Николай II и судьба России. Часть 10.
Продолжение. Начало в предыдущих частях: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
В свою очередь, Гитлер пресекал любые попытки оказания помощи советским военнопленным. Об одной из них поведала княжна Мария (Мисси) Васильчикова в своём "Берлинском дневнике":
«Мама всегда была ярой антикоммунисткой - что неудивительно, если принять во внимание, что двое её братьев погибли в самом начале революции. Она придерживалась этой несгибаемой позиции двадцать лет, и дело дошло до того, что даже Гитлер виделся ей в благоприятном свете, согласно принципу "враги моих врагов - мои друзья". Когда она приехала в Берлин на свадьбу Татьяны [сестры Мисси - прим. авт.] в сентябре 1941 года, она еще надеялась, что немецкое вторжение в Россию приведет к массовому народному восстанию против коммунистической системы; после чего с немцами, в свою очередь, разделается возрожденная Россия. Так как она не жила в Германии сколько-нибудь длительное время при нацистах, ее было нелегко убедить, что Гитлер - не меньший злодей, чем Сталин. Мы же с Татьяной, успевшие уже некоторое время прожить в Германии, были свидетелями гнусного сговора между Гитлером и Сталиным с целью уничтожения Польши и из первых рук знали о немецких зверствах в этой стране; поэтому у нас не было подобных иллюзий.
Но по мере того, как становилось известно о тупой жестокости германской политики на оккупированных территориях СССР и множилось количество жертв как там, так и в лагерях русских военнопленных, любовь Мама к своей стране, усугубленная её скрытой изначальной германофобией, восходящей к годам её работы медсестрой на фронтах Первой мировой войны, пересилила её прежние бескомпромиссные антисоветские чувства, и она решила принять посильное участие в облегчении страданий её соотечественников, и прежде всего русских военнопленных.
С помощью друзей она связалась с соответствующими учреждениями германского Верховного командования; она также установила контакт с Международным Красным Крестом в Женеве через представителя этой организации в Берлине д-ра Марти. В отличие от дореволюционной России, Советское правительство отказалось от предложенной помощи Международного Красного Креста. Это означало, что русские пленные, будучи в глазах своего правительства изменниками родины, предоставлялись собственной судьбе - в большинстве случаев голодной смерти.
Мама обратилась и к своей тётушке, а моей крёстной, графине Софье Владимировне Паниной, которая работала в Толстовском Фонде в Нью-Йорке. Кроме того, она втянула в эту деятельность двоих всемирно известных американских авиаконструкторов русского происхождения: Сикорского и Северского, а также русские православные церкви Северной и Южной Америки. Вскоре была создана специальная организация для помощи пленным, которой удалось собрать столько продуктов, одеял, одежды, лекарств и т. п., что для перевозки этого груза понадобилось несколько кораблей. К тому времени США вступили в войну, так что всё это пришлось закупать в нейтральной Аргентине. Суда уже готовы были выйти в долгий рейс через кишащую немецкими подлодками Атлантику, как вдруг вся операция чуть было не сорвалась: дарители поставили одно лишь условие, а именно: чтобы распределение помощи в лагерях проводилось под надзором Международного Красного Креста. Германские военные власти дали на это согласие. Оставалось последнее: получить личное разрешение Гитлера. Когда Мама в очередной раз навестила своего знакомого в Верховном командовании армии, он повел её в близлежащий парк Тиргартен и там, вдали от любопытствующих ушей, сказал: «Мне стыдно в этом сознаться, но Фюрер сказал: "Нет! Никогда!" Однако Мама не сдалась: "Хорошо, тогда я напишу маршалу Маннергейму. Он-то не скажет "Нет!" Что она незамедлительно и сделала. Барон Маннергейм, освободивший Финляндию от красных в 1918 г. и командовавший ныне финской армией, в прошлом был российским офицером-кавалергардом и хорошо знал нашу семью. Благодаря его влиянию, финские войска (в отличие от германских) всегда воевали с Советами благородно; со взятыми ими пленными обращались в строгом соответствии с Женевской конвенцией, и в результате большинство их выжило. Почти сразу же Мама получила от Маннергейма сочувственный ответ, и суда с грузом помощи направились в Швецию, откуда груз был быстро доставлен, под наблюдением Международного Красного Креста, военнопленным финских лагерей».
С осени 1942 года положение советских военнопленных стало понемногу улучшаться, поскольку германское руководство заинтересовалось ими как рабочей силой. Ещё одним толчком к более гуманному обращению с пленными послужило для нацистов поражение в Сталинградской битве, по итогам которой в советском плену оказалось ещё около 100 тыс. военнослужащих Германии и её союзников (Гитлер назвал этих людей героями). Да и желающих сдаться в плен резко поубавилось - за год войны звериный оскал нацизма проявился со всей очевидностью. Один из бойцов 2-й ударной армии, прорывавшийся из окружения по насквозь простреливаемому немцами «коридору» шириной в 300 метров, вспоминал: «Стена огня, вой и рёв, удушливая вонь горящего человеческого мяса <…> Все мы считали, что лучше погибнуть в огне, чем попасть в плен».
В последнее время народные «правдолюбцы» непонятно какого народа «доказали», что в трагедии советских военнопленных виноваты исключительно Гитлер и нацисты, а Сталин и его клика тут ну совершенно непричём. Попытаемся досконально разобраться в этой дискуссионной теме.
Итак, СССР заявил о готовности соблюдать только Гаагскую конвенцию 1907 г., но не принял на себя обязательства соблюдать Женевскую конвенцию 1929 г., тем самым дав Гитлеру юридическую зацепку для оправдания людоедских действий в отношении советских военнопленных. Такая позиция советского руководства вызывает, по меньшей мере, три вопроса:
1) Если СССР отказался от одной из конвенций, то почему не отказался от обоих?
2) В чём принципиальная разница между Гаагской и Женевской конвенциями в части обязательств по условиям содержания людей, оказавшихся в плену?
3) Почему СССР отказался присоединиться к Женевской конвенции?
На первый вопрос напрашивается довольно простой ответ - Советам необходимо было как-то обозначить свою приверженность общепринятым гуманитарным нормам, чтобы не показаться в глазах всего мира кончеными извергами.
Ответ на второй вопрос следует искать в текстах обоих конвенций.
В приложении к Гаагской конвенции, озаглавленной «Положение о законах и обычаях сухопутной войны», в отделе I «О законах и обычаях сухопутной войны», главе II «О военнопленных», статье 7 так определяются условия содержания людей, находящихся в плену: «Содержание военнопленных возлагается на правительство, во власти которого они находятся. Если между воюющими не заключено особого соглашения, то военнопленные пользуются такой же пищей, помещением и одеждой, как войска правительства, взявшего их в плен».
Очевидно, что эта лаконичная формулировка, без какой-либо конкретики даёт повод для произвольных толкований и предлогов для уклонения от соблюдения конвенции - в самом деле, какими же пищей, помещением и одеждой могли пользоваться германские войска в Сталинградском котле или бойцы 2-й ударной армии в болотах под Любанью?
А вот в Женевской конвенции уже прописана конкретика: «Военнопленные помещаются в строениях или бараках, представляющих всевозможные гарантии гигиены и здоровья. Помещения должны быть вполне защищены от сырости, в достаточной степени отоплены и освещены. Должны быть приняты меры предосторожности против пожара» (Статья 10), и так далее.
Наивно было бы полагать, чтобы большевики позволили связать себе руки какими бы то ни было обязательствами по отношению к «нерабочим элементам». По умолчанию роль «масс» сводилась к тому, чтобы под руководством ленинской партии выполнять функцию безотказного расходного материала, как на стройках коммунизма, так и на войне.
