Откуда есть пошли Пишпек и Алматы. 8. Переговоры в Чугучаке
И. Ф. Бабков. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 г. Разграничение с Западным Китаем 1869 г. - СПб., 1912.
Другие части:
1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
2. Пекинский трактат
3. На джунгарской земле
4. Действия отряда капитана Проценко
5. «Неправильный взгляд на дело»
6. Открытие переговоров. Наши предложения по линии границы
7. «Владение Зайсаном составляет для нас насущную потребность»
8. Переговоры в Чугучаке
9. Неприязненные столкновения на границе
10. Пекинская дипломатия
11. Возобновление переговоров
12. Финал
С. М. Дудин. Чугучак. 1909
Предъявление китайским комиссарам нашего проекта границы оказывалось тем более необходимым, что на первой же конференции, которая состоялась 22 июля, китайцы, узнав, что обозначенная на наших картах государственная граница проведена по линии их постоянных пикетов, заявили нам свои обширные и в то же время неосновательные притязания на земли, занятые киргизами не только Большой, но и Средней орды. При этом китайские уполномоченные отвергнули действительность 2-ой и 3-й ст. Пекинского договора, сославшись на указ, полученный из Пекина вследствие донесения илийского цзянь-цзюня об удалении китайского отряда генерала Хабцисяня из окрестностей озера Иссык-Куль. В заключение китайцы предложили нам просить новых инструкций из Министерства иностранных дел, на что мы поставили на вид китайцам всю неосновательность их требования, а в особенности о недействительности 2 и 3 ст. Пекинского трактата. Мы разъяснили китайцам, что Пекинский трактат должен служить главным основанием в переговорах о границе для обоих государств, тем более что о ненарушимом его соблюдении указано в самом трактате. Сначала китайцы удовлетворились этим объяснением и перешли к обсуждению значения слов «постоянный пикет». Мы выставили как примеры этих пикетов Чингистай и Бахты. Согласившись с нами относительно первого, китайцы назвали Бахты внутренним пикетом, прибавив, что внешними пикетами должны считаться наши города Сергиополь, Лепсинск и друг. На это мы подробно и точно по китайскому тексту разъяснили китайским уполномоченным точное значение выражения «постоянных пикетов, ныне существующих».
После краткого перерыва, в течение которого китайские комиссары вели между собою оживленный разговор, они коснулись вопроса о народах и утверждали, что все киргизы принадлежат Китаю. После такого заявления, мы не знали, чему более удивляться - тупому ли невежеству китайцев или их беззастенчивой наглости.
Понятно, что это заявление было нами опровергнуто без труда. Но китайцы не унимались; они снова предложили нам вопрос: чьими подданными мы считаем алтайских урянхайцев?
На это мы отвечали им, что не имеем притязания на те племена урянхайцев, которые кочуют по хребту Танну-Олла. Но когда они назвали урянхайцами племена, живущие около Телецкого озера и известных у нас под именем телеутов, то их же кобдинский чиновник, находившийся в свите улясутайского цзянь-цзюня - Мина-И, вполне подтвердил наши слова, добавив при этом, что два знамени телеутов, иначе называемые двоеданцами, принадлежат им, а третье знамя - нам. Заявление это вполне согласуется с 3-ей статьей Кяхтинского договора, заключенного 21 октября 1727 г., в которой сказано: «А урянхи в которую сторону платили по пяти соболей, впредь оставлены по прежнему у своих владетелей, а которые по одному соболю давали, впредь не возмется с них вечно, с которого дня пограничный договор установился, и что так решено, о том подтверждено письменным свидетельством и каждой стороне вручено». Из этого видно, что вопрос о подданстве урянхайцев был решен еще в 1727 г. на основании Кяхтинского трактата, а Пекинский трактат подтвердил лишь обязательную силу ранее установленного порядка.
После того, старший китайский комиссар цзянь-цзюнь Мин снова возбудил вопрос о землях, сказав, что Чжунгария принадлежит Китаю по праву завоевания, а потому, если в ней проживают подвластные России инородцы, то мы вправе их выселить в свои земли. На это мы заметили, что по покорении Чжунгарии, для ограждения западных пределов их империи от враждебных покушений со стороны кочевых обитателей степи, была устроена оборонительная линия, состоящая из ряда так называемых постоянных караулов, которые были тогда же заняты китайскими войсками. Эта-то линия, говорили мы, и образовала собою государственную границу на западных пределах Срединного государства. Но так как граница, по Пекинскому трактату, должна быть проведена по линии постоянных пикетов, то все земли с местным их населением к западу от этой линии должны быть признаны принадлежащими России. Но китайцы с тупым упорством и заносчивою самонадеянностью продолжали оспаривать наше мнение, утверждая, что нынешние постоянные пикеты есть внутренние, а под внешними нужно разуметь Аягуз (Сергиополь), Лепсинск и друг. На такое непомерное требование китайцев мы были вынуждены поставить им на вид, что в местностях, где, по их словам, находятся внешние пикеты, уже давно построены наши города и селения, следовательно, об этих местностях не может быть и речи.
В заключение этого заседания, цзянь-цзюнь Мин-И предложил при дальнейшем обсуждении вопроса о направлении граничной черты рассматривать ее по трем главным отделам: 1) от знака Шабина-Дабага до озера Зайсана, 2) от него до Илийского округа и 3) на остальном протяжении границы до кокандских пределов.
Из приведенного выше описания переговоров с китайцами, происходившими на первом заседании, видно, что китайские комиссары, обсуждая вопрос о направлении граничной черты, коснулись также и некоторых частностей границы, как, напр., об обитающих в приграничной местности кочевых инородцах. Между тем, на последующих конференциях китайские комиссары совершенно неожиданно заявили, что указом пекинского Государственного совета они назначены только вести переговоры о границе, но не могут постановить что-либо о границе, не имея на это установленного полномочия. Другое, еще более неожиданное заявление, сделанное нам китайцами, заключалось в том, что они не могут вести переговоры на основании Пекинского трактата на том основании, что он заключен пекинскими сановниками, не знавшими местных обстоятельств. Вследствие сделанного об этом местным пограничным начальством представления в Пекин, китайское правительство дало им предписание вести переговоры по соображению местности. Китайцы высказали также, что они должны представлять своему правительству на утверждение все то, что будет говорено на взаимных совещаниях.
Из этого видно, что руководящие начала, положенные в основание для ведения нами переговоров о границе, совершенно расходились с воззрениями китайцев на дело установления государственной границы на западных пределах их империи. В то время, когда Высочайше дарованными полномочиями нам предоставлялось право не только вести переговоры о границе, но и выражалось согласие утвердить граничную черту в том объеме, в каком она будет определена на месте в Чугучаке, по взаимным совещаниям полномочными обеих сторон, - китайцам предоставлено было только право рассуждать о ней. Это обстоятельство, а равно и явное отрицание китайцами обязательной силы для них Пекинского трактата, возбудило в наших комиссарах сомнение в правильности этих заявлений китайских уполномоченных и в желании их все проектированные на переговорах статьи предполагаемого договора о границе представлять на редакцию пекинского правительства, а быть может, также и европейских посланников.
