёменко). Конечно, отсоветовали ехать дальше - поняли по его вопросу, какой совет он хотел услышать. Да и ответственность никто не хотел брать на себя. Или вызвать неудовольствие его. Такой трус оказался, что опозорился на глазах у генералов, офицеров и солдат охраны. Захотел по большой нужде (может, тоже от страха? - не знаю), и спросил, не может ли быть заминирована местность в кустах возле дороги? Конечно, никто не захотел давать такой гарантии. Тогда Верховный Главнокомандующий на глазах у всех спустил брюки и сделал свое дело прямо на асфальте. На этом "знакомство с фронтом" было завершено и он уехал обратно в Москву».
Не смотря на то, что фамилия Ерёменко упоминается также и Василевским, есть все основания сомневаться в правдивости этого рассказа. Но что железно не вызывает никаких сомнений, так это моральный облик товарища Микояна. Да разве он один был такой? - Просто пиршество «ума, чести и совести» какое-то зафиксировала стенограмма XXII съезда Ленинской Партии, свергавшей с пьедестала своего мёртвого, ещё вчера столь горячо любимого вождя под бурные и продолжительные аплодисменты.
Такие нравы царили тогда в нашем Изменково (какое же меткое слово придумал протоиерей Николай Гурьянов).
Продолжение следует…
Великорусские ноты в сталинской речи 3 июля не могли не коснуться национального чувства русской души. Тут вам и «братья и сестры», и «Отечественная освободительная война», и «национальная государственность», и победа над армией Наполеона. Особо выделяется в этом ряду обращение к народу по-православному - «братья и сестры». Итоги «опальной» переписи 1937 года, которая показала, что атеисты в стране составляют меньшинство населения, поставили Сталина перед необходимостью поиграть на религиозных чувствах народа. Народ же, сопоставив сталинскую речь с обращением к пастве Патриаршего местоблюстителя Сергия Страгородского, опубликованным в первый же день войны, принял странный для левой власти лозунг «наше дело правое». Значение двух этих речей бесценно, и даже не хочется думать о том, каким бы мог быть ход войны, если бы в самом её начале народ не услышал столь важные для него слова.
Когда говорят о вкладе церковных людей в победу, чаще всего вспоминают танковую колонну «Дмитрий Донской» и эскадрилью «Александр Невский», построенные на средства, собранные верующими. Но мало кто знает о беспримерном подвиге православных жителей блокадного Ленинграда, пожертвовавших свыше 16 млн. руб. на военные нужды. Об этом, кстати, неплохо бы знать тем, кто так любит поговорить на тему «ЗАО РПЦ».
Заигрывания Сталина с Церковью православные сталинисты (есть и такая форма шизофрении) расценивают как проявления тайной религиозности своего кумира. Но вот что он сам сказал по этому поводу в разговоре с Черчиллем, во время обеда после второго заседания Тегеранской конференции в ноябре 1943 года.
Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…»
Сталин: «Ну, а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол - коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…»
В речи 03.07.1941г. Сталин вспомнил Первую Мировую: «Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками». Если бы он мог знать заранее, насколько убийственным для него окажется сравнение действий Русской Императорской и Красной армии в войнах с одним и тем же противником, то вряд ли он решился упоминать Вильгельма II.
Но у главного мифолога страны Володеньки Мединского имеется на этот счёт иное мнение. Приехав во Ржев в августе 2016-го, он возьми, да и брякни: «От пребывания Сталина на фронте было больше толка, чем от пребывания на фронте Николая II в Первую мировую войну». Вот так вот. Сказал, как отрезал. Ай, молодца!