Но адвокатам дьявола приходится постоянно пребывать в поиске оправданий для своего клиента. Вот и в деле о трагедии советских военнопленных они как будто бы нашли юридическую отмазку для тов. Сталина. 82-я статья раздела VIII Женевской конвенции («О выполнении конвенции») гласит: «Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах. Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших». То есть, согласно тексту данной статьи, Гитлер был обязан соблюдать конвенцию безусловно, независимо от того соблюдает ли её противник или нет, только лишь на том основании, что Германия присоединилась к конвенции. Стало быть, решение Сталина не присоединяться к конвенции никак не могло повлиять на отказ Германии от принятых на себя обязательств.
Но Гитлер считал по-другому и у него были на то юридические основания. Всё дело в том, что процитированный текст 82-статьи является переводом на русский язык, и переводом неточным. Вот как выглядит эта статья на английском языке: «The provisions of the present Convention shall be respected by the High Contracting Parties in all circumstances. In time of war if one of the belligerents is not a party to the Convention, its provisions shall, nevertheless, remain binding as between the belligerents who are parties thereto». И более точный перевод: «Положения настоящей Конвенции должны соблюдаться Высокими Договаривающимися Сторонами при всех обстоятельствах. Во время войны, если одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, положения таковой, тем не менее, остаются обязательными между теми воюющими сторонами, которые присоединились к ней». К примеру, в войне участвуют несколько стран, разделённых на два лагеря: Германия, Италия и пр. с одной стороны, и Великобритания, СССР и пр. с другой стороны. Первые три из четырёх поименованных стран присоединились к конвенции, а СССР нет. Это означает, что неучастие СССР в конвенции не освобождает подписантов от её соблюдения в военных действиях между собой, то есть между Германией и Великобританией, а также между Италией и Великобританией, а вот Германия и Италия в отношении СССР имеют полное право конвенцию не соблюдать.
Закругляя солдатско-фронтовую тему, не могу обойти вниманием одного современного соучастника злостного навета, потому как персонаж этот, судя по его высказываниям, явно внутренне созрел для почётного звания совести нации. Мифологист в законе, культурненький наш Володенька свет Мединский не первый год не даёт скучать любителям отечественной истории. Мысль его весома, как приговор: люди, которые выступают против легенды о подвиге 28 панфиловцев - "мрази конченые, потому что это святая легенда, к которой просто нельзя прикасаться <…> Их подвиг, он символичен. И он находится в той же череде подвигов как 300 спартанцев, он из этой же серии». Меня, одного из таких «мразей», утешает лишь то обстоятельство, что я оказался в одной компании с фронтовиками, которые «прикасались» к легенде. Если же сюда присовокупить мою уверенность в том, что во время Ленинградской блокады для Смольного действительно выпекались ром-бабы и прочие вкусняшки, то для Володечки и его культурной братвы такие как я, вероятно, заслуживают быть замоченными в сортире.
Вот хотелось бы понять, почему так вцепились то в эту легенду? Неужели мало реальных подвигов, совершённых во время Великой Отечественной войны? Взять, к примеру, подвиг экипажа танка КВ-1 под командованием ст. лейтенанта Зиновия Колобанова - не достаточно геройский героизм что ли? А может быть, дело в том, что в нашей сказочной стране подвиги бывают не только во имя, но и о чём?
О чём панфиловская легенда? В 1941-м она была о том, что после нескончаемых разгромов и отступлений кто-то смог, не смотря ни на что, не отступить и остановить врага. И тогда она действительно была святой, поднимая воинский дух защитников Москвы. А в наше время она стала о том, почему немцы не вошли в Москву в октябре 1941 г., когда совактив в панике драпал из города. Рационального объяснения этому факту нет. Надо признавать, что произошло самое натуральное чудо. Но как же его признать? - Это ж вопиюще антинаучно, это же, в конце концов, не наш метод, дорогие товарищи! А раз не было никакого оборонительного вала на окраинах Москвы, который только и мог сдержать победоносный Вермахт, стало быть, немцев остановили былинные чудо-богатыри в лице 28 панфиловцев. И хотя реальные бои 316-й стрелковой дивизии, которые легли в основу легенды, происходили на месяц позже принятия Постановления ГКО № 801сс от 15.10.41 об эвакуации столицы СССР, в массовом сознании спасение Москвы ассоциируется с 28 панфиловцами. Выходит, одно чудо объясняем другим чудом, но ещё менее вероятным. Прям как в песне: «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Но нам лучше пусть будет не то сказка, не то быль, а то, мало ли что, про вмешательство высших сил начнём думать, а там и до молитв дойдёт дело, до угодников Божиих, прп. Серафима Вырицкого, за победы русского оружия на камне молившегося…
Однако нашим сказочникам следовало бы знать, что чудеса на войне, хоть и редко, но случаются. Одно из них так прямым текстом и называется - «Чудо на Висле». В сентябре 1941 г. под Ленинградом также произошло труднообъяснимое. Продвигаясь к Ленинграду, немцы за месяц преодолели Лужский рубеж, за полмесяца смяли Красногвардейский укрепрайон - последнее серьёзное препятствие на пути к цели и остановились, отказавшись от штурма и приступив к осаде города. Это произошло потому что Гитлер приказал отвести на Москву основную ударную силу группы армий "Север" - 4-ю танковую группу (22 дивизии) и половину всей боевой авиации. А через год Гитлер отдаст приказ перебросить войска уже под Ленинград из Крыма для осуществления запоздалого штурма города, сорванного Синявинской операцией Красной Армии.
Фантастическая легенда о 28 панфиловцах (легенда о 300 спартанцах более правдоподобна - они хотя бы в ущелье сражались, их нельзя было обойти с флангов) в наши дни востребована, поскольку она затыкает дыру в мифе о советской исключительности, согласно которому победить нацистов был способен только советский народ, под руководством советского государства, и только потому, что они советские. Поэтому просоветским патриотам нельзя допустить мысли о том, что какие бы то ни было внешние и «несоветские» факторы, такие как затмение разума и паралич воли у нацистов в решающие моменты, помощь союзников, вклад в победу нелояльной к большевистскому режиму части населения, смогли существенно повлиять на ход войны и нарушить советскую монополию на победу. И поскольку история о 28 панфиловцах является давно опровергнутым вымыслом, то единственно возможным способом её утверждения в массовом сознании является сакрализация как средство манипуляции, отключающей разум (а сон разума, как известно, рождает чудовищ). И тогда тот, кто позволит себе говорить правду по данному историческому эпизоду (а также и по многим другим), должен вызывать у «морального большинства» припадок «праведной» ненависти и быть подвергнут, по меньшей мере, бешеному шельмованию. Собственно, это и есть не что иное, как победобесие, прикрывающееся дымовой завесой патриотической истерики. А без победобесия неосоветский шовинизм не жилец. Собственно, костылей-то у него всего два: Победа и Гагарин. Социальные же «достижения» советского строя выглядят как-то бледно на фоне дважды отскочившей от Страны Советов Финляндии, признанной самой счастливой страной в мире.
В очерке «Гвардейцы Панфилова в боях за Москву», опубликованном в газете «Красная звезда» 26 ноября 1941 года фронтовой корреспондент В.И. Коротеев утверждал, что 16 ноября 1941 г. 28 пехотинцев уничтожили 18 немецких танков, и все до единого пали на поле боя. А тремя месяцами ранее, 20 августа, под Ленинградом, неподалёку от Гатчины, у посёлка Войсковицы 5 танкистов под командованием старшего лейтенанта Зиновия Григорьевича Колобанова подбили 22 немецких танка, и все остались живы. Немецкие танкисты не были пьяными - после боя на танке КВ-1 Колобанова насчитали свыше сотни следов от попаданий снарядов.
