Г.Г. Титов. Обрывки прошлого (Воспоминания учащегося). Часть 7
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Высидка в "арестном" привела меня всё же к твёрдому решению куда-нибудь как-нибудь "испарится" из Екатеринбурга.
Как-то по лету устроилось дело с А. Солодниковым, и я перебрался в Кочкарь (золотыя прииска под Челябинском). Поселился нелегальным у Солодникова. Пробую устроится на работу. Приводятся в движение В.А. Доминов (сочувст.С-Д), И.П. Тарасов, В. Пономарёв (Эссэры) - крупные имена на золотых приисках. Но публика, видимо: Доменов опасается, Тарасов - принципиально против "эсдек". [71]
Всё же полулегально устроился помощником библиотекаря в "Народном Доме" на приисках.
Знакомлюсь с библиотекой. Вижу - явное преимущество даётся "эссеровщине".
Очередное собрание "о-ва Народного Дома". Принимаю все меры агитации за то, чтоб очередную ассигновку издержать на марксистскую Эсдековскую литературу. Усилиями В. Доменова, А. Соловьёва, некоторых рабочих - провели. Но работать в библиотеке мне уж за это не пришлось.
Полулегальным с кличкой "товарищ Жорж" перебрался на глухой в лесу Михайловский Химический завод (прииск) к А.М.Соловьёву.
Завязались связи с рабочими. Пошла на лад "кружковая работа". Однако скоро моя полулегальность, кличка "Товарищ Жорж", конечно, быстро привлекли внимание полиции. Мне пришлось разставаться с "кумысом", гостеприимной семьёй А.М. Соловьёва.
Братве (Хлебникову, Соловьёву, Доменову) понадобился "свой человек" - управляющий для постройки собственного Химического Цианистого завода далеко на севере Урала - с. Караул в 55 верстах под Верхотурьем.
Это мне подвернулось как нельзя кстати, и я удрал на Север Урала. Дела там у меня клеились не важно. В сентябре меня сменил такой же полулегальный знакомый по "Екатеринбургской кружковщине" - Э.А. Светлосанов.
Вернулся в Екатеринбург. Тут долго засидется нельзя было. Провалы, обыски, "слежка" - всё было как никогда.
Навестил Шайтанку, родителей. Опять мысль об училище, "дипломе". Вернулся в город, в училище к знаменитому П.И. Паутову.
- Как быть? Как можно "окончить" училище"?
Ласково-противный, торжествующий совет:
- Необходимо, господин мой, подать прошение на "Высочайшее Имя".
Даже, подлец, "прошение" то (примерно) сам написал, вручил мне.
Вышел. Читаю: "припадая к стопам", "Всемилостивейший" и т.д. Сплошной набор унизительнейших для человеческого достоинства выражений, слов, разскаяний, обещаний служить "Верой правдой". [72]
Краска бросилась в лицо. В глазах потемнело. В мелкие клочья разорвал гнусную "форму прошения на "Высочайшее Имя".
- Ловко отомстил "Петруша", - думаю, - за свои "балки, балки" в 1905 году. Лучше сдохну, но без "диплома", без "прошения".
Кой какая партийная братия попала на глаза.
Зима настала. Опять за подпольную работу под кличкой "Жорж" послали в Тагил. Там меньшевики: А.Н. Губин, С.П. Горшков, Проскурняков - "холодненько" приняли.
Скоро связался с рабочими - устроился у грузчика … на Выйской стороне. Через него давай пытать проникнуть в Солдатские (тут же где-то близко) казармы. Не удалось.
Зато просто и тесно связался с "Гальянкой". Там работал с "Техникой" тов. "СИБИРЯК" (не то сын, пасынок какого-то Сибирского золотопромышленника). С парнем сошлись. Несколько раз побывал у него "на Гальянке". Парень как организатор, боевик ладный, но мало политически развит. Явно большевик. Давай в первую голову его самого накачивать по вопросам программы, тактики партии.
Уговорились: я написать, а он набрать, отпечатать "коментарии" к программе Р.С.-Д.Р.П.(б)
Написал. Прочел часть Горшкову. Вижу - не нравится парню, но возражает слабо. Отдал "Сибиряку" в набор.
Не знаю, "набраны ли" были "коментарии", ибо по какому-то поводу (чуть ли не арест Думской фракции С-Д. или разгон Думы) мне было поручено организовать однодневную забастовку в Кушве, куда я и выехал.
Остановился после "явки" у четверых слесарей Паровозного Депо Новой (Богословской) железной дороги. [73] Ребята молодец к молодцу. Жили коммуной. Сестра одного заправляла хозяйством.
Устроили несколько собраний, агитнули. Забастовка в депо "на мази".
Весть о "Жорже" дошла [до] В-Туринского завода. Рабочие просят приехать "агитатора" провести собрание.
Еду. Явка у знакомого по училищу техника - А.П.Кузнецова. Моё нелегальное имя раскрыто. Провожу собрание - обратно в Кушву вечерним поездом.
Кушвинская братва встречает на новой станции чуть ли "Гороблагодатская". Ребята сообщают печальную новость: коммунаров арестовали за "забастовку", был обыск, сидит "засада".
Повезли на "явку" в какой-то купеческий дом. Ухо востро. Жандармы ищут "Жоржа".