На самом деле вопрос о том, имели ли место поездки Сталина на фронт, остаётся дискуссионным. Маршал Г.К. Жуков высказался по этому поводу вполне определённо: «Большим минусом для Верховного было то, что за время войны он лично ни разу не побывал в войсках фронтов и своими глазами не видел боевых действий войск». Однако ряд мемуаров, авторы которых в той или иной степени были приближёнными к Сталину, содержат описания посещений им фронта, но серьёзного отношения, на мой взгляд, заслуживает лишь сообщение начальника Генштаба маршала А.М. Василевского. Остальные «свидетельства» представляют собой эпические сказания. При этом ни одно из сообщений не подтверждается фото- или кино- документами, зато написаны картины маслом в стиле самого что ни на есть социалистического реализма, живописующие Генералиссимуса на передовой:
В своих мемуарах маршал Василевский пишет: «Воспоминания о представителях Ставки, невольно воспроизводят в памяти вопрос, неоднократно задаваемый мне в последнее время некоторыми военными историками: выезжал ли на фронты И.В. Сталин? Мне известна лишь одна его поездка. Это было в первых числах августа 1943 года в период подготовки Смоленской операции. Тогда Главнокомандующий побывал на командных пунктах Западного и Калининского фронтов, где и состоялась его встреча с командующими этими фронтами генералами армии В.Д. Соколовским и А.И. Ерёменко. Поездка заняла двое суток. О других выездах на фронт Сталина мне ничего неизвестно. Думаю, что их и не было…»
Впечатление какого-то странного поступка производит эта поездка (в которой Василевский лично не участвовал) - если бы Сталин в принципе был убеждён в полезности для дела своих посещений фронта, то почему это было сделано только один раз? А если напротив, считал что вполне можно обойтись без таких поездок, то зачем всё-таки поехал? На экскурсию? Маршал Василевский как будто чувствует неубедительность своих слов и вероятно по этой причине дополнил своё сообщение следующим комментарием:
«…Да, собственно, характер деятельности Верховного Главнокомандующего не требовал таких выездов. Ставка ежедневно получала обширную и разнообразную информацию о положении на фронтах, о боевой обстановке, о состоянии советских войск, их морально-боевых качествах, о деятельности командующих фронтами и армиями, а также данные о противнике. Всё это позволяло Верховному Главнокомандующему точно знать ход вооруженной борьбы на каждый день и принимать правильные решения. Кроме того, он ежедневно держал связь с представителями Ставки на фронтах и с командующими фронтами и другими военачальниками».
Побывал ли Сталин на командных пунктах Западного и Калининского фронтов, или нет - доподлинно неизвестно, но до Ржева в первых числах августа 1943 г. он точно доехал. Правда, в те дни от Ржева до передовой было не менее 150 км, так что для зачёта по посещению фронта этого факта недостаточно. Во время поездки Сталин останавливался в деревне Хорошево, что в полутора километрах от Ржева, в доме работницы льночесальной фабрики Натальи Кондратьевой.
Домик Сталиниа подо Ржевом
Ныне в этом доме действует Военно-исторический музей «Калининский фронт, август 1943 года». В обиходе его именуют не иначе как «Музей Сталина» или «Домик Сталина», и он является местом паломничества сталинистов.
Историки до сих пор ломают головы над вопросом: зачем Сталин приезжал в Ржев? Может быть, им овладело чувство, что сродни тому зову смерти, который влечёт убийц в те места, где незримо присутствуют их жертвы?
5 января 1942 года Сталин отдал приказ за неделю освободить Ржев от фашистов. Выполнить его удалось лишь через 14 месяцев.
"Мы наступали на Ржев по трупным полям", - вспоминает участник сражения Пётр Михин, - «Впереди - "долина смерти". Ни миновать, ни обойти её нет возможности: по ней проложен телефонный кабель - он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползёшь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьёт фонтан тлетворной вони… Идут дожди, в окопах воды по колено. … Если ты уцелел, снова смотри в оба, бей, стреляй, маневрируй, топчись на лежащих под водой трупах. А они мягкие, скользкие, наступать на них противно и прискорбно».
Из воспоминаний ветерана Бориса Горбачевского "Ржевская мясорубка": «Не считаясь с потерями - а были они огромны! - командование 30-й армии продолжало посылать всё новые батальоны на бойню, только так и можно назвать то, что я увидел на поле. И командиры, и солдаты всё яснее понимали бессмысленность происходящего: взяты или не взяты деревни, за которые они клали головы, это нисколько не помогало решить задачу, взять Ржев. Всё чаще солдата охватывало равнодушие, но ему объясняли, что он не прав в своих слишком простых окопных рассуждениях…»
В народную память эти события врезались словами: “ржевская мясорубка”, “прорва”. “Погнали подо Ржев” - говорили солдаты.
