Опасные игры мальчиков
Человеческое бытие сугубо рационально. Всевышний все за нас рассчитал. Он - не только демиург, но и практикующий математик. На планете Земля рождается ровно столько мальчиков и девочек, чтобы соблюдать равновесие между полами. И если мальчишек вдруг появляется на свет намного больше, это верный признак - будет война. Обычно нас ровно столько, чтобы к совершеннолетию возник баланс. Далеко не все мальчишки доживают даже до шестнадцати. Многие гибнут в опасных играх. Представители сильного пола обычно слишком беспечны, чтобы инстинкт самосохранения победил в них бурную натуру. Все закономерно. И тот из нас, кто не наигрался в детстве, часто уже в юности и зрелости подвергает опасности и свою жизнь, и жизнь своих близких. Старается добрать то, что не получил раньше. Адреналиновые наркоманы - в детстве, как правило, тихони.
Я был мальчиком беспокойным, и меня, как и многих моих сверстников, все время тянуло на подвиги. Мы развлекались довольно опасными способами. Ходили, к примеру, на железнодорожный мост, где подкладывали на рельсы большие строительные гвозди. Из них получались отличные ножички, если обмотать рукоятку изолентой. Одним из таких ножичков мой приятель Лешка однажды ударил в глаз соседского паренька - случайно, но тот едва не ослеп. Внутрь моста можно было спуститься по небольшой металлической лестнице, и лечь на шатких деревянных мостках - прямо под железнодорожное полотно. Когда над тобой проносился поезд, грохот стоял невообразимый, и доски ходили ходуном. А под ними было метров сорок, никак не меньше, и если сверзиться вниз - вряд ли останешься в живых.
Я боялся высоты, и приходилось регулярно перебарывать страх, чтобы не оказаться трусливее остальных. Это преодоление перекочевало со мной из детства во взрослую жизнь. Борьба со страхом высоты заставила меня в свое время осуществить прыжок с парашютом. И первый, и второй, и все последующие прыжки… Но страх перед высотой я так и не преодолел. Время от времени мне снится один и тот же сон - я срываюсь с крыши, и лечу в пропасть.
Ребята из района проводили довольно много времени на крыши. Здесь мы играли в карты, тусовались время от времени - в отсутствии других занятий. Меня неизменно охватывало чувство тревоги, и в животе становилось щекотно, когда случалось подходить к краю. Мне, или другим. Это даже не было сопереживанием. Видя, что вытворяют мои приятели, я опасался за себя. Парень из моего дома, Степка Бухаров, высоты, казалось, не боялся вовсе. На крыше он проделал трюк, поразивший меня, помнится, в самое сердце. Бухаров перелез через низкие перильца и, свесив ноги, повис над пропастью. В это мгновение я не мог вымолвить ни слова - буквально оцепенел от охватившего меня ужаса. Другие ребята только посмеивались. Затем Бухаров подтянулся и забрался обратно на крышу, глядя на нас сверху вниз.
- Ну, чего? - спросил он. - Кому не слабо?!
Всем было слабо, но сознаваться в этом никто не собирался.
- Сейчас просто неохота, - заявил Олег Муравьев. - В другой раз - обязательно повторю.
- Ну-ну, - Бухаров рассмеялся, выражая недоверие. - Вот и посмотрим.