На квартире коммунаров застрял мой кожанный саквояжик с литературой, бельём и пр. Как-то вечером огородами пробрался к задним воротам. Заперты.
Слышу - к "корове" вышла сестра арестованных коммунаров. Тихонько окликаю. Узнаёт. Испуганно шепчет:
- Уходите у нас засада подкарауливают.
Обратно - тягу на квартиру. Денька три "высиделся", пообождал. Братва свезла под видом купеческого сынка в моржёвой "полудошке" на ст. Кушва. Взял билет ІІ-го класса в Екатеринбург. На ходу перешёл в другой вагон, а в Тагиле вышел.
Там тоже дело дрянь - рыскают, ищут. Спустя несколько, ночью в телячьем вагоне "Максима" удрал в Екатеринбург.
Потом слышно было, что арестованных товарищей отправили в Николаевское Исправительное Отделение, где их за геройское поведение подвергли зверскому избиению. Один товарищ умер, говорили, от побоев.
Без"имянные революционеры - СЛАВА ВАМ, ГЕРОЯМ.
Из Екатеринбурга же надо было удирать. Куда? [74]
1908 ГОД
Случай представился. Репетитором в Катав-Ивановский завод к Пухлякову и Белобородову.
Братве нужно было весной 908 года поступить во вновь открывавшееся Златоустовское Ремесленное Училище. Давать уроки за 4-5 классов приблизительно реального училища. Сговорился через кого-то из "кончивших уральцев".
Приехал, познакомился. Ребята рослые, на возрасте. Началась учёба и натаскивание их осторожно "политикой". Свели с эссэром - учителем Д. Хорошаевым. Пошла опять "цапатня" с ним.
Оказался недурным репетитором. Навязали ещё ученицу В. Киселёву - маленькая девочка лет 10-11. Репетировать в Уфимскую гимназию в I или ІІ-й класс.
Занялся одновременно в "кружке любителей драматического исскуства" для возможных связей с рабочими. Кой кого нащупал, но публика с меньшевицким уклоном, с желанием работать в "легальных" организациях, направлениях.
Так проболтался до весны - мая 1908 года легально, полулегально.
Поползли слухи, разговоры, что меня ищет полиция. Попрощался с своими "учениками" и удирать в Екатеринбург. Думаю, если арестуют, то всё же в своих родных местах без всяких пересылок, "этапов".
Здесь давай нюхать вероятные причины "розысков". От ребят Уральцев узнал, что Хромцовы, другие мало знакомые члены "Союза активной борьбы с самодержавным произволом" получили на руки обвинительный акт, где фигурирует также моя фамилия. Взвесил "за" и "против" - решил "легализоваться". [75]
Пошёл в 1-полицейскую часть, где действительно меня искали для "вручения обвинительного акта". Получил об"ёмистый труд под росписку и "с миром вышел". Чуть ли не на улице мельком стал "на ходу" знакомиться с актом. Бросил.
На квартире взялся изучать об"ёмистый на 15 листах "обвинительный акт". Перечислено до 14 человек в большинстве совершенно незнакомой учащейся молодёжи или известной публики только по "наслышке", по училищу - В.Курамжин. Тут же братья Хромцовы. Длинный перечень "преступных деяний союза", выразившихся в ряде ограблений и пр. Всё дело передаётся на разсмотрение "Временного Военного Суда".
Не помню, кажется, тут же мне была вручена и повестка явиться в суд на 8-е ноября 1908 года за подписью - "Генерал Майор КАЛИН".
Стал анализировать перечень в акте своих "деяний". Тут оказалось:
1) "Принадлежность к сообществу, поставившему себе целью" и проч.
2) "Хранение, распространение" литературы и пр.
3) а "потому и на основании" … привлекаюсь по 102, 126, 132 (точно не помню) статьям Уголовного Уложения.
Впечатление, можно сказать, было: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день". Всё-таки следствие "пришило" нас к "делу" пресловутого "Союза Активной борьбы с самодержавным произволом". Дело пахло большими неприятностями.
Сунулся к тогдашней "Коллегии защитников" при Екатеринбургском Окружном Суде. Порекомендовали обратиться к адвокатам: Б. Шнейдер и Л.А. Кроненберг.
Розыскал тут же в Окружном суде Б. Шнейдер. Первые вопросы к нему: что значат мои статьи Уголовн.Улож.?
Розыскал. Тут же прочел. Оказалось - пахнет по одной части статьи "каторгой безсрочной", по другой "4 года" или "ссылка на поселение".
Спрашиваю:
- Ну, а как по обстоятельствам дела, что же можно ожидать? [76]
Мнётся.
- Да, сказать трудно. Ведь судить будет военщина, которая ни уха, ни рыла, обычно, не понимает в этих статьях.
Но бывают-де случаи, что военные суды разбираются только с очевидными виновниками, остальных просто оправдывают, не входя в глубокий анализ.
Тут же сказал о том, что мои статьи и Хромцовых более "подсудны" Казанской Судебной Палате.
- Но очень опасно, если наше дело выделят, передадут в "Палату" - там безусловно не отвертется от "наказаний" по 126 статье, т.е. минимум - "ссылка на поселение".
Вижу, парень очень дельный как адвокат. Прошу его взять на себя мою защиту.
Потом сходил к Кроненбергу. Те же "обещания", выводы. Этот определённо дал согласие.