Из книги воспоминаний Петра Михина: «Спросите любого из трёх встреченных фронтовиков, и вы убедитесь, что один из них воевал подо Ржевом. Сколько же побывало там наших войск! … Стыдливо умалчивали о ржевских боях воевавшие там полководцы. А то, что это замалчивание перечеркнуло героические усилия, нечеловеческие испытания, мужество и самопожертвование миллионов советских солдат, то, что это явилось надругательством над памятью почти миллиона погибших - это, выходит, не так уж и важно».
Безвозвратные советские потери во время Ржевской битвы оцениваются разными историками и участниками тех событий в интервале от 400 тыс. до 2 млн. Участник сражения, маршал В.Г. Куликов в своих воспоминаниях называет число погибших - 2 миллиона 60 тыс.
Понятное дело, что загнать в прорву такую массу людей одними приказами и патриотическими речами невозможно. Кроме заградотряда численностью около 150 человек, в каждом стрелковом полку были созданы специальные группы автоматчиков, получившие задачу не допускать отхода бойцов.
Именно за Ржевскую битву Г.К. Жуков получил прозвище «Мясник». Справедливости ради, надо отметить, что ему приходилось беспрекословно подчиняться воле Верховного Главнокомандующего. Но всё же своё прозвище он оправдал весной 1945г. лобовым штурмом укреплений противника на Зееловских высотах, которые могли помешать ему первым из советских маршалов ворваться в Берлин.
В «Воспоминаниях о войне» Николая Никулина показаны типичные методы командования и отношение к солдату в той армии. Вспоминая бои на Волхове и под станцией Погостье, Николай Николаевич приводит два характерных эпизода:
«На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в ещё более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует её неделю за не¬делей, теряя по тысяче людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... ”Вперррёд!!!”, и всё. Наконец, какой-то солдат, или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: ”Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-милимметровая пушчонка! Она его не пробьёт!”... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: ”Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе”. Тот час же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию и готово: ”Расстрелять перед строем!” или “Отправить в штрафную роту!”, что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные - “Вперррёд, в атаку!” “Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большеви¬ки!” А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа - бомба замедленного действия: она взорвётся через несколько поколений, в XXI или ХХII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных».
«В пехотных дивизиях уже в 1941-1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и тому подобных людей, образовавших механизм приёма пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в основе своей сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперёд!» - и всё. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии, как говорили, выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать свой полк вперёд без рассуждений. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороново, командовал еще в 1914-1918 годах батальоном, был профессионалом, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и бить наши наступающие орды...
Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: “Ещё денька два повоюем, добьём оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!”»
Зато в Рабоче-Крестьянской Красной Армии все были друг другу «товарищи», и никаких вам «милостивых государей» и «ваших благородий». Милосердие и благородство были сданы в архив в числе прочих пережитков царизма, которым не нашлось места в новой «счастливой» жизни, наставшей после пролетарской революции.
На это могут возразить - тогда, в 1941 г. не до гуманизма было, отступать было некуда, позади Москва. Однако в Зимней войне Красная Армия не отступала и воевала на неприятельской территории, но это ничего не меняло. В фильме «Тайны Финской войны» ветеран той войны, генерал Анатолий Грибков (в 1939 г. - командир танкового взвода), едва сдерживая волнение, описывает сцену расправы над своими однополчанами: «Вот, что ещё так вот врезалось мне, это дамоклов меч над тобой, что тебя могут ни за что осудить и расстрелять. Командир разведроты 420-го стрелкового полка… когда пошёл в разведку… и на минном поле подорвалось около десятка человек. И вот показной суд этого старшего лейтенанта, командира разведроты. Всех нас собрали туда, чтобы видели суд. Судят вроде труса. На самом деле он не трус. Он не знал где эти минные поля, где наши минные поля, где финские, может быть он на своих минных полях и подорвался… И вот приговорили их к расстрелу… Показательный расстрел… На озере… И он просил сохранить ему жизнь, что я кровью… Исправлю… Я даже вот сейчас спокойно не могу говорить… И вот он просил, когда стоял на снегу, на льду, на озере… И когда дали команду приготовиться тем кто будет расстреливать, отделению солдат, мы без команды все повернулись кругом… Чтобы не видеть…»
Взять Ржев штурмом советским войскам так и не удалось. Немцы ушли сами на заранее подготовленные позиции. К 1943 г. в Вермахте уже начал сказываться дефицит резервов, и германское командование было вынуждено спрямлять линию фронта, сокращая её длину для того, чтобы обеспечить более плотную дислокацию своих сил. Оборона Ржевско-Вяземского выступа отвлекала 2/3 дивизий группы армий "Центр", поэтому было принято решение его «срезать».