Он всегда был крутым. Но плохо кончил, пойдя по кривой дорожке, и угодив в тюрьму…
С того же железнодорожного моста, который я упоминал выше, Олег Муравьев решил спуститься по канату. Дело это было рискованным. Этим подвигом Муравьев собирался доказать, что ему тоже «не слабо». Он перекинул канат через металлический поручень, с одной стороны каната привязал палку, уселся на нее, и взялся за свисавший до земли другой конец. Перебирая руками, Олег принялся медленно спускаться. Некоторые ребята наблюдали за ним снизу, другие - сверху. Он не добрался и до середины, когда одному из пацанов пришла в голову «прекрасная» идея - помочиться герою на голову. Что он и осуществил. Олег орал благим матом, но отпустить веревку не мог - он бы упал и разбился. Большинство ребят едва животики не надорвали от смеха… Я, признаться, тоже. Когда Олег наконец добрался до земли, он сразу схватил обломок кирпича и кинулся за обидчиком. Тот улепетывал так, что только пятки сверкали… Через несколько дней они все-таки встретились лицом к лицу - и состоялась жестокая драка. Муравьеву удалось отстоять свою честь. Обидчику он выбил при этом два передних зуба…
Мальчишки обожали недостроенные здания. На стройках можно было найти железные пруты, и фехтовать на них, воображая себя мушкетерами. К тому же, в недостроенных домах можно забраться на самую верхотуру, а там тоже весьма опасно - очередной способ пощекотать нервы. Один мой знакомый как-то раз сорвался в котлован, и сильно покалечился, упал на арматуру. Ему пробило легкое, он только чудом выжил. Другого - искусали собаки, на стройках всегда обитали целые стаи...
Про Банду рассказывали, что как-то раз они забрались на стройку и перебили там всех собак. Причем, убивали и взрослых и щенков. Такие у них были развлечения. Это лишь одна из множества историй, составлявшая своеобразную мифологию вокруг малолетних отморозков. Их репутация складывалась из такого рода поступков.
- Знаешь, как в «Гитлерюнгенд» брали? - спросил меня тогда Володя Камышин.
Я помотал головой.
- Мне папа рассказывал. Им давали щенка, и надо было его вырастить и потом убить. Тогда тебя брали в «Гитлерюнгенд».
Так и рождались стереотипы в сознании. Сначала отец Камышина зачем-то измыслил эту ничего не имеющую с реальностью историю. Затем Камышин рассказал ее мне. И я долгие годы искренне верил, что так и было. И только потом узнал, что Гитлер обожал собак, и был к ним очень привязан. Неудивительно, ведь собаки куда лучше людей. И все тираны, как правило, очень сентиментальные люди…
Наш район от соседнего отделяла железная дорога. И как это часто бывает, районы враждовали. Человек - не только животное стадное, но и привязан к ареалу обитания. Тех, кто проживает на его территории, он выделяет из толпы. Массовые драки случались прямо на рельсах. В стычках принимало участие иногда до нескольких сот человек. Дрались кусками арматуры, цепями, пускали в дело свинцовые накладки, кастеты и ножи. Разумеется, не обходилось без травм. Бывали, и убитые. Порой их не забирали с поля боя. Их находили на рельсах случайные прохожие или путевые рабочие в оранжевых жилетах. Безутешные родители одного забитого насмерть паренька поставили могилку прямо возле железнодорожной платформы. Не знаю, почему районные власти позволили. Но во времена моего детства она так и стояла там - напоминанием, что здесь проходит фронтовая линия.
Мне было лет шесть, когда я забрел в чужой район - там был парк с аттракционами и кинотеатр. Меня отловили какие-то шпанистые ребята, и навешали тумаков, когда я отказался отдать им мелочь. С разбитыми губами и носом я шел домой и отчаянно переживал обиду. «За что? - думал я. - Я же ничего им не сделал». Потом мне объяснили приятели во дворе, что я из другого района, а значит - для них я чужак.
Банда также тщательно отслеживала, чтобы в наш район не забредали чужие, даже малолетки. Окружив незнакомого паренька, его допрашивали с пристрастием - где живет, и что здесь делает. И не дай бог ему было сознаться, что он пересек железную дорогу по каким-то своим делам!..
Родители одного мальчишки никак не хотели понять, почему он всеми силами упирается, и не хочет посещать музыкальную школу, расположенную неподалеку от моего дома. А он, скрывая обиду - потому что знал, что «стукачу» еще хуже будет, каждый день бывал бит - просто за то, что он из другого района. В конце концов, ребята из Банды перестарались - его родители не могли не заметить огромный синяк под глазом. На следующий день со скрипачом в музыкальную школу отправился дядя. Он хотел поначалу только поговорить с Рыжим и его корешками. Но те послали дядю куда подальше, и принялись над ним глумиться, после чего он кинулся на них с кулаками. Через некоторое время на дядю завели уголовное дело, за избиение подростков. Причем, родители уродов сильно возмущались. Мальчишку окончательно затравили. У него все время отбирали деньги, а потом отняли и скрипочку… Я шел из школы с Володей Камышиным, а ребята из Банды возле брусьев и турника развлекались, пиликая на инструменте. Бедняга стоял неподалеку и кричал: «Отдайте, ну, отдайте, пожалуйста!»