Что же делать дальше? Ждать суда. Ждать кары.
Началась внутренняя работа: Как быть? Легализовавшись, явиться ли в суд, или теперь уже, может быть, надолго, навсегда стать нелегальным?
Замелькало много образов, много картин нелегального житья-бытья. Вечное скитание из города в город. Постоянное напряжение, вечная забота, чтоб не "провалиться", "не засыпаться". Жить кой-как, порой холодом, голодом, порой мыкаться по тюрьмам, этапам. Холод, сырость, "карцер", избиение.
Нет, это выше моих сил. Физически я слаб для этого. Сдохну быстро; "ни богу свечкой, ни чорту кочергой". Сердце явно стало пошаливать перебоями, сердцебиениями.
С другой стороны возникла мысль, что стать нелегальным по делу "Союза" - это формально как бы отойти от Р.С-Д.Р.П. Связывать же себя в той или иной мере с судьбами "Союза" - не было никаких оснований и желания. [77]
Обстоятельство же, что я до сих пор числюсь "на поруках", гуляю на свободе, окончательно привело меня к выводу: "Убираться в подполье - обождать до результатов суда".
Ещё раз посоветовался с адвокатом П.А. Кроненберг. Организации Р.С-Д.Р.П. были разбиты как никогда - посоветоваться не с кем.
Решил до Суда поехать в Шайтанку, выжидать дальнейших событий. Здесь устроился штейгером на разработках горы "Магнитки" с заработком 30 рублей в месяц.
Октябрь 1908 года. Призыв на военную службу. Тут при медицинском освидетельствовании вскрылись мои "пороки сердца", "склероз", "неврастения".
"Свободен от воинской повинности на всегда", - гласило заключение "присутствия по воинской повинности".
Получил звание в паспорт: "белобилетник".
- Бедой меньше, - думаю.
ВРЕМЕННЫЙ ВОЕННЫЙ СУД
Ноябрь.
Еду на "временный военный суд" в здании Екатеринбургcкого Окружного Суда (теперь "Дом Союзов"). Увидался с защитниками по "назначению" - Кроненберг и Шнейдер. Договорились "о поведении на суде", некоторых других деталях. В общем "поведение" должно быть по возможности "скромное", "невинных мальчиков". Успокаивает.
Накануне 7 ноября, помню, для "успокоения" пошёл в Городской театр (старый). Там шла малороссийская пьеса "Ой, не ходи, Грицу, тай на вечорницу".
На утро - "Страшное Судилище".
Большой зал Суда. Публики мало. Только "ближайшие родственники". Лица бледны. Глаза заплаканы. Больно щемятся сердца. Родственники крепятся. Украдкой смахивают предательскую слезу. [78] Что-то часто пользуются носовыми платками.
Жутко, тихо в зале. Нет-нет, только сдавленный шопот, да не как не сдерживаемые всхлипыванья изможденной пожилой женщины. Кажется, мать В. Курамжина. Её успокаивает не привычной лаской с красными глазами от слёз сестра В. Курамжина.
Скорбное движение в зале. Вводят подсудимых.
- Группа "тяжких преступников".
Гулко по залу - бряк кандалов. Человек шесть-восемь в арестанских халатах.
Вот низенький, с горящими глазами, совсем с лица мальчик - Б. Апполонов (бывш.ученик Торговой Школы).
Разсаживают на право от судебного "лобного места" в закрытой до пояса подсудимых своеобразной "трибуне". По бокам, впереди, в самой трибуне - "конвой" с шашками на голо. Другая часть - солдаты со щетиной штыков винтовок.
Мы, человек 6, менее "тяжкие" расположились на лево от суда на высокой "скамье подсудимых".
Стало жутко, тихо в зале.
Ниже под трибуной тяжких - столы защитников. Входят, выходят чистенькие с серьёзными лицами адвокатура человека 4-5.
В зале по адресу "тяжких", испуганных топотом, скорбным, боязливым несётся страшное:
- Висельники…
В зале повисла незримая, трепетная связь между подсудимыми и родственниками. Рвутся наружу неуёмные, придушенные всхлипывания родственников.
"Висельники" держатся внешне твёрдо, бодро. Иногда, тихо наклоняясь друг к другу, улыбаются. Но делано. Лица, как бледные маски, искажённые улыбками. [79]
- СУД ИДЁТ…
Невольно у кого-то в зале вырвалось сдавленное:
- АХ.
Сам "СУД" состоял: из Председателя - Генерал Майора Калина, по бокам его за столом под красным сукном - два офицера.
За короткими сторонами стола на лево от Председателя - Военный Прокурор, на право - Секретарь Суда.
В мозгу вертится:
- Шемякин суд! Шемякин суд!
Процедура суда "Столыпинского режима", "Столыпинского галстуха" началась.
Два-три дня сплошного нервного кошмара для подсудимых, родственников.
Прокурор "настаивает" на применении высшей меры наказания по каким-то, с большими номерами, статьям грозит смертью четырём-шести человекам. Статьи эти военного уложения кончаются через срочные, безсрочные каторги.
- Смертная казнь через повешение!
Ужас стоит в зале. Часть в конец измученных родных, видимо, не выдержала "пыток Суда". Не посещают зал. Плачут в истерике при входе в зал Суда.
