Цукиока Ко:гё и его театральные гравюры (10)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9)
9. Про любовь и ревность
В театре Но: было (и есть) несколько школ, ведущих своё происхождение от старинных актёрских трупп. Отчасти их репертуар перекрещивается, но многие действа традиционно ставит только какая-нибудь одна - та, в которой и для которой пьеса изначально была написана. И если пьеса была удачной и успешной, драматургам из других школ приходилось сочинять что-нибудь как можно более похожее, но всё-таки немножко другое и про других персонажей - чтобы не получилось «плагиата». Поэтому в Но: очень много похожих сюжетов (а некоторые из этих сюжетов ещё и пародировались в комических сценках-кё:гэнах, которые давались в ходе представления в промежутках между серьёзными действами). Видно это, в частности, и по пьесам про любовь, страсть и ревность.
1
Вот, например, «действа о разлуках и встречах».
Самое знаменитое из них, пожалуй, «Хандзё» (斑女). Вообще Хандзё - это японское произношение имени (и придворной должности) древней китайской «фрейлины Бань», Бань-цзеюй, красавицы и поэтессы, возлюбленной императора Чэн-ди (прав. 32-5 гг. до н.э.). Потом император увлёкся другой красавицей, к Бань охладел, в благодарность пожаловал ей более высокую должность, но от двора и от себя удалил. Бань ревновала, какое-то время ещё надеялась, что государь вновь её вспомнит, а потом отчаялась и покончила с собою. Она оставила после себя летний веер, на котором написала своё предсмертное стихотворение - «покинутая женщина подобна вееру: летом его любят и ценят, а осенью выбрасывают и забывают…» и т.д. В Китае её жалостную историю и в театре ставили, и во множестве стихов упоминали - через стихи судьба Бань-цзеюй стала известна и в Японии. (А её удачливая соперница - Чжао Фэй-янь, «Летящая Ласточка», тоже женщина с непростой судьбой, вообще входит в число уже упоминавшихся «четырёх главных китайских красавиц» и ещё более знаменита - до сих пор в честь неё называется несколько торговых марок чая, косметики и т.д.)
В Ногами, в земле Мино, при богатом постоялом дворе, совмещённом с весёлым домом, жила и работала танцовщица Ханаго. Однажды эти края проезжал блестящий столичный чиновник Ёсида-но Сё:сё:, направляясь по делам на Восток. Он остановился на постоялом дворе, девушку прислали его обслуживать, и молодые люди неожиданно влюбились друг в друга и обменялись клятвами верности. Затем господин Ёсида продолжил свой путь, обещав вернуться, - и не вернулся; Ханаго горевала и плакала, глядя на подаренный им веер и вспоминая милого. Других посетителей она принимать отказывается наотрез, храня верность, что, естественно, не нравится содержательнице заведения. Хозяйка ругает девушку, дразнит, дала ей в насмешку прозвище «Хандзё» - та тоже над веером горевала (образованные сводни жили в земле Мино!). В конце концов, как и следовало ожидать, Ханаго вышвырнули на улицу. Она лишилась рассудка и побрела куда глаза глядят.