Танк КВ-1. Фото: https://worldoftanks.ru/ru/news/remember-everything/kv-1/
В 1941 г. в танковых войсках Вермахта аналога КВ-1 не было, его лобовую броню не пробивали снаряды любого немецкого танка. Впечатляет и количественное превосходство советских бронетанковых сил - соотношение танков и самоходок СССР и Германии с союзниками к 22.06.1941г. составляло 3.6:1.
Так о чём же свидетельствует бой экипажа Колобанова? - О том, что произошёл он почему-то под Ленинградом, а не где-то по дороге на Берлин. О том, что советская бронетанковая армада вместо того, чтобы пройтись катком по Вермахту, докатилась до стен Ленинграда и Москвы.
Танковый бой у Войсковиц не стал «святой легендой» в 1941 г. Да никакой легендой он тогда не стал. После стабилизации положения под Войсковицами командир 1-го батальона тяжёлых танков, 1-й танковой дивизии И.Б. Шпиллер привёз к месту боя фронтового кинооператора, который запечатлел панораму горящей колонны, однако отснятые кадры где-то затерялись.
Экипаж КВ-1 Колобанова, август 1941. Слева направо в первом ряду: Н. Никифоров, З. Колобанов, А. Усов. Вверху: П. Кисельков, Н. Родников
Все члены экипажа КВ-1 Колобанова были представлены к званию Героя Советского Союза. Представления подписали боевые офицеры, непосредственные начальники Колобанова: командир 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии Д.Д. Погодин и сам командир дивизии Герой Советского Союза генерал В.И. Баранов. И здесь всё предельно ясно - если за такой бой не давать Героя, то за что же тогда давать?
Однако в штабе Ленинградского фронта посчитали иначе - награда Колобанову была кем-то снижена до ордена Красного Знамени, а командиру орудия старшему сержанту Усову до ордена Ленина. На счёт того, почему это произошло, есть две версии. Во-первых, надо учитывать то обстоятельство, что в Красной Армии мнение боевых офицеров по вопросу о том, кого считать героем, а кого нет, было вторично по отношению к мнению на этот счёт сотрудников особых отделов. А эти товарищи в обязательном порядке знакомились с личными делами представленных к государственным наградам солдат и офицеров. В личном деле Колобанова будто бы имелось тёмное пятно - по окончании Зимней войны, в день подписания перемирия он принимал участие в братании с финнами. Согласно второй версии, в первые месяцы войны, отмеченные катастрофическими поражениями и отступлениями, звание Героя давали неохотно. И надо признать, что в этом была своя логика - как же так, воины сражаются, совершают подвиги, армия вооружена до зубов, в бой её ведёт товарищ Сталин, и первый маршал Семён Михайлович Будённый по-прежнему на коне, и даже усы его на месте, но при всём при том советские войска почему-то стремительно отступают.
Братание финских и советских солдат через несколько часов после окончания Зимней войны. 13.03.1940. Кухмо.
Вопрос о присвоении Колобанову высшей награды России - Героя Российской Федерации (посмертно) - неоднократно и безрезультатно поднимался, в том числе и различными ветеранскими организациями. Наконец, в июне 2011 года с просьбой содействовать присвоению подполковнику З.Г. Колобанову звания Героя обратилось Законодательное собрание Санкт-Петербурга. 15 июля 2011 года начальник Главного управления кадров Министерства обороны генерал-полковник В.П. Горемыкин отказал в присвоении Зиновию Колобанову звания Героя России с изумительной формулировкой: «В настоящее время подвергать сомнению и пересматривать решение о награждении З.Г. Колобанова, а также определить мотивы, которыми руководствовалось вышестоящее командование при изменении вида награды офицеру, не представляется возможным». Вот так нынешние «силовики» откровенно расписались в том, что являются духовными наследниками сталинских вертухаев, но не подлинных защитников Родины, отстоявших её на полях сражений.
Семья Колобановых
Хотелось бы поинтересоваться у борцунов с «мразями кончеными»: вот, у вас на глазах, цинично вытерли ноги о последних оставшихся в живых ветеранов, наплевали на память героев Великой Отечественной войны - и где же ваш праведный гнев и лютая потребность в святости? Докажите что вы на самом деле патриоты, и что победобесие - это не про вас. Может, вам лучше было собирать деньги не на кино про 28 панфиловцев, а на материальную помощь товарищу Горемыкину, которая скомпенсировала бы генерал-полковнику недостаток совести? Но, может быть, касательно совести тов. Горемыкина я ошибаюсь, просто «мотивы, которыми руководствовалось вышестоящее командование» - это для него святое, к которому нельзя прикасаться? Ну что ж, давайте коснёмся темы мотивов самого высокого советского командования.
3 июля 1941 г. тов. Сталин обратился к народу по радио. А с 22 июня по 3 июля страна ничего не знала о своём вожде. Для народа он с 22 июня словно в воду канул. Впрочем, не только для народа. Советский посол в Лондоне Иван Михайлович Майский вспоминал: "Наступил второй, потом третий, потом четвёртый день войны. Москва продолжала молчать. Ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни. Послы заграницей в столь критический момент не получали никаких директив из центра".
Вечером в понедельник 30 июня члены Политбюро поехали к Сталину на ближнюю дачу. Хозяин встретил их неприветливо: «Зачем пришли?» - спросил он соратников. Молотов от имени Политбюро сказал о том, что нужно сконцентрировать власть, нужно создать Государственный комитет обороны (ГКО).
Мы, наверное, до конца никогда не узнаём, что произошло в Кунцево в ту ночь. Сам Сталин называл её самой для него тяжёлой и памятной. После неё он вновь появился на политической сцене, выступив перед народом 3 июля.
Современница событий, Елена Кузьмина, вспоминала: «Речь Сталина по радио: "Братья и сестры…". Мы привыкли к волевому голосу этого человека. И вдруг немного старческий, чуть дрожащий голос обращался к нам не то с просьбой, не то за помощью».
Сталинисты давно уже «доказали» (кто бы сомневался), что Сталин с 22.06 по 03.07.1941 г. находился на рабочем месте. Доказательством для них служит журнал посещений приёмной Сталина. Действительно, в указанный период времени в приёмной не было зарегистрировано посетителей лишь три дня: 29, 30 июня и 1 июля (воскресенье, понедельник, вторник). Впрочем, и посещения самого Сталина своего кабинета с 22.06 по 02.07 также не зафиксированы, потому как оные не регистрировались вообще никогда - таков был порядок. С конца 1930-х годов когда Сталин уезжал в отпуск запись в журнале не прекращалась. Прием вел Молотов или Каганович.
Приёмная Сталина была местом проведения заседаний Политбюро и была оборудована для проведения совещаний. В ней стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол со множеством стульев по обе стороны. У дальней стены стоял старинный дубовый стол самого Сталина, а рядом с ним самое главное - столик с большим количеством телефонных аппаратов правительственной связи.
Попытаемся проанализировать версию сталинистов, согласно которой в его кабинет приходили посетители только тогда, когда Сталин там находился, а в его отсутствие туда никто заходить не мог. Для этого представим себе, что Сталин, явившись на рабочее место после продолжительного отсутствия, узнаёт о том, что один из его подчинённых (Молотов, Маленков, Каганович, Берия…) собирает совещания высшего руководства в своём кабинете - да это же попытка гос. переворота! Зная параноидальную подозрительность Хозяина, ни один из приближённых Сталина никогда бы не решился собирать руководство страны у себя. Но даже если бы кто-то и решился (Молотов, к примеру), то как бы на это посмотрели остальные - уж не слишком ли много на себя взял дорогой товарищ? Но ведь совещаться-то всё равно надо было - не важно, в присутствии Сталина, или без него - слишком большая угроза нависла как над страной, так и над судьбой каждого из них. А учитывая вышеизложенное, что-то не верится, что они, в отсутствие Сталина, должны были совещаться где-то ещё кроме его приёмной.