Несколько слов о своём деле. Предположения защиты оправдались. "Военный суд" оказался "не приспособленным" к нашим статьям Угол. Уложения.
При разборе вороха наших "вещественных доказательств" - литературы - на судебном столе не оказалось экземпляров "отчётов организации Р.С-Д.Р.П."
"Суд" учиняет повторный допрос свидетелю - приставу Тимофееву.
ПРОКУРОР:
- Скажите, свидетель, Вы хорошо помните, что у Титова, Хромцова и др. во время обыска Вы взяли несколько экземпляров (того-то)? [80]
ТИМОФЕЕВ:
- Да, я отлично помню эти гектографированные экземпляры устава.
(Путает с "отчётами").
Для нас это ещё хуже. У меня аж дыханье спёрло.
- Пропадаю, - думается.
Защитник ШНЕЙДЕР:
- А скажите, свидетель, Вы положительно все материалы до одной бумажки передали следствию?
- Так точно. Всё до одной бумажки, как повелевает мой служебный долг.
Становится понятным эта словесная схватка между прокурором и защитой. Последний решающий ответ Тимофеева в нашу пользу. На сердце малость отлегло.
Заключение экспертов. В удовлетворении ходатайства "защиты Б. Апполонова".
Докладывает Суду городской (и тюремный) врач, чуть ли не Упоров. Мямлит. Поперхнувшись, констатирует что-то вроде: "паталаго-психо-спинно-мозговая неврастения", что-ли.
Прокурор потом, зло издеваясь, заявил судьям, что-де название-то болезни даже сами привычные доктора не могут выговорить. Так болезнь-де надумана, не существует. Разсматривает заключение экспертизы, как жалкую попытку помешать делу "правосудия".
Таков примерно был смысл издевательств Прокурора над экспертизой.
Длинные прения сторон. Прокурор требует высших мер наказания.
Помню эффектную фразу защитника Б. Шнейдер.
- Где же те гвозди, которыми пришиваются мои подзащитные к позорному столбу преступников?
Это намёк на "пропажу", отсутствие на судебном столе гектографированных [81] отчётов Р.С-Д.Р.П.
Суд удалился на совещание.
Возбуждённая "защита" толкует мне что-то о возможной "ломке статей", выдвигании новых статей или выделении нашего (с бр. Хромцовыми) дела, направлении дела в Казанскую Судебную Палату.
Началось ожидание приговора.
В зале суда замерло всё. Ужас, тоска, испуг каждого случайного стука.
Бегут час за часом, Кой кто не выдерживает. Уходит из зала. Там на лестничной площадке - отваживаются водой, нашатырным спиртом и т.д.
Поздно ночью, вернее, утром часа в 2-3 последнее:
- СУД ИДЁТ.
Тихо, торжественно в зале. Жутко.
Читают приговор. Длинный, мотивированный. Чувствуется нервная дрожь, лихорадка.
Ближе к концу - статьи наказания.
Три-четыре фамилии им:
- Смертная казнь через повешение!
В. Кругляшёв был уже повешенным до суда за что-то.
В зале суда кто-то сдавленно, ослабевши, измученно вскрикнул. Упал без чувств. Подхватили. Безшумно вынесли.
Дальше пошли "безсрочные, срочные каторги". Чутко, весь внимание, ловлю свою фамилию. Нет. В группе "каторжников" не значусь.
Дальше.
- Ссылка на поселение - В. Курамжин.
И здесь ни кто из нашей братвы не упомянут. Стало легче. Горячий клубок, что подкатывал к горлу, больно сдавливал сердце - откатился. [82] Стало легче. Только сухо, жарко во рту.
Наконец, наши фамилии.
- Титов Г.Г. - "К заключению в крепости на 1½ месяца".
Хромцову которому-то или обоим ещё меньше.
- Макарова (какого-то) - "Оправдать"!
Секретарь суда кончил. Председатель что-то ещё говорит "об утверждении приговора", "сроках апелляции". Не знаю, не помню.
- Окончательный приговор будет оглашён завтра в 12 часов дня.
Ещё пытка. Ещё возможные надежды для несчастных родных и подсудимых.
Дух захватило. В зале поднялся плач, выкрики, истерики, осторожный шум. И слёзы, слёзы рыдания.
"Висельники, каторжане" под усиленным конвоем поднимаются. Забрякали кандалы. Задвигались стулья, скамьи.
- Лёгкие внутри конвоя, - слова команды разстановки конвоиров.
Дико, по-животному, кто-то стонет из родных. Бьются в истерике несколько женщин. Торопятся к выходу - ещё раз взглянуть на "родного, близкого"!
Подсудимые же окаменели будто.
Глаза!
Бросились мне глаза одного из"смертников" - Б. Апполонова. Они смотрели в темноту. Уже "в вечность".
У нас родных никого не было. Редкие знакомые кой кто подошли. Поздравляют.
Чувствовалось, что чужие мы были всему этому процессу [83] "Союза Активной борьбы с самодержавным произволом".
На утро ещё пришёл в суд выслушать "окончательный приговор". Защита заявила на "аппеляцию" нескольких приговоренных.
Уехал вскоре домой в Шайтанку - успокоить свою рабочую семью. Живу спокойно. Служу. Как будто забываться уже стало всё.
