Г.Г. Титов. Обрывки прошлого (Воспоминания учащегося). Часть 8
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
1909 ГОД
Начало 1909 года.
Как то поздно вечером, только что пришёл из "бани" в одном белье. Ребятишки - сёстры, братья все уж улеглись, кто на полу, кто на "полатях". Собрался спать.
Неожиданно вваливаются полицейский надзиратель и "дух" (полицейский).
Спрашиваю:
- В чём дело?
- Вы арестованы, просим следовать за нами.
Мать (ещё не спала) так и присела. Проснулись ребятишки. Кой кто заголосил.
Цикнул. Требую пред"явления ордера. Из-за обшлага шинели - "бумага". Читаю.
Оказывается, на основании приговора Временного Военного Суда предписывается:
- Арестовать, препроводить в Екатеринбургскую тюрьму для отбывания наказания - 1½ месяца крепости.
Разсказал. Успокоил перепуганную семью.
Спрашиваю, когда поедем в Екатеринбург.
- Завтра. Сначала в "стан" - Билимбаевский завод, к приставу (Коровину). Там дальше (вернее, обратно через Шайтанку) - в город.
Ночевать в "чижовке" при Волостном правлении в Шайтанке.
Толкую, что можно-де переночевать-то и дома.
- Нельзя.
Числюсь уже отбывающим наказание "с сего числа".
Делать нечего. Собрал кой какого белья, постель, тулуп. Вышли, сели в кошовку.
По пути в "чижовку" заехал к "Управляющему Заводами". Заявил об аресте, причинах. Ничего. [85] По освобождении обещал принять на службу.
Приехали в Волостное. Спустился вниз. Темно, грязно. Зилинчатая, деревянная дверь - как для неопасного зверя в зверинце. За досчатой дверью, в другой половине подвала - кадаверная. Там труп - единственный мой "товарищ по заключению".
Кой как расположился. Но клопы, тучи клопов - не дали даже прилечь.
Утром рано чуть ли не Воскресенье - "сани-розвальни". Айда - до Билимбая.
Заботливые мать, отец, сестрёнка постарше прибегли проводить. Сунули "на дорогу" мясных тёплых ещё пирожков.
Приехали в Билимбай. Поместили в бане пристава (накануне, видимо, топлено).
Жарко. Вглядываюсь. На "полке" - "Иван непомнящий" какой-нибудь. Пожилой. Весь оброс. Грязен, оборван. Здоровается. Чешется страшно - заела вошь. Сидим. Малость толкуем.
Часов 10-11 утра.
- "Его благородие" - требует.
Казённый большой пакет. Тройка лошадей под конвоем - в город, в тюрьму.
В Решотах под вечер сменили лошадей, попили чайку. Давай дальше.
Ночью под"ехали к знакомой тюрьме, что у Ивановского Кладбища. Оказывается, опоздали - тюрьма закрыта, не принимают.
Конвой не растерялся. В Уездное полицейское Управление, что против Екатерининского Собора (сейчас Городская станция жел.дор). Пустили.
Заперли тут-же "в арестном". [86]
Большая чистая комната с широкими нарами во всю стену. Столов, скамеек нет. Нары за всё отвечают.
Я - не один. Худенький старикашка. Оброс весь. Ходит из угла в угол. Поёт священныя "песнопения": "Достойно есть", "Спаси Господи" и пр. Пробую завязать разговор. Узнаю - какой то старообрядец, сидит за оскорбление икон православной, "кафолической" веры. На меня косится. Нет-нет, начинает ругать "политику".
Шучу:
- Не стоит ссорится, теперь два сапога-де пара - оба арестанты.
Злится старик. Опять запел.
Располагаюсь "на покой". Прошу потише раз, два. Кричит на меня:
- А, политика анафемская, не ндравится и т.д.
Озлился я. Встал, подскочил к нему. Взял его обоими руками за горло с его бородой. Тряхнул глупую голову.
- Нас двое. Задавлю, как курёнка. Завтра скажу - сам умер.
Старик испуганно запросил пощады. Отошол.