3 июля первые посетители приёмной в количестве 6 человек (Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия, Микоян, Каганович) зашли поздно вечером, в 21-00. Ровно в полночь в приёмную прибыл вызванный Сталиным командир 212-го полка Дальней бомбардировочной авиации А.Е. Голованов. Вот как он излагает содержание своего разговора со Сталиным:
«- Ну, как у вас дела? - спросил Сталин, здороваясь.
Я кратко доложил обстановку и что за это время сделал полк.
- Вот что, - сказал Сталин, - мы плохо ориентированы о положении дел на фронте. Не знаем даже точно, где наши войска и их штабы, не знаем, где враг. У вас наиболее опытный летный состав. Нам нужны правдивые данные. Займитесь разведкой. Это будет ваша главная задача. Все, что узнаете, немедленно передайте нам. Что вам для этого нужно?
- Прикрытие, товарищ Сталин, - ответил я...
- На многое не рассчитывайте. Чем можем - поможем. Рассчитывайте больше на свои силы и возможности. Видите, что делается!»
Давайте вдумаемся в ситуацию, каковой она предстаёт по версии сталинистов. Итак, страна уже 10 дней переживает вторжение армии, ранее совершившей 4(!) блицкрига. Всё это время глава страны как бы работает, стало быть, кем-то и чем-то руководит, причём руководит вслепую, не зная, что происходит. Затем он устраивает себе уик-энд с двухдневным продолжением, и уже по его окончании пытается что-то предпринять, чтобы получить хоть какую-то информацию о положении дел на фронтах, да ещё и столь неординарным способом - при помощи дальних бомбардировщиков. По меньшей мере, странно всё это выглядит, поэтому утверждение о том, что наличие посетителей в сталинской приёмной доказывает присутствие в ней самого Хозяина, не представляется убедительным.
Кроме того, о том, что с начала войны до конца июня Сталина не было в Кремле свидетельствует адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов:
«первые заседания Ставки Главного Командования Вооружённых сил в июне проходили без Сталина. Председательство наркома обороны СССР маршала С. К. Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки мне пришлось присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить: нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены Ставки тоже. Функции каждого были неясны - положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в её состав, совсем и не собирались подчиняться наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчёта о его действиях. С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах…»
22 июня Сталин наотрез отказался выступить с заявлением по случаю начала войны с Германией (в тот день эту миссию пришлось взять на себя Молотову). И когда он, наконец, решился обратиться к народу, ему уже пришлось оправдываться по поводу первых актов разворачивавшейся военной катастрофы и успокаивать население заверениями в том, что «наши войска героически сражаются с врагом», «наши силы неисчислимы», и что заграница нам поможет - Великобритания и США готовы «оказать помощь нашей стране». А в остальном его речь, как обычно, представляла собой упражнение в пропагандистском словоблудии, местами доходящего до откровенного вранья и бреда: «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты». А пассаж про врага, который «ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма» - просто изумителен. Незабвенный Ильич как-то заметил, что декабристы были «бесконечно далеки от народа», но тов. Сталину удалось продвинуться ещё дальше в этом направлении. Он не понимал, что жупелом царизма уместно было размахивать до коллективизации, когда крестьяне, составлявшие большинство населения страны, опасались перспективы возврата законным владельцам захваченных ими земель. А после установления ВКП(б) (Второго Крепостного Права большевиков) пугать их царизмом и помещиками было просто глупо.
Через три месяца, в конце сентября 1941г. на московском совещании представителей СССР, США и Великобритании Сталин будет вынужден признать: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за Советскую власть… Может быть, будет сражаться за Россию». А в 1921 г., когда до поры до времени сражаться было не с кем, большой «друг» русского народа И. Джугашвили заявил на X съезде РКП(б): «…я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от, русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской нации. А недавно ещё говорилось, что украинская республика и украинская нация - выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие её культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор ещё преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига - чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой всё ещё преобладают небелоруссы».
Памятник букве У-краткое в белорусском городе Полоцке. В русском и украинском языках её нет.
После окончания Гражданской войны власть тов. Сталина в завоёванной большевиками стране укреплялась, но шансы стать вождём мировой революции таяли год от года. Да и перспектива стать главной жертвой мировой контрреволюции вырисовывалась всё явственнее. Развитие событий в таком направлении не могло не оказать угнетающее воздействие на тов. Сталина, а натура у него была тонкая и даже боязливая. Он ведь и на самолёте решился полететь всего-то один раз, когда направлялся на встречу с союзниками в Тегеране в 1943 году. Но и тогда большую часть пути он преодолел в бронированном вагоне спец. поезда с усиленной охраной. Доехав до Баку, ему пришлось пересесть на самолёт под управлением пилота № 1 Виктора Грачёва, специализировавшегося на перевозках высокопоставленных партийных функционеров и военных.
Тёмные силы мировой реакции вынуждали пламенного интернационалиста тов. Сталина идти на уступки «великорусскому шовинизму» - оттого и появились в Стране Советов кинофильмы, прославляющие махровых эксплуататоров: «Александр Невский», «Иван Грозный». Вернули в репертуары советских оперных театров даже оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя» поменяв название на «Иван Сусанин», и переписав либретто, в котором не нашлось места Богу и царю.
Немало нынче любителей покадить тов. Сталину за то, что нам так и не показали «последнего попа», за то что нам не пришлось забыть отечественную историю и «морализирующую блевотину» Достоевского *, но почему-то никому в голову не приходит заодно уж поставить свечку Гитлеру, Муссолини и Франко. Но разве это справедливо? Не будь их, решился бы тов. Сталин на столь смелое, творческое переосмысление идей марксизма-ленинизма?
Об этом идеологическом подвиге тов. Сталина напоминает нам сегодня георгиевская лента. Сперва она украшала крест, потом пентаграмму, а ныне украшает всё, что патриотическая душа пожелает. Лепота!
Часть 11 >>>
* Ленин о герое романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Родионе Раскольникове: «Вот мы и приехали к сантиментам и словечкам хлюпкого интеллигента, желающего топить... революционные вопросы в морализирующей блевотине». В 1920 году Главполитпросвет Наркомпроса РСФСР по инициативе жены В.И. Ульянова(Ленина) Н.К. Крупской разослал на места инструкцию о пересмотре каталогов и изъятии из общественных библиотек "идеологически вредной и устаревшей" литературы. В 1924 году она включила в «чёрные списки» Платона, Канта, Шопенгауэра, Лескова, Достоевского, Мережковского, Лажечникова, Вс. Соловьева, Полевого, Скотта, Купера, Дюма-отца, басни Крылова и Лафонтена. Подлежала изъятию многотомная "История государства Российского" Карамзина. Изымались труды педагога Ушинского. Особенно сильно пострадали детские библиотеки. По приказу Крупской из них были изъяты даже народные сказки и «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова. В «чёрные списки» попали 97 детских писателей, в том числе Корней Чуковский ("В Гублите мне сказали, что Муха есть переодетая принцесса, а Комар - переодетый принц! Этак можно сказать, что Крокодил - переодетый Чемберлен, а Мойдодыр - переодетый Милюков. Кроме того, мне сказали, что Муха на картинке стоит слишком близко к Комарику и улыбается слишком кокетливо!" - жаловался Чуковский).