При таком положении дела, наши комиссары пришли к убеждению в бесполезности вести переговоры на таких основаниях, которые противоположны нашим. Но чтобы китайцы не могли впоследствии отказаться от того, что они нам говорили, а именно: что они не имеют полномочия определять границу, но должны предварительно представлять в Пекин, а также, что они при переговорах не могут руководиться Пекинским трактатом, мы на взаимном совещании между собой решили официально запросить китайцев о значении данных им пекинским правительством полномочий, указав при этом китайцам на силу наших полномочий, чтобы, по удостоверении в обоюдных равносильных полномочиях, могли немедленно приступить к взаимному совещанию об определении и проведении границы, согласно точному смыслу 2-й и 3-й статей Пекинского трактата.
В случае, если бы китайцы дали отрицательный ответ, т. е. что они не могут следовать при переговорах указаниям Пекинского трактата, то нам ничего бы не оставалось делать, как trancher le mot, т. е. объявить китайцам также официальным отношением, что на этих основаниях дальнейшие переговоры состояться не могут, и наши комиссары будут вынуждены прекратить их и выехать из Чугучака. В полученном нами ответе на это наше заявление, китайские комиссары, хотя и снова утверждали, что они не имеют звания полномочных, однако же, не могли сказать того, что говорили прежде, т. е. будто бы они уполномочены только трактовать о границе, а все постановления на общем совещании наперед обязаны представлять на утверждение в Пекин. Напротив, из сего ответа оказалось, что они уполномочены не только вести переговоры о границе и постановить определение оной, но и еще более: китайское правительство теперь же предписало им о всех последующих распоряжениях, какие должны быть сделаны, решить также на взаимном совещании в Тарбагатае.
Из того же ответа оказалось, что китайское правительство сначала предполагало вести дело разграничения на основании Пекинского трактата, но что вследствие представления илийского цзянь-цзюня, оно, прислав карту с обозначением на ней желтою краскою граничной черты, предписало улясутайскому цзянь-цзюню при переговорах о границе держаться этой карты. Отсюда видно, что возбужденный нами вопрос о значении полномочий, данных китайским комиссарам, разрешался в положительном смысле. Из ответа китайских комиссаров мы удостоверились, что пекинское правительство вполне уполномочило своих представителей в Тарбагатае на определении границы, и притом на основании Пекинского трактата. Упомянутое же выше распоряжение его, чтобы держаться присланной из Пекина карты, было нами отклонено и оставлено без внимания как не заявленное предварительно нашему правительству. В день, назначенный нами для следующей конференции, а именно 12-го августа, мы, по взаимному совещанию, условились принять за правило: при первом удобном случае дать понять китайцам, что правительство наше не очень интересуется проведением границы с Западным Китаем. А потому, прибыв 12-го августа на конференцию в гун-фан, мы почли за лучшее, после взаимных приветствий, не начинать первыми разговора о границе и выждать, пока начнут говорить китайские комиссары, и тогда уже отвечать им. Между тем, китайцы тоже с своей стороны хотели выдержать и, ожидая первой речи от нас, молчали. Такое молчание длилось более получаса. Наконец улясутайский цзянь-цзюнь Мин-И первый начал разговор о границе, заявив нам, что переговоры о проведении граничной черты могут быть ведены ими только на основании указа, полученного из Пекина, и присланной при нем карты. Трактовать же о границе на основании Пекинского договора они не могут, потому что постоянные пикеты (чан-чжу-ка́рунь) образуют собою линию внутренних пикетов и слишком близки к их внутренним землям. Между тем, за этой линией, по направлению к западу, есть еще другая линия внешних пикетов (цзянь-цзэ). В прежние времена, по словам китайцев, эта линия образовала собою западную окраину чжунгарских владений, за которой уже начинались земли, занятые киргизскими ордами.
Впоследствии, киргизам дозволено было китайским правительством, при императоре правления Цянь-Лунь, переходить за эту линию и кочевать на пространстве между цзянь-цзэ и чан-чжу-ка́рунь. За право свободного кочевания китайцы получали с киргиз в оброк лошадей. В заключение всего этого китайцы утверждали, что во 2-й ст. Пекинского трактата сказано, что «западная граница еще не определена», значит, нельзя сказать, что ее нужно вести по линии постоянных пикетов. Следовательно, должно посоветоваться, где и как ее вести. На это мы были вынуждены снова повторить китайцам все то, что нами было высказано на прежних конференциях и сообщено им в официальной переписке. Сущность нашего заявления заключалась в том, что переговоры о границе могут быть ведены нами не иначе как на основании Пекинского трактата. Полученный же ими из Пекина указ мы не считаем для себя обязательным на том основании, что он предварительно не был сообщен нашему правительству и не одобрен им. Упоминаемая же ими карта также не может быть принята нами во внимание, потому что она уже утратила свое значение, будучи составлена, по их же словам, сто лет тому назад, и вследствие указаний 3-й ст. Пекинского трактата, который определяется совокупно на общем совещании составить нам карты окончательно определенной границы. Точно также не может быть принято нами в уважение и выставляемое ими неудобство вести границу по постоянным пикетам ввиду того, что они близки к их внутренним землям. Правительство Срединного государства, говорили мы, лучше понимало дело, когда постановило в трактате вести границу по постоянным пикетам. Если бы оно желало направить граничную черту по внешним пикетам, в таком случае в трактате было бы написано: вести границу по цзянь-цзэ, а не по чан-чжу-ка́рунь. Переделать же трактат никто из нас не имеет права, так как он утвержден правительствами обоих государств.
Что же касается до чжунгарской границы и киргиз, кочующих ныне на прилегающей к ней полосе земли бывшей Чжунгарии, то это не имеет для нас никакого значения и не может быть принято нами во внимание, потому что в данном случае весь вопрос заключается в начертании границы по местным урочищам, т. е. горам, рекам и линии постоянных пикетов. Принимать же при этом в соображение киргиз и место их кочевания нет оснований: нельзя связывать существенного вопроса о проведении границы с посторонним, так сказать, случайным вопросом о киргизах, и только потому, что они имеют свои кочевки в приграничной местности. Все земли, находящиеся вне линии постоянных пикетов, занятые киргизами, им и принадлежат. При настоящих переговорах, когда идет дело о разграничении земель двух великих государств, о киргизах не может быть и речи. Когда же, по взаимному соглашению комиссаров, будет окончательно определена граница, тогда киргизы, так сказать, сами собою со своими землями отойдут к тому государству, к которому, по указанию пограничной черты, отошли и земли, на которых они теперь кочуют.