Операция «Буйвол» по сей день изучается в военных учебных заведениях многих стран как образцово-показательное отступление. 2 марта 1943 года части 9-й немецкой армии В. Моделя скрытно покинули Ржев. А 3 марта бойцы советской 30-й армии Западного фронта вошли в пустой город, в котором оставался лишь арьергард 9-й армии, создававший видимость присутствия немецких войск.
Однако авторы текста на обелиске освободителям Ржева утверждают обратное: «3 марта 1943 года войска Западного фронта после ожесточённого и длительного боя освободили город Ржев от немецко-фашистских захватчиков. Первыми ворвались в город части 215 стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Куприянова А. Ф., 274 стрелковой дивизии под командованием полковника Шульги В.П., 371 стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Олешева Н.Н.»
Лживость в клинической стадии у шаманов неосоветского культа не удивляет уже давно, они сплошь и рядом врут даже тогда, когда можно бы и легко обойтись без лжи. Всего-то на всего вместо «после ожесточённого и длительного боя», надо было написать «после ожесточённых и длительных боёв» - тогда и против истины не погрешили бы, и ничьи патриотические чувства не пострадали.
Конечно же, скромный обелиск не соответствует тому месту в отечественной истории, которое должна занять Ржевская битва. Она заслуживает мемориала, аналогичного Мамаеву кургану. И такой мемориал возводится, но финансируется проект почему-то не государством, а общественным фондом, собирающим народные пожертвования. Видимо, это государство считает, что у него есть более приоритетные проекты для финансирования, например такие, как показ голой задницы со сцены Большого театра, или поездка в Германию мальчика Коли из Уренгоя, для того чтобы тот рассказал немцам в Бундестаге как их деды «не хотели воевать» в России.
Да что там мемориал, идёт уже восьмой десяток лет после окончания войны, и за всё это время ни одна «вертикаль власти» не посчитала нужным по-человечески похоронить воинов, отстоявших эту самую власть от вражеских посягательств. Вот и на местах боёв на Ржевско-Вяземском выступе (впрочем, как и везде) поиском и погребением останков красноармейцев занимаются отряды энтузиастов.
И если бы только похоронить - посчитать как следует так и не удосужились. И не потому что посчитать невозможно, а потому что считать не хотят. Так называемые «официальные данные» о потерях в Великой Отечественной войне по существу являются общенациональным позором. Ну как ещё можно назвать совершенно неправдоподобное соотношение погибших военнослужащих и мирных жителей - 8,7 против 17,9 млн. Для сравнения, по официальным данным в Германии погибло всего 2 млн. гражданского населения. Это притом, что Германия пережила массированные бомбардировки своих городов авиацией союзников. Дрезден был выжжен напалмом.
Трудно поверить, что заниженное число советских фронтовых потерь в официальных данных является следствием ошибки, а не сознательного умысла. Авторам этой, с позволения сказать, «статистики» было явно наплевать на вопрос о том, как и отчего конкретно погибло почти восемнадцать миллионов гражданских - «зверства фашистов» всё спишут. Зато теперь у нас есть типа основания ухмыляться по поводу «завалили трупами» и натягивать уровни боевых потерь Вермахта и Красной Армии чуть ли не до соотношения один к одному (в финскую войну было 1:6). Все эти подтасовки нужны неосоветским мифотворцам для того, чтобы реальные, но вопиюще непатриотические цифры никого не смущали и не отвлекали от камлания советским идолам - «гениальным» полководцам и «мудрым» руководителям. И если бы не безответственная позиция всяких там «мразей конченых», то нашему ну очень патриотичному и не менее культурному министру, наверное, не пришлось бы печалиться по поводу того, что мемориальному домику под Ржевом дали название «Музей Калининского фронта» вместо «Музей Сталина».