А Ёсида-но Сё:сё: отслужил своё на Востоке и, возвращаясь в Столицу, вновь остановился в Ногами на том же постоялом дворе и первым делом спросил про свою милую - он её не забыл, просто не мог взять с собою на место службы. Тут-то ему и рассказали её печальную историю, да ещё и добавили: «И, как настоящая, китайская Хандзё, она наверняка покончила с собою!» Господин Ёсида очень расстроился, но что поделать - отправился дальше в Столицу и там первым делом пошёл молиться в святилище речных богов Камо. И какое совпадение! Туда же забрела бедная Ханаго; она уже совсем безумна, сильно изменилась внешне и считает себя той, древней Хандзё. Танцуя с обветшавшим веером, она молит всех богов вернуть ей прежнее счастье. Оруженосцы Сё:сё: подзадоривают и поощряют её, а она оплакивает свою участь и судьбу всех брошенных женщин, знаменитых (как Ян-гуйфэй и другие) и безвестных. Господин Ёсида замечает у неё в руке знакомый веер, спрашивает: «Где ты его взяла?» - и из её рассказа понимает, что перед ним его прежняя возлюбленная. Хотя сейчас Ханаго и выглядит жалко, Сё:сё: по-прежнему любит её - но теперь уже она в безумии своём не признаёт его. Тогда он достаёт собственный веер, парный к дарёному, и это срабатывает: Ханаго вглядывается в веер, в его хозяина, узнаёт их - и безумие отступает, Влюблённые, наконец, воссоединяются, обмениваются веерами и, возблагодарив богов, отправляются в дом господина Ёсида, а хор поёт: «Воистину глубока любовь между мужчиной и женщиной!»
История Ханаго-Хандзё пользовалась и пользуется любовью зрителей (и особенно зрительниц), пародировалась в кё:гэне, переделывалась для кукольного театра и Кабуки и послужила образцом для других действ Но:.
Вот, скажем, «Обряд летнего очищения» (水無月祓, «Минадзуки бараэ») - очередной столичный господин повстречался с деревенской девушкой, они друг друга полюбили, и через несколько лет он возвращается в деревню, чтобы взять её в жёны (до этого его семья была против). Увы, ему сообщают, что в разлуке с ним девушка зачахла с тоски и пропала без вести. Удручённый, он отправляется в святилище Кано-но Мё:дзин, где сейчас, в последний день шестого месяца, как раз проводится обряд очищения, и молится о том, чтобы вновь встретиться с милой. И та появляется - безумная и пляшущая.
Пройдя очищение, она приходит в здравый рассудок, влюблённые узнают друг друга, благодарят богов и отправляются жить долго и счастливо.
2
А вот «действа о влюблённом садовнике и жестокой княжне». Они страшные.
Первым был «Парчовый барабан» (綾鼓, «Ая-но цудзуми»), сочинённый самим Дзэами Мотокиё. Действие происходит на Кюсю, во дворце князя земли Тикудзэн. У князя есть красавица-дочка, а ещё у него есть прекрасный сад, а в саду - Лавровый пруд, а за садом много лет ухаживает старик-садовник. Когда княжна гуляла в саду, старик её увидел - и влюбился. Конечно, он ей не ровня и старается скрывать своё чувство, но девушка всё заметила и решила посмеяться над ним. Она посылает в сад своего приближённого с поручением. С этого и начинается действо.
Придворный сообщает садовнику, что княжна разгадала его тайну. Тот страшно смущён: он старый и уродливый, долговязый и сгорбленный, как журавль - княжна, наверное, оскорбилась! «Нет, - заявляет посланец, - напротив. Вот в саду, на лавре над прудом, она велела повесить барабан и передать тебе: если ты будешь бить в него так, что княжна услышит из своего терема, она поймёт, что ты её правда любишь, и придёт к тебе в сад на свидание». Старик счастлив, со всем рвением он начинает твердить о своей страсти и бить в барабан - но тот не издаёт ни звука. Дело в том, что княжна решила посмеяться над стариком: вместо гулкой кожи на барабане натянута дорогая, нарядная, но неспособная звучать ткань. А старик ещё думает, что это по своей немощи и глухоте он не слышит барабана, и бьёт, и бьёт, - от зари до зари (которые отмечает бой другого, настоящего сигнального барабана во дворце). Наконец он понимает, как над ним потешались, и от отчаяния и стыда бросается в пруд.
Приходит княжна; придворный докладывает ей обо всём и предостерегает: садовник умер скверной смертью, как бы его неупокоенная душа не явилась госпоже - шла бы та домой! Но поздно - дух старика уже овладел девушкой и вещает её устами: «Слышите удары волн? Это не волны, это бьёт, наконец, мой барабан! Надо мною посмеялись, но вот - мой барабан гудит, и волны на пруду всё выше!» И действительно, из забурлившего пруда появляется страшный призрак - это злополучный садовник.