Приведенные выше нами доводы произвели, по-видимому, благоприятное для нас впечатление на китайцев. Под конец заседания, они сделались уступчивее и начали часто повторять, что они не смеют сказать, будто они отвергают Пекинский трактат. Вследствие чего мы предложили китайцам: предварительно посоветовавшись между собою, в последующих заседаниях вести переговоры по определению границы не иначе, как на основании Пекинского трактата. Следующее заседание назначено было нами 18-го или 19-го августа. Но китайцы просили отложить его до 21-го. Причина этой отсрочки, по всему вероятию, заключалась в том, что китайские комиссары послали в Кульджу сообщение о несогласии нашем вести переговоры на основании присланной карты ввиду того, что проект о подобном проведении границы, возник по мысли илийского цзянь-цзюня и, по мнению наших комиссаров, находится в прямом противоречии с Пекинским трактатом.
Обещание, данное нам китайскими комиссарами, вести переговоры на началах, изложенных в Пекинском трактате, подавали надежду, что на следующем заседании, назначенном на 21-е августа, будут достигнуты вполне благоприятные результаты. Предположение это не оправдалось. В самом начале заседания, цзянь-цзюнь Мин-И предложил, не упоминая о карте, послужившей к разногласию между нами, вести переговоры на основании Пекинского трактата. Но при последующих рассуждениях, китайские комиссары, а в особенности таргабатайский хэбэй-амбань, уклонились от своего заявления, упомянутого выше, и снова начали доказывать, что только карта, присланная из Пекина, может служить руководством при определении границы, хотя, в то же время, они не утверждают, что не следуют Пекинскому трактату. По мнению китайцев, определение границы должно начать с пограничного знака Шабина-Дабага, как составляющего конечный пункт, до которого была доведена в 1728 г. кяхтинская граница. Отсюда, говорили китайцы, согласно трактату, должно вести границу прямо на запад к Телецкому озеру (по-китайски Алтын-нор), где живут подвластные Китаю урянхайцы, и далее, на р. Катунь, по которой китайские пограничные начальники ежегодно совершают объезды для осмотра границы. В этих местах живут монголы, которые никогда не были русскими подданными, но находились под властью китайских чиновников и получали жалованье и подарки от китайского правительства. Поэтому, говорили китайцы, при рассуждении о проведении границы нельзя не принять во внимание народов, обитающих в приграничной местности. По мнению китайских комиссаров, все это ясно указывало на необходимость вести переговоры на основании присланной из Пекина карты. Ввиду же замеченного ими несходства и разногласия их карты с нашею, было бы необходимо командировать чиновников с каждой стороны для поверки карт на местности; и затем уже по карте определить границу. Обозначать же ее, согласно трактату, по горам, рекам и пикетам, не зная, какие именно горы, реки и пикеты, - невозможно.
На это мы объяснили китайцам, что вести границу на запад прямо к озеру Зайсану невозможно, потому что оно находится, по отношению к пограничному знаку Шабина-Дабага, не на запад, а на юго-запад. Притом, направляя границу на запад, не только нельзя притти к озеру Зайсану, но при таком очертании границы должны отойти к Китаю наши города Томской губ. - Бийск и друг. Затем, в трактате слово «прямо» поставлено после слова: «на запад», а это означает, что граница, поведенная на запад, должна упереться прямо в озеро Зайсан. Поэтому мы, держась буквально Пекинского трактата, полагаем, что граница от Шабина-Дабага должна быть ведена - на юг по линии водораздела к хребту Танна-Олла, а от него на запад прямо к озеру Зайсану. Что же касается до урянхайцев, или так называемых «двоеданцев», платящих подати обоим государствам, то земли, ими обитаемые, не были окончательно размежеваны. А потому, эти инородцы вместе с землями должны отойти к нам. Если же урянхайцы и другие инородцы захотят признавать по-прежнему вашу власть, то переселите их к себе. При этом мы заметили китайцам, что за преданность урянхайцев и киргиз ручаться нельзя, т. е. что эти инородцы, по своему легкомыслию, признают власть то одного государства, то другого.
Затем мы поставили на вид китайцам, что так как в силу Буринского трактата двоеданцы находятся в подданстве обоих государств, то они не имели права назначать своих чиновников без предварительного соглашения с нашим правительством. Предложение китайцев вести границу по их карте мы положительно отклонили, потому что это противоречило бы Пекинскому трактату. Притом китайская карта, составленная лицами, не имеющими даже элементарных познаний в картографии, не могла служить руководством при настоящем деле. В подтверждение неумения китайцев составлять карты, мы указали китайским комиссарам на то обстоятельство, что при императорах правления Кан-Си и Цянь-Лунь китайское правительство дело составления карт в Империи поручило европейцам.
Относительно командирования в настоящее время чиновников для проверки карт, мы заявили китайцам, что находим это совершенно излишним.
Неоспоримо, что на обширном пространстве границы могут быть участки малоизвестных местностей, которые было бы полезно и необходимо проверить, но все это может быть сделано чиновниками, на которых будет возложена постановка границы на самой местности по окончательном определении ее на съезде в Чугучаке и по подписании протокола. Следовательно, проверять карты во время переговоров, при обширном протяжении границы, не представляет никакой необходимости. Это может быть допущено только в местностях, ближайших к г. Чугучаку.
В заключение, мы поставили на вид китайским комиссарам, что, судя по заявлениям, сделанным нам их чиновниками от имени комиссаров, мы пришли к заключению, что на конференции 21-го августа не будет говориться о карте, присланной из Пекина, и самое совещание об определении границ будет происходить на началах, изложенных в Пекинском трактате. То же самое повторил и цзянь-цзюнь Мин-И при открытии заседания.
Между тем, при дальнейшем ходе переговоров, они, сославшись на необходимость определить границу по карте, этим самым по-прежнему уклонились от установления ее на основании трактата. «Другими словами, отказываясь от Пекинского трактата, - говорили мы китайцам, - вы отвергаете его. После этого мы должны вам сказать, что продолжать дальнейшие переговоры будет бесполезно и нам следует разъехаться. Да и самая карта ваша не так несходна с нашими, чтобы не имела с ними ничего общего». Чтобы удостовериться в этом, мы предложили китайским уполномоченным прислать в нашу факторию их чиновников, которым для примера мы дадим список гор и рек от Шабина-Дабага до озера Зайсана, и они увидят, что те же самые названия обозначены и на их карте. Следовательно, руководствуясь Пекинским трактатом и справляясь со своей картою, они могут вести переговоры о границе и определить ее.
Из вышеизложенного описания переговоров наших с китайцами, происходивших на конференции 21-го августа, видно, что они также кончились ничем: китайские комиссары не только уклонялись от проведения в исполнение Пекинского трактата, но даже во все время ведения переговоров старались показать нам, что они вовсе не интересуются делом разграничения и как будто очень рады, если им придется разъехаться с нами.