Екатеринбург.Берег пруда у Окружного суда
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Высидка в "арестном" привела меня всё же к твёрдому решению куда-нибудь как-нибудь "испарится" из Екатеринбурга.
Как-то по лету устроилось дело с А. Солодниковым, и я перебрался в Кочкарь (золотыя прииска под Челябинском). Поселился нелегальным у Солодникова. Пробую устроится на работу. Приводятся в движение В.А. Доминов (сочувст.С-Д), И.П. Тарасов, В. Пономарёв (Эссэры) - крупные имена на золотых приисках. Но публика, видимо: Доменов опасается, Тарасов - принципиально против "эсдек". [71]
Всё же полулегально устроился помощником библиотекаря в "Народном Доме" на приисках.
Знакомлюсь с библиотекой. Вижу - явное преимущество даётся "эссеровщине".
Очередное собрание "о-ва Народного Дома". Принимаю все меры агитации за то, чтоб очередную ассигновку издержать на марксистскую Эсдековскую литературу. Усилиями В. Доменова, А. Соловьёва, некоторых рабочих - провели. Но работать в библиотеке мне уж за это не пришлось.
Полулегальным с кличкой "товарищ Жорж" перебрался на глухой в лесу Михайловский Химический завод (прииск) к А.М.Соловьёву.
Завязались связи с рабочими. Пошла на лад "кружковая работа". Однако скоро моя полулегальность, кличка "Товарищ Жорж", конечно, быстро привлекли внимание полиции. Мне пришлось разставаться с "кумысом", гостеприимной семьёй А.М. Соловьёва.
Братве (Хлебникову, Соловьёву, Доменову) понадобился "свой человек" - управляющий для постройки собственного Химического Цианистого завода далеко на севере Урала - с. Караул в 55 верстах под Верхотурьем.
Это мне подвернулось как нельзя кстати, и я удрал на Север Урала. Дела там у меня клеились не важно. В сентябре меня сменил такой же полулегальный знакомый по "Екатеринбургской кружковщине" - Э.А. Светлосанов.
Вернулся в Екатеринбург. Тут долго засидется нельзя было. Провалы, обыски, "слежка" - всё было как никогда.
Навестил Шайтанку, родителей. Опять мысль об училище, "дипломе". Вернулся в город, в училище к знаменитому П.И. Паутову.
- Как быть? Как можно "окончить" училище"?
Ласково-противный, торжествующий совет:
- Необходимо, господин мой, подать прошение на "Высочайшее Имя".
Даже, подлец, "прошение" то (примерно) сам написал, вручил мне.
Вышел. Читаю: "припадая к стопам", "Всемилостивейший" и т.д. Сплошной набор унизительнейших для человеческого достоинства выражений, слов, разскаяний, обещаний служить "Верой правдой". [72]
Краска бросилась в лицо. В глазах потемнело. В мелкие клочья разорвал гнусную "форму прошения на "Высочайшее Имя".
- Ловко отомстил "Петруша", - думаю, - за свои "балки, балки" в 1905 году. Лучше сдохну, но без "диплома", без "прошения".
Кой какая партийная братия попала на глаза.
Зима настала. Опять за подпольную работу под кличкой "Жорж" послали в Тагил. Там меньшевики: А.Н. Губин, С.П. Горшков, Проскурняков - "холодненько" приняли.
Скоро связался с рабочими - устроился у грузчика … на Выйской стороне. Через него давай пытать проникнуть в Солдатские (тут же где-то близко) казармы. Не удалось.
Зато просто и тесно связался с "Гальянкой". Там работал с "Техникой" тов. "СИБИРЯК" (не то сын, пасынок какого-то Сибирского золотопромышленника). С парнем сошлись. Несколько раз побывал у него "на Гальянке". Парень как организатор, боевик ладный, но мало политически развит. Явно большевик. Давай в первую голову его самого накачивать по вопросам программы, тактики партии.
Уговорились: я написать, а он набрать, отпечатать "коментарии" к программе Р.С.-Д.Р.П.(б)
Написал. Прочел часть Горшкову. Вижу - не нравится парню, но возражает слабо. Отдал "Сибиряку" в набор.
Не знаю, "набраны ли" были "коментарии", ибо по какому-то поводу (чуть ли не арест Думской фракции С-Д. или разгон Думы) мне было поручено организовать однодневную забастовку в Кушве, куда я и выехал.
Остановился после "явки" у четверых слесарей Паровозного Депо Новой (Богословской) железной дороги. [73] Ребята молодец к молодцу. Жили коммуной. Сестра одного заправляла хозяйством.
Устроили несколько собраний, агитнули. Забастовка в депо "на мази".
Весть о "Жорже" дошла [до] В-Туринского завода. Рабочие просят приехать "агитатора" провести собрание.
Еду. Явка у знакомого по училищу техника - А.П.Кузнецова. Моё нелегальное имя раскрыто. Провожу собрание - обратно в Кушву вечерним поездом.
Кушвинская братва встречает на новой станции чуть ли "Гороблагодатская". Ребята сообщают печальную новость: коммунаров арестовали за "забастовку", был обыск, сидит "засада".
Повезли на "явку" в какой-то купеческий дом. Ухо востро. Жандармы ищут "Жоржа".