В свою очередь, Гитлер пресекал любые попытки оказания помощи советским военнопленным. Об одной из них поведала княжна Мария (Мисси) Васильчикова в своём "Берлинском дневнике":
«Мама всегда была ярой антикоммунисткой - что неудивительно, если принять во внимание, что двое её братьев погибли в самом начале революции. Она придерживалась этой несгибаемой позиции двадцать лет, и дело дошло до того, что даже Гитлер виделся ей в благоприятном свете, согласно принципу "враги моих врагов - мои друзья". Когда она приехала в Берлин на свадьбу Татьяны [сестры Мисси - прим. авт.] в сентябре 1941 года, она еще надеялась, что немецкое вторжение в Россию приведет к массовому народному восстанию против коммунистической системы; после чего с немцами, в свою очередь, разделается возрожденная Россия. Так как она не жила в Германии сколько-нибудь длительное время при нацистах, ее было нелегко убедить, что Гитлер - не меньший злодей, чем Сталин. Мы же с Татьяной, успевшие уже некоторое время прожить в Германии, были свидетелями гнусного сговора между Гитлером и Сталиным с целью уничтожения Польши и из первых рук знали о немецких зверствах в этой стране; поэтому у нас не было подобных иллюзий.
Но по мере того, как становилось известно о тупой жестокости германской политики на оккупированных территориях СССР и множилось количество жертв как там, так и в лагерях русских военнопленных, любовь Мама к своей стране, усугубленная её скрытой изначальной германофобией, восходящей к годам её работы медсестрой на фронтах Первой мировой войны, пересилила её прежние бескомпромиссные антисоветские чувства, и она решила принять посильное участие в облегчении страданий её соотечественников, и прежде всего русских военнопленных.
С помощью друзей она связалась с соответствующими учреждениями германского Верховного командования; она также установила контакт с Международным Красным Крестом в Женеве через представителя этой организации в Берлине д-ра Марти. В отличие от дореволюционной России, Советское правительство отказалось от предложенной помощи Международного Красного Креста. Это означало, что русские пленные, будучи в глазах своего правительства изменниками родины, предоставлялись собственной судьбе - в большинстве случаев голодной смерти.
Мама обратилась и к своей тётушке, а моей крёстной, графине Софье Владимировне Паниной, которая работала в Толстовском Фонде в Нью-Йорке. Кроме того, она втянула в эту деятельность двоих всемирно известных американских авиаконструкторов русского происхождения: Сикорского и Северского, а также русские православные церкви Северной и Южной Америки. Вскоре была создана специальная организация для помощи пленным, которой удалось собрать столько продуктов, одеял, одежды, лекарств и т. п., что для перевозки этого груза понадобилось несколько кораблей. К тому времени США вступили в войну, так что всё это пришлось закупать в нейтральной Аргентине. Суда уже готовы были выйти в долгий рейс через кишащую немецкими подлодками Атлантику, как вдруг вся операция чуть было не сорвалась: дарители поставили одно лишь условие, а именно: чтобы распределение помощи в лагерях проводилось под надзором Международного Красного Креста. Германские военные власти дали на это согласие. Оставалось последнее: получить личное разрешение Гитлера. Когда Мама в очередной раз навестила своего знакомого в Верховном командовании армии, он повел её в близлежащий парк Тиргартен и там, вдали от любопытствующих ушей, сказал: «Мне стыдно в этом сознаться, но Фюрер сказал: "Нет! Никогда!" Однако Мама не сдалась: "Хорошо, тогда я напишу маршалу Маннергейму. Он-то не скажет "Нет!" Что она незамедлительно и сделала. Барон Маннергейм, освободивший Финляндию от красных в 1918 г. и командовавший ныне финской армией, в прошлом был российским офицером-кавалергардом и хорошо знал нашу семью. Благодаря его влиянию, финские войска (в отличие от германских) всегда воевали с Советами благородно; со взятыми ими пленными обращались в строгом соответствии с Женевской конвенцией, и в результате большинство их выжило. Почти сразу же Мама получила от Маннергейма сочувственный ответ, и суда с грузом помощи направились в Швецию, откуда груз был быстро доставлен, под наблюдением Международного Красного Креста, военнопленным финских лагерей».
С осени 1942 года положение советских военнопленных стало понемногу улучшаться, поскольку германское руководство заинтересовалось ими как рабочей силой. Ещё одним толчком к более гуманному обращению с пленными послужило для нацистов поражение в Сталинградской битве, по итогам которой в советском плену оказалось ещё около 100 тыс. военнослужащих Германии и её союзников (Гитлер назвал этих людей героями). Да и желающих сдаться в плен резко поубавилось - за год войны звериный оскал нацизма проявился со всей очевидностью. Один из бойцов 2-й ударной армии, прорывавшийся из окружения по насквозь простреливаемому немцами «коридору» шириной в 300 метров, вспоминал: «Стена огня, вой и рёв, удушливая вонь горящего человеческого мяса <…> Все мы считали, что лучше погибнуть в огне, чем попасть в плен».
В последнее время народные «правдолюбцы» непонятно какого народа «доказали», что в трагедии советских военнопленных виноваты исключительно Гитлер и нацисты, а Сталин и его клика тут ну совершенно непричём. Попытаемся досконально разобраться в этой дискуссионной теме.
Итак, СССР заявил о готовности соблюдать только Гаагскую конвенцию 1907 г., но не принял на себя обязательства соблюдать Женевскую конвенцию 1929 г., тем самым дав Гитлеру юридическую зацепку для оправдания людоедских действий в отношении советских военнопленных. Такая позиция советского руководства вызывает, по меньшей мере, три вопроса:
1) Если СССР отказался от одной из конвенций, то почему не отказался от обоих?
2) В чём принципиальная разница между Гаагской и Женевской конвенциями в части обязательств по условиям содержания людей, оказавшихся в плену?
3) Почему СССР отказался присоединиться к Женевской конвенции?
На первый вопрос напрашивается довольно простой ответ - Советам необходимо было как-то обозначить свою приверженность общепринятым гуманитарным нормам, чтобы не показаться в глазах всего мира кончеными извергами.
Ответ на второй вопрос следует искать в текстах обоих конвенций.
В приложении к Гаагской конвенции, озаглавленной «Положение о законах и обычаях сухопутной войны», в отделе I «О законах и обычаях сухопутной войны», главе II «О военнопленных», статье 7 так определяются условия содержания людей, находящихся в плену: «Содержание военнопленных возлагается на правительство, во власти которого они находятся. Если между воюющими не заключено особого соглашения, то военнопленные пользуются такой же пищей, помещением и одеждой, как войска правительства, взявшего их в плен».
Очевидно, что эта лаконичная формулировка, без какой-либо конкретики даёт повод для произвольных толкований и предлогов для уклонения от соблюдения конвенции - в самом деле, какими же пищей, помещением и одеждой могли пользоваться германские войска в Сталинградском котле или бойцы 2-й ударной армии в болотах под Любанью?
А вот в Женевской конвенции уже прописана конкретика: «Военнопленные помещаются в строениях или бараках, представляющих всевозможные гарантии гигиены и здоровья. Помещения должны быть вполне защищены от сырости, в достаточной степени отоплены и освещены. Должны быть приняты меры предосторожности против пожара» (Статья 10), и так далее.
Наивно было бы полагать, чтобы большевики позволили связать себе руки какими бы то ни было обязательствами по отношению к «нерабочим элементам». По умолчанию роль «масс» сводилась к тому, чтобы под руководством ленинской партии выполнять функцию безотказного расходного материала, как на стройках коммунизма, так и на войне.
