Мертвая пионерка
Анжела, Анжела… Зачем я тебя вспомнил? Ты - догорающая в памяти острая лучинка, ты - болезненный укол иглы прямо под сердце. Забыв тебя, я был много счастливее. А теперь, однажды вспомнив, уже не смогу забыть. Жалость и сострадание терзают меня. Но, видимо, ты нужна мне, чтобы день за днем напоминать о чем-то очень и очень важном. Куда более важном, чем все мои сегодняшние переживания о том, как увеличить личное благосостояние, и уменьшить протестные настроения в стране…
Мама Анжелы вовсе не была проституткой. Она работала кассиром в продуктовом магазине. И, будучи молодой женщиной, находилась что называется в поиске. Кавалеры рядом с ней надолго не задерживались. «Поматросил - и бросил» - это как раз про нее. Последний мужик, которого Анжела терпеть не могла, откуда-то постоянно приносил кожаные куртки и шубы. Они были свалены в их квартире повсюду. Как потом выяснилось, он работал в театрах - вытаскивал номерки, и получал в гардеробе чужую верхнюю одежду. Вскоре его арестовали и посадили в тюрьму. Мама Анжелы, по словам дочери, сильно страдала, и много пила. Ей еще повезло, что ее не признали соучастницей. Дело вполне могло кончиться печально.
Я виделся с Анжелой очень редко. Обычно она гуляла во дворе возле библиотеки. Иногда мы пересекались там и болтали обо всем. В основном, говорила она. Посвящала меня в подробности своей незатейливой жизни, а я с интересом слушал - поскольку с детства отличался не только любознательностью, но и любопытством. Меня поражала в Анжеле удивительная свобода. Мыслила она широко, была умна, не терпела над собой никакой власти, и в школу почти не ходида. «А пошли они, - отмахивалась она, отвечая на мои вопросы, - пусть попсихуют». Нас нельзя было назвать друзьями - просто знакомые, живущие в одном районе. Анжела была мне симпатична. А порой вызывала восхищение. Я должен был делать домашнее задание. А она просто стояла посреди двора и смотрела на облака. «Гляди, как похоже на морду собаки!» - и, смеясь, тыкала указательным пальцем в небо. Я смотрел туда, и убеждался, что да - действительно похоже. Когда толпа выходила из автобуса, она сказала, что люди растекаются, как дым. Это сравнение показалось мне очень интересным. Но сколько я не пялился на покидающих автобус пассажиров сходства с дымом не углядел. Я заметил, что с Анжелой все здороваются. В этом дворе она была всеобщей любимицей. Периодически какой-нибудь взрослый дядька останавливался и давал ей конфету или даже целое пирожное.
- Ты берешь у них конфеты? - искренне удивился я, четко усвоивший, что у чужих ничего брать нельзя.
- Конечно, - отвечала Анжела, - это же дядя Петя.
- Так ты его знаешь, - успокаивался я.
- Ага, бывший мамкин ухажер…
То ли «ухажеров» у Анжелиной мамы было и впрямь не счесть, то ли Анжела преувеличивала, но я видел не меньше двадцати «дядь Петей» и прочих дядей…
В этом же дворе Анжелу сбила машина. Я узнал о случившемся от библиотекарши. Она несколько раз заставала нас вместе возле качелей на детской площадке, и посчитала нужным сообщить мне о произошедшем. Не зная о трагедии, я высматривал Анжелу несколько недель, и удивлялся, куда это она пропала…
Известие меня не шокировало, но удивило. Но, как это часто бывает с детьми, чья простодушная жестокость, мне кажется, простительна, я довольно быстро стал забывать о знакомой девочке из библиотечного двора. И увидел ее в следующий раз лишь несколько лет спустя. К тому времени для меня прошла целая вечность… Ее везла в инвалидной коляске мама. Я прошел мимо. И только дойдя до библиотеки, сообразил, что где-то видел это несчастное лицо с перекошенным слюнявым ртом… Только оно было совсем другим… Осознав, кого я увидел, и что я увидел, я ужаснулся… Впрочем, эта картинка будоражила меня совсем недолго - несколько дней. Вскоре я вновь забыл прелестную девочку и урода в инвалидной коляске… Забыл на долгие годы, чтобы однажды, когда придет время, докопаться до этих столь непохожих образов, олицетворявших одного человека, в памяти.