На квартире коммунаров застрял мой кожанный саквояжик с литературой, бельём и пр. Как-то вечером огородами пробрался к задним воротам. Заперты.
Слышу - к "корове" вышла сестра арестованных коммунаров. Тихонько окликаю. Узнаёт. Испуганно шепчет:
- Уходите у нас засада подкарауливают.
Обратно - тягу на квартиру. Денька три "высиделся", пообождал. Братва свезла под видом купеческого сынка в моржёвой "полудошке" на ст. Кушва. Взял билет ІІ-го класса в Екатеринбург. На ходу перешёл в другой вагон, а в Тагиле вышел.
Там тоже дело дрянь - рыскают, ищут. Спустя несколько, ночью в телячьем вагоне "Максима" удрал в Екатеринбург.
Потом слышно было, что арестованных товарищей отправили в Николаевское Исправительное Отделение, где их за геройское поведение подвергли зверскому избиению. Один товарищ умер, говорили, от побоев.
Без"имянные революционеры - СЛАВА ВАМ, ГЕРОЯМ.
Из Екатеринбурга же надо было удирать. Куда? [74]
1908 ГОД
Случай представился. Репетитором в Катав-Ивановский завод к Пухлякову и Белобородову.
Братве нужно было весной 908 года поступить во вновь открывавшееся Златоустовское Ремесленное Училище. Давать уроки за 4-5 классов приблизительно реального училища. Сговорился через кого-то из "кончивших уральцев".
Приехал, познакомился. Ребята рослые, на возрасте. Началась учёба и натаскивание их осторожно "политикой". Свели с эссэром - учителем Д. Хорошаевым. Пошла опять "цапатня" с ним.
Оказался недурным репетитором. Навязали ещё ученицу В. Киселёву - маленькая девочка лет 10-11. Репетировать в Уфимскую гимназию в I или ІІ-й класс.
Занялся одновременно в "кружке любителей драматического исскуства" для возможных связей с рабочими. Кой кого нащупал, но публика с меньшевицким уклоном, с желанием работать в "легальных" организациях, направлениях.
Так проболтался до весны - мая 1908 года легально, полулегально.
Поползли слухи, разговоры, что меня ищет полиция. Попрощался с своими "учениками" и удирать в Екатеринбург. Думаю, если арестуют, то всё же в своих родных местах без всяких пересылок, "этапов".
Здесь давай нюхать вероятные причины "розысков". От ребят Уральцев узнал, что Хромцовы, другие мало знакомые члены "Союза активной борьбы с самодержавным произволом" получили на руки обвинительный акт, где фигурирует также моя фамилия. Взвесил "за" и "против" - решил "легализоваться". [75]
Пошёл в 1-полицейскую часть, где действительно меня искали для "вручения обвинительного акта". Получил об"ёмистый труд под росписку и "с миром вышел". Чуть ли не на улице мельком стал "на ходу" знакомиться с актом. Бросил.
На квартире взялся изучать об"ёмистый на 15 листах "обвинительный акт". Перечислено до 14 человек в большинстве совершенно незнакомой учащейся молодёжи или известной публики только по "наслышке", по училищу - В.Курамжин. Тут же братья Хромцовы. Длинный перечень "преступных деяний союза", выразившихся в ряде ограблений и пр. Всё дело передаётся на разсмотрение "Временного Военного Суда".
Не помню, кажется, тут же мне была вручена и повестка явиться в суд на 8-е ноября 1908 года за подписью - "Генерал Майор КАЛИН".
Стал анализировать перечень в акте своих "деяний". Тут оказалось:
1) "Принадлежность к сообществу, поставившему себе целью" и проч.
2) "Хранение, распространение" литературы и пр.
3) а "потому и на основании" … привлекаюсь по 102, 126, 132 (точно не помню) статьям Уголовного Уложения.
Впечатление, можно сказать, было: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день". Всё-таки следствие "пришило" нас к "делу" пресловутого "Союза Активной борьбы с самодержавным произволом". Дело пахло большими неприятностями.
Сунулся к тогдашней "Коллегии защитников" при Екатеринбургском Окружном Суде. Порекомендовали обратиться к адвокатам: Б. Шнейдер и Л.А. Кроненберг.
Розыскал тут же в Окружном суде Б. Шнейдер. Первые вопросы к нему: что значат мои статьи Уголовн.Улож.?
Розыскал. Тут же прочел. Оказалось - пахнет по одной части статьи "каторгой безсрочной", по другой "4 года" или "ссылка на поселение".
Спрашиваю:
- Ну, а как по обстоятельствам дела, что же можно ожидать? [76]
Мнётся.
- Да, сказать трудно. Ведь судить будет военщина, которая ни уха, ни рыла, обычно, не понимает в этих статьях.
Но бывают-де случаи, что военные суды разбираются только с очевидными виновниками, остальных просто оправдывают, не входя в глубокий анализ.
Тут же сказал о том, что мои статьи и Хромцовых более "подсудны" Казанской Судебной Палате.
- Но очень опасно, если наше дело выделят, передадут в "Палату" - там безусловно не отвертется от "наказаний" по 126 статье, т.е. минимум - "ссылка на поселение".
Вижу, парень очень дельный как адвокат. Прошу его взять на себя мою защиту.
Потом сходил к Кроненбергу. Те же "обещания", выводы. Этот определённо дал согласие.