Но адвокатам дьявола приходится постоянно пребывать в поиске оправданий для своего клиента. Вот и в деле о трагедии советских военнопленных они как будто бы нашли юридическую отмазку для тов. Сталина. 82-я статья раздела VIII Женевской конвенции («О выполнении конвенции») гласит: «Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах. Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших». То есть, согласно тексту данной статьи, Гитлер был обязан соблюдать конвенцию безусловно, независимо от того соблюдает ли её противник или нет, только лишь на том основании, что Германия присоединилась к конвенции. Стало быть, решение Сталина не присоединяться к конвенции никак не могло повлиять на отказ Германии от принятых на себя обязательств.
Но Гитлер считал по-другому и у него были на то юридические основания. Всё дело в том, что процитированный текст 82-статьи является переводом на русский язык, и переводом неточным. Вот как выглядит эта статья на английском языке: «The provisions of the present Convention shall be respected by the High Contracting Parties in all circumstances. In time of war if one of the belligerents is not a party to the Convention, its provisions shall, nevertheless, remain binding as between the belligerents who are parties thereto». И более точный перевод: «Положения настоящей Конвенции должны соблюдаться Высокими Договаривающимися Сторонами при всех обстоятельствах. Во время войны, если одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, положения таковой, тем не менее, остаются обязательными между теми воюющими сторонами, которые присоединились к ней». К примеру, в войне участвуют несколько стран, разделённых на два лагеря: Германия, Италия и пр. с одной стороны, и Великобритания, СССР и пр. с другой стороны. Первые три из четырёх поименованных стран присоединились к конвенции, а СССР нет. Это означает, что неучастие СССР в конвенции не освобождает подписантов от её соблюдения в военных действиях между собой, то есть между Германией и Великобританией, а также между Италией и Великобританией, а вот Германия и Италия в отношении СССР имеют полное право конвенцию не соблюдать.
Закругляя солдатско-фронтовую тему, не могу обойти вниманием одного современного соучастника злостного навета, потому как персонаж этот, судя по его высказываниям, явно внутренне созрел для почётного звания совести нации. Мифологист в законе, культурненький наш Володенька свет Мединский не первый год не даёт скучать любителям отечественной истории. Мысль его весома, как приговор: люди, которые выступают против легенды о подвиге 28 панфиловцев - "мрази конченые, потому что это святая легенда, к которой просто нельзя прикасаться <…> Их подвиг, он символичен. И он находится в той же череде подвигов как 300 спартанцев, он из этой же серии». Меня, одного из таких «мразей», утешает лишь то обстоятельство, что я оказался в одной компании с фронтовиками, которые «прикасались» к легенде. Если же сюда присовокупить мою уверенность в том, что во время Ленинградской блокады для Смольного действительно выпекались ром-бабы и прочие вкусняшки, то для Володечки и его культурной братвы такие как я, вероятно, заслуживают быть замоченными в сортире.
Вот хотелось бы понять, почему так вцепились то в эту легенду? Неужели мало реальных подвигов, совершённых во время Великой Отечественной войны? Взять, к примеру, подвиг экипажа танка КВ-1 под командованием ст. лейтенанта Зиновия Колобанова - не достаточно геройский героизм что ли? А может быть, дело в том, что в нашей сказочной стране подвиги бывают не только во имя, но и о чём?
О чём панфиловская легенда? В 1941-м она была о том, что после нескончаемых разгромов и отступлений кто-то смог, не смотря ни на что, не отступить и остановить врага. И тогда она действительно была святой, поднимая воинский дух защитников Москвы. А в наше время она стала о том, почему немцы не вошли в Москву в октябре 1941 г., когда совактив в панике драпал из города. Рационального объяснения этому факту нет. Надо признавать, что произошло самое натуральное чудо. Но как же его признать? - Это ж вопиюще антинаучно, это же, в конце концов, не наш метод, дорогие товарищи! А раз не было никакого оборонительного вала на окраинах Москвы, который только и мог сдержать победоносный Вермахт, стало быть, немцев остановили былинные чудо-богатыри в лице 28 панфиловцев. И хотя реальные бои 316-й стрелковой дивизии, которые легли в основу легенды, происходили на месяц позже принятия Постановления ГКО № 801сс от 15.10.41 об эвакуации столицы СССР, в массовом сознании спасение Москвы ассоциируется с 28 панфиловцами. Выходит, одно чудо объясняем другим чудом, но ещё менее вероятным. Прям как в песне: «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Но нам лучше пусть будет не то сказка, не то быль, а то, мало ли что, про вмешательство высших сил начнём думать, а там и до молитв дойдёт дело, до угодников Божиих, прп. Серафима Вырицкого, за победы русского оружия на камне молившегося…
Однако нашим сказочникам следовало бы знать, что чудеса на войне, хоть и редко, но случаются. Одно из них так прямым текстом и называется - «Чудо на Висле». В сентябре 1941 г. под Ленинградом также произошло труднообъяснимое. Продвигаясь к Ленинграду, немцы за месяц преодолели Лужский рубеж, за полмесяца смяли Красногвардейский укрепрайон - последнее серьёзное препятствие на пути к цели и остановились, отказавшись от штурма и приступив к осаде города. Это произошло потому что Гитлер приказал отвести на Москву основную ударную силу группы армий "Север" - 4-ю танковую группу (22 дивизии) и половину всей боевой авиации. А через год Гитлер отдаст приказ перебросить войска уже под Ленинград из Крыма для осуществления запоздалого штурма города, сорванного Синявинской операцией Красной Армии.
Фантастическая легенда о 28 панфиловцах (легенда о 300 спартанцах более правдоподобна - они хотя бы в ущелье сражались, их нельзя было обойти с флангов) в наши дни востребована, поскольку она затыкает дыру в мифе о советской исключительности, согласно которому победить нацистов был способен только советский народ, под руководством советского государства, и только потому, что они советские. Поэтому просоветским патриотам нельзя допустить мысли о том, что какие бы то ни было внешние и «несоветские» факторы, такие как затмение разума и паралич воли у нацистов в решающие моменты, помощь союзников, вклад в победу нелояльной к большевистскому режиму части населения, смогли существенно повлиять на ход войны и нарушить советскую монополию на победу. И поскольку история о 28 панфиловцах является давно опровергнутым вымыслом, то единственно возможным способом её утверждения в массовом сознании является сакрализация как средство манипуляции, отключающей разум (а сон разума, как известно, рождает чудовищ). И тогда тот, кто позволит себе говорить правду по данному историческому эпизоду (а также и по многим другим), должен вызывать у «морального большинства» припадок «праведной» ненависти и быть подвергнут, по меньшей мере, бешеному шельмованию. Собственно, это и есть не что иное, как победобесие, прикрывающееся дымовой завесой патриотической истерики. А без победобесия неосоветский шовинизм не жилец. Собственно, костылей-то у него всего два: Победа и Гагарин. Социальные же «достижения» советского строя выглядят как-то бледно на фоне дважды отскочившей от Страны Советов Финляндии, признанной самой счастливой страной в мире.
В очерке «Гвардейцы Панфилова в боях за Москву», опубликованном в газете «Красная звезда» 26 ноября 1941 года фронтовой корреспондент В.И. Коротеев утверждал, что 16 ноября 1941 г. 28 пехотинцев уничтожили 18 немецких танков, и все до единого пали на поле боя. А тремя месяцами ранее, 20 августа, под Ленинградом, неподалёку от Гатчины, у посёлка Войсковицы 5 танкистов под командованием старшего лейтенанта Зиновия Григорьевича Колобанова подбили 22 немецких танка, и все остались живы. Немецкие танкисты не были пьяными - после боя на танке КВ-1 Колобанова насчитали свыше сотни следов от попаданий снарядов.