Не знаю, жива ли она сейчас… Нашла ли себя в этом жестоком мире… В Америке я видел множество счастливых инвалидов на высокотехнологичных колясках. Они способны перемещаться в пространстве абсолютно свободно. И даже заводят семью и детей. Они посещают бейсбольные матчи, болеют вместе со всеми, кричат, смеются, едят хотдоги и пьют пиво… Наша страна жестока к таким людям. Россия для молодых и сильных. Об ущербных гражданах она предпочитает забыть. Как забывают о своих изувеченных сверстниках юные человечки. Что ж, у них впереди целая жизнь. Они оставляют калек позади, на обочине. И уходят, расправив плечи, шагая все увереннее и увереннее, только вперед. Может, наша страна тоже слишком юная - чтобы замечать боль и страдания тех, кому нужны помощь и сострадание? А порой, им нужна и столь ненавидимая мною элементарная жалость. Ненавидимая за то, что она бесполезна и унижает того, к кому обращена… Но нужна… Безусловно, нужна.
Прости меня, Анжела. Ты живешь у меня в памяти в обеих ипостасях. И останешься там и на страницах этого повествования навсегда.
***
Как-то очень бесцеремонно в России обращаются со старыми кладбищами. Как будто это не захоронение человеческих останков, а свалка людского мусора - оставшееся от предыдущих поколений раздражающее месиво костей. Оно мешает новым людям, не дает расширяться городу, а город хочет расти, вмещая в себя все новых и новых человечков, которые хотят жить сегодня, и не желают ничего знать о былом. Они готовы селиться и на костях, лишь бы улучшить свои жилищные условия. Потому и возводятся целые микрорайоны на месте древних погостов. Потому и сносятся эти самые погосты бульдозером.
Бесцеремонность эта, обращенная к нашим предкам, несвежим духом проникает в души подрастающего поколения, извращает природу, заставляя совершать абсолютно дикие с точки зрения нормального человека поступки. Когда тяжелая техника равняла под застройку старое кладбище, кости так и лезли из земли наружу - словно мертвецы норовили выбраться на поверхность, напомнить о себе - глядите, мы здесь. Ребята из нашего микрорайона совершали на место новостройки своеобразное паломничество, враз обратившись в черных копателей и некрополистов. И конечно, Рыжий с бандой облюбовали это место. Черепа они варили в котелках на заброшенной стройке, чтобы они стали белые и красивые, и расставляли по своему подвалу в качестве украшения. Из костей мастеровитый Сани делал рукоятки для ножей. И специально для Рыжего как-то раз умудрился вырезать из черепа чашу. Говорили, Рыжий из нее пьет. Врать не буду, сам не видел. Но об этом постоянно рассказывали во дворах на районе. И я поверил. И как не поверить, если один из моих ближайших приятелей, Серега, сам притащил как-то раз ко мне домой головы мертвецов.
- Поехали на… - он употребил название микрорайона, где происходило кощунственное строительство, - и принялся взахлеб рассказывать о том, что там можно найти человеческие кости.
Я слушал его с содроганием. Но, боясь прослыть трусом, сделал вид, что рассказ меня не тронул, и поинтересовался нарочито безразлично:
- На фиг они нужны?
- Ты что, - Серега перешел на шепот. - Это же… человеческие… кости…
- И что с того?! - я хмыкнул. - У Сашки Сапрыкина брат в морге работает. Каждый день дохляков видит.
- Ты чего, сдрейфил? - Серега осклабился.
- Сам ты сдрейфил. Мне просто неинтересно.