Так кого же следует считать победителем в Ржевской битве, и не были ли напрасны жертвы «ржевской мясорубки»? Наверное, невозможно найти математически точные ответы на эти вопросы, особенно если рассматривать Ржевскую битву в контексте всех военных действий данного периода войны. Но многое станет ясно, если сопоставить действия советского командования во время двух битв: Ржевской и Курской.
Зимняя кампания 1942-43 гг. завершилась победой под Сталинградом и выводом германских войск из Ржевско-Вяземского выступа. Большая их часть была направлена в район Курской дуги. Именно в этом месте обеими сторонами намечалось решающее сражение летней кампании 1943 г., и, как потом оказалось, всей II Мировой войны. Как и было заведено у высшего советского командования, ”Вперррёд!!!” рассматривался в качестве основного тактического приёма при планировании предстоящей операции. Но события стали разворачиваться по несколько иному сценарию.
Предоставим слово А.Е. Голованову:
«Не все у нас в военном руководстве были согласны с ожиданием наступления со стороны противника. Некоторые предлагали нанести упреждающий удар, а проще говоря, нам первым начать наступление. Эти предложения несколько колебали уверенность Верховного в принятом им решении вести на Курской дуге оборонительные действия. Бывая у него с докладами, я слышал высказываемые сомнения в том, что правильно ли мы поступаем, дожидаясь начала действий со стороны немцев… Однако такие разговоры кончались тем, что Сталин заключал: „Я верю Рокоссовскому“.
Но чем ближе подходило лето, тем острее чувствовалась напряжённость. Здесь уже стоял вопрос, чьи нервы крепче. С начала мая мы получали агентурные данные о том, что то 2-го, то 12-го числа этого месяца немцы начнут наступление. Но названные дни проходили, а никаких наступательных действий противник не начинал. Фронты же, естественно, принимали соответствующие меры к отражению возможного наступления. Проходил июнь… Опять всплыли разговоры об упреждающем ударе.
Рокоссовский тоже стал нервничать, опасаясь, как бы не было принято решение о нанесении такого удара. А было, конечно, отчего нервничать. Примерно равное соотношение сил с обеих сторон давало огромные преимущества той стороне, которая будет обороняться, и малые надежды на успех той стороне, которая будет наступать. Как известно, обороняющемуся (конечно, если он знает военное дело) нужно куда меньше сил для того, чтобы отразить наступление противника…
Наконец, в конце июня поступили данные, что противник начнет наступление 2 июля. Войска были приведены в надлежащую готовность, но немецкое наступление вновь не состоялось. 3 июля его также не было. 4 июля - то же самое. Напряжение стало предельным.
В ночь на 5 июля я был на докладе у Сталина на даче. Он был один. Выслушав мой доклад и подписав представленные бумаги, Верховный сразу заговорил о Рокоссовском. Он довольно подробно вспомнил деятельность Константина Константиновича и под Москвой, и под Сталинградом, особенно подчеркнув его самостоятельность и твёрдость в принятии решений, обоснованность вносимых им предложений, которые всегда себя оправдывали. Наконец, Сталин заговорил о создавшемся сейчас положении на Центральном и Воронежском фронтах. Рассказал о своем разговоре с Рокоссовским, когда тот на вопрос, сможет ли он сейчас наступать, ответил, что для наступления ему нужны дополнительные силы и средства, чтобы гарантировать успех, и настаивал на том, что немцы обязательно начнут наступление, но не выдержат долго, ибо транспортных средств у них еле хватает сейчас лишь на то, чтобы восполнять текущие расходы войны и подвозить продовольствие для войск, и что противник не в состоянии находиться в таком положении длительное время.
- Неужели Рокоссовский ошибается?.. - Немного помолчав, Верховный сказал: - У него там сейчас Жуков.