На другой день, несмотря на данное ими обещание, они не прислали своих чиновников в нашу факторию, для сличения наших названий гор и рек в Алтайском крае с китайскими. Только на следующий день приехали в нашу факторию китайские чиновники, которым были предъявлены наши карты с маньчжурскими надписями местных урочищ, для сличения этих надписей с означенными на китайской карте. Но китайские чиновники объявили, что они не могут взять нашей карты без предварительного позволения на то своих амбаней. После того, в течение последующих двух дней китайские чиновники не являлись к нам с ответом. Таким образом, с самого открытия переговоров в Чугучаке о границе, китайцы всемерно старались затягивать эти переговоры, откладывая, под разными предлогами, а иногда и без всякого повода, дни, назначенные для конференций, - на более продолжительное время. Когда же мы посылали за их чиновниками, то они являлись на другой или на третий день.
В то же время и, по-видимому, самими китайскими комиссарами распространялись в городе, между народом самые нелепые слухи: что, с целью принудить нас к соглашению на их предложения, вызываются в Чугучак войска из Лан-Чжоу (за 3 тыс. верст) и что местное начальство в Кульдже распорядилось выставить против нас войско, силою более 5 тыс. солдат, и что, наконец, в Кульдже уже сожгли нашу факторию. Все эти слухи не произвели на нас никакого действия, тем более что по сведениям, полученным из Пекина, нам было известно о восстании в Лан-Чжоу китайских магометан, в числе около 100 тыс. После того, китайцы, видя, что мы не придаем никакого значения этим слухам и относимся к ним с полным равнодушием, стали распространять другие слухи: будто переговоры потому замедляются, что на днях они ожидают почты из Пекина, которая разрешит: отдать ли нам все, согласно нашему требованию на основании трактата, или вовсе отказать. Последний слух имел некоторое основание, потому что, по дошедшим до нас сведениям, китайские комиссары 10-го июля, после удаления с озера Иссык-Куль китайского отряда под начальством Хабцисяня, о чем было подробно изложено выше, послали доклад в Пекин и на этот доклад ожидали ответа.
При таком положении дела, наши комиссары на общем совещании решили: не подавая вида китайцам, что мы заинтересованы делом разграничения, ожидать, когда они первые пригласят нас на совещание. Но если и затем до 15-го сентября китайцы не согласятся вести рассуждения о границе и определить граничную черту на основании Пекинского трактата, то прекратить переговоры и разъехаться. Перед отъездом же, в официальном отношении, отнести причину несостоявшихся переговоров на ответственность китайских комиссаров.
Следующие переговоры наши с китайцами, по обоюдному соглашению, состоялись 5-го сентября. Отправляясь в гун-фан на эти переговоры, мы приняли, по взаимному соглашению, намерение сделать это заседание окончательным, в том случае, если китайцы будут по-прежнему всячески уклоняться от рассуждения о границе на основании Пекинского трактата. Вскоре по открытии заседания оказалось, что мы не ошиблись в своем ожидании. Сославшись на 200-летнюю дружбу между правительствами обоих государств, китайцы заявили, что при переговорах не должно возникать никаких затруднений. «Но во всяком случае, - говорили они, - необходимо иметь в виду прежнюю внешнюю линию (цзянь-цзэ), но не линию постоянных караулов (чан-чжу-ка́рунь), за которыми живут киргизы и буруты, платящие нам ясак лошадьми. Если вы, - заявляли китайцы, - считаете этих киргиз принадлежащими вашему Высокому Государству, то кокандцы, такие же инородцы, тоже не ваши ли подданные? Если вы станете утверждать, что земли, лежащие к западу за нашими постоянными пикетами, должны быть отмежеваны к Высокому Государству, то мы не можем продолжать переговоров, и можно ли вести с вами переговоры, когда вы считаете в ваших границах озеро Алтын-нор (Телецкое), где живут два знамени подвластных нам урянхайцев, а урочище Лебсу (Лепсинск) и озеро Иссык-Куль не считаете ли тоже принадлежащими Высокому Государству? Вы осуждаете нас, что мы не соглашаемся с вашими мнениями вести границу по постоянным пикетам, и что этим мы нарушаем Пекинский трактат. Но мы действуем так на основании данного нам указа, - значит, не мы, а наш Император нарушает договор? Если же мы не нарушаем Пекинский договор, а только расходимся с вашим мнением и снова повторяем, что если вы будете настаивать провести граничную черту по постоянным пикетам, то нам необходимо предварительно донести об этом нашему Императору. Сами же мы не имеем такого полномочия, коим облечены вы».
На это мы отвечали китайцам: «Нет сомнения, что при нашей двухсотлетней дружбе было бы легко провести границу, но для этого должно действовать согласно с Пекинским договором. На основании этого договора, за постоянными пикетами (чан-чжу-ка́рунь) нет уже более ваших земель, нет и прежней пограничной, т. е. внешней (цзян-цэ). Правда, лет 50 тому назад жившие за постоянными пикетами киргизы и буруты признавали вашу власть, и мы тогда не входили в ваши отношения к ним. Но теперь, когда вы утратили свою власть над ними и уже не в силах усмирить киргиз, мы, чтобы водворить порядок и спокойствие в степи, равно необходимый для того и другого государства, должны были, по необходимости, сами взяться за это дело. Таким образом, эти инородцы признают над собой нашу власть и считаются нашими подданными. Дела же наши с кокандцами до вас не касаются и мы справимся с ними без вас. Озеро Алтын-нор всегда было не ваше, а нейтральное, и теперь, по Пекинскому трактату, должно отойти к владениям России. Лепсинские урочища, как находящиеся к западу от линии постоянных пикетов, очевидно должны отойти к нам, тем более что на них кочуют подданные нам киргизы. А утверждение, что вам принадлежит озеро Иссык-Куль, - совершенно неосновательно».
Затем, относительно заявления китайцев, что договор нарушают не они, но будто бы их правительство, мы заметили, что как в том, так и в другом случае договор в конечном результате будет все-таки нарушен, но мы будем всегда строго держаться его, и согласитесь ли вы на разграничение или нет, во всяком случае мы считаем, что земли за вашими постоянными пикетами, на основании трактата, принадлежат нашему государству. А потому, коль скоро встретится надобность поставить на этих землях пикеты или устроить наши поселения, наше правительство не будет спрашивать на это согласия вашего правительства. Во избежание же дальнейших взаимных недоразумений и потери времени в продолжительных и бесполезных рассуждениях об одном и том же предмете, и чтобы не оставлять китайцев в неизвестности относительно нашего мнения, как должна быть проведена граница согласно точному смыслу Пекинского трактата, мы заявили китайцам, что составим к их сведению записку, в которой, согласно с Пекинским договором, будет изложен проект направления границы. Если по рассмотрении этого проекта, который будет послать китайским комиссарам, они согласятся с ним, то мы просим их прислать нам ответ не позже 10 дней. В заявлении мы поставили на вид китайцам всю неосновательность их ответа, что будто бы они обязаны спрашивать особым докладом у своего правительства разрешить провести границу по постоянным пикетам. Имея полномочия от своего правительства и занимая важные и ответственные должности правителей края, они, уже в силу этого, должны пользоваться особым доверием правительства и вовсе не обязаны при каждом встречном и самом незначительном недоразумении обращаться в Пекин.