Улёгся спать. Старик замолчал. Ходит. Засыпаю. Мелькнула мысль:
- Ну, а что, если сумасшедший старик поступит по моему рецепту со мной. Да с сонным.
Так и не уснул.
Утром часов в 10 в Канцелярию. Опять пакет - и в тюрьму.
Под охраной двоих пеших "стражников" вышли из ворот. Отошла "Обедня". Из Собора выходит народ.
Остановился - требую извозчика. Отказывают. Шумно требую. Угрожают. [87]
Подоспели два конных, грозят нагайками. Кричу:
- Если тронете - весь народ будет здесь. Устрою скандал‼
Сбегали по начальству. Подозвали извозчика. По Механической, Покровскому - в тюрьму.
Старые лица тюремных надзирателей у ворот.
- Кажется, господин Титов - опять к нам пожаловали.
Шучу:
- Не надолго.
Вот камера. В ней "сидят" крепостники человек 10-12: Я.М.Свердлов, С. Мрачковский, Щипановский, М.Х. Поляков (эссэр). Кто-то из рабочих - мало знакомая публика.
В одиночках тут же в верхнем этаже: Чуцкаев, Чердынцев и другие. Большинство знакомая публика.
Тюремная жизнь завертелась. Но как-то иначе, чем в первый раз. Сознание, что ты временно, "гостем", не давало заняться чем-нибудь солидным, капитальным.
Порядки во многом изменились. Знаменитая библиотека "политических" большею частью ликвидирована. Революционных песен по тюрьме не слышно.
В камере тяжёлая атмосфера. Товарищи все уже измучены высидкой некоторыми уже года по 2. Измучились, издёргались в конец (Н.А.Чердынцев). Споры между "меньшевиками", (и здесь) "большевиками" - обострились, дошли "до бойкотов".
Тов. "Андрея" Чердынцев, кажется, обвиняет в узурпаторстве. Особенно горячее участие в раздоре между "Андреем" и Чердынцевым принимает "женское отделение политических". Большим, кружным путём шлют записки, послания на нашу мужскую половину. Обвиняют "Андрея" в отходе от революционной тактики в тюрьме.
"Андрей", как помнится, удивлённо спрашивал нападающих о возможной "конкретной революционной тактике" в обстановке [88] небывалого разгула реакции, в обстановке "завинченной" тюрьмы, карцеров и избиений. Кстати, "Андрей" (Я.М.Свердлов) в это время был "старостой" "крепостников-политзаключённых".
Словом, на почве тюремного вынужденного безделья идёт "склока".
Распространённым занятием являются шахматы. Какой-то рабочий играет, "не глядя на доску". Виртуоз, постоянный победитель. Иногда составляется игра в "две доски" - четвером - два против двух.
Еврейская Пасха. Полякову послали традиционную "щуку по-еврейски". Событие. Лакомство для камеры "крепостников".
Чувствовалось, что "реакция" докатилась до тюрьмы. "Волны революции" спали в стране. Спало настроение и заключённых в тюрьме. Все изнывали. Глухо, каждый в себе. Хотелось дела, живой борьбы "за дело рабочих и крестьян", но вместе "с массой", на улицах, на баррикадах. Тюрьма же не место для работы, борьбы.
Скудная "связь с волей", была бедна фактами и не давала работы даже для мозга. Тяжелая пора, глухое время. Казалось - вся страна, революционное движение как-бы застыли и на долго.
Особенно изнывали от политического безделья т.т.Чердынцев, "Андрей" (Свердлов), Чуцкаев. "Крепость" мне в этой обстановке, атмосфере показалось особенно тягостной.
Наконец кончился мой срок. Я - "на воле".
Революция, страхи, мытарства остались в прошлом. В Екатеринбурге партработа замерла. Знакомых, близких "на воле" не осталось. Решил отойди от партработы.
Надо как-нибудь вознаградить своим легальным трудом и свою [89] измученную в конец семью.
На долго пришлось отойти от работы, участия в партии, революционном движении. Только изредка, попадая в Екатеринбург в своих скитаниях по рудникам Урала, мельком случайно приходилось встречаться с публикой.