- А ты отними, - Рыжий смеялся. Остальные ему вторили.
- Вот сволочи, - сказал Камышин. - Надо ему помочь.
- Лучше не связываться, - возразил я. - Ты и ему ничем не поможешь, и сам получишь.
Но Камышин развернулся и зашагал к школе. Вскоре он вернулся с преподавателем. Тот действовал решительно.
- А ну, - сказал он Рыжему, - подойди сюда. Это твоя скрипка?
- Моя, - ответил тот нагло.
- Это моя, моя, - закричал паренек.
Вскоре скрипку ему вернули. И он поспешно убежал.
- А с тобой мы еще поговорим, - Рыжий погрозил Камышину кулаком. Володька ничего не ответил. Только губы сжал в тонкую линию - все же волновался, знал, что с рук ему это не сойдет.
- Ну, вот, - сказал я расстроено, - опять ты нарвался.
На самом деле, я ощущал досаду на себя - оттого, что струсил…
Со скрипачом мы потом, когда Камышина уже не стало, случайно встретились в кассах кинотеатра в его районе - и разговорились. Оказалось, он отлично помнит тот день. После случая со скрипкой родители наконец решили перевести его в другую музыкальную школу, подальше от хулиганов. Когда я рассказывал ему, что произошло с Володькой, он от ужаса стал бледным, как крашеная известью стена.
- Как ты там живешь? - проговорил он.
- А у вас что тут, лучше что ли? - возразил я.
Он вздохнул. И поведал, что дяде дали условный срок. Хотя могли и посадить.
- Твой дядя - молодец, - сказал я. - Хоть кто-то нашелся, чтобы им врезать…
Мы делали рогатки сначала из дерева и жгута, а потом из проволоки и вьетнамской резинки. Мой новый папа - замечательный мягкий и образованный человек - боролся с моим пристрастием к стрелковому оружию весьма своеобразно. Он не проводил со мной воспитательные беседы, не старался меня в чем-то убедить, рогатки просто исчезали из моей комнаты.
- Черт возьми! - кричал я, перерывая вещи. - Он же здесь лежала! Куда она могла деться?!
- Понятия не имею, - отвечал папа, поправляя очки. - Ты уверен, что сюда ее положил?..
Через многие годы, он сознался, что выкидывал рогатки. Тогда же я был убежден, что в их исчезновении сокрыта какая-то тайна, и меня преследует злой рок.
Из проволочных рогаток стреляли «пульками» - их делали тоже из гнутой проволоки. В доме возле школы жил одноглазый мальчик лет десяти. Излюбленным развлечением членов Банды было поджидать его под балконом. Они очень надеялись выбить ему «пулькой» оставшийся глаз. Но расстояние было слишком велико - так что их надежды так и не оправдались. А потом паренек, кажется, куда-то переехал.
Мы устраивали настоящую рогаточную войну в заброшенном детском саду. Я обожал эти полувоенные игрища. «Пульки» летали со свистом, и разили врага, как настоящие пули. От их попадания даже оставались следы - синяки и ссадины. Они не сильно меня волновали. До тех пор, пока однажды «пулька» не влетела и мне прямо в левый глаз. Пару дней я совсем ничего не видел. Радужка стала красной. На лице появился громадный черный синяк. Травматолог, осмотрев глаз, сказал, что ничего страшного - зрение восстановится. И посоветовал родителям тщательнее следить за ребенком.
С присущей ему серьезностью, несмотря на очень молодой возраст, папа взялся за дело. Он решил, что недавно усыновленного отпрыска надо отдать в спортивную секцию - чтобы не болтался без дела.
- Но мне же всего шесть лет! - возмутился я. - Я гулять хочу.