- Ну и ладно, - сказал он, - сам пойду…
Вечером кто-то позвонил в квартиру. Я пошел открывать. За коридорной дверью стоял Серега с холщевым мешком из-под картошки.
- Мам, это ко мне, - крикнул я.
- Пошли на балкон, - прошептал Серега.
На балконе он с сияющими глазами открыл мешок, чтобы я мог рассмотреть его содержимое. В мешке лежало несколько черепов. Все - в земле, кусках пергаментной кожи, мокрицах, кое-где на черепе видны были высохшие сеткой капилляры. На одной голове, маленькой, отлично сохранились волосы, заплетенные в две косички. Серая ткань ленточек когда-то, видимо, была белой.
- Видишь, это девчонка, - снова шепотом проговорил Серега. - Маленькой умерла. Пионерка, наверное.
Осознание, что это наша ровесница, внушило мне вдруг такой ужас и отвращение, что я ощутил дурноту.
- Чего, страшно? - спросил Серега, улыбаясь.
- Да пошел ты, - сказал я. - Что ты с ними делать будешь?
- Сварю, как все делают! Отполирую. И на полку поставлю. Красиво, чё?
- И пионерку тоже?
- Конечно.
- А не боишься, что она к тебе придет?!
- Не понял.
- Ночью придет за своей головой, которую ты украл. Проснешься, а она стоит возле кровати: «Отдай голову, Серега, отдай голову»…
Серега явно пока не думал над этим вопросом. Он озадаченно помялся.
- А я скажу ей: «Пошла вон».
- А она не уйдет…
- Как это - не уйдет?
- Вот так. Ты что, истории про мертвецов никогда не слышал?..
- Ну, слышал… кое-что…
- Ну ты дурак. Нет, она точно придет за своей головой. Короче, тебе конец…
- Да ладно, - протянул Серега, но как-то неуверенно, - вон Рыжий из черепушки лимонад пьет, и ничего…
- Это пока ничего, - сказал я назидательно… Может, у него уже внутренности сгнили. Видал, его рожу?..
Мы еще немного пообсуждали мертвецов и перспективы Рыжего, после чего задумчивый Серега ушел… Когда на следующий день в школе я поинтересовался язвительно, как поживают головы черного копателя, он буркнул, что голов больше нет.
- Куда же ты их дел? - спросил я.
- Куда-куда, туда же, откуда взял… закопал обратно, да и все.
- Ну и правильно, - я хлопнул Серегу по плечу. - Только теперь бесполезно. Жди пионерку. Она теперь точно от тебя не отстанет…
Но я ошибся. Мертвая «пионерка» в ту же ночь явилась ко мне. На ней был красный галстук и школьная форма, а на плечах череп с зияющими глазницами. Заплетенные в косички волосы напоминали старый-старый парик. Я проснулся, будучи вне себя от ужаса, едва не крича… И этот сон потом повторялся регулярно, на протяжении нескольких лет. Потом «пионерка» наконец оставила меня в покое. Честное слово, я до сих пор вспоминаю ее с содроганием.
Что касается Сереги, то он то ли не заинтересовал покойницу, то ли, что куда вероятнее, был куда менее впечатлительным пареньком. Во всяком случае, когда я через полгода спросил его, не является ли ему «пионерка», он удивился:
- Кто?!.. А… Эта. Не, не видел.
Откровенно говоря, я ему позавидовал.