Что же делать дальше? Ждать суда. Ждать кары.
Началась внутренняя работа: Как быть? Легализовавшись, явиться ли в суд, или теперь уже, может быть, надолго, навсегда стать нелегальным?
Замелькало много образов, много картин нелегального житья-бытья. Вечное скитание из города в город. Постоянное напряжение, вечная забота, чтоб не "провалиться", "не засыпаться". Жить кой-как, порой холодом, голодом, порой мыкаться по тюрьмам, этапам. Холод, сырость, "карцер", избиение.
Нет, это выше моих сил. Физически я слаб для этого. Сдохну быстро; "ни богу свечкой, ни чорту кочергой". Сердце явно стало пошаливать перебоями, сердцебиениями.
С другой стороны возникла мысль, что стать нелегальным по делу "Союза" - это формально как бы отойти от Р.С-Д.Р.П. Связывать же себя в той или иной мере с судьбами "Союза" - не было никаких оснований и желания. [77]
Обстоятельство же, что я до сих пор числюсь "на поруках", гуляю на свободе, окончательно привело меня к выводу: "Убираться в подполье - обождать до результатов суда".
Ещё раз посоветовался с адвокатом П.А. Кроненберг. Организации Р.С-Д.Р.П. были разбиты как никогда - посоветоваться не с кем.
Решил до Суда поехать в Шайтанку, выжидать дальнейших событий. Здесь устроился штейгером на разработках горы "Магнитки" с заработком 30 рублей в месяц.
Октябрь 1908 года. Призыв на военную службу. Тут при медицинском освидетельствовании вскрылись мои "пороки сердца", "склероз", "неврастения".
"Свободен от воинской повинности на всегда", - гласило заключение "присутствия по воинской повинности".
Получил звание в паспорт: "белобилетник".
- Бедой меньше, - думаю.
ВРЕМЕННЫЙ ВОЕННЫЙ СУД
Ноябрь.
Еду на "временный военный суд" в здании Екатеринбургcкого Окружного Суда (теперь "Дом Союзов"). Увидался с защитниками по "назначению" - Кроненберг и Шнейдер. Договорились "о поведении на суде", некоторых других деталях. В общем "поведение" должно быть по возможности "скромное", "невинных мальчиков". Успокаивает.
Накануне 7 ноября, помню, для "успокоения" пошёл в Городской театр (старый). Там шла малороссийская пьеса "Ой, не ходи, Грицу, тай на вечорницу".
На утро - "Страшное Судилище".
Большой зал Суда. Публики мало. Только "ближайшие родственники". Лица бледны. Глаза заплаканы. Больно щемятся сердца. Родственники крепятся. Украдкой смахивают предательскую слезу. [78] Что-то часто пользуются носовыми платками.
Жутко, тихо в зале. Нет-нет, только сдавленный шопот, да не как не сдерживаемые всхлипыванья изможденной пожилой женщины. Кажется, мать В. Курамжина. Её успокаивает не привычной лаской с красными глазами от слёз сестра В. Курамжина.
Скорбное движение в зале. Вводят подсудимых.
- Группа "тяжких преступников".
Гулко по залу - бряк кандалов. Человек шесть-восемь в арестанских халатах.
Вот низенький, с горящими глазами, совсем с лица мальчик - Б. Апполонов (бывш.ученик Торговой Школы).
Разсаживают на право от судебного "лобного места" в закрытой до пояса подсудимых своеобразной "трибуне". По бокам, впереди, в самой трибуне - "конвой" с шашками на голо. Другая часть - солдаты со щетиной штыков винтовок.
Мы, человек 6, менее "тяжкие" расположились на лево от суда на высокой "скамье подсудимых".
Стало жутко, тихо в зале.
Ниже под трибуной тяжких - столы защитников. Входят, выходят чистенькие с серьёзными лицами адвокатура человека 4-5.
В зале по адресу "тяжких", испуганных топотом, скорбным, боязливым несётся страшное:
- Висельники…
В зале повисла незримая, трепетная связь между подсудимыми и родственниками. Рвутся наружу неуёмные, придушенные всхлипывания родственников.
"Висельники" держатся внешне твёрдо, бодро. Иногда, тихо наклоняясь друг к другу, улыбаются. Но делано. Лица, как бледные маски, искажённые улыбками. [79]
- СУД ИДЁТ…
Невольно у кого-то в зале вырвалось сдавленное:
- АХ.
Сам "СУД" состоял: из Председателя - Генерал Майора Калина, по бокам его за столом под красным сукном - два офицера.
За короткими сторонами стола на лево от Председателя - Военный Прокурор, на право - Секретарь Суда.
В мозгу вертится:
- Шемякин суд! Шемякин суд!
Процедура суда "Столыпинского режима", "Столыпинского галстуха" началась.
Два-три дня сплошного нервного кошмара для подсудимых, родственников.
Прокурор "настаивает" на применении высшей меры наказания по каким-то, с большими номерами, статьям грозит смертью четырём-шести человекам. Статьи эти военного уложения кончаются через срочные, безсрочные каторги.
- Смертная казнь через повешение!
Ужас стоит в зале. Часть в конец измученных родных, видимо, не выдержала "пыток Суда". Не посещают зал. Плачут в истерике при входе в зал Суда.