Обида его так велика, что он стал гневным духом, как и опасался придворный. Призрак подтаскивает княжну, которая не в силах ему сопротивляться, к лавру, и заставляет её бить в парчовый барабан - пока тот не загудит так, что во дворце будет слышно, он её не оставит в покое!
Красавица рыдает, но дух не отстаёт, подгоняя её своим посохом, - и она барабанит, барабанит, под летним дождём, под осенним ветром, под зимним снегом, не в силах отойти от лаврового дерева. А барабан всё молчит.
Эту жуткую историю (а дух садовника и правда один из самых страшных среди всех бесчисленных призраков театра Но:, даже на современный взгляд - и один из немногих, так и не находящих упокоения) переделали в другом действе, «Бремя любви» (恋重荷, «Кои-но омони»).
Сюжет там очень похожий: так же старый садовник влюбляется в молодую придворную красавицу, так же она посылает к нему гонца с издевательским поручением, которое он должен выполнить, чтобы добиться её благосклонности. Только тут это не немой парчовый барабан, а огромный сундук, набитый камнями и покрытый парчою, который садовнику надо поднять и несколько раз обнести вокруг всего сада. Дама имеет в виду, что добиться её взаимности старику так же немыслимо, как поднять огромную ношу, и рассчитывает, что он это поймёт и образумится. Плохо она знает настоящих влюблённых!
Садовник надрывается, пытаясь оторвать сундук от земли, и наконец, отчаявшись, топится. Встревоженный посланец здесь не пытается отговорить даму появляться в саду, а, наоборот, убеждает её придти на свидание, пусть посмертное, к садовнику, дабы умилостивить его гневный дух. Но это не вполне срабатывает: едва девушка появляется у пруда, как на плечи ей наваливается незримая тяжесть - весом с тот сундук, а призрак садовника является и гневно упрекает свою возлюбленную: пусть теперь она сама изведает, как тяжко бремя любви! Но в этом изводе всё кончается несколько лучше, чем в «Парчовом барабане»: призраку всё-таки становится жалко полураздавленную девушку, он прощает её, снимает с неё невидимую ношу и даже обещает хранить её от всякого зла до конца её дней.
3
Иногда любящая и верная пара становится жертвой внешних обстоятельств.
В действе «Сборщик тростника» (蘆刈, «Асикари») всё уже немного иначе. Жили-были бедные супруги, и обнищали настолько, что пришлось им расстаться и порознь отправиться на заработки. Муж, однако, за три года так и не сумел выбиться из бедности - он бродит с серпом по побережью в Нанива и зарабатывает на жизнь, срезая тростник и продавая его. Жена, наоборот, нашла себе хорошее место в Столице при знатной госпоже, живёт зажиточно - и вот отпрашивается на поиски мужа. Она нападает на его след на летнем празднике близ храма Гион - но муж, увидев, как процветает ныне его супруга, стыдится своего нищего и оборванного вида и пытается скрыться. Жена, однако, успевает его приметить, посылает ему новую богатое платье - она по-прежнему его любит и не собирается бросать.
Нарядный и обрадованный муж выходит, пляшет (это и есть его «преображение» обязательное почти для всех действ Но:), и они вместе отправляются в Столицу, очень довольные друг другом. А куколки в виде оборванца-тростникореза до сих пор продаются в виде сувенира на этом празднике.
Сюжет этот взят из «Ямато-моногатари», вот картинка учителя Ко:гё, Огата Гэкко, к исходной истории:
А в действе «Тюремный барабан» (籠太鼓, «Ро: тайко») всё начинается ещё мрачнее. Князь земли Мацура узнаёт, что один из его воинов, по имени Сэйдзи, убил другого, и велит схватить преступника. Сэйдзи ударился в бега, и тогда князь велит вместо беглеца бросить в тюрьму его жену - по крайней мере, пока та не выдаст, где скрывается её супруг. Однако женщина наотрез отказывается - «я ничего не знаю о том, где он сейчас!». Тянутся дни заточения; от тоски по мужу и от горя женщина начинает сходит с ума. На стене её узилища висит сигнальный барабан - она бьёт в него и кружится в безумной пляске.