Начало:
1. http://sociopat-dairy.livejournal.com/39601.html
2. http://sociopat-dairy.livejournal.com/40439.html
3. http://sociopat-dairy.livejournal.com/41781.html
4. http://sociopat-dairy.livejournal.com/44259.html
5. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46357.html
6. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46979.html
7. http://sociopat-dairy.livejournal.com/47942.html
8. http://sociopat-dairy.livejournal.com/48457.html
9. http://sociopat-dairy.livejournal.com/49740.html
10. http://sociopat-dairy.livejournal.com/50640.html
11. http://sociopat-dairy.livejournal.com/50999.html
12. http://sociopat-dairy.livejournal.com/52916.html
13. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54264.html
14. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54497.html
15. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54678.html
16. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54794.html
x. http://sociopat-dairy.livejournal.com/31102.html (Не в основном тексте - "Валька")
Мама Анжелы вовсе не была проституткой. Она работала кассиром в продуктовом магазине. И, будучи молодой женщиной, находилась что называется в поиске. Кавалеры рядом с ней надолго не задерживались. «Поматросил - и бросил» - это как раз про нее. Последний мужик, которого Анжела терпеть не могла, откуда-то постоянно приносил кожаные куртки и шубы. Они были свалены в их квартире повсюду. Как потом выяснилось, он работал в театрах - вытаскивал номерки, и получал в гардеробе чужую верхнюю одежду. Вскоре его арестовали и посадили в тюрьму. Мама Анжелы, по словам дочери, сильно страдала, и много пила. Ей еще повезло, что ее не признали соучастницей. Дело вполне могло кончиться печально.
Я виделся с Анжелой очень редко. Обычно она гуляла во дворе возле библиотеки. Иногда мы пересекались там и болтали обо всем. В основном, говорила она. Посвящала меня в подробности своей незатейливой жизни, а я с интересом слушал - поскольку с детства отличался не только любознательностью, но и любопытством. Меня поражала в Анжеле удивительная свобода. Мыслила она широко, была умна, не терпела над собой никакой власти, и в школу почти не ходида. «А пошли они, - отмахивалась она, отвечая на мои вопросы, - пусть попсихуют». Нас нельзя было назвать друзьями - просто знакомые, живущие в одном районе. Анжела была мне симпатична. А порой вызывала восхищение. Я должен был делать домашнее задание. А она просто стояла посреди двора и смотрела на облака. «Гляди, как похоже на морду собаки!» - и, смеясь, тыкала указательным пальцем в небо. Я смотрел туда, и убеждался, что да - действительно похоже. Когда толпа выходила из автобуса, она сказала, что люди растекаются, как дым. Это сравнение показалось мне очень интересным. Но сколько я не пялился на покидающих автобус пассажиров сходства с дымом не углядел. Я заметил, что с Анжелой все здороваются. В этом дворе она была всеобщей любимицей. Периодически какой-нибудь взрослый дядька останавливался и давал ей конфету или даже целое пирожное.
- Ты берешь у них конфеты? - искренне удивился я, четко усвоивший, что у чужих ничего брать нельзя.
- Конечно, - отвечала Анжела, - это же дядя Петя.
- Так ты его знаешь, - успокаивался я.
- Ага, бывший мамкин ухажер…
То ли «ухажеров» у Анжелиной мамы было и впрямь не счесть, то ли Анжела преувеличивала, но я видел не меньше двадцати «дядь Петей» и прочих дядей…
В этом же дворе Анжелу сбила машина. Я узнал о случившемся от библиотекарши. Она несколько раз заставала нас вместе возле качелей на детской площадке, и посчитала нужным сообщить мне о произошедшем. Не зная о трагедии, я высматривал Анжелу несколько недель, и удивлялся, куда это она пропала…
Известие меня не шокировало, но удивило. Но, как это часто бывает с детьми, чья простодушная жестокость, мне кажется, простительна, я довольно быстро стал забывать о знакомой девочке из библиотечного двора. И увидел ее в следующий раз лишь несколько лет спустя. К тому времени для меня прошла целая вечность… Ее везла в инвалидной коляске мама. Я прошел мимо. И только дойдя до библиотеки, сообразил, что где-то видел это несчастное лицо с перекошенным слюнявым ртом… Только оно было совсем другим… Осознав, кого я увидел, и что я увидел, я ужаснулся… Впрочем, эта картинка будоражила меня совсем недолго - несколько дней. Вскоре я вновь забыл прелестную девочку и урода в инвалидной коляске… Забыл на долгие годы, чтобы однажды, когда придет время, докопаться до этих столь непохожих образов, олицетворявших одного человека, в памяти.