Хотя, для передачи китайцам нашего проекта границы, мы просили их прислать к нам чиновников на другой день, т. е. 6-го сентября, и они обещали исполнить наше предложение, но между тем снова затянули дело, так что уже на третий день, по вторичному призыву нашему, присланы были чиновники за получением упомянутого проекта. В этом же проекте было обозначено, согласно подробно описанному выше в этой главе, направление границы. На полученный китайцами наш проект границы, хотя и посланный без формального отношения, китайские комиссары признали за нужное ответить нам формальным отношением. В этом отношении, как и при всех предыдущих переговорах, китайские уполномоченные старались обойти Пекинский трактат в отношении обозначения по оному черты государственной границы. При этом китайцы выказали совершенное бессилие в оправдании своих действий против нарушения постановлений Пекинского трактата. По всему было видно, что такой образ действий китайских комиссаров обусловливался предписанием их правительства. Пекинское же правительство, по всему вероятию, имело в виду: или действительно устраниться от исполнения 2-й ст. трактата, главным образом в той ее части, где говорится о проведении границы по постоянным пикетам, что было сопряжено с уступкою России земель, прежде принадлежавших Китаю, или же, прежде подписания протоколов о проведении западной границы, представить бывшие переговоры на свое обсуждение. Этим китайцы, по-видимому, надеялись замедлить окончательное решение пограничного вопроса и тем скрыть свою слабость перед приграничными инородцами, которые до сих пор, хотя, в сущности, и номинально, признавали над собою власть Китая, но, в силу Пекинского трактата, должны были на вечные времена отойти под власть России.
Следовательно, в этом случае дело шло о сохранении наружного достоинства Срединного государства и об отсрочке времени к уступкам.
На это отношение китайских комиссаров мы, по общему совещанию, нашли необходимым с своей стороны ответить таким же отношением, и на этот раз мы снова повторили все то, о чем производились неоднократные суждения на прежних наших конференциях, т. е. настаивая на том, что по смыслу Пекинского трактата граница должна быть определена так, как мы предложили в своем проекте, а не иначе; что от такого проведения границы не только не предвидится каких-либо затруднений для Срединного государства, но, напротив, последует выгода, и, наконец, что несогласием своим на наш проект границы китайские комиссары и само их правительство выказали только одно желание уклониться от исполнения Пекинского договора. В заключение было высказано в означенном официальном отношении, что мы уполномочены вести переговоры только на основании сего договора. А так как они, - китайские комиссары, - хотят обойти этот договор, давая ему ложное толкование, то мы не можем продолжать с ними дальнейшие суждения о границе. Вследствие сего, прервав переговоры, уезжаем 29-го сентября и к этому же сроку просим их краткого ответа: согласны или не согласны они на наш проект границы. Убедившись, таким образом, в бесполезности дальнейших переговоров с китайцами и ввиду невозможности держать наш отряд у Чугучака по случаю наступивших холодов, мы, начиная с 30-го сентября, начали постепенно выезжать из Чугучака, не выждав ответа от китайских комиссаров, хотя они и обещали прислать его ко дню нашего выезда. При этом нами сделано было распоряжение, чтобы ответ китайцев был передан в наше консульство, для пересылки его нам в г. Омск.
Из приведенного подробного описания хода наших первых переговоров с китайцами, происходивших в Чугучаке в 1862 г., видно, что дело о проведении границы не было окончательно решено на этих переговорах. С другой же стороны, происходившие совещания, выяснив притязания китайцев, указали на то, какой системы действий должно держаться на будущее время для успешного достижения цели. Главный же результат, достигнутый этими переговорами, состоял в том, что самый пограничный вопрос был поставлен нашими комиссарами благоприятным для нас образом в том отношении, что дальнейшие совещания о проведении границы могли состояться не иначе, как только по принятии китайцами предложенного им нами проекта границы, вследствие чего мы сразу делались хозяевами положения, хорошо понимая, что китайцы будут всячески стараться возобновить временно прерванные переговоры.
Такая постановка пограничного вопроса нашими комиссарами была одобрена Министерством иностранных дел, как об этом будет подробно изложено ниже.
Продолжение: Неприязненные столкновения на границе
Другие отрывки из книги И. Ф. Бабкова:
• Омск;
• Ковалевский, Гасфорд, Валиханов;
• Несколько слов о сибирских казаках;
• Зайсанский пост: Основание;
• Нападение кызылаяков на Зайсанский пост.
Другие части:
1. Занятие Заилийского края и Зачуйская экспедиция
2. Пекинский трактат
3. На джунгарской земле
4. Действия отряда капитана Проценко
5. «Неправильный взгляд на дело»
6. Открытие переговоров. Наши предложения по линии границы
7. «Владение Зайсаном составляет для нас насущную потребность»
8. Переговоры в Чугучаке
9. Неприязненные столкновения на границе
10. Пекинская дипломатия
11. Возобновление переговоров
12. Финал
С. М. Дудин. Чугучак. 1909
Предъявление китайским комиссарам нашего проекта границы оказывалось тем более необходимым, что на первой же конференции, которая состоялась 22 июля, китайцы, узнав, что обозначенная на наших картах государственная граница проведена по линии их постоянных пикетов, заявили нам свои обширные и в то же время неосновательные притязания на земли, занятые киргизами не только Большой, но и Средней орды. При этом китайские уполномоченные отвергнули действительность 2-ой и 3-й ст. Пекинского договора, сославшись на указ, полученный из Пекина вследствие донесения илийского цзянь-цзюня об удалении китайского отряда генерала Хабцисяня из окрестностей озера Иссык-Куль. В заключение китайцы предложили нам просить новых инструкций из Министерства иностранных дел, на что мы поставили на вид китайцам всю неосновательность их требования, а в особенности о недействительности 2 и 3 ст. Пекинского трактата. Мы разъяснили китайцам, что Пекинский трактат должен служить главным основанием в переговорах о границе для обоих государств, тем более что о ненарушимом его соблюдении указано в самом трактате. Сначала китайцы удовлетворились этим объяснением и перешли к обсуждению значения слов «постоянный пикет». Мы выставили как примеры этих пикетов Чингистай и Бахты. Согласившись с нами относительно первого, китайцы назвали Бахты внутренним пикетом, прибавив, что внешними пикетами должны считаться наши города Сергиополь, Лепсинск и друг. На это мы подробно и точно по китайскому тексту разъяснили китайским уполномоченным точное значение выражения «постоянных пикетов, ныне существующих».
