Г.Г. Титов. Обрывки прошлого (Воспоминания учащегося). Часть 2
Часть 1
Как можно коротко характеризовать нашу дальнейшую работу? Она была от случая к случаю: обычно состояла в нелегальных собраниях на квартирах Нарбутовских, Носова и в "массовках" на т.н. речке "Ельничной". Всего было втянуто более или менее активных рабочих человек 5-6 и менее активных тоже человек до десятка. Характерной особенностью втянутой "массы" был сравнительно зрелый возраст участников.
Всю организацию можно характеризовать как "кружковщину". Нарбутовских, Зеленцов и я несли работу пропагандистов, агитаторов. Собственно главнейшее приходилось мне, а тем двоим была забота крепить, расширять связи, ибо их больше знали на заводе.
Таким образом, как бы два по-современному отдела: агитпроп и орг"отдел.
Носов Ф.А. являлся распределителем литературы и ответоорганизатором среди "масс".
К середине лета работа совсем стала крепнуть. Удалось связаться с мелкими вагранками в заводе (Сосунова, Аржанникова), а также с ближайшими заводами: Билимбай и Ревда. С рабочими Билимбая удалось провести совместные массовки в лесу на "Тёплой Горе" (середина пути между [13] Шайтанкой и Билимбаем).
Большим тормозом в работе была скудость нелегальной литературы. Нелегальщина была представлена больше прокламацией я Японской войне, обращения к солдатам и редкие вещи об общем быте рабочих и крестьян, как например "Пауки и мухи". Особенный успех имели революционнее песни: "Отречёмся от старого мира", "Вихри враждебные", "Вы жертвою пали". Скудость литературы заставляла "агитпропа" быть всегда на чеку к докладам, "ответам на вопросы".
Литература по возможности разбрасывалась по населению, цехам, иногда и расклеивалась. Подворотни, рабочие инструментальные ящики и пр. были обычными местами для литературы. Забота эта лежала на Ф.А.Носове, Шагине.
Полиция занюхалась. Помню, я был у Кузнецова Н.И. Толковали обо всём и в частности об замечаемом оживлении сыска. По двору идёт "в штатском". Хозяин мне шепчет:
- Смотри осторожно - переодетый урядник.
Оказывается - верно. Входит В.В. Кононов. Беседа не клеится. Урядник сам начинает наводить разговор на плохие порядки, самодержавие, казнокрадство. Чутко ловлю замыслы. Хозяин, видимо, безпокоится.
Потом какое-то "заделье" с хозяином, а мне предлог разстаться.
Из отдельных ярких картинок встаёт маёвка 1905 года в Шайтанке.
Собрались за неделю-полторы как-то в "задней избе" у Носова. Надо маёвку. Надо отметить свою солидарность с международным пролетариатом в день 1-го мая. Как?
Выйдти на улицу с лозунгами: "8 часов работы, 8 часов культурного отдыха, 8 часов сна" (лозунг: "три восмёрки")?
Нельзя. Всех знают, все местные. Пахнет провалом. [14]
Забастовка?
Тоже опасно. Завод работает в убыток, возможно длительное закрытие завода, тем более на "сенокос" всегда с готовностью останавливают. Можем подвести, озлобить и без того измученные массы рабочих.
Однако, решили своей братвой провести "массовку" на Ельничной с привлечением посторонних.
На меня возложили: "сделать доклад о 8-ми часовом рабочем дне".
Помню особую трепетность перед этой, пожалуй, первой большой работой. Сначала попробовал набросать тезисами. Боюсь не развить гладко, интересно. Тогда взял и накатал доклад почти целиком на двух листах.
Много удалось раскопать цифр, особенно по обследованиям фабрично-заводской инспекции (Швейцарской) об влиянии сокращения рабочего дня на уменьшение профессиональных заболеваний: ртутной болезнью, чахоткой, ревматизмом.
Доклад обсудили с Нарбутовским и случайно приехавшим ко мне уральцем П.А. Тыриным. Доклад принят, даже одобрен.
1-го Мая на "Ельничной". День солнечный на славу. Весенняя яркая зелень. На опушке провожатый.
Лёгким подсвистыванием друг другу постепенно стянулись тут же где-то в маленьком болотичке. Кочки просохли - что твои табуретки.
Беседа о значении 1-го Мая, его важность, революционность. Смотр боевых сил пролетариата против капитала. Затем мой доклад.
Начал читать. Чувствую не ладно, не по настроению. [15]
Давай на память. Нет, нет только цитату из брошюры "Зибель: 8-ми часовой рабочий день".
Вижу, братва человек 15-20 ожила, внимание, напряжение нет, нет, сменяется желанием дать реплику.
Кончил. Развернулась оживленная беседа: вопросы, ответы, сравнение с Шайтанским 11 часовым рабочим днём, как тут отразился бы 8-ми часовой рабочий день и т.д., и т.д. Некоторые рабочие выступили, дополнили мои академические изследования своими практическими соображениями, наблюдениями.
Откуда-то вынырнули гектографированные революционные песни. Давай их читать, декламировать, кто не знал - переписывать.