Так, в годах 1911-12, когда возвратились из ссылки З. Осколкова, П. Быков, то нет-нет, да и удавалось забежать, встретится, перекинутся словом, мыслью, пробежать редкий номер партийной газеты, или листовки.
Но всё же, можно считать, что этот перерыв, затишье на Урале растянулось до 17 года. [90]
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Но революция не умерла. Революция накапливала силы, для того, чтоб в 1917 году ударить с новой силой по Самодержавию, по буржуазии.
Удар получился смертельным не только для самодержавия, но и для капиталистов, буржуазии в России. Оставшиеся "стойкими" старые кадры "большевиков", "старая гвардия Урала" были не последней силой в общем разящем кулаке рабочих и крестьян.
"МЁРТВЫМ - ПАМЯТЬ!"
"ЖИВЫМ - СЛАВА!"
Пёстрые политически кадры учащейся молодежи Екатеринбурга, Урала не безследно изчезли из истории революции 1905 г., истории РС-ДРП(б). Молодёжь эта "Красному Октябрю" выдвинула ответственных работников ВКП(б), как-то:
С.Анучин, А.Парамонов, М.Бычкова, Б.Быков, З. Осколкова (умерла), С. Дерябина (умерла) и друг.
На Истории участия учащейся молодежи в 1905 году можно видеть, что молодёжь - это особо чувствительный политический барометр.
Но беда в том, что молодёжь в учебных заведениях была классово разношёрстна, а потому в массе своей безплодна для революционной партии пролетариата.
Это дает уверенность, что молодёжь наших ВТУЗ"ов, ВУЗ"ов, имея наоборот крепкия классовые пролетарские узы, пойдёт по пути более плодотворному для В.К.П.(б), для Мировой Социальной РЕВОЛЮЦИИ.
Нашей теперешней учащейся молодёжи много дано, много и спросится пролетариатом.
ВПЕРЁД К ВЫСОТАМ ЗНАНИЯ, К КОММУНИЗМУ!
Г. ТИТОВ. [91]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.133.Л.1-91.
Полицейская карточка Я.М.Свердлова
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
1909 ГОД
Начало 1909 года.
Как то поздно вечером, только что пришёл из "бани" в одном белье. Ребятишки - сёстры, братья все уж улеглись, кто на полу, кто на "полатях". Собрался спать.
Неожиданно вваливаются полицейский надзиратель и "дух" (полицейский).
Спрашиваю:
- В чём дело?
- Вы арестованы, просим следовать за нами.
Мать (ещё не спала) так и присела. Проснулись ребятишки. Кой кто заголосил.
Цикнул. Требую пред"явления ордера. Из-за обшлага шинели - "бумага". Читаю.
Оказывается, на основании приговора Временного Военного Суда предписывается:
- Арестовать, препроводить в Екатеринбургскую тюрьму для отбывания наказания - 1½ месяца крепости.
Разсказал. Успокоил перепуганную семью.
Спрашиваю, когда поедем в Екатеринбург.
- Завтра. Сначала в "стан" - Билимбаевский завод, к приставу (Коровину). Там дальше (вернее, обратно через Шайтанку) - в город.
Ночевать в "чижовке" при Волостном правлении в Шайтанке.
Толкую, что можно-де переночевать-то и дома.
- Нельзя.
Числюсь уже отбывающим наказание "с сего числа".
Делать нечего. Собрал кой какого белья, постель, тулуп. Вышли, сели в кошовку.
По пути в "чижовку" заехал к "Управляющему Заводами". Заявил об аресте, причинах. Ничего. [85] По освобождении обещал принять на службу.
Приехали в Волостное. Спустился вниз. Темно, грязно. Зилинчатая, деревянная дверь - как для неопасного зверя в зверинце. За досчатой дверью, в другой половине подвала - кадаверная. Там труп - единственный мой "товарищ по заключению".
Кой как расположился. Но клопы, тучи клопов - не дали даже прилечь.
Утром рано чуть ли не Воскресенье - "сани-розвальни". Айда - до Билимбая.