Танк КВ-1. Фото: https://worldoftanks.ru/ru/news/remember-everything/kv-1/
В 1941 г. в танковых войсках Вермахта аналога КВ-1 не было, его лобовую броню не пробивали снаряды любого немецкого танка. Впечатляет и количественное превосходство советских бронетанковых сил - соотношение танков и самоходок СССР и Германии с союзниками к 22.06.1941г. составляло 3.6:1.
Так о чём же свидетельствует бой экипажа Колобанова? - О том, что произошёл он почему-то под Ленинградом, а не где-то по дороге на Берлин. О том, что советская бронетанковая армада вместо того, чтобы пройтись катком по Вермахту, докатилась до стен Ленинграда и Москвы.
Танковый бой у Войсковиц не стал «святой легендой» в 1941 г. Да никакой легендой он тогда не стал. После стабилизации положения под Войсковицами командир 1-го батальона тяжёлых танков, 1-й танковой дивизии И.Б. Шпиллер привёз к месту боя фронтового кинооператора, который запечатлел панораму горящей колонны, однако отснятые кадры где-то затерялись.
Экипаж КВ-1 Колобанова, август 1941. Слева направо в первом ряду: Н. Никифоров, З. Колобанов, А. Усов. Вверху: П. Кисельков, Н. Родников
Все члены экипажа КВ-1 Колобанова были представлены к званию Героя Советского Союза. Представления подписали боевые офицеры, непосредственные начальники Колобанова: командир 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии Д.Д. Погодин и сам командир дивизии Герой Советского Союза генерал В.И. Баранов. И здесь всё предельно ясно - если за такой бой не давать Героя, то за что же тогда давать?
Однако в штабе Ленинградского фронта посчитали иначе - награда Колобанову была кем-то снижена до ордена Красного Знамени, а командиру орудия старшему сержанту Усову до ордена Ленина. На счёт того, почему это произошло, есть две версии. Во-первых, надо учитывать то обстоятельство, что в Красной Армии мнение боевых офицеров по вопросу о том, кого считать героем, а кого нет, было вторично по отношению к мнению на этот счёт сотрудников особых отделов. А эти товарищи в обязательном порядке знакомились с личными делами представленных к государственным наградам солдат и офицеров. В личном деле Колобанова будто бы имелось тёмное пятно - по окончании Зимней войны, в день подписания перемирия он принимал участие в братании с финнами. Согласно второй версии, в первые месяцы войны, отмеченные катастрофическими поражениями и отступлениями, звание Героя давали неохотно. И надо признать, что в этом была своя логика - как же так, воины сражаются, совершают подвиги, армия вооружена до зубов, в бой её ведёт товарищ Сталин, и первый маршал Семён Михайлович Будённый по-прежнему на коне, и даже усы его на месте, но при всём при том советские войска почему-то стремительно отступают.
Братание финских и советских солдат через несколько часов после окончания Зимней войны. 13.03.1940. Кухмо.
Вопрос о присвоении Колобанову высшей награды России - Героя Российской Федерации (посмертно) - неоднократно и безрезультатно поднимался, в том числе и различными ветеранскими организациями. Наконец, в июне 2011 года с просьбой содействовать присвоению подполковнику З.Г. Колобанову звания Героя обратилось Законодательное собрание Санкт-Петербурга. 15 июля 2011 года начальник Главного управления кадров Министерства обороны генерал-полковник В.П. Горемыкин отказал в присвоении Зиновию Колобанову звания Героя России с изумительной формулировкой: «В настоящее время подвергать сомнению и пересматривать решение о награждении З.Г. Колобанова, а также определить мотивы, которыми руководствовалось вышестоящее командование при изменении вида награды офицеру, не представляется возможным». Вот так нынешние «силовики» откровенно расписались в том, что являются духовными наследниками сталинских вертухаев, но не подлинных защитников Родины, отстоявших её на полях сражений.
Семья Колобановых
Хотелось бы поинтересоваться у борцунов с «мразями кончеными»: вот, у вас на глазах, цинично вытерли ноги о последних оставшихся в живых ветеранов, наплевали на память героев Великой Отечественной войны - и где же ваш праведный гнев и лютая потребность в святости? Докажите что вы на самом деле патриоты, и что победобесие - это не про вас. Может, вам лучше было собирать деньги не на кино про 28 панфиловцев, а на материальную помощь товарищу Горемыкину, которая скомпенсировала бы генерал-полковнику недостаток совести? Но, может быть, касательно совести тов. Горемыкина я ошибаюсь, просто «мотивы, которыми руководствовалось вышестоящее командование» - это для него святое, к которому нельзя прикасаться? Ну что ж, давайте коснёмся темы мотивов самого высокого советского командования.
3 июля 1941 г. тов. Сталин обратился к народу по радио. А с 22 июня по 3 июля страна ничего не знала о своём вожде. Для народа он с 22 июня словно в воду канул. Впрочем, не только для народа. Советский посол в Лондоне Иван Михайлович Майский вспоминал: "Наступил второй, потом третий, потом четвёртый день войны. Москва продолжала молчать. Ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни. Послы заграницей в столь критический момент не получали никаких директив из центра".
Вечером в понедельник 30 июня члены Политбюро поехали к Сталину на ближнюю дачу. Хозяин встретил их неприветливо: «Зачем пришли?» - спросил он соратников. Молотов от имени Политбюро сказал о том, что нужно сконцентрировать власть, нужно создать Государственный комитет обороны (ГКО).
Мы, наверное, до конца никогда не узнаём, что произошло в Кунцево в ту ночь. Сам Сталин называл её самой для него тяжёлой и памятной. После неё он вновь появился на политической сцене, выступив перед народом 3 июля.
Современница событий, Елена Кузьмина, вспоминала: «Речь Сталина по радио: "Братья и сестры…". Мы привыкли к волевому голосу этого человека. И вдруг немного старческий, чуть дрожащий голос обращался к нам не то с просьбой, не то за помощью».
Сталинисты давно уже «доказали» (кто бы сомневался), что Сталин с 22.06 по 03.07.1941 г. находился на рабочем месте. Доказательством для них служит журнал посещений приёмной Сталина. Действительно, в указанный период времени в приёмной не было зарегистрировано посетителей лишь три дня: 29, 30 июня и 1 июля (воскресенье, понедельник, вторник). Впрочем, и посещения самого Сталина своего кабинета с 22.06 по 02.07 также не зафиксированы, потому как оные не регистрировались вообще никогда - таков был порядок. С конца 1930-х годов когда Сталин уезжал в отпуск запись в журнале не прекращалась. Прием вел Молотов или Каганович.
Приёмная Сталина была местом проведения заседаний Политбюро и была оборудована для проведения совещаний. В ней стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол со множеством стульев по обе стороны. У дальней стены стоял старинный дубовый стол самого Сталина, а рядом с ним самое главное - столик с большим количеством телефонных аппаратов правительственной связи.
Попытаемся проанализировать версию сталинистов, согласно которой в его кабинет приходили посетители только тогда, когда Сталин там находился, а в его отсутствие туда никто заходить не мог. Для этого представим себе, что Сталин, явившись на рабочее место после продолжительного отсутствия, узнаёт о том, что один из его подчинённых (Молотов, Маленков, Каганович, Берия…) собирает совещания высшего руководства в своём кабинете - да это же попытка гос. переворота! Зная параноидальную подозрительность Хозяина, ни один из приближённых Сталина никогда бы не решился собирать руководство страны у себя. Но даже если бы кто-то и решился (Молотов, к примеру), то как бы на это посмотрели остальные - уж не слишком ли много на себя взял дорогой товарищ? Но ведь совещаться-то всё равно надо было - не важно, в присутствии Сталина, или без него - слишком большая угроза нависла как над страной, так и над судьбой каждого из них. А учитывая вышеизложенное, что-то не верится, что они, в отсутствие Сталина, должны были совещаться где-то ещё кроме его приёмной.