После краткого перерыва, в течение которого китайские комиссары вели между собою оживленный разговор, они коснулись вопроса о народах и утверждали, что все киргизы принадлежат Китаю. После такого заявления, мы не знали, чему более удивляться - тупому ли невежеству китайцев или их беззастенчивой наглости.
Понятно, что это заявление было нами опровергнуто без труда. Но китайцы не унимались; они снова предложили нам вопрос: чьими подданными мы считаем алтайских урянхайцев?
На это мы отвечали им, что не имеем притязания на те племена урянхайцев, которые кочуют по хребту Танну-Олла. Но когда они назвали урянхайцами племена, живущие около Телецкого озера и известных у нас под именем телеутов, то их же кобдинский чиновник, находившийся в свите улясутайского цзянь-цзюня - Мина-И, вполне подтвердил наши слова, добавив при этом, что два знамени телеутов, иначе называемые двоеданцами, принадлежат им, а третье знамя - нам. Заявление это вполне согласуется с 3-ей статьей Кяхтинского договора, заключенного 21 октября 1727 г., в которой сказано: «А урянхи в которую сторону платили по пяти соболей, впредь оставлены по прежнему у своих владетелей, а которые по одному соболю давали, впредь не возмется с них вечно, с которого дня пограничный договор установился, и что так решено, о том подтверждено письменным свидетельством и каждой стороне вручено». Из этого видно, что вопрос о подданстве урянхайцев был решен еще в 1727 г. на основании Кяхтинского трактата, а Пекинский трактат подтвердил лишь обязательную силу ранее установленного порядка.
После того, старший китайский комиссар цзянь-цзюнь Мин снова возбудил вопрос о землях, сказав, что Чжунгария принадлежит Китаю по праву завоевания, а потому, если в ней проживают подвластные России инородцы, то мы вправе их выселить в свои земли. На это мы заметили, что по покорении Чжунгарии, для ограждения западных пределов их империи от враждебных покушений со стороны кочевых обитателей степи, была устроена оборонительная линия, состоящая из ряда так называемых постоянных караулов, которые были тогда же заняты китайскими войсками. Эта-то линия, говорили мы, и образовала собою государственную границу на западных пределах Срединного государства. Но так как граница, по Пекинскому трактату, должна быть проведена по линии постоянных пикетов, то все земли с местным их населением к западу от этой линии должны быть признаны принадлежащими России. Но китайцы с тупым упорством и заносчивою самонадеянностью продолжали оспаривать наше мнение, утверждая, что нынешние постоянные пикеты есть внутренние, а под внешними нужно разуметь Аягуз (Сергиополь), Лепсинск и друг. На такое непомерное требование китайцев мы были вынуждены поставить им на вид, что в местностях, где, по их словам, находятся внешние пикеты, уже давно построены наши города и селения, следовательно, об этих местностях не может быть и речи.
В заключение этого заседания, цзянь-цзюнь Мин-И предложил при дальнейшем обсуждении вопроса о направлении граничной черты рассматривать ее по трем главным отделам: 1) от знака Шабина-Дабага до озера Зайсана, 2) от него до Илийского округа и 3) на остальном протяжении границы до кокандских пределов.
Из приведенного выше описания переговоров с китайцами, происходившими на первом заседании, видно, что китайские комиссары, обсуждая вопрос о направлении граничной черты, коснулись также и некоторых частностей границы, как, напр., об обитающих в приграничной местности кочевых инородцах. Между тем, на последующих конференциях китайские комиссары совершенно неожиданно заявили, что указом пекинского Государственного совета они назначены только вести переговоры о границе, но не могут постановить что-либо о границе, не имея на это установленного полномочия. Другое, еще более неожиданное заявление, сделанное нам китайцами, заключалось в том, что они не могут вести переговоры на основании Пекинского трактата на том основании, что он заключен пекинскими сановниками, не знавшими местных обстоятельств. Вследствие сделанного об этом местным пограничным начальством представления в Пекин, китайское правительство дало им предписание вести переговоры по соображению местности. Китайцы высказали также, что они должны представлять своему правительству на утверждение все то, что будет говорено на взаимных совещаниях.
Из этого видно, что руководящие начала, положенные в основание для ведения нами переговоров о границе, совершенно расходились с воззрениями китайцев на дело установления государственной границы на западных пределах их империи. В то время, когда Высочайше дарованными полномочиями нам предоставлялось право не только вести переговоры о границе, но и выражалось согласие утвердить граничную черту в том объеме, в каком она будет определена на месте в Чугучаке, по взаимным совещаниям полномочными обеих сторон, - китайцам предоставлено было только право рассуждать о ней. Это обстоятельство, а равно и явное отрицание китайцами обязательной силы для них Пекинского трактата, возбудило в наших комиссарах сомнение в правильности этих заявлений китайских уполномоченных и в желании их все проектированные на переговорах статьи предполагаемого договора о границе представлять на редакцию пекинского правительства, а быть может, также и европейских посланников.
При таком положении дела, наши комиссары пришли к убеждению в бесполезности вести переговоры на таких основаниях, которые противоположны нашим. Но чтобы китайцы не могли впоследствии отказаться от того, что они нам говорили, а именно: что они не имеют полномочия определять границу, но должны предварительно представлять в Пекин, а также, что они при переговорах не могут руководиться Пекинским трактатом, мы на взаимном совещании между собой решили официально запросить китайцев о значении данных им пекинским правительством полномочий, указав при этом китайцам на силу наших полномочий, чтобы, по удостоверении в обоюдных равносильных полномочиях, могли немедленно приступить к взаимному совещанию об определении и проведении границы, согласно точному смыслу 2-й и 3-й статей Пекинского трактата.
В случае, если бы китайцы дали отрицательный ответ, т. е. что они не могут следовать при переговорах указаниям Пекинского трактата, то нам ничего бы не оставалось делать, как trancher le mot, т. е. объявить китайцам также официальным отношением, что на этих основаниях дальнейшие переговоры состояться не могут, и наши комиссары будут вынуждены прекратить их и выехать из Чугучака. В полученном нами ответе на это наше заявление, китайские комиссары, хотя и снова утверждали, что они не имеют звания полномочных, однако же, не могли сказать того, что говорили прежде, т. е. будто бы они уполномочены только трактовать о границе, а все постановления на общем совещании наперед обязаны представлять на утверждение в Пекин. Напротив, из сего ответа оказалось, что они уполномочены не только вести переговоры о границе и постановить определение оной, но и еще более: китайское правительство теперь же предписало им о всех последующих распоряжениях, какие должны быть сделаны, решить также на взаимном совещании в Тарбагатае.