- Это хорошо, что шесть лет, это отличный возраст для того, чтобы начать спортивную карьеру, - сказал папа.
Его выбор пал на секцию дзюдо. Прежде всего, потому, что она находилась недалеко от дома. И еще потому что тренером там был его институтский друг.
Я оказался в секции самым маленьким. Каждый день перед началом занятий тренер проверял у воспитанников дневники.
- Два, Петров, - говорил он печально и кивал на дверь, - вперед, исправлять двойку, завтра придешь.
- Ну, Иван Харитоныч…
- Давай без «ну», ты знаешь правила.
Почему-то дзюдо занимались одни только двоечники. Мне юные спортсмены отчаянно завидовали, потому что в школу я пока не ходил, и дневника у меня не было.
Я так увлекся спортом, что даже дома отрабатывал приемы и падения. Забирался на диван и грохотом рушился на пол. Умение падать без травм - было одним из основных навыков дзюдоиста.
В соседней квартире жил мальчик Паша. Он уже посещал третий класс. Но иногда Паша приходил ко мне в гости - чтобы поиграть в шахматы. Я демонстрировал Паше, как ловко умею падать. И он восхищенно признавал, что - да, у меня отлично получается, и что он, пожалуй, разбил бы себе все локти и колени, если бы так навернулся.
Навык, надо сказать, очень пригодился. Поскольку я был самым маленьким, на тренировках меня швыряли и так и эдак. Об маты я бился с таким стуком, что тренер Иван Харитонович стал опасаться за мою жизнь. Все-таки, он взял на себя ответственность за меня перед моим новым папой.
- У тебя отлично получается, - сказал он, погладив меня по голове, - но тебе лучше бы придти через годик. А еще лучше, - он помолчал, - через два. Пусть отец мне позвонит… - Рано, рано ему еще заниматься, - говорил Иван Харитонович потом, когда они встретились. - А вот будет ему лет восемь - тогда в самый раз.
В общем, дзюдоиста из меня так и не получилось. В восемь лет у меня уже были совсем другие интересы. Умело падать я больше не хотел.
Начало:
1. http://sociopat-dairy.livejournal.com/39601.html
2. http://sociopat-dairy.livejournal.com/40439.html
3. http://sociopat-dairy.livejournal.com/41781.html
4. http://sociopat-dairy.livejournal.com/44259.html
5. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46357.html
x. http://sociopat-dairy.livejournal.com/31102.html (Не в основном тексте - "Валька")
Я был мальчиком беспокойным, и меня, как и многих моих сверстников, все время тянуло на подвиги. Мы развлекались довольно опасными способами. Ходили, к примеру, на железнодорожный мост, где подкладывали на рельсы большие строительные гвозди. Из них получались отличные ножички, если обмотать рукоятку изолентой. Одним из таких ножичков мой приятель Лешка однажды ударил в глаз соседского паренька - случайно, но тот едва не ослеп. Внутрь моста можно было спуститься по небольшой металлической лестнице, и лечь на шатких деревянных мостках - прямо под железнодорожное полотно. Когда над тобой проносился поезд, грохот стоял невообразимый, и доски ходили ходуном. А под ними было метров сорок, никак не меньше, и если сверзиться вниз - вряд ли останешься в живых.
Я боялся высоты, и приходилось регулярно перебарывать страх, чтобы не оказаться трусливее остальных. Это преодоление перекочевало со мной из детства во взрослую жизнь. Борьба со страхом высоты заставила меня в свое время осуществить прыжок с парашютом. И первый, и второй, и все последующие прыжки… Но страх перед высотой я так и не преодолел. Время от времени мне снится один и тот же сон - я срываюсь с крыши, и лечу в пропасть.