Наговорились, обменялись мыслями. Тайком, озираясь, по одиночке в разсыпную, в разные стороны - по домам.
Промелькнуло лето 1905 года. Я параллельно "проглотил" свою учёбу - подготовку [к] приёмным экзаменам в Уральское Горное Училище.
В Сентябре явился в город. Устроились на Кузнечной улице опять "Коммуной". Я, два брата Хромцовых, Л. Гребнёв - все "Уральцы" (ученики). Мне удалось с помощью братвы благополучно справиться с приёмными экзаменами в училище.
Удалось связаться через, кажется, явку в О-ве Уральских Горных Техников с организацией Р.С-Д.Р.П. Там был секретарём с "язвой" Ф.Ф. Сыромолотов (" Федич"). Стала попадать партийная литература - программа партии, газеты и проч.
Пошли массовки в районе В-Исетска, вокзала Екатеринбург I-й. Особенной любовью, восхищением пользовался тов. "Андрей" (Я.М.Свердлов). [16]
Простой, ласковый в обращении, молодой, горячий оратор, находчивый в дебатах, обширно подготовленный по вопросам программы Р.С-Д.Р.П. - он был поистине идеалом для каждого из нас. Я думаю, что именно его громовое "товарищи" стало заветной мечтой для наших ораторских устремлений.
Наша новая коммуна, кроме младшего Хромцова, имела "эсдековский" уклон и тянулась к солидному изучению МАРКСИЗМА.
Видимо, в городе активны были С-Р и даже анархисты. Сужу по тому, что в Училище нет-нет, да и открывались горячия дискуссии с ними в нашей училищной "курилке" (курительная комната). Всё же характерно для Уральцев то, что они разбились, видимо, между двумя лагерями - это между С-Д и анархистами всех оттенков. Социалисты-революционеры среди " Уральцев" явно были не в чести.
Из этих времен припоминается массовка за Станцией ж.д. 1-м Екатеринбургом на "Горке" (красная или кругленькая, не помню). Здесь были доложены работы II и ІІІ-го С"ездов РСДРП, а также разногласия между "большевиками" и "меньшевиками". Докладчиком, или как тогда назывался, "оратором" был чуть ли не "Федич" (Ф.Ф. Сыромолотов) или "Иван" (Бушен).
Позднее в этих местах обсуждались программные вопросы С-Д: вооруженного возстания, боевых дружин, а так же организационных, аграрных разногласий в С-Д.
Ещё позднее здесь же были сборы боевой дружины под начальством того же "Федича". На сборах публика знакомилась с обращением с револьверами, бомбами; об"яснялись правила постройки баррикад, строение боевых дружин (десятки, сотни), задачи дружин (быть организующим ядром во время возстания, служить охраной, ядром собраний, массовок, митингов и т п.). Мне пришлось быть вначале членом боевой дружины учащихся.
Таким образом "ОРУЖИЕ КРИТИКИ" (Писаревщина) стало сменяться [17] - "КРИТИКА ОРУЖИЕМ" (Марксизм).
Так наша братва познала и "фракций" в С-ДЕМОКРАТИИ: МЕНЬШЕВИКОВ и БОЛЬШЕВИКОВ. Началась дискуссия и среди учащихся С-Д-ов. Наши жаркие дебаты внутри "единой, неделимой" поднимались на смех нашими врагами - С-Р, анархистами.
Академическая жизнь порой до отказа наполнялась этой идейной борьбой. Особенно трудно было справляться с анархистами, кои блистали и "левой фразой", и "революционным действием".* [*Характерно здесь отметить, что анархист Б. ПЕНТЕГОВ как-то вскоре после 1905 года был на постройке "Образцовой тюрьмы" в Челябинске, а к 17-му году уже скатился до "Кадета" (Конституционно-Демократ.Партия)]
Вот, приблизительно, предоктябрьская атмосфера Уральского училища в 1905 году.
Идеи "Земского Собора" окончательно стёрлись, изчезли даже в печати. Дебаты велись уже вокруг "Булыгинской думы". Её цензовость, классовость, вернее, сословность, как представительное учреждение "зубров" (помещиков, попов) - вот слабые места для обстреливания этого "парламентского уродца", законосовещательного органа.
Общим же главным фоном картины времени было стачечное движение рабочих по всей России, начавшееся движение крестьянства, военныя возмущения. Основными политическими лозунгами где были: Учредительное Собрание и "Демократическая Республика".
Тактика же сводилась к двум направлениям - мирным реформам и вооружённому возстанию.
Усилиями одних: либеральная буржуазия, меньшевики - нарастающая революция должна была свестись к мирному (парламентскому) строительству, усилиями же других - большевики, анархисты, отчасти С-Р - революция должна быть углублена вплоть до "демократической диктатуры пролетариата". [18] Одни "ЗА" и " В" Булыгинскую думу, вторые - "долой её".
Социалисты всех мастей за "Всеобщее Избирательное Право", знаменитую "четырехвостку" - "всеобщее, прямое, равное и тайное голосование". Дальше - "Учредительное Собрание" и венец всего - "Демократическая Республика".