Не знаю, жива ли она сейчас… Нашла ли себя в этом жестоком мире… В Америке я видел множество счастливых инвалидов на высокотехнологичных колясках. Они способны перемещаться в пространстве абсолютно свободно. И даже заводят семью и детей. Они посещают бейсбольные матчи, болеют вместе со всеми, кричат, смеются, едят хотдоги и пьют пиво… Наша страна жестока к таким людям. Россия для молодых и сильных. Об ущербных гражданах она предпочитает забыть. Как забывают о своих изувеченных сверстниках юные человечки. Что ж, у них впереди целая жизнь. Они оставляют калек позади, на обочине. И уходят, расправив плечи, шагая все увереннее и увереннее, только вперед. Может, наша страна тоже слишком юная - чтобы замечать боль и страдания тех, кому нужны помощь и сострадание? А порой, им нужна и столь ненавидимая мною элементарная жалость. Ненавидимая за то, что она бесполезна и унижает того, к кому обращена… Но нужна… Безусловно, нужна.
Прости меня, Анжела. Ты живешь у меня в памяти в обеих ипостасях. И останешься там и на страницах этого повествования навсегда.
***
Как-то очень бесцеремонно в России обращаются со старыми кладбищами. Как будто это не захоронение человеческих останков, а свалка людского мусора - оставшееся от предыдущих поколений раздражающее месиво костей. Оно мешает новым людям, не дает расширяться городу, а город хочет расти, вмещая в себя все новых и новых человечков, которые хотят жить сегодня, и не желают ничего знать о былом. Они готовы селиться и на костях, лишь бы улучшить свои жилищные условия. Потому и возводятся целые микрорайоны на месте древних погостов. Потому и сносятся эти самые погосты бульдозером.
Бесцеремонность эта, обращенная к нашим предкам, несвежим духом проникает в души подрастающего поколения, извращает природу, заставляя совершать абсолютно дикие с точки зрения нормального человека поступки. Когда тяжелая техника равняла под застройку старое кладбище, кости так и лезли из земли наружу - словно мертвецы норовили выбраться на поверхность, напомнить о себе - глядите, мы здесь. Ребята из нашего микрорайона совершали на место новостройки своеобразное паломничество, враз обратившись в черных копателей и некрополистов. И конечно, Рыжий с бандой облюбовали это место. Черепа они варили в котелках на заброшенной стройке, чтобы они стали белые и красивые, и расставляли по своему подвалу в качестве украшения. Из костей мастеровитый Сани делал рукоятки для ножей. И специально для Рыжего как-то раз умудрился вырезать из черепа чашу. Говорили, Рыжий из нее пьет. Врать не буду, сам не видел. Но об этом постоянно рассказывали во дворах на районе. И я поверил. И как не поверить, если один из моих ближайших приятелей, Серега, сам притащил как-то раз ко мне домой головы мертвецов.
- Поехали на… - он употребил название микрорайона, где происходило кощунственное строительство, - и принялся взахлеб рассказывать о том, что там можно найти человеческие кости.
Я слушал его с содроганием. Но, боясь прослыть трусом, сделал вид, что рассказ меня не тронул, и поинтересовался нарочито безразлично:
- На фиг они нужны?
- Ты что, - Серега перешел на шепот. - Это же… человеческие… кости…
- И что с того?! - я хмыкнул. - У Сашки Сапрыкина брат в морге работает. Каждый день дохляков видит.
- Ты чего, сдрейфил? - Серега осклабился.
- Сам ты сдрейфил. Мне просто неинтересно.
- Ну и ладно, - сказал он, - сам пойду…
Вечером кто-то позвонил в квартиру. Я пошел открывать. За коридорной дверью стоял Серега с холщевым мешком из-под картошки.
- Мам, это ко мне, - крикнул я.
- Пошли на балкон, - прошептал Серега.