Ребята из района проводили довольно много времени на крыши. Здесь мы играли в карты, тусовались время от времени - в отсутствии других занятий. Меня неизменно охватывало чувство тревоги, и в животе становилось щекотно, когда случалось подходить к краю. Мне, или другим. Это даже не было сопереживанием. Видя, что вытворяют мои приятели, я опасался за себя. Парень из моего дома, Степка Бухаров, высоты, казалось, не боялся вовсе. На крыше он проделал трюк, поразивший меня, помнится, в самое сердце. Бухаров перелез через низкие перильца и, свесив ноги, повис над пропастью. В это мгновение я не мог вымолвить ни слова - буквально оцепенел от охватившего меня ужаса. Другие ребята только посмеивались. Затем Бухаров подтянулся и забрался обратно на крышу, глядя на нас сверху вниз.
- Ну, чего? - спросил он. - Кому не слабо?!
Всем было слабо, но сознаваться в этом никто не собирался.
- Сейчас просто неохота, - заявил Олег Муравьев. - В другой раз - обязательно повторю.
- Ну-ну, - Бухаров рассмеялся, выражая недоверие. - Вот и посмотрим.
Он всегда был крутым. Но плохо кончил, пойдя по кривой дорожке, и угодив в тюрьму…
С того же железнодорожного моста, который я упоминал выше, Олег Муравьев решил спуститься по канату. Дело это было рискованным. Этим подвигом Муравьев собирался доказать, что ему тоже «не слабо». Он перекинул канат через металлический поручень, с одной стороны каната привязал палку, уселся на нее, и взялся за свисавший до земли другой конец. Перебирая руками, Олег принялся медленно спускаться. Некоторые ребята наблюдали за ним снизу, другие - сверху. Он не добрался и до середины, когда одному из пацанов пришла в голову «прекрасная» идея - помочиться герою на голову. Что он и осуществил. Олег орал благим матом, но отпустить веревку не мог - он бы упал и разбился. Большинство ребят едва животики не надорвали от смеха… Я, признаться, тоже. Когда Олег наконец добрался до земли, он сразу схватил обломок кирпича и кинулся за обидчиком. Тот улепетывал так, что только пятки сверкали… Через несколько дней они все-таки встретились лицом к лицу - и состоялась жестокая драка. Муравьеву удалось отстоять свою честь. Обидчику он выбил при этом два передних зуба…
Мальчишки обожали недостроенные здания. На стройках можно было найти железные пруты, и фехтовать на них, воображая себя мушкетерами. К тому же, в недостроенных домах можно забраться на самую верхотуру, а там тоже весьма опасно - очередной способ пощекотать нервы. Один мой знакомый как-то раз сорвался в котлован, и сильно покалечился, упал на арматуру. Ему пробило легкое, он только чудом выжил. Другого - искусали собаки, на стройках всегда обитали целые стаи...
Про Банду рассказывали, что как-то раз они забрались на стройку и перебили там всех собак. Причем, убивали и взрослых и щенков. Такие у них были развлечения. Это лишь одна из множества историй, составлявшая своеобразную мифологию вокруг малолетних отморозков. Их репутация складывалась из такого рода поступков.
- Знаешь, как в «Гитлерюнгенд» брали? - спросил меня тогда Володя Камышин.
Я помотал головой.
- Мне папа рассказывал. Им давали щенка, и надо было его вырастить и потом убить. Тогда тебя брали в «Гитлерюнгенд».
Так и рождались стереотипы в сознании. Сначала отец Камышина зачем-то измыслил эту ничего не имеющую с реальностью историю. Затем Камышин рассказал ее мне. И я долгие годы искренне верил, что так и было. И только потом узнал, что Гитлер обожал собак, и был к ним очень привязан. Неудивительно, ведь собаки куда лучше людей. И все тираны, как правило, очень сентиментальные люди…
Наш район от соседнего отделяла железная дорога. И как это часто бывает, районы враждовали. Человек - не только животное стадное, но и привязан к ареалу обитания. Тех, кто проживает на его территории, он выделяет из толпы. Массовые драки случались прямо на рельсах. В стычках принимало участие иногда до нескольких сот человек. Дрались кусками арматуры, цепями, пускали в дело свинцовые накладки, кастеты и ножи. Разумеется, не обходилось без травм. Бывали, и убитые. Порой их не забирали с поля боя. Их находили на рельсах случайные прохожие или путевые рабочие в оранжевых жилетах. Безутешные родители одного забитого насмерть паренька поставили могилку прямо возле железнодорожной платформы. Не знаю, почему районные власти позволили. Но во времена моего детства она так и стояла там - напоминанием, что здесь проходит фронтовая линия.