Князь проникается сочувствием к женщине, так страдающей не по своей вине, и хочет освободить её, но она отказывается покидать темницу: «Мой муж - преступник, мне объяснили это, я здесь - вместо него!» Князю ничего не остаётся, как объявить, что он милует и её мужа. На радостях к женщине возвращается рассудок, и она отправляется с доброй вестью к Сэйдзи - благо всё это время, как выясняется, прекрасно знала, где он скрывается, и безумие лишь помогло ей не проговориться об этом.
Хуже бывало, когда влюблённые слишком резко различались по происхождению. Таким отношениям, в частности, посвящено очень знаменитое действо «Юя» (熊野). Герой его («странник»-ваки) - могущественный вельможа Тайра-но Мунэмори (1147-1185), будущий наследник грозного Киёмори, а главная героиня (ситэ), Юя - из простой восточной семьи, в прошлом - девушка примерно тех же занятий, что Ханаго. Мунэмори, однако, её не бросил, а, напротив, взял к себе в Столицу и сделал наложницей. Они друг друга очень любят. Но вот однажды весной с Востока, из родных краёв Юя, приходят печальные вести: её мать тяжко больна. Девушка просит Мунэмори разрешить ей вернуться домой, чтобы ухаживать за матерью. Но у молодого человека совершенно иные замыслы: пришло время цветения вишен, он собирается отправиться любоваться ими к храму Киёмидзу-дэра, а без подруги ему и вишни будут не в радость. (И во времена Мунэмори, и в годы написания действа любование вишнями ещё не стало столь всеобщим и обязательным увлечением, как при Токугавах - пока это ещё весьма аристократическое времяпрепровождение).
Юя огорчена, а тут ещё прибывает посыльная из её дома с письмом - матушка совсем плоха и хотела бы успеть хотя бы увидеться с дочкой. Юя вновь умоляет Мунэмори отпустить её, но он непреклонен: повозка уже готова, волы впряжены, как это она смеет ломать его планы и портить ему настроение? Едем, веселись и наслаждайся красотами природы! Девушке ничего не остаётся, как повиноваться - они отправляются в храм Киёмидзу, а хор поёт, как прекрасны вишни и справа, и слева по дороге, как радуются и знатные, и простолюдины их цветению. Одной героине грустно.
Возок прибывает к храму, и Юя спешит воспользоваться возможностью помолиться милосердной бодхисаттве Каннон о выздоровлении матери. Но её покровитель даже не даёт ей закончить молитву: «Всё уже готово, циновки расстелены в самом живописном месте, вино налито - идём любоваться! И спляши нам, Юя: ты ведь так хорошо танцуешь!» Скрепя сердце, почтительная дочь исполняет танец на радость Мунэмори и его знатным друзьям; вдруг проносится порыв ветра, срывая с веток лепестки вишен. Юя хватает листок бумаги, быстро пишет стихотворение, передаёт его возлюбленному:
«Что же делать мне? Близ Столицы всё цветёт, радостью дыша -
На Востоке же цветы осыпаются сейчас…»
И это срабатывает - чёрствый Мунэмори, прежде и слушать её не желавший, теперь глубоко тронут этими строками (мы же помним этот постоянный мотив Но: - «в стихах заключена чудотворная сила»). Он немедленно разрешает девушке отправиться домой - вот прямо в этой его повозке. Благодарная Юя танцует второй танец и спешит отбыть к матери. Так что всё кончается более или менее благополучно - а милосердие Каннон даёт надежду даже на выздоровление старушки.