3 июля первые посетители приёмной в количестве 6 человек (Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия, Микоян, Каганович) зашли поздно вечером, в 21-00. Ровно в полночь в приёмную прибыл вызванный Сталиным командир 212-го полка Дальней бомбардировочной авиации А.Е. Голованов. Вот как он излагает содержание своего разговора со Сталиным:
«- Ну, как у вас дела? - спросил Сталин, здороваясь.
Я кратко доложил обстановку и что за это время сделал полк.
- Вот что, - сказал Сталин, - мы плохо ориентированы о положении дел на фронте. Не знаем даже точно, где наши войска и их штабы, не знаем, где враг. У вас наиболее опытный летный состав. Нам нужны правдивые данные. Займитесь разведкой. Это будет ваша главная задача. Все, что узнаете, немедленно передайте нам. Что вам для этого нужно?
- Прикрытие, товарищ Сталин, - ответил я...
- На многое не рассчитывайте. Чем можем - поможем. Рассчитывайте больше на свои силы и возможности. Видите, что делается!»
Давайте вдумаемся в ситуацию, каковой она предстаёт по версии сталинистов. Итак, страна уже 10 дней переживает вторжение армии, ранее совершившей 4(!) блицкрига. Всё это время глава страны как бы работает, стало быть, кем-то и чем-то руководит, причём руководит вслепую, не зная, что происходит. Затем он устраивает себе уик-энд с двухдневным продолжением, и уже по его окончании пытается что-то предпринять, чтобы получить хоть какую-то информацию о положении дел на фронтах, да ещё и столь неординарным способом - при помощи дальних бомбардировщиков. По меньшей мере, странно всё это выглядит, поэтому утверждение о том, что наличие посетителей в сталинской приёмной доказывает присутствие в ней самого Хозяина, не представляется убедительным.
Кроме того, о том, что с начала войны до конца июня Сталина не было в Кремле свидетельствует адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов:
«первые заседания Ставки Главного Командования Вооружённых сил в июне проходили без Сталина. Председательство наркома обороны СССР маршала С. К. Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки мне пришлось присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить: нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены Ставки тоже. Функции каждого были неясны - положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в её состав, совсем и не собирались подчиняться наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчёта о его действиях. С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах…»
22 июня Сталин наотрез отказался выступить с заявлением по случаю начала войны с Германией (в тот день эту миссию пришлось взять на себя Молотову). И когда он, наконец, решился обратиться к народу, ему уже пришлось оправдываться по поводу первых актов разворачивавшейся военной катастрофы и успокаивать население заверениями в том, что «наши войска героически сражаются с врагом», «наши силы неисчислимы», и что заграница нам поможет - Великобритания и США готовы «оказать помощь нашей стране». А в остальном его речь, как обычно, представляла собой упражнение в пропагандистском словоблудии, местами доходящего до откровенного вранья и бреда: «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты». А пассаж про врага, который «ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма» - просто изумителен. Незабвенный Ильич как-то заметил, что декабристы были «бесконечно далеки от народа», но тов. Сталину удалось продвинуться ещё дальше в этом направлении. Он не понимал, что жупелом царизма уместно было размахивать до коллективизации, когда крестьяне, составлявшие большинство населения страны, опасались перспективы возврата законным владельцам захваченных ими земель. А после установления ВКП(б) (Второго Крепостного Права большевиков) пугать их царизмом и помещиками было просто глупо.
Через три месяца, в конце сентября 1941г. на московском совещании представителей СССР, США и Великобритании Сталин будет вынужден признать: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за Советскую власть… Может быть, будет сражаться за Россию». А в 1921 г., когда до поры до времени сражаться было не с кем, большой «друг» русского народа И. Джугашвили заявил на X съезде РКП(б): «…я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от, русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской нации. А недавно ещё говорилось, что украинская республика и украинская нация - выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие её культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор ещё преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига - чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой всё ещё преобладают небелоруссы».
Памятник букве У-краткое в белорусском городе Полоцке. В русском и украинском языках её нет.
После окончания Гражданской войны власть тов. Сталина в завоёванной большевиками стране укреплялась, но шансы стать вождём мировой революции таяли год от года. Да и перспектива стать главной жертвой мировой контрреволюции вырисовывалась всё явственнее. Развитие событий в таком направлении не могло не оказать угнетающее воздействие на тов. Сталина, а натура у него была тонкая и даже боязливая. Он ведь и на самолёте решился полететь всего-то один раз, когда направлялся на встречу с союзниками в Тегеране в 1943 году. Но и тогда большую часть пути он преодолел в бронированном вагоне спец. поезда с усиленной охраной. Доехав до Баку, ему пришлось пересесть на самолёт под управлением пилота № 1 Виктора Грачёва, специализировавшегося на перевозках высокопоставленных партийных функционеров и военных.
Тёмные силы мировой реакции вынуждали пламенного интернационалиста тов. Сталина идти на уступки «великорусскому шовинизму» - оттого и появились в Стране Советов кинофильмы, прославляющие махровых эксплуататоров: «Александр Невский», «Иван Грозный». Вернули в репертуары советских оперных театров даже оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя» поменяв название на «Иван Сусанин», и переписав либретто, в котором не нашлось места Богу и царю.
Немало нынче любителей покадить тов. Сталину за то, что нам так и не показали «последнего попа», за то что нам не пришлось забыть отечественную историю и «морализирующую блевотину» Достоевского *, но почему-то никому в голову не приходит заодно уж поставить свечку Гитлеру, Муссолини и Франко. Но разве это справедливо? Не будь их, решился бы тов. Сталин на столь смелое, творческое переосмысление идей марксизма-ленинизма?
Об этом идеологическом подвиге тов. Сталина напоминает нам сегодня георгиевская лента. Сперва она украшала крест, потом пентаграмму, а ныне украшает всё, что патриотическая душа пожелает. Лепота!
Часть 11 >>>
* Ленин о герое романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Родионе Раскольникове: «Вот мы и приехали к сантиментам и словечкам хлюпкого интеллигента, желающего топить... революционные вопросы в морализирующей блевотине». В 1920 году Главполитпросвет Наркомпроса РСФСР по инициативе жены В.И. Ульянова(Ленина) Н.К. Крупской разослал на места инструкцию о пересмотре каталогов и изъятии из общественных библиотек "идеологически вредной и устаревшей" литературы. В 1924 году она включила в «чёрные списки» Платона, Канта, Шопенгауэра, Лескова, Достоевского, Мережковского, Лажечникова, Вс. Соловьева, Полевого, Скотта, Купера, Дюма-отца, басни Крылова и Лафонтена. Подлежала изъятию многотомная "История государства Российского" Карамзина. Изымались труды педагога Ушинского. Особенно сильно пострадали детские библиотеки. По приказу Крупской из них были изъяты даже народные сказки и «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова. В «чёрные списки» попали 97 детских писателей, в том числе Корней Чуковский ("В Гублите мне сказали, что Муха есть переодетая принцесса, а Комар - переодетый принц! Этак можно сказать, что Крокодил - переодетый Чемберлен, а Мойдодыр - переодетый Милюков. Кроме того, мне сказали, что Муха на картинке стоит слишком близко к Комарику и улыбается слишком кокетливо!" - жаловался Чуковский).