Из того же ответа оказалось, что китайское правительство сначала предполагало вести дело разграничения на основании Пекинского трактата, но что вследствие представления илийского цзянь-цзюня, оно, прислав карту с обозначением на ней желтою краскою граничной черты, предписало улясутайскому цзянь-цзюню при переговорах о границе держаться этой карты. Отсюда видно, что возбужденный нами вопрос о значении полномочий, данных китайским комиссарам, разрешался в положительном смысле. Из ответа китайских комиссаров мы удостоверились, что пекинское правительство вполне уполномочило своих представителей в Тарбагатае на определении границы, и притом на основании Пекинского трактата. Упомянутое же выше распоряжение его, чтобы держаться присланной из Пекина карты, было нами отклонено и оставлено без внимания как не заявленное предварительно нашему правительству. В день, назначенный нами для следующей конференции, а именно 12-го августа, мы, по взаимному совещанию, условились принять за правило: при первом удобном случае дать понять китайцам, что правительство наше не очень интересуется проведением границы с Западным Китаем. А потому, прибыв 12-го августа на конференцию в гун-фан, мы почли за лучшее, после взаимных приветствий, не начинать первыми разговора о границе и выждать, пока начнут говорить китайские комиссары, и тогда уже отвечать им. Между тем, китайцы тоже с своей стороны хотели выдержать и, ожидая первой речи от нас, молчали. Такое молчание длилось более получаса. Наконец улясутайский цзянь-цзюнь Мин-И первый начал разговор о границе, заявив нам, что переговоры о проведении граничной черты могут быть ведены ими только на основании указа, полученного из Пекина, и присланной при нем карты. Трактовать же о границе на основании Пекинского договора они не могут, потому что постоянные пикеты (чан-чжу-ка́рунь) образуют собою линию внутренних пикетов и слишком близки к их внутренним землям. Между тем, за этой линией, по направлению к западу, есть еще другая линия внешних пикетов (цзянь-цзэ). В прежние времена, по словам китайцев, эта линия образовала собою западную окраину чжунгарских владений, за которой уже начинались земли, занятые киргизскими ордами.
Впоследствии, киргизам дозволено было китайским правительством, при императоре правления Цянь-Лунь, переходить за эту линию и кочевать на пространстве между цзянь-цзэ и чан-чжу-ка́рунь. За право свободного кочевания китайцы получали с киргиз в оброк лошадей. В заключение всего этого китайцы утверждали, что во 2-й ст. Пекинского трактата сказано, что «западная граница еще не определена», значит, нельзя сказать, что ее нужно вести по линии постоянных пикетов. Следовательно, должно посоветоваться, где и как ее вести. На это мы были вынуждены снова повторить китайцам все то, что нами было высказано на прежних конференциях и сообщено им в официальной переписке. Сущность нашего заявления заключалась в том, что переговоры о границе могут быть ведены нами не иначе как на основании Пекинского трактата. Полученный же ими из Пекина указ мы не считаем для себя обязательным на том основании, что он предварительно не был сообщен нашему правительству и не одобрен им. Упоминаемая же ими карта также не может быть принята нами во внимание, потому что она уже утратила свое значение, будучи составлена, по их же словам, сто лет тому назад, и вследствие указаний 3-й ст. Пекинского трактата, который определяется совокупно на общем совещании составить нам карты окончательно определенной границы. Точно также не может быть принято нами в уважение и выставляемое ими неудобство вести границу по постоянным пикетам ввиду того, что они близки к их внутренним землям. Правительство Срединного государства, говорили мы, лучше понимало дело, когда постановило в трактате вести границу по постоянным пикетам. Если бы оно желало направить граничную черту по внешним пикетам, в таком случае в трактате было бы написано: вести границу по цзянь-цзэ, а не по чан-чжу-ка́рунь. Переделать же трактат никто из нас не имеет права, так как он утвержден правительствами обоих государств.
Что же касается до чжунгарской границы и киргиз, кочующих ныне на прилегающей к ней полосе земли бывшей Чжунгарии, то это не имеет для нас никакого значения и не может быть принято нами во внимание, потому что в данном случае весь вопрос заключается в начертании границы по местным урочищам, т. е. горам, рекам и линии постоянных пикетов. Принимать же при этом в соображение киргиз и место их кочевания нет оснований: нельзя связывать существенного вопроса о проведении границы с посторонним, так сказать, случайным вопросом о киргизах, и только потому, что они имеют свои кочевки в приграничной местности. Все земли, находящиеся вне линии постоянных пикетов, занятые киргизами, им и принадлежат. При настоящих переговорах, когда идет дело о разграничении земель двух великих государств, о киргизах не может быть и речи. Когда же, по взаимному соглашению комиссаров, будет окончательно определена граница, тогда киргизы, так сказать, сами собою со своими землями отойдут к тому государству, к которому, по указанию пограничной черты, отошли и земли, на которых они теперь кочуют.
Приведенные выше нами доводы произвели, по-видимому, благоприятное для нас впечатление на китайцев. Под конец заседания, они сделались уступчивее и начали часто повторять, что они не смеют сказать, будто они отвергают Пекинский трактат. Вследствие чего мы предложили китайцам: предварительно посоветовавшись между собою, в последующих заседаниях вести переговоры по определению границы не иначе, как на основании Пекинского трактата. Следующее заседание назначено было нами 18-го или 19-го августа. Но китайцы просили отложить его до 21-го. Причина этой отсрочки, по всему вероятию, заключалась в том, что китайские комиссары послали в Кульджу сообщение о несогласии нашем вести переговоры на основании присланной карты ввиду того, что проект о подобном проведении границы, возник по мысли илийского цзянь-цзюня и, по мнению наших комиссаров, находится в прямом противоречии с Пекинским трактатом.
Обещание, данное нам китайскими комиссарами, вести переговоры на началах, изложенных в Пекинском трактате, подавали надежду, что на следующем заседании, назначенном на 21-е августа, будут достигнуты вполне благоприятные результаты. Предположение это не оправдалось. В самом начале заседания, цзянь-цзюнь Мин-И предложил, не упоминая о карте, послужившей к разногласию между нами, вести переговоры на основании Пекинского трактата. Но при последующих рассуждениях, китайские комиссары, а в особенности таргабатайский хэбэй-амбань, уклонились от своего заявления, упомянутого выше, и снова начали доказывать, что только карта, присланная из Пекина, может служить руководством при определении границы, хотя, в то же время, они не утверждают, что не следуют Пекинскому трактату. По мнению китайцев, определение границы должно начать с пограничного знака Шабина-Дабага, как составляющего конечный пункт, до которого была доведена в 1728 г. кяхтинская граница. Отсюда, говорили китайцы, согласно трактату, должно вести границу прямо на запад к Телецкому озеру (по-китайски Алтын-нор), где живут подвластные Китаю урянхайцы, и далее, на р. Катунь, по которой китайские пограничные начальники ежегодно совершают объезды для осмотра границы. В этих местах живут монголы, которые никогда не были русскими подданными, но находились под властью китайских чиновников и получали жалованье и подарки от китайского правительства. Поэтому, говорили китайцы, при рассуждении о проведении границы нельзя не принять во внимание народов, обитающих в приграничной местности. По мнению китайских комиссаров, все это ясно указывало на необходимость вести переговоры на основании присланной из Пекина карты. Ввиду же замеченного ими несходства и разногласия их карты с нашею, было бы необходимо командировать чиновников с каждой стороны для поверки карт на местности; и затем уже по карте определить границу. Обозначать же ее, согласно трактату, по горам, рекам и пикетам, не зная, какие именно горы, реки и пикеты, - невозможно.