На балконе он с сияющими глазами открыл мешок, чтобы я мог рассмотреть его содержимое. В мешке лежало несколько черепов. Все - в земле, кусках пергаментной кожи, мокрицах, кое-где на черепе видны были высохшие сеткой капилляры. На одной голове, маленькой, отлично сохранились волосы, заплетенные в две косички. Серая ткань ленточек когда-то, видимо, была белой.
- Видишь, это девчонка, - снова шепотом проговорил Серега. - Маленькой умерла. Пионерка, наверное.
Осознание, что это наша ровесница, внушило мне вдруг такой ужас и отвращение, что я ощутил дурноту.
- Чего, страшно? - спросил Серега, улыбаясь.
- Да пошел ты, - сказал я. - Что ты с ними делать будешь?
- Сварю, как все делают! Отполирую. И на полку поставлю. Красиво, чё?
- И пионерку тоже?
- Конечно.
- А не боишься, что она к тебе придет?!
- Не понял.
- Ночью придет за своей головой, которую ты украл. Проснешься, а она стоит возле кровати: «Отдай голову, Серега, отдай голову»…
Серега явно пока не думал над этим вопросом. Он озадаченно помялся.
- А я скажу ей: «Пошла вон».
- А она не уйдет…
- Как это - не уйдет?
- Вот так. Ты что, истории про мертвецов никогда не слышал?..
- Ну, слышал… кое-что…
- Ну ты дурак. Нет, она точно придет за своей головой. Короче, тебе конец…
- Да ладно, - протянул Серега, но как-то неуверенно, - вон Рыжий из черепушки лимонад пьет, и ничего…
- Это пока ничего, - сказал я назидательно… Может, у него уже внутренности сгнили. Видал, его рожу?..
Мы еще немного пообсуждали мертвецов и перспективы Рыжего, после чего задумчивый Серега ушел… Когда на следующий день в школе я поинтересовался язвительно, как поживают головы черного копателя, он буркнул, что голов больше нет.
- Куда же ты их дел? - спросил я.
- Куда-куда, туда же, откуда взял… закопал обратно, да и все.
- Ну и правильно, - я хлопнул Серегу по плечу. - Только теперь бесполезно. Жди пионерку. Она теперь точно от тебя не отстанет…
Но я ошибся. Мертвая «пионерка» в ту же ночь явилась ко мне. На ней был красный галстук и школьная форма, а на плечах череп с зияющими глазницами. Заплетенные в косички волосы напоминали старый-старый парик. Я проснулся, будучи вне себя от ужаса, едва не крича… И этот сон потом повторялся регулярно, на протяжении нескольких лет. Потом «пионерка» наконец оставила меня в покое. Честное слово, я до сих пор вспоминаю ее с содроганием.
Что касается Сереги, то он то ли не заинтересовал покойницу, то ли, что куда вероятнее, был куда менее впечатлительным пареньком. Во всяком случае, когда я через полгода спросил его, не является ли ему «пионерка», он удивился:
- Кто?!.. А… Эта. Не, не видел.
Откровенно говоря, я ему позавидовал.
Начало:
1. http://sociopat-dairy.livejournal.com/39601.html
2. http://sociopat-dairy.livejournal.com/40439.html
3. http://sociopat-dairy.livejournal.com/41781.html
4. http://sociopat-dairy.livejournal.com/44259.html
5. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46357.html
6. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46979.html
7. http://sociopat-dairy.livejournal.com/47942.html
8. http://sociopat-dairy.livejournal.com/48457.html
9. http://sociopat-dairy.livejournal.com/49740.html
10. http://sociopat-dairy.livejournal.com/50640.html
11. http://sociopat-dairy.livejournal.com/50999.html
12. http://sociopat-dairy.livejournal.com/52916.html
13. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54264.html
14. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54497.html
15. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54678.html
16. http://sociopat-dairy.livejournal.com/54794.html
x. http://sociopat-dairy.livejournal.com/31102.html (Не в основном тексте - "Валька")