(А ещё про любовь и про ревность - в следующий раз)
9. Про любовь и ревность
В театре Но: было (и есть) несколько школ, ведущих своё происхождение от старинных актёрских трупп. Отчасти их репертуар перекрещивается, но многие действа традиционно ставит только какая-нибудь одна - та, в которой и для которой пьеса изначально была написана. И если пьеса была удачной и успешной, драматургам из других школ приходилось сочинять что-нибудь как можно более похожее, но всё-таки немножко другое и про других персонажей - чтобы не получилось «плагиата». Поэтому в Но: очень много похожих сюжетов (а некоторые из этих сюжетов ещё и пародировались в комических сценках-кё:гэнах, которые давались в ходе представления в промежутках между серьёзными действами). Видно это, в частности, и по пьесам про любовь, страсть и ревность.
1
Вот, например, «действа о разлуках и встречах».
Самое знаменитое из них, пожалуй, «Хандзё» (斑女). Вообще Хандзё - это японское произношение имени (и придворной должности) древней китайской «фрейлины Бань», Бань-цзеюй, красавицы и поэтессы, возлюбленной императора Чэн-ди (прав. 32-5 гг. до н.э.). Потом император увлёкся другой красавицей, к Бань охладел, в благодарность пожаловал ей более высокую должность, но от двора и от себя удалил. Бань ревновала, какое-то время ещё надеялась, что государь вновь её вспомнит, а потом отчаялась и покончила с собою. Она оставила после себя летний веер, на котором написала своё предсмертное стихотворение - «покинутая женщина подобна вееру: летом его любят и ценят, а осенью выбрасывают и забывают…» и т.д. В Китае её жалостную историю и в театре ставили, и во множестве стихов упоминали - через стихи судьба Бань-цзеюй стала известна и в Японии. (А её удачливая соперница - Чжао Фэй-янь, «Летящая Ласточка», тоже женщина с непростой судьбой, вообще входит в число уже упоминавшихся «четырёх главных китайских красавиц» и ещё более знаменита - до сих пор в честь неё называется несколько торговых марок чая, косметики и т.д.)
В Ногами, в земле Мино, при богатом постоялом дворе, совмещённом с весёлым домом, жила и работала танцовщица Ханаго. Однажды эти края проезжал блестящий столичный чиновник Ёсида-но Сё:сё:, направляясь по делам на Восток. Он остановился на постоялом дворе, девушку прислали его обслуживать, и молодые люди неожиданно влюбились друг в друга и обменялись клятвами верности. Затем господин Ёсида продолжил свой путь, обещав вернуться, - и не вернулся; Ханаго горевала и плакала, глядя на подаренный им веер и вспоминая милого. Других посетителей она принимать отказывается наотрез, храня верность, что, естественно, не нравится содержательнице заведения. Хозяйка ругает девушку, дразнит, дала ей в насмешку прозвище «Хандзё» - та тоже над веером горевала (образованные сводни жили в земле Мино!). В конце концов, как и следовало ожидать, Ханаго вышвырнули на улицу. Она лишилась рассудка и побрела куда глаза глядят.
А Ёсида-но Сё:сё: отслужил своё на Востоке и, возвращаясь в Столицу, вновь остановился в Ногами на том же постоялом дворе и первым делом спросил про свою милую - он её не забыл, просто не мог взять с собою на место службы. Тут-то ему и рассказали её печальную историю, да ещё и добавили: «И, как настоящая, китайская Хандзё, она наверняка покончила с собою!» Господин Ёсида очень расстроился, но что поделать - отправился дальше в Столицу и там первым делом пошёл молиться в святилище речных богов Камо. И какое совпадение! Туда же забрела бедная Ханаго; она уже совсем безумна, сильно изменилась внешне и считает себя той, древней Хандзё. Танцуя с обветшавшим веером, она молит всех богов вернуть ей прежнее счастье. Оруженосцы Сё:сё: подзадоривают и поощряют её, а она оплакивает свою участь и судьбу всех брошенных женщин, знаменитых (как Ян-гуйфэй и другие) и безвестных. Господин Ёсида замечает у неё в руке знакомый веер, спрашивает: «Где ты его взяла?» - и из её рассказа понимает, что перед ним его прежняя возлюбленная. Хотя сейчас Ханаго и выглядит жалко, Сё:сё: по-прежнему любит её - но теперь уже она в безумии своём не признаёт его. Тогда он достаёт собственный веер, парный к дарёному, и это срабатывает: Ханаго вглядывается в веер, в его хозяина, узнаёт их - и безумие отступает, Влюблённые, наконец, воссоединяются, обмениваются веерами и, возблагодарив богов, отправляются в дом господина Ёсида, а хор поёт: «Воистину глубока любовь между мужчиной и женщиной!»