Анархисты давали голый лозунг "революционного действия" - получилось: "Революция ради Революции".
Либеральная буржуазия выпячивала "ограниченную монархию", "конституционно-демократический строй", "Законодательный Парламент" и прочие цветы "Европейскаго Парламентаризма".
Помещики, дворяне, вообще политические "зубры" - жевали противную жвачку столетий: "Абсолютизм", "неограниченную монархию", " ура-патриотическую тактику".
Несколько обособленно, а потому особо остро стоял аграрный вопрос. Что он был один из основных вопросов времени - это было всем ясно. Поэтому всеми, начиная с кадетов, кончая анархистами, предлагались свои решения его. От "выкупа по справедливой оценке", через отрезки, муниципализацию, конфискацию, вплоть до социализации всех земель - вот короткая репентура "земельной болезни крестьянства".
Внутри "С - Д" жарко предлагаются отрезки, конфискация, муниципализация, национализация без выкупа и компенсаций. Отмечается особая сложность аграрного вопроса для Урала с его посессионным правом, своеобразным горно-заводским населением.
Таково содержание пред"октябрьских дней по аграрному вопросу. П.Маслов свой об"ёмистый труд - "Аграрный вопрос в России" - в полном соответствии с деревенской действительностью правильно начал свою книгу словами: "Земли, земли, землицы бы", - стонет русский мужик…" и т.д. Многогранно, захватывающе и ответственно.
Наша "Коммуна" рыскала по массовкам РСДРП, исполняла кой-какие персональные поручения партии, рылась в появившейся легальной марксистской [19] литературе и грызлась, грызлась внутри по вопросам разногласий в РСДРП. Внутренняя грызня разнообразилась совместными аттаками на эсеровщину и анархистов.
Наконец, знаменитый "Манифест 17 Октября о гражданских свободах". Он стал широко известен в Екатеринбурге 18 Октября.
Первое впечатление от этого документа среди населения можно было коротко характеризовать:
- УРА! Да здравствует свобода!
Наконец-то победа рабочего класса и крестьянства.
Уже вечером 18 Октября либеральная буржуазия организовала "благодарственный молебен", "Многия лета ныне Царствующему дому" на площади Кафедрального собора.
Несколько позднее разночинцы, рабочие, учащиеся массы стянулись к месту молебна.
Летучий митинг тут же на площади. Зазвучали открыто, во всеуслышание первые революционные слова и речи:
- Манифест завоевание революции!
- Манифест вырван кровавой ценой рабочими и крестьянами.
- Манифест - новая кровавая провокация, царя, самодержавия.
- Долой Самодержавие!
- Да здравствует вооруженное возстание!
- Да здравствует Учредительное собрание!
Стало смеркаться.
Наскоро сколоченная демонстрация до 500-1000 чел. двинулась с революционными песнями по городу. Вспомнили заключённых по тюрьмам, ссылкам, жертвы павших "за рабочее дело".
- Похоронный марш!
Стройно зазвучали молодыя чистыя голоса: "Вы жертвою пали в борьбе роковой". Настроение несколько понизилось.
Где-то в середине высокий молодой юноша затянул сильным баритоном [20] "Дубинушку".
Потом опять и вновь: "Варшавьянку", "Марсельезу".
Пошли к тюрьме: требовать освобождения заключённых. Вот уже площадь перед тюрьмой у Ивановского кладбища. Вдали подслеповато, тихо по кошачьи замелькали кровавыми отливами огни тюремных фонарей.
Темно, жутко. Уже близко ограда, тюрьма. Что-то зашевелилось. Кто-то взволновано стал предупреждать, уговаривать не подходить:
- Там солдаты! Казаки! Может быть пролита кровь!
Запели: "Вы жертвою пали".
Кто-то выбросил лозунг: "Амнистия политическим заключённым".
Демонстрация повернула в город.
Вскоре в октябрьские дни, кажется, и было амнистировано несколько товарищей заключенных.
Демонстрация побывала в Земской Управе. Наконец, ввалилась в Городской (старый) театр. Театр стал полон до отказа.
Опера - " Фра-дьяволо". Артисты, хор - в гриме. Взволнованы все, особенно высокий толстый антрепренёр. Кругом шум, крики:
- Да здравствует свобода!
- Ура! Марсельезу! Гимн! Долой!
- Марсельезу! Марсельезу‼!
Все - оркестр, артисты, хор, публика затянули: "Отречёмся…" Что называется: "Кто в лес, кто по дрова"! [21]
Кой-как без оркестра грянули "Отречёмся от старого мира". Потом подхватил оркестр, хор, актёры. Получилось незабываемое ощущение мощи и силы.
Особенно грозно и властно звучало:
- Вставай, поднимайся, рабочий народ, иди на борьбу, люд голодный!
Сорвали спектакль.
Открылся короткий митинг:
- Завтра 19-го все на улицу! На демонстрацию, митинг! Место сбора - площадь Кафедрального собора.
Уральцам была дана директива стать в главе демонстрации учащихся г. Екатеринбурга.