Несколько слов о своём деле. Предположения защиты оправдались. "Военный суд" оказался "не приспособленным" к нашим статьям Угол. Уложения.
При разборе вороха наших "вещественных доказательств" - литературы - на судебном столе не оказалось экземпляров "отчётов организации Р.С-Д.Р.П."
"Суд" учиняет повторный допрос свидетелю - приставу Тимофееву.
ПРОКУРОР:
- Скажите, свидетель, Вы хорошо помните, что у Титова, Хромцова и др. во время обыска Вы взяли несколько экземпляров (того-то)? [80]
ТИМОФЕЕВ:
- Да, я отлично помню эти гектографированные экземпляры устава.
(Путает с "отчётами").
Для нас это ещё хуже. У меня аж дыханье спёрло.
- Пропадаю, - думается.
Защитник ШНЕЙДЕР:
- А скажите, свидетель, Вы положительно все материалы до одной бумажки передали следствию?
- Так точно. Всё до одной бумажки, как повелевает мой служебный долг.
Становится понятным эта словесная схватка между прокурором и защитой. Последний решающий ответ Тимофеева в нашу пользу. На сердце малость отлегло.
Заключение экспертов. В удовлетворении ходатайства "защиты Б. Апполонова".
Докладывает Суду городской (и тюремный) врач, чуть ли не Упоров. Мямлит. Поперхнувшись, констатирует что-то вроде: "паталаго-психо-спинно-мозговая неврастения", что-ли.
Прокурор потом, зло издеваясь, заявил судьям, что-де название-то болезни даже сами привычные доктора не могут выговорить. Так болезнь-де надумана, не существует. Разсматривает заключение экспертизы, как жалкую попытку помешать делу "правосудия".
Таков примерно был смысл издевательств Прокурора над экспертизой.
Длинные прения сторон. Прокурор требует высших мер наказания.
Помню эффектную фразу защитника Б. Шнейдер.
- Где же те гвозди, которыми пришиваются мои подзащитные к позорному столбу преступников?
Это намёк на "пропажу", отсутствие на судебном столе гектографированных [81] отчётов Р.С-Д.Р.П.
Суд удалился на совещание.
Возбуждённая "защита" толкует мне что-то о возможной "ломке статей", выдвигании новых статей или выделении нашего (с бр. Хромцовыми) дела, направлении дела в Казанскую Судебную Палату.
Началось ожидание приговора.
В зале суда замерло всё. Ужас, тоска, испуг каждого случайного стука.
Бегут час за часом, Кой кто не выдерживает. Уходит из зала. Там на лестничной площадке - отваживаются водой, нашатырным спиртом и т.д.
Поздно ночью, вернее, утром часа в 2-3 последнее:
- СУД ИДЁТ.
Тихо, торжественно в зале. Жутко.
Читают приговор. Длинный, мотивированный. Чувствуется нервная дрожь, лихорадка.
Ближе к концу - статьи наказания.
Три-четыре фамилии им:
- Смертная казнь через повешение!
В. Кругляшёв был уже повешенным до суда за что-то.
В зале суда кто-то сдавленно, ослабевши, измученно вскрикнул. Упал без чувств. Подхватили. Безшумно вынесли.
Дальше пошли "безсрочные, срочные каторги". Чутко, весь внимание, ловлю свою фамилию. Нет. В группе "каторжников" не значусь.
Дальше.
- Ссылка на поселение - В. Курамжин.
И здесь ни кто из нашей братвы не упомянут. Стало легче. Горячий клубок, что подкатывал к горлу, больно сдавливал сердце - откатился. [82] Стало легче. Только сухо, жарко во рту.
Наконец, наши фамилии.
- Титов Г.Г. - "К заключению в крепости на 1½ месяца".
Хромцову которому-то или обоим ещё меньше.
- Макарова (какого-то) - "Оправдать"!
Секретарь суда кончил. Председатель что-то ещё говорит "об утверждении приговора", "сроках апелляции". Не знаю, не помню.
- Окончательный приговор будет оглашён завтра в 12 часов дня.
Ещё пытка. Ещё возможные надежды для несчастных родных и подсудимых.
Дух захватило. В зале поднялся плач, выкрики, истерики, осторожный шум. И слёзы, слёзы рыдания.
"Висельники, каторжане" под усиленным конвоем поднимаются. Забрякали кандалы. Задвигались стулья, скамьи.
- Лёгкие внутри конвоя, - слова команды разстановки конвоиров.
Дико, по-животному, кто-то стонет из родных. Бьются в истерике несколько женщин. Торопятся к выходу - ещё раз взглянуть на "родного, близкого"!
Подсудимые же окаменели будто.
Глаза!
Бросились мне глаза одного из"смертников" - Б. Апполонова. Они смотрели в темноту. Уже "в вечность".
У нас родных никого не было. Редкие знакомые кой кто подошли. Поздравляют.
Чувствовалось, что чужие мы были всему этому процессу [83] "Союза Активной борьбы с самодержавным произволом".
На утро ещё пришёл в суд выслушать "окончательный приговор". Защита заявила на "аппеляцию" нескольких приговоренных.
Уехал вскоре домой в Шайтанку - успокоить свою рабочую семью. Живу спокойно. Служу. Как будто забываться уже стало всё.
Екатеринбург.Берег пруда у Окружного суда