История Ханаго-Хандзё пользовалась и пользуется любовью зрителей (и особенно зрительниц), пародировалась в кё:гэне, переделывалась для кукольного театра и Кабуки и послужила образцом для других действ Но:.
Вот, скажем, «Обряд летнего очищения» (水無月祓, «Минадзуки бараэ») - очередной столичный господин повстречался с деревенской девушкой, они друг друга полюбили, и через несколько лет он возвращается в деревню, чтобы взять её в жёны (до этого его семья была против). Увы, ему сообщают, что в разлуке с ним девушка зачахла с тоски и пропала без вести. Удручённый, он отправляется в святилище Кано-но Мё:дзин, где сейчас, в последний день шестого месяца, как раз проводится обряд очищения, и молится о том, чтобы вновь встретиться с милой. И та появляется - безумная и пляшущая.
Пройдя очищение, она приходит в здравый рассудок, влюблённые узнают друг друга, благодарят богов и отправляются жить долго и счастливо.
2
А вот «действа о влюблённом садовнике и жестокой княжне». Они страшные.
Первым был «Парчовый барабан» (綾鼓, «Ая-но цудзуми»), сочинённый самим Дзэами Мотокиё. Действие происходит на Кюсю, во дворце князя земли Тикудзэн. У князя есть красавица-дочка, а ещё у него есть прекрасный сад, а в саду - Лавровый пруд, а за садом много лет ухаживает старик-садовник. Когда княжна гуляла в саду, старик её увидел - и влюбился. Конечно, он ей не ровня и старается скрывать своё чувство, но девушка всё заметила и решила посмеяться над ним. Она посылает в сад своего приближённого с поручением. С этого и начинается действо.
Придворный сообщает садовнику, что княжна разгадала его тайну. Тот страшно смущён: он старый и уродливый, долговязый и сгорбленный, как журавль - княжна, наверное, оскорбилась! «Нет, - заявляет посланец, - напротив. Вот в саду, на лавре над прудом, она велела повесить барабан и передать тебе: если ты будешь бить в него так, что княжна услышит из своего терема, она поймёт, что ты её правда любишь, и придёт к тебе в сад на свидание». Старик счастлив, со всем рвением он начинает твердить о своей страсти и бить в барабан - но тот не издаёт ни звука. Дело в том, что княжна решила посмеяться над стариком: вместо гулкой кожи на барабане натянута дорогая, нарядная, но неспособная звучать ткань. А старик ещё думает, что это по своей немощи и глухоте он не слышит барабана, и бьёт, и бьёт, - от зари до зари (которые отмечает бой другого, настоящего сигнального барабана во дворце). Наконец он понимает, как над ним потешались, и от отчаяния и стыда бросается в пруд.
Приходит княжна; придворный докладывает ей обо всём и предостерегает: садовник умер скверной смертью, как бы его неупокоенная душа не явилась госпоже - шла бы та домой! Но поздно - дух старика уже овладел девушкой и вещает её устами: «Слышите удары волн? Это не волны, это бьёт, наконец, мой барабан! Надо мною посмеялись, но вот - мой барабан гудит, и волны на пруду всё выше!» И действительно, из забурлившего пруда появляется страшный призрак - это злополучный садовник.