Уральцы собрались на другой день 19-го к 9 часам утра к своему училищу. Напротив высыпала Мужская гимназия с реалистами. С плотины подошли Художественная школа с красными знамёнами и революционной песней.
Кой как построились. Двинулись к женской гимназии.
- Гимназия, - донеслось, - заперта.
Подошли тогда к ней с Колобовской улицы со стороны пансиона. "Сняли" пансионерок.
Двинулись группой до 600-1000 человек со знамёнами, революционными песнями на Покровский, Уктусскую к "Духовному" и "Епархиальному" (училищам). "Сняли" и эту братву.
Двинулись по Уктусской с революционными песнями, флагами в город, к центру. По пути предлагаем приказчикам закрыть лавки, магазины, идти на митинг.
Вся масса учащихся достигла до 1000-2000 человек. Были представлены все возрасты: от розовеньких, чистеньких " приготовишек" до кудлатых, растрёпанных сорванцов, "камчатников", старшеклассников. [22]
Подходим к 1-й Полицейской части. В демонстрацию врывается часть "Либеральных отцов города". Особенно запомнился присяжный поверенный Магницкий. Такой несуразный, кудластый и угрюмый. Возбуждённо, с широко вытаращенными глазами ужаса, со с"ехавшими на угреватый нос очками, начинает просить, заклинать молодежь не ходить дальше на площадь Кафедрального Собора.
- Там "чёрная сотня". Там ждёт кровавая, дикая расправа.
Демонстранты несколько замедлились, приостановились.
- Мелкоту, детишек - вон!
Разсыпалась детвора по аркам старого мрачного гостинного двора. Посмелее, повзрослее остались. Двинулись со знамёнами вперёд.
Проходим мимо полицейской части. Против ворот, что на "монетку", стоит "во фрунт" наряд полиции с приставом Батуевым во главе. По слухам, с тем Батуевым, которому потом молва приписывала организацию "черной сотни", избиений.
Демонстрация не встретила ни препятствий, ни предупреждений. Демонстранты плеснули в лицо фронта полицейских несколько обидных ругательств, вроде "кровопийц", "палачей", "наёмников". Хоть бы что тебе! Только кто-то не выдержал же, злобно кинул нам:
- Ладно, проваливай! Там Вам покажут!
Демонстрация двинулась к площади. Повернула налево по Главному и к Собору. Вдали перед Собором в линию Богоявленской улицы, примерно, стала видна чёрная полоса народа. Мелькали дубины, оглобли.
Мы подвигались. Вот проезд между Собором и старым гостинным. Вдруг чёрная полоса с "дубьём" в руках с гиканием, криком бросилась на нас. [23]
Неподалеку от меня Б. Пентегов (анархист) вытаскивает маленькую винтовку (кажется Винчестер). Прикладывается, спускает курок - осечка. Другой раз - тоже. С сердцем бросает винтовку и улепётывает. Братва наша с криком, визгом, плачем, ужасом в разные стороны. Заколыхались наши красные знамёна.
Я попал вперёд, к паперти Собора. Упал, запнувшись за высокий вымосток здесь тротуара. Кто-то, чем-то ударял по спине. Мелькнуло - пропал!
Очнулся - кто-то сильно втаскивает за руку на паперть Собора. Осмотрелся. Вокруг человек 15-20 молодёжи. Все бледны, взволнованы, тревожны. На перила лестницы склонилась хорошенькая головка блондинки-гимназистки Блесси. Истерично плачет, силится подавить судорожные рыдания.
Оглядел площадь перед Собором. Там на право, через цепь озверелой толпы перед папертью кучка народа. Кровь. Убит, растёрзан, вернее, наш знаменосец - ученик Художественной школы т. Иванов.
Среди озверелой толпы перед папертью царило, видимо, недоумение: как быть? Ринуться ли на паперть или вытаскивать по одиночке и избивать невольных пленников "Храма Божьего"?
Я быстро ориентировался. Попытался, кажется, успокоить ещё плачущую Блесси. Решительно привел в порядок шинель, фуражку и неторопливо сошел с паперти, держа сквозь цепь курс направо в сторону углового дома (теперь Камуралтрест). Жуткие секунды. Казалось - стоит крикнуть одному: " Бей его!" - и моя песенка спета.
Продираюсь сквозь толпу, слышу даже не то шопот, не то свои мысли: "Уходит ведь!" [24]
Не оглядываясь, не срывая размеренного, спокойного шага, скрываюсь, по моим расчётам, с глаз паперти за углом дома. В мозгу мелькает: "Можно прибавить шаг!" Прибавляю по Уктусской на Симановский мост, дальше Мельковками домой на Кузнечную.
Остальные же пленники, по разсказам потом, были освобождены по настоянию "отцов города" усиленным нарядом полиции.
Оказывается, безпомощныя предупреждения "отцов города" (Анфиногенов) и Магницкаго, так неумело, глупо преподнесённыя нашей демонстрации, имели основание. Часа за два до нашего прихода на площади так же дико, зверски был разогнан митинг рабочих, где, как разсказывали, мужественно отстреливался т."Иван" (Бушен). Говорили потом, что среди "чорной сотни" были раненные и даже тяжело до 4-5 человек.