Мне было лет шесть, когда я забрел в чужой район - там был парк с аттракционами и кинотеатр. Меня отловили какие-то шпанистые ребята, и навешали тумаков, когда я отказался отдать им мелочь. С разбитыми губами и носом я шел домой и отчаянно переживал обиду. «За что? - думал я. - Я же ничего им не сделал». Потом мне объяснили приятели во дворе, что я из другого района, а значит - для них я чужак.
Банда также тщательно отслеживала, чтобы в наш район не забредали чужие, даже малолетки. Окружив незнакомого паренька, его допрашивали с пристрастием - где живет, и что здесь делает. И не дай бог ему было сознаться, что он пересек железную дорогу по каким-то своим делам!..
Родители одного мальчишки никак не хотели понять, почему он всеми силами упирается, и не хочет посещать музыкальную школу, расположенную неподалеку от моего дома. А он, скрывая обиду - потому что знал, что «стукачу» еще хуже будет, каждый день бывал бит - просто за то, что он из другого района. В конце концов, ребята из Банды перестарались - его родители не могли не заметить огромный синяк под глазом. На следующий день со скрипачом в музыкальную школу отправился дядя. Он хотел поначалу только поговорить с Рыжим и его корешками. Но те послали дядю куда подальше, и принялись над ним глумиться, после чего он кинулся на них с кулаками. Через некоторое время на дядю завели уголовное дело, за избиение подростков. Причем, родители уродов сильно возмущались. Мальчишку окончательно затравили. У него все время отбирали деньги, а потом отняли и скрипочку… Я шел из школы с Володей Камышиным, а ребята из Банды возле брусьев и турника развлекались, пиликая на инструменте. Бедняга стоял неподалеку и кричал: «Отдайте, ну, отдайте, пожалуйста!»
- А ты отними, - Рыжий смеялся. Остальные ему вторили.
- Вот сволочи, - сказал Камышин. - Надо ему помочь.
- Лучше не связываться, - возразил я. - Ты и ему ничем не поможешь, и сам получишь.
Но Камышин развернулся и зашагал к школе. Вскоре он вернулся с преподавателем. Тот действовал решительно.
- А ну, - сказал он Рыжему, - подойди сюда. Это твоя скрипка?
- Моя, - ответил тот нагло.
- Это моя, моя, - закричал паренек.
Вскоре скрипку ему вернули. И он поспешно убежал.
- А с тобой мы еще поговорим, - Рыжий погрозил Камышину кулаком. Володька ничего не ответил. Только губы сжал в тонкую линию - все же волновался, знал, что с рук ему это не сойдет.
- Ну, вот, - сказал я расстроено, - опять ты нарвался.
На самом деле, я ощущал досаду на себя - оттого, что струсил…
Со скрипачом мы потом, когда Камышина уже не стало, случайно встретились в кассах кинотеатра в его районе - и разговорились. Оказалось, он отлично помнит тот день. После случая со скрипкой родители наконец решили перевести его в другую музыкальную школу, подальше от хулиганов. Когда я рассказывал ему, что произошло с Володькой, он от ужаса стал бледным, как крашеная известью стена.
- Как ты там живешь? - проговорил он.
- А у вас что тут, лучше что ли? - возразил я.
Он вздохнул. И поведал, что дяде дали условный срок. Хотя могли и посадить.
- Твой дядя - молодец, - сказал я. - Хоть кто-то нашелся, чтобы им врезать…
Мы делали рогатки сначала из дерева и жгута, а потом из проволоки и вьетнамской резинки. Мой новый папа - замечательный мягкий и образованный человек - боролся с моим пристрастием к стрелковому оружию весьма своеобразно. Он не проводил со мной воспитательные беседы, не старался меня в чем-то убедить, рогатки просто исчезали из моей комнаты.
- Черт возьми! - кричал я, перерывая вещи. - Он же здесь лежала! Куда она могла деться?!