Обида его так велика, что он стал гневным духом, как и опасался придворный. Призрак подтаскивает княжну, которая не в силах ему сопротивляться, к лавру, и заставляет её бить в парчовый барабан - пока тот не загудит так, что во дворце будет слышно, он её не оставит в покое!
Красавица рыдает, но дух не отстаёт, подгоняя её своим посохом, - и она барабанит, барабанит, под летним дождём, под осенним ветром, под зимним снегом, не в силах отойти от лаврового дерева. А барабан всё молчит.
Эту жуткую историю (а дух садовника и правда один из самых страшных среди всех бесчисленных призраков театра Но:, даже на современный взгляд - и один из немногих, так и не находящих упокоения) переделали в другом действе, «Бремя любви» (恋重荷, «Кои-но омони»).
Сюжет там очень похожий: так же старый садовник влюбляется в молодую придворную красавицу, так же она посылает к нему гонца с издевательским поручением, которое он должен выполнить, чтобы добиться её благосклонности. Только тут это не немой парчовый барабан, а огромный сундук, набитый камнями и покрытый парчою, который садовнику надо поднять и несколько раз обнести вокруг всего сада. Дама имеет в виду, что добиться её взаимности старику так же немыслимо, как поднять огромную ношу, и рассчитывает, что он это поймёт и образумится. Плохо она знает настоящих влюблённых!
Садовник надрывается, пытаясь оторвать сундук от земли, и наконец, отчаявшись, топится. Встревоженный посланец здесь не пытается отговорить даму появляться в саду, а, наоборот, убеждает её придти на свидание, пусть посмертное, к садовнику, дабы умилостивить его гневный дух. Но это не вполне срабатывает: едва девушка появляется у пруда, как на плечи ей наваливается незримая тяжесть - весом с тот сундук, а призрак садовника является и гневно упрекает свою возлюбленную: пусть теперь она сама изведает, как тяжко бремя любви! Но в этом изводе всё кончается несколько лучше, чем в «Парчовом барабане»: призраку всё-таки становится жалко полураздавленную девушку, он прощает её, снимает с неё невидимую ношу и даже обещает хранить её от всякого зла до конца её дней.
3
Иногда любящая и верная пара становится жертвой внешних обстоятельств.
В действе «Сборщик тростника» (蘆刈, «Асикари») всё уже немного иначе. Жили-были бедные супруги, и обнищали настолько, что пришлось им расстаться и порознь отправиться на заработки. Муж, однако, за три года так и не сумел выбиться из бедности - он бродит с серпом по побережью в Нанива и зарабатывает на жизнь, срезая тростник и продавая его. Жена, наоборот, нашла себе хорошее место в Столице при знатной госпоже, живёт зажиточно - и вот отпрашивается на поиски мужа. Она нападает на его след на летнем празднике близ храма Гион - но муж, увидев, как процветает ныне его супруга, стыдится своего нищего и оборванного вида и пытается скрыться. Жена, однако, успевает его приметить, посылает ему новую богатое платье - она по-прежнему его любит и не собирается бросать.
Нарядный и обрадованный муж выходит, пляшет (это и есть его «преображение» обязательное почти для всех действ Но:), и они вместе отправляются в Столицу, очень довольные друг другом. А куколки в виде оборванца-тростникореза до сих пор продаются в виде сувенира на этом празднике.
Сюжет этот взят из «Ямато-моногатари», вот картинка учителя Ко:гё, Огата Гэкко, к исходной истории:
А в действе «Тюремный барабан» (籠太鼓, «Ро: тайко») всё начинается ещё мрачнее. Князь земли Мацура узнаёт, что один из его воинов, по имени Сэйдзи, убил другого, и велит схватить преступника. Сэйдзи ударился в бега, и тогда князь велит вместо беглеца бросить в тюрьму его жену - по крайней мере, пока та не выдаст, где скрывается её супруг. Однако женщина наотрез отказывается - «я ничего не знаю о том, где он сейчас!». Тянутся дни заточения; от тоски по мужу и от горя женщина начинает сходит с ума. На стене её узилища висит сигнальный барабан - она бьёт в него и кружится в безумной пляске.