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Как можно коротко характеризовать нашу дальнейшую работу? Она была от случая к случаю: обычно состояла в нелегальных собраниях на квартирах Нарбутовских, Носова и в "массовках" на т.н. речке "Ельничной". Всего было втянуто более или менее активных рабочих человек 5-6 и менее активных тоже человек до десятка. Характерной особенностью втянутой "массы" был сравнительно зрелый возраст участников.
Всю организацию можно характеризовать как "кружковщину". Нарбутовских, Зеленцов и я несли работу пропагандистов, агитаторов. Собственно главнейшее приходилось мне, а тем двоим была забота крепить, расширять связи, ибо их больше знали на заводе.
Таким образом, как бы два по-современному отдела: агитпроп и орг"отдел.
Носов Ф.А. являлся распределителем литературы и ответоорганизатором среди "масс".
К середине лета работа совсем стала крепнуть. Удалось связаться с мелкими вагранками в заводе (Сосунова, Аржанникова), а также с ближайшими заводами: Билимбай и Ревда. С рабочими Билимбая удалось провести совместные массовки в лесу на "Тёплой Горе" (середина пути между [13] Шайтанкой и Билимбаем).
Большим тормозом в работе была скудость нелегальной литературы. Нелегальщина была представлена больше прокламацией я Японской войне, обращения к солдатам и редкие вещи об общем быте рабочих и крестьян, как например "Пауки и мухи". Особенный успех имели революционнее песни: "Отречёмся от старого мира", "Вихри враждебные", "Вы жертвою пали". Скудость литературы заставляла "агитпропа" быть всегда на чеку к докладам, "ответам на вопросы".
Литература по возможности разбрасывалась по населению, цехам, иногда и расклеивалась. Подворотни, рабочие инструментальные ящики и пр. были обычными местами для литературы. Забота эта лежала на Ф.А.Носове, Шагине.
Полиция занюхалась. Помню, я был у Кузнецова Н.И. Толковали обо всём и в частности об замечаемом оживлении сыска. По двору идёт "в штатском". Хозяин мне шепчет:
- Смотри осторожно - переодетый урядник.
Оказывается - верно. Входит В.В. Кононов. Беседа не клеится. Урядник сам начинает наводить разговор на плохие порядки, самодержавие, казнокрадство. Чутко ловлю замыслы. Хозяин, видимо, безпокоится.
Потом какое-то "заделье" с хозяином, а мне предлог разстаться.
Из отдельных ярких картинок встаёт маёвка 1905 года в Шайтанке.
Собрались за неделю-полторы как-то в "задней избе" у Носова. Надо маёвку. Надо отметить свою солидарность с международным пролетариатом в день 1-го мая. Как?
Выйдти на улицу с лозунгами: "8 часов работы, 8 часов культурного отдыха, 8 часов сна" (лозунг: "три восмёрки")?
Нельзя. Всех знают, все местные. Пахнет провалом. [14]
Забастовка?
Тоже опасно. Завод работает в убыток, возможно длительное закрытие завода, тем более на "сенокос" всегда с готовностью останавливают. Можем подвести, озлобить и без того измученные массы рабочих.
Однако, решили своей братвой провести "массовку" на Ельничной с привлечением посторонних.
На меня возложили: "сделать доклад о 8-ми часовом рабочем дне".
Помню особую трепетность перед этой, пожалуй, первой большой работой. Сначала попробовал набросать тезисами. Боюсь не развить гладко, интересно. Тогда взял и накатал доклад почти целиком на двух листах.
Много удалось раскопать цифр, особенно по обследованиям фабрично-заводской инспекции (Швейцарской) об влиянии сокращения рабочего дня на уменьшение профессиональных заболеваний: ртутной болезнью, чахоткой, ревматизмом.
Доклад обсудили с Нарбутовским и случайно приехавшим ко мне уральцем П.А. Тыриным. Доклад принят, даже одобрен.
1-го Мая на "Ельничной". День солнечный на славу. Весенняя яркая зелень. На опушке провожатый.
Лёгким подсвистыванием друг другу постепенно стянулись тут же где-то в маленьком болотичке. Кочки просохли - что твои табуретки.
Беседа о значении 1-го Мая, его важность, революционность. Смотр боевых сил пролетариата против капитала. Затем мой доклад.
Начал читать. Чувствую не ладно, не по настроению. [15]
Давай на память. Нет, нет только цитату из брошюры "Зибель: 8-ми часовой рабочий день".
Вижу, братва человек 15-20 ожила, внимание, напряжение нет, нет, сменяется желанием дать реплику.
Кончил. Развернулась оживленная беседа: вопросы, ответы, сравнение с Шайтанским 11 часовым рабочим днём, как тут отразился бы 8-ми часовой рабочий день и т.д., и т.д. Некоторые рабочие выступили, дополнили мои академические изследования своими практическими соображениями, наблюдениями.
Откуда-то вынырнули гектографированные революционные песни. Давай их читать, декламировать, кто не знал - переписывать.
Наговорились, обменялись мыслями. Тайком, озираясь, по одиночке в разсыпную, в разные стороны - по домам.