Заботливые мать, отец, сестрёнка постарше прибегли проводить. Сунули "на дорогу" мясных тёплых ещё пирожков.
Приехали в Билимбай. Поместили в бане пристава (накануне, видимо, топлено).
Жарко. Вглядываюсь. На "полке" - "Иван непомнящий" какой-нибудь. Пожилой. Весь оброс. Грязен, оборван. Здоровается. Чешется страшно - заела вошь. Сидим. Малость толкуем.
Часов 10-11 утра.
- "Его благородие" - требует.
Казённый большой пакет. Тройка лошадей под конвоем - в город, в тюрьму.
В Решотах под вечер сменили лошадей, попили чайку. Давай дальше.
Ночью под"ехали к знакомой тюрьме, что у Ивановского Кладбища. Оказывается, опоздали - тюрьма закрыта, не принимают.
Конвой не растерялся. В Уездное полицейское Управление, что против Екатерининского Собора (сейчас Городская станция жел.дор). Пустили.
Заперли тут-же "в арестном". [86]
Большая чистая комната с широкими нарами во всю стену. Столов, скамеек нет. Нары за всё отвечают.
Я - не один. Худенький старикашка. Оброс весь. Ходит из угла в угол. Поёт священныя "песнопения": "Достойно есть", "Спаси Господи" и пр. Пробую завязать разговор. Узнаю - какой то старообрядец, сидит за оскорбление икон православной, "кафолической" веры. На меня косится. Нет-нет, начинает ругать "политику".
Шучу:
- Не стоит ссорится, теперь два сапога-де пара - оба арестанты.
Злится старик. Опять запел.
Располагаюсь "на покой". Прошу потише раз, два. Кричит на меня:
- А, политика анафемская, не ндравится и т.д.
Озлился я. Встал, подскочил к нему. Взял его обоими руками за горло с его бородой. Тряхнул глупую голову.
- Нас двое. Задавлю, как курёнка. Завтра скажу - сам умер.
Старик испуганно запросил пощады. Отошол.
Улёгся спать. Старик замолчал. Ходит. Засыпаю. Мелькнула мысль:
- Ну, а что, если сумасшедший старик поступит по моему рецепту со мной. Да с сонным.
Так и не уснул.
Утром часов в 10 в Канцелярию. Опять пакет - и в тюрьму.
Под охраной двоих пеших "стражников" вышли из ворот. Отошла "Обедня". Из Собора выходит народ.
Остановился - требую извозчика. Отказывают. Шумно требую. Угрожают. [87]
Подоспели два конных, грозят нагайками. Кричу:
- Если тронете - весь народ будет здесь. Устрою скандал‼
Сбегали по начальству. Подозвали извозчика. По Механической, Покровскому - в тюрьму.
Старые лица тюремных надзирателей у ворот.
- Кажется, господин Титов - опять к нам пожаловали.
Шучу:
- Не надолго.
Вот камера. В ней "сидят" крепостники человек 10-12: Я.М.Свердлов, С. Мрачковский, Щипановский, М.Х. Поляков (эссэр). Кто-то из рабочих - мало знакомая публика.
В одиночках тут же в верхнем этаже: Чуцкаев, Чердынцев и другие. Большинство знакомая публика.
Тюремная жизнь завертелась. Но как-то иначе, чем в первый раз. Сознание, что ты временно, "гостем", не давало заняться чем-нибудь солидным, капитальным.
Порядки во многом изменились. Знаменитая библиотека "политических" большею частью ликвидирована. Революционных песен по тюрьме не слышно.
В камере тяжёлая атмосфера. Товарищи все уже измучены высидкой некоторыми уже года по 2. Измучились, издёргались в конец (Н.А.Чердынцев). Споры между "меньшевиками", (и здесь) "большевиками" - обострились, дошли "до бойкотов".
Тов. "Андрея" Чердынцев, кажется, обвиняет в узурпаторстве. Особенно горячее участие в раздоре между "Андреем" и Чердынцевым принимает "женское отделение политических". Большим, кружным путём шлют записки, послания на нашу мужскую половину. Обвиняют "Андрея" в отходе от революционной тактики в тюрьме.