Князь проникается сочувствием к женщине, так страдающей не по своей вине, и хочет освободить её, но она отказывается покидать темницу: «Мой муж - преступник, мне объяснили это, я здесь - вместо него!» Князю ничего не остаётся, как объявить, что он милует и её мужа. На радостях к женщине возвращается рассудок, и она отправляется с доброй вестью к Сэйдзи - благо всё это время, как выясняется, прекрасно знала, где он скрывается, и безумие лишь помогло ей не проговориться об этом.
Хуже бывало, когда влюблённые слишком резко различались по происхождению. Таким отношениям, в частности, посвящено очень знаменитое действо «Юя» (熊野). Герой его («странник»-ваки) - могущественный вельможа Тайра-но Мунэмори (1147-1185), будущий наследник грозного Киёмори, а главная героиня (ситэ), Юя - из простой восточной семьи, в прошлом - девушка примерно тех же занятий, что Ханаго. Мунэмори, однако, её не бросил, а, напротив, взял к себе в Столицу и сделал наложницей. Они друг друга очень любят. Но вот однажды весной с Востока, из родных краёв Юя, приходят печальные вести: её мать тяжко больна. Девушка просит Мунэмори разрешить ей вернуться домой, чтобы ухаживать за матерью. Но у молодого человека совершенно иные замыслы: пришло время цветения вишен, он собирается отправиться любоваться ими к храму Киёмидзу-дэра, а без подруги ему и вишни будут не в радость. (И во времена Мунэмори, и в годы написания действа любование вишнями ещё не стало столь всеобщим и обязательным увлечением, как при Токугавах - пока это ещё весьма аристократическое времяпрепровождение).
Юя огорчена, а тут ещё прибывает посыльная из её дома с письмом - матушка совсем плоха и хотела бы успеть хотя бы увидеться с дочкой. Юя вновь умоляет Мунэмори отпустить её, но он непреклонен: повозка уже готова, волы впряжены, как это она смеет ломать его планы и портить ему настроение? Едем, веселись и наслаждайся красотами природы! Девушке ничего не остаётся, как повиноваться - они отправляются в храм Киёмидзу, а хор поёт, как прекрасны вишни и справа, и слева по дороге, как радуются и знатные, и простолюдины их цветению. Одной героине грустно.
Возок прибывает к храму, и Юя спешит воспользоваться возможностью помолиться милосердной бодхисаттве Каннон о выздоровлении матери. Но её покровитель даже не даёт ей закончить молитву: «Всё уже готово, циновки расстелены в самом живописном месте, вино налито - идём любоваться! И спляши нам, Юя: ты ведь так хорошо танцуешь!» Скрепя сердце, почтительная дочь исполняет танец на радость Мунэмори и его знатным друзьям; вдруг проносится порыв ветра, срывая с веток лепестки вишен. Юя хватает листок бумаги, быстро пишет стихотворение, передаёт его возлюбленному:
«Что же делать мне? Близ Столицы всё цветёт, радостью дыша -
На Востоке же цветы осыпаются сейчас…»
И это срабатывает - чёрствый Мунэмори, прежде и слушать её не желавший, теперь глубоко тронут этими строками (мы же помним этот постоянный мотив Но: - «в стихах заключена чудотворная сила»). Он немедленно разрешает девушке отправиться домой - вот прямо в этой его повозке. Благодарная Юя танцует второй танец и спешит отбыть к матери. Так что всё кончается более или менее благополучно - а милосердие Каннон даёт надежду даже на выздоровление старушки.
(А ещё про любовь и про ревность - в следующий раз)