Из этой реплики мне стало ясно, с какой задачей находится Георгий Константинович у Рокоссовского. Было уже утро, когда я собирался попросить разрешения уйти, но раздавшийся телефонный звонок остановил меня. Не торопясь, Сталин поднял трубку ВЧ. Звонил Рокоссовский. Радостным голосом он доложил:
- Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!
- А чему вы радуетесь? - спросил несколько удивлённо Верховный.
- Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! - ответил Константин Константинович.
Разговор был окончен.
- А всё-таки Рокоссовский опять оказался прав, - как бы для себя сказал Сталин.
<…>
Считаю нужным привести эти факты потому, что укоренилось такое мнение: оборонительные действия на Курской дуге были заранее предусмотрены, и они рассматриваются сейчас как само собой разумеющееся. В действительности события протекали по-иному. Именно на Курской дуге было решено нашим Верховным Главнокомандованием продолжить дальнейшие наступательные действия. Гитлер также решил именно здесь искать успешного решения кампании 1943 года. Рокоссовский первым разгадал замысел противника, но было не так-то просто подготовку наступления переключить на организацию глубокоэшелонированной обороны, выиграть время и заставить немцев начать наступление первыми. Это был напряжённейший отрезок времени, когда, можно прямо сказать, шла борьба двух мнений - наступать или продолжать обороняться…» <конец цитаты>
Сталинисты как дважды два выучили риторический вопрос: «Как можно победить вопреки воле Верховного Главнокомандующего?» - Оказывается, можно. Но при одном условии - если найдётся кто-то, кому хватит духа противостоять верховной воле. Храбрость Рокоссовского не была безрассудной - перед войной он был удостоен высочайшей (и в прямом, и в переносном смысле) милости - вытащен из застенков Лубянки (где ему сломали три ребра и выбили зубы) и восстановлен на службе, что казалось почти невероятным для сталинского генерала, которому «шили» измену родине.
Курская дуга август 1943г. Командующий Центральным фронтом генерал армии К.К. Рокоссовский осматривает танк Pz.Kpfw.VI «Тигр», подбитый артиллеристами 307-й дивизии под Понырями в июле 1943 года
В ряду эпических сказаний про Сталина на фронте самое сильное впечатление оставляет сообщение видного советского вельможи А.И. Микояна:
«...сам Сталин был не очень-то храброго десятка. Ведь это невозможное дело: Верховный Главнокомандующий ни разу не выезжал на фронт!
Впрочем, один раз поехал. Отвлекусь от основного текста ради этого эпизода. Зная, что это выглядит неприлично, однажды, когда немцы уже отступили от Москвы, поехал на машине, бронированном "Паккарде", по Минскому шоссе, поскольку оно использовалось нашими войсками и мин там уже не было. Хотел, видно, чтобы по армии прошёл слух о том, что Сталин выезжал на фронт. Однако не доехал до фронта, может быть, около пятидесяти или семидесяти километров. В условленном месте его встречали генералы (не помню кто, вроде Ерёменко). Конечно, отсоветовали ехать дальше - поняли по его вопросу, какой совет он хотел услышать. Да и ответственность никто не хотел брать на себя. Или вызвать неудовольствие его. Такой трус оказался, что опозорился на глазах у генералов, офицеров и солдат охраны. Захотел по большой нужде (может, тоже от страха? - не знаю), и спросил, не может ли быть заминирована местность в кустах возле дороги? Конечно, никто не захотел давать такой гарантии. Тогда Верховный Главнокомандующий на глазах у всех спустил брюки и сделал свое дело прямо на асфальте. На этом "знакомство с фронтом" было завершено и он уехал обратно в Москву».
Не смотря на то, что фамилия Ерёменко упоминается также и Василевским, есть все основания сомневаться в правдивости этого рассказа. Но что железно не вызывает никаких сомнений, так это моральный облик товарища Микояна. Да разве он один был такой? - Просто пиршество «ума, чести и совести» какое-то зафиксировала стенограмма XXII съезда Ленинской Партии, свергавшей с пьедестала своего мёртвого, ещё вчера столь горячо любимого вождя под бурные и продолжительные аплодисменты.
Такие нравы царили тогда в нашем Изменково (какое же меткое слово придумал протоиерей Николай Гурьянов).
Продолжение следует…