На это мы объяснили китайцам, что вести границу на запад прямо к озеру Зайсану невозможно, потому что оно находится, по отношению к пограничному знаку Шабина-Дабага, не на запад, а на юго-запад. Притом, направляя границу на запад, не только нельзя притти к озеру Зайсану, но при таком очертании границы должны отойти к Китаю наши города Томской губ. - Бийск и друг. Затем, в трактате слово «прямо» поставлено после слова: «на запад», а это означает, что граница, поведенная на запад, должна упереться прямо в озеро Зайсан. Поэтому мы, держась буквально Пекинского трактата, полагаем, что граница от Шабина-Дабага должна быть ведена - на юг по линии водораздела к хребту Танна-Олла, а от него на запад прямо к озеру Зайсану. Что же касается до урянхайцев, или так называемых «двоеданцев», платящих подати обоим государствам, то земли, ими обитаемые, не были окончательно размежеваны. А потому, эти инородцы вместе с землями должны отойти к нам. Если же урянхайцы и другие инородцы захотят признавать по-прежнему вашу власть, то переселите их к себе. При этом мы заметили китайцам, что за преданность урянхайцев и киргиз ручаться нельзя, т. е. что эти инородцы, по своему легкомыслию, признают власть то одного государства, то другого.
Затем мы поставили на вид китайцам, что так как в силу Буринского трактата двоеданцы находятся в подданстве обоих государств, то они не имели права назначать своих чиновников без предварительного соглашения с нашим правительством. Предложение китайцев вести границу по их карте мы положительно отклонили, потому что это противоречило бы Пекинскому трактату. Притом китайская карта, составленная лицами, не имеющими даже элементарных познаний в картографии, не могла служить руководством при настоящем деле. В подтверждение неумения китайцев составлять карты, мы указали китайским комиссарам на то обстоятельство, что при императорах правления Кан-Си и Цянь-Лунь китайское правительство дело составления карт в Империи поручило европейцам.
Относительно командирования в настоящее время чиновников для проверки карт, мы заявили китайцам, что находим это совершенно излишним.
Неоспоримо, что на обширном пространстве границы могут быть участки малоизвестных местностей, которые было бы полезно и необходимо проверить, но все это может быть сделано чиновниками, на которых будет возложена постановка границы на самой местности по окончательном определении ее на съезде в Чугучаке и по подписании протокола. Следовательно, проверять карты во время переговоров, при обширном протяжении границы, не представляет никакой необходимости. Это может быть допущено только в местностях, ближайших к г. Чугучаку.
В заключение, мы поставили на вид китайским комиссарам, что, судя по заявлениям, сделанным нам их чиновниками от имени комиссаров, мы пришли к заключению, что на конференции 21-го августа не будет говориться о карте, присланной из Пекина, и самое совещание об определении границ будет происходить на началах, изложенных в Пекинском трактате. То же самое повторил и цзянь-цзюнь Мин-И при открытии заседания.
Между тем, при дальнейшем ходе переговоров, они, сославшись на необходимость определить границу по карте, этим самым по-прежнему уклонились от установления ее на основании трактата. «Другими словами, отказываясь от Пекинского трактата, - говорили мы китайцам, - вы отвергаете его. После этого мы должны вам сказать, что продолжать дальнейшие переговоры будет бесполезно и нам следует разъехаться. Да и самая карта ваша не так несходна с нашими, чтобы не имела с ними ничего общего». Чтобы удостовериться в этом, мы предложили китайским уполномоченным прислать в нашу факторию их чиновников, которым для примера мы дадим список гор и рек от Шабина-Дабага до озера Зайсана, и они увидят, что те же самые названия обозначены и на их карте. Следовательно, руководствуясь Пекинским трактатом и справляясь со своей картою, они могут вести переговоры о границе и определить ее.
Из вышеизложенного описания переговоров наших с китайцами, происходивших на конференции 21-го августа, видно, что они также кончились ничем: китайские комиссары не только уклонялись от проведения в исполнение Пекинского трактата, но даже во все время ведения переговоров старались показать нам, что они вовсе не интересуются делом разграничения и как будто очень рады, если им придется разъехаться с нами.
На другой день, несмотря на данное ими обещание, они не прислали своих чиновников в нашу факторию, для сличения наших названий гор и рек в Алтайском крае с китайскими. Только на следующий день приехали в нашу факторию китайские чиновники, которым были предъявлены наши карты с маньчжурскими надписями местных урочищ, для сличения этих надписей с означенными на китайской карте. Но китайские чиновники объявили, что они не могут взять нашей карты без предварительного позволения на то своих амбаней. После того, в течение последующих двух дней китайские чиновники не являлись к нам с ответом. Таким образом, с самого открытия переговоров в Чугучаке о границе, китайцы всемерно старались затягивать эти переговоры, откладывая, под разными предлогами, а иногда и без всякого повода, дни, назначенные для конференций, - на более продолжительное время. Когда же мы посылали за их чиновниками, то они являлись на другой или на третий день.
В то же время и, по-видимому, самими китайскими комиссарами распространялись в городе, между народом самые нелепые слухи: что, с целью принудить нас к соглашению на их предложения, вызываются в Чугучак войска из Лан-Чжоу (за 3 тыс. верст) и что местное начальство в Кульдже распорядилось выставить против нас войско, силою более 5 тыс. солдат, и что, наконец, в Кульдже уже сожгли нашу факторию. Все эти слухи не произвели на нас никакого действия, тем более что по сведениям, полученным из Пекина, нам было известно о восстании в Лан-Чжоу китайских магометан, в числе около 100 тыс. После того, китайцы, видя, что мы не придаем никакого значения этим слухам и относимся к ним с полным равнодушием, стали распространять другие слухи: будто переговоры потому замедляются, что на днях они ожидают почты из Пекина, которая разрешит: отдать ли нам все, согласно нашему требованию на основании трактата, или вовсе отказать. Последний слух имел некоторое основание, потому что, по дошедшим до нас сведениям, китайские комиссары 10-го июля, после удаления с озера Иссык-Куль китайского отряда под начальством Хабцисяня, о чем было подробно изложено выше, послали доклад в Пекин и на этот доклад ожидали ответа.
При таком положении дела, наши комиссары на общем совещании решили: не подавая вида китайцам, что мы заинтересованы делом разграничения, ожидать, когда они первые пригласят нас на совещание. Но если и затем до 15-го сентября китайцы не согласятся вести рассуждения о границе и определить граничную черту на основании Пекинского трактата, то прекратить переговоры и разъехаться. Перед отъездом же, в официальном отношении, отнести