"Андрей", как помнится, удивлённо спрашивал нападающих о возможной "конкретной революционной тактике" в обстановке [88] небывалого разгула реакции, в обстановке "завинченной" тюрьмы, карцеров и избиений. Кстати, "Андрей" (Я.М.Свердлов) в это время был "старостой" "крепостников-политзаключённых".
Словом, на почве тюремного вынужденного безделья идёт "склока".
Распространённым занятием являются шахматы. Какой-то рабочий играет, "не глядя на доску". Виртуоз, постоянный победитель. Иногда составляется игра в "две доски" - четвером - два против двух.
Еврейская Пасха. Полякову послали традиционную "щуку по-еврейски". Событие. Лакомство для камеры "крепостников".
Чувствовалось, что "реакция" докатилась до тюрьмы. "Волны революции" спали в стране. Спало настроение и заключённых в тюрьме. Все изнывали. Глухо, каждый в себе. Хотелось дела, живой борьбы "за дело рабочих и крестьян", но вместе "с массой", на улицах, на баррикадах. Тюрьма же не место для работы, борьбы.
Скудная "связь с волей", была бедна фактами и не давала работы даже для мозга. Тяжелая пора, глухое время. Казалось - вся страна, революционное движение как-бы застыли и на долго.
Особенно изнывали от политического безделья т.т.Чердынцев, "Андрей" (Свердлов), Чуцкаев. "Крепость" мне в этой обстановке, атмосфере показалось особенно тягостной.
Наконец кончился мой срок. Я - "на воле".
Революция, страхи, мытарства остались в прошлом. В Екатеринбурге партработа замерла. Знакомых, близких "на воле" не осталось. Решил отойди от партработы.
Надо как-нибудь вознаградить своим легальным трудом и свою [89] измученную в конец семью.
На долго пришлось отойти от работы, участия в партии, революционном движении. Только изредка, попадая в Екатеринбург в своих скитаниях по рудникам Урала, мельком случайно приходилось встречаться с публикой.
Так, в годах 1911-12, когда возвратились из ссылки З. Осколкова, П. Быков, то нет-нет, да и удавалось забежать, встретится, перекинутся словом, мыслью, пробежать редкий номер партийной газеты, или листовки.
Но всё же, можно считать, что этот перерыв, затишье на Урале растянулось до 17 года. [90]
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Но революция не умерла. Революция накапливала силы, для того, чтоб в 1917 году ударить с новой силой по Самодержавию, по буржуазии.
Удар получился смертельным не только для самодержавия, но и для капиталистов, буржуазии в России. Оставшиеся "стойкими" старые кадры "большевиков", "старая гвардия Урала" были не последней силой в общем разящем кулаке рабочих и крестьян.
"МЁРТВЫМ - ПАМЯТЬ!"
"ЖИВЫМ - СЛАВА!"
Пёстрые политически кадры учащейся молодежи Екатеринбурга, Урала не безследно изчезли из истории революции 1905 г., истории РС-ДРП(б). Молодёжь эта "Красному Октябрю" выдвинула ответственных работников ВКП(б), как-то:
С.Анучин, А.Парамонов, М.Бычкова, Б.Быков, З. Осколкова (умерла), С. Дерябина (умерла) и друг.
На Истории участия учащейся молодежи в 1905 году можно видеть, что молодёжь - это особо чувствительный политический барометр.
Но беда в том, что молодёжь в учебных заведениях была классово разношёрстна, а потому в массе своей безплодна для революционной партии пролетариата.
Это дает уверенность, что молодёжь наших ВТУЗ"ов, ВУЗ"ов, имея наоборот крепкия классовые пролетарские узы, пойдёт по пути более плодотворному для В.К.П.(б), для Мировой Социальной РЕВОЛЮЦИИ.
Нашей теперешней учащейся молодёжи много дано, много и спросится пролетариатом.
ВПЕРЁД К ВЫСОТАМ ЗНАНИЯ, К КОММУНИЗМУ!
Г. ТИТОВ. [91]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.133.Л.1-91.
Полицейская карточка Я.М.Свердлова