Промелькнуло лето 1905 года. Я параллельно "проглотил" свою учёбу - подготовку [к] приёмным экзаменам в Уральское Горное Училище.
В Сентябре явился в город. Устроились на Кузнечной улице опять "Коммуной". Я, два брата Хромцовых, Л. Гребнёв - все "Уральцы" (ученики). Мне удалось с помощью братвы благополучно справиться с приёмными экзаменами в училище.
Удалось связаться через, кажется, явку в О-ве Уральских Горных Техников с организацией Р.С-Д.Р.П. Там был секретарём с "язвой" Ф.Ф. Сыромолотов (" Федич"). Стала попадать партийная литература - программа партии, газеты и проч.
Пошли массовки в районе В-Исетска, вокзала Екатеринбург I-й. Особенной любовью, восхищением пользовался тов. "Андрей" (Я.М.Свердлов). [16]
Простой, ласковый в обращении, молодой, горячий оратор, находчивый в дебатах, обширно подготовленный по вопросам программы Р.С-Д.Р.П. - он был поистине идеалом для каждого из нас. Я думаю, что именно его громовое "товарищи" стало заветной мечтой для наших ораторских устремлений.
Наша новая коммуна, кроме младшего Хромцова, имела "эсдековский" уклон и тянулась к солидному изучению МАРКСИЗМА.
Видимо, в городе активны были С-Р и даже анархисты. Сужу по тому, что в Училище нет-нет, да и открывались горячия дискуссии с ними в нашей училищной "курилке" (курительная комната). Всё же характерно для Уральцев то, что они разбились, видимо, между двумя лагерями - это между С-Д и анархистами всех оттенков. Социалисты-революционеры среди " Уральцев" явно были не в чести.
Из этих времен припоминается массовка за Станцией ж.д. 1-м Екатеринбургом на "Горке" (красная или кругленькая, не помню). Здесь были доложены работы II и ІІІ-го С"ездов РСДРП, а также разногласия между "большевиками" и "меньшевиками". Докладчиком, или как тогда назывался, "оратором" был чуть ли не "Федич" (Ф.Ф. Сыромолотов) или "Иван" (Бушен).
Позднее в этих местах обсуждались программные вопросы С-Д: вооруженного возстания, боевых дружин, а так же организационных, аграрных разногласий в С-Д.
Ещё позднее здесь же были сборы боевой дружины под начальством того же "Федича". На сборах публика знакомилась с обращением с револьверами, бомбами; об"яснялись правила постройки баррикад, строение боевых дружин (десятки, сотни), задачи дружин (быть организующим ядром во время возстания, служить охраной, ядром собраний, массовок, митингов и т п.). Мне пришлось быть вначале членом боевой дружины учащихся.
Таким образом "ОРУЖИЕ КРИТИКИ" (Писаревщина) стало сменяться [17] - "КРИТИКА ОРУЖИЕМ" (Марксизм).
Так наша братва познала и "фракций" в С-ДЕМОКРАТИИ: МЕНЬШЕВИКОВ и БОЛЬШЕВИКОВ. Началась дискуссия и среди учащихся С-Д-ов. Наши жаркие дебаты внутри "единой, неделимой" поднимались на смех нашими врагами - С-Р, анархистами.
Академическая жизнь порой до отказа наполнялась этой идейной борьбой. Особенно трудно было справляться с анархистами, кои блистали и "левой фразой", и "революционным действием".* [*Характерно здесь отметить, что анархист Б. ПЕНТЕГОВ как-то вскоре после 1905 года был на постройке "Образцовой тюрьмы" в Челябинске, а к 17-му году уже скатился до "Кадета" (Конституционно-Демократ.Партия)]
Вот, приблизительно, предоктябрьская атмосфера Уральского училища в 1905 году.
Идеи "Земского Собора" окончательно стёрлись, изчезли даже в печати. Дебаты велись уже вокруг "Булыгинской думы". Её цензовость, классовость, вернее, сословность, как представительное учреждение "зубров" (помещиков, попов) - вот слабые места для обстреливания этого "парламентского уродца", законосовещательного органа.
Общим же главным фоном картины времени было стачечное движение рабочих по всей России, начавшееся движение крестьянства, военныя возмущения. Основными политическими лозунгами где были: Учредительное Собрание и "Демократическая Республика".
Тактика же сводилась к двум направлениям - мирным реформам и вооружённому возстанию.
Усилиями одних: либеральная буржуазия, меньшевики - нарастающая революция должна была свестись к мирному (парламентскому) строительству, усилиями же других - большевики, анархисты, отчасти С-Р - революция должна быть углублена вплоть до "демократической диктатуры пролетариата". [18] Одни "ЗА" и " В" Булыгинскую думу, вторые - "долой её".
Социалисты всех мастей за "Всеобщее Избирательное Право", знаменитую "четырехвостку" - "всеобщее, прямое, равное и тайное голосование". Дальше - "Учредительное Собрание" и венец всего - "Демократическая Республика".
Анархисты давали голый лозунг "революционного действия" - получилось: "Революция ради Революции".