- Понятия не имею, - отвечал папа, поправляя очки. - Ты уверен, что сюда ее положил?..
Через многие годы, он сознался, что выкидывал рогатки. Тогда же я был убежден, что в их исчезновении сокрыта какая-то тайна, и меня преследует злой рок.
Из проволочных рогаток стреляли «пульками» - их делали тоже из гнутой проволоки. В доме возле школы жил одноглазый мальчик лет десяти. Излюбленным развлечением членов Банды было поджидать его под балконом. Они очень надеялись выбить ему «пулькой» оставшийся глаз. Но расстояние было слишком велико - так что их надежды так и не оправдались. А потом паренек, кажется, куда-то переехал.
Мы устраивали настоящую рогаточную войну в заброшенном детском саду. Я обожал эти полувоенные игрища. «Пульки» летали со свистом, и разили врага, как настоящие пули. От их попадания даже оставались следы - синяки и ссадины. Они не сильно меня волновали. До тех пор, пока однажды «пулька» не влетела и мне прямо в левый глаз. Пару дней я совсем ничего не видел. Радужка стала красной. На лице появился громадный черный синяк. Травматолог, осмотрев глаз, сказал, что ничего страшного - зрение восстановится. И посоветовал родителям тщательнее следить за ребенком.
С присущей ему серьезностью, несмотря на очень молодой возраст, папа взялся за дело. Он решил, что недавно усыновленного отпрыска надо отдать в спортивную секцию - чтобы не болтался без дела.
- Но мне же всего шесть лет! - возмутился я. - Я гулять хочу.
- Это хорошо, что шесть лет, это отличный возраст для того, чтобы начать спортивную карьеру, - сказал папа.
Его выбор пал на секцию дзюдо. Прежде всего, потому, что она находилась недалеко от дома. И еще потому что тренером там был его институтский друг.
Я оказался в секции самым маленьким. Каждый день перед началом занятий тренер проверял у воспитанников дневники.
- Два, Петров, - говорил он печально и кивал на дверь, - вперед, исправлять двойку, завтра придешь.
- Ну, Иван Харитоныч…
- Давай без «ну», ты знаешь правила.
Почему-то дзюдо занимались одни только двоечники. Мне юные спортсмены отчаянно завидовали, потому что в школу я пока не ходил, и дневника у меня не было.
Я так увлекся спортом, что даже дома отрабатывал приемы и падения. Забирался на диван и грохотом рушился на пол. Умение падать без травм - было одним из основных навыков дзюдоиста.
В соседней квартире жил мальчик Паша. Он уже посещал третий класс. Но иногда Паша приходил ко мне в гости - чтобы поиграть в шахматы. Я демонстрировал Паше, как ловко умею падать. И он восхищенно признавал, что - да, у меня отлично получается, и что он, пожалуй, разбил бы себе все локти и колени, если бы так навернулся.
Навык, надо сказать, очень пригодился. Поскольку я был самым маленьким, на тренировках меня швыряли и так и эдак. Об маты я бился с таким стуком, что тренер Иван Харитонович стал опасаться за мою жизнь. Все-таки, он взял на себя ответственность за меня перед моим новым папой.
- У тебя отлично получается, - сказал он, погладив меня по голове, - но тебе лучше бы придти через годик. А еще лучше, - он помолчал, - через два. Пусть отец мне позвонит… - Рано, рано ему еще заниматься, - говорил Иван Харитонович потом, когда они встретились. - А вот будет ему лет восемь - тогда в самый раз.
В общем, дзюдоиста из меня так и не получилось. В восемь лет у меня уже были совсем другие интересы. Умело падать я больше не хотел.
Начало:
1. http://sociopat-dairy.livejournal.com/39601.html
2. http://sociopat-dairy.livejournal.com/40439.html
3. http://sociopat-dairy.livejournal.com/41781.html
4. http://sociopat-dairy.livejournal.com/44259.html
5. http://sociopat-dairy.livejournal.com/46357.html
x. http://sociopat-dairy.livejournal.com/31102.html (Не в основном тексте - "Валька")