Либеральная буржуазия выпячивала "ограниченную монархию", "конституционно-демократический строй", "Законодательный Парламент" и прочие цветы "Европейскаго Парламентаризма".
Помещики, дворяне, вообще политические "зубры" - жевали противную жвачку столетий: "Абсолютизм", "неограниченную монархию", " ура-патриотическую тактику".
Несколько обособленно, а потому особо остро стоял аграрный вопрос. Что он был один из основных вопросов времени - это было всем ясно. Поэтому всеми, начиная с кадетов, кончая анархистами, предлагались свои решения его. От "выкупа по справедливой оценке", через отрезки, муниципализацию, конфискацию, вплоть до социализации всех земель - вот короткая репентура "земельной болезни крестьянства".
Внутри "С - Д" жарко предлагаются отрезки, конфискация, муниципализация, национализация без выкупа и компенсаций. Отмечается особая сложность аграрного вопроса для Урала с его посессионным правом, своеобразным горно-заводским населением.
Таково содержание пред"октябрьских дней по аграрному вопросу. П.Маслов свой об"ёмистый труд - "Аграрный вопрос в России" - в полном соответствии с деревенской действительностью правильно начал свою книгу словами: "Земли, земли, землицы бы", - стонет русский мужик…" и т.д. Многогранно, захватывающе и ответственно.
Наша "Коммуна" рыскала по массовкам РСДРП, исполняла кой-какие персональные поручения партии, рылась в появившейся легальной марксистской [19] литературе и грызлась, грызлась внутри по вопросам разногласий в РСДРП. Внутренняя грызня разнообразилась совместными аттаками на эсеровщину и анархистов.
Наконец, знаменитый "Манифест 17 Октября о гражданских свободах". Он стал широко известен в Екатеринбурге 18 Октября.
Первое впечатление от этого документа среди населения можно было коротко характеризовать:
- УРА! Да здравствует свобода!
Наконец-то победа рабочего класса и крестьянства.
Уже вечером 18 Октября либеральная буржуазия организовала "благодарственный молебен", "Многия лета ныне Царствующему дому" на площади Кафедрального собора.
Несколько позднее разночинцы, рабочие, учащиеся массы стянулись к месту молебна.
Летучий митинг тут же на площади. Зазвучали открыто, во всеуслышание первые революционные слова и речи:
- Манифест завоевание революции!
- Манифест вырван кровавой ценой рабочими и крестьянами.
- Манифест - новая кровавая провокация, царя, самодержавия.
- Долой Самодержавие!
- Да здравствует вооруженное возстание!
- Да здравствует Учредительное собрание!
Стало смеркаться.
Наскоро сколоченная демонстрация до 500-1000 чел. двинулась с революционными песнями по городу. Вспомнили заключённых по тюрьмам, ссылкам, жертвы павших "за рабочее дело".
- Похоронный марш!
Стройно зазвучали молодыя чистыя голоса: "Вы жертвою пали в борьбе роковой". Настроение несколько понизилось.
Где-то в середине высокий молодой юноша затянул сильным баритоном [20] "Дубинушку".
Потом опять и вновь: "Варшавьянку", "Марсельезу".
Пошли к тюрьме: требовать освобождения заключённых. Вот уже площадь перед тюрьмой у Ивановского кладбища. Вдали подслеповато, тихо по кошачьи замелькали кровавыми отливами огни тюремных фонарей.
Темно, жутко. Уже близко ограда, тюрьма. Что-то зашевелилось. Кто-то взволновано стал предупреждать, уговаривать не подходить:
- Там солдаты! Казаки! Может быть пролита кровь!
Запели: "Вы жертвою пали".
Кто-то выбросил лозунг: "Амнистия политическим заключённым".
Демонстрация повернула в город.
Вскоре в октябрьские дни, кажется, и было амнистировано несколько товарищей заключенных.
Демонстрация побывала в Земской Управе. Наконец, ввалилась в Городской (старый) театр. Театр стал полон до отказа.
Опера - " Фра-дьяволо". Артисты, хор - в гриме. Взволнованы все, особенно высокий толстый антрепренёр. Кругом шум, крики:
- Да здравствует свобода!
- Ура! Марсельезу! Гимн! Долой!
- Марсельезу! Марсельезу‼!
Все - оркестр, артисты, хор, публика затянули: "Отречёмся…" Что называется: "Кто в лес, кто по дрова"! [21]
Кой-как без оркестра грянули "Отречёмся от старого мира". Потом подхватил оркестр, хор, актёры. Получилось незабываемое ощущение мощи и силы.
Особенно грозно и властно звучало:
- Вставай, поднимайся, рабочий народ, иди на борьбу, люд голодный!
Сорвали спектакль.
Открылся короткий митинг:
- Завтра 19-го все на улицу! На демонстрацию, митинг! Место сбора - площадь Кафедрального собора.
Уральцам была дана директива стать в главе демонстрации учащихся г. Екатеринбурга.
Уральцы собрались на другой день 19-го к 9 часам утра к своему училищу. Напротив высыпала Мужская гимназия с реалистами. С плотины подошли Художественная школа с красными знамёнами и революционной песней.
Кой как построились. Двинулись к женской гимназии.
- Гимназия, - донеслось, - заперта.
Подошли тогда к ней с Колобовской улицы со стороны пансиона. "Сняли" пансионерок.
Двинулись группой до 600-1000 человек со знамёнами, революционными песнями на Покровский, Уктусскую к "Духовному" и "Епархиальному" (училищам). "Сняли" и эту братву.
Двинулись по Уктусской с революционными песнями, флагами в город, к центру. По пути предлагаем приказчикам закрыть лавки, магазины, идти на митинг.
Вся масса учащихся достигла до 1000-2000 человек. Были представлены все возрасты: от розовеньких, чистеньких " приготовишек" до кудлатых, растрёпанных сорванцов, "камчатников", старшеклассников. [22]
Подходим к 1-й Полицейской части. В демонстрацию врывается часть "Либеральных отцов города". Особенно запомнился присяжный поверенный Магницкий. Такой несуразный, кудластый и угрюмый. Возбуждённо, с широко вытаращенными глазами ужаса, со с"ехавшими на угреватый нос очками, начинает просить, заклинать молодежь не ходить дальше на площадь Кафедрального Собора.
- Там "чёрная сотня". Там ждёт кровавая, дикая расправа.
Демонстранты несколько замедлились, приостановились.
- Мелкоту, детишек - вон!
Разсыпалась детвора по аркам старого мрачного гостинного двора. Посмелее, повзрослее остались. Двинулись со знамёнами вперёд.
Проходим мимо полицейской части. Против ворот, что на "монетку", стоит "во фрунт" наряд полиции с приставом Батуевым во главе. По слухам, с тем Батуевым, которому потом молва приписывала организацию "черной сотни", избиений.
Демонстрация не встретила ни препятствий, ни предупреждений. Демонстранты плеснули в лицо фронта полицейских несколько обидных ругательств, вроде "кровопийц", "палачей", "наёмников". Хоть бы что тебе! Только кто-то не выдержал же, злобно кинул нам:
- Ладно, проваливай! Там Вам покажут!
Демонстрация двинулась к площади. Повернула налево по Главному и к Собору. Вдали перед Собором в линию Богоявленской улицы, примерно, стала видна чёрная полоса народа. Мелькали дубины, оглобли.
Мы подвигались. Вот проезд между Собором и старым гостинным. Вдруг чёрная полоса с "дубьём" в руках с гиканием, криком бросилась на нас. [23]
Неподалеку от меня Б. Пентегов (анархист) вытаскивает маленькую винтовку (кажется Винчестер). Прикладывается, спускает курок - осечка. Другой раз - тоже. С сердцем бросает винтовку и улепётывает. Братва наша с криком, визгом, плачем, ужасом в разные стороны. Заколыхались наши красные знамёна.
Я попал вперёд, к паперти Собора. Упал, запнувшись за высокий вымосток здесь тротуара. Кто-то, чем-то ударял по спине. Мелькнуло - пропал!
Очнулся - кто-то сильно втаскивает за руку на паперть Собора. Осмотрелся. Вокруг человек 15-20 молодёжи. Все бледны, взволнованы, тревожны. На перила лестницы склонилась хорошенькая головка блондинки-гимназистки Блесси. Истерично плачет, силится подавить судорожные рыдания.
Оглядел площадь перед Собором. Там на право, через цепь озверелой толпы перед папертью кучка народа. Кровь. Убит, растёрзан, вернее, наш знаменосец - ученик Художественной школы т. Иванов.
Среди озверелой толпы перед папертью царило, видимо, недоумение: как быть? Ринуться ли на паперть или вытаскивать по одиночке и избивать невольных пленников "Храма Божьего"?
Я быстро ориентировался. Попытался, кажется, успокоить ещё плачущую Блесси. Решительно привел в порядок шинель, фуражку и неторопливо сошел с паперти, держа сквозь цепь курс направо в сторону углового дома (теперь Камуралтрест). Жуткие секунды. Казалось - стоит крикнуть одному: " Бей его!" - и моя песенка спета.
Продираюсь сквозь толпу, слышу даже не то шопот, не то свои мысли: "Уходит ведь!" [24]
Не оглядываясь, не срывая размеренного, спокойного шага, скрываюсь, по моим расчётам, с глаз паперти за углом дома. В мозгу мелькает: "Можно прибавить шаг!" Прибавляю по Уктусской на Симановский мост, дальше Мельковками домой на Кузнечную.
Остальные же пленники, по разсказам потом, были освобождены по настоянию "отцов города" усиленным нарядом полиции.
Оказывается, безпомощныя предупреждения "отцов города" (Анфиногенов) и Магницкаго, так неумело, глупо преподнесённыя нашей демонстрации, имели основание. Часа за два до нашего прихода на площади так же дико, зверски был разогнан митинг рабочих, где, как разсказывали, мужественно отстреливался т."Иван" (Бушен). Говорили потом, что среди "чорной сотни" были раненные и даже тяжело до 4-5 человек.
Часть 3
Часть 4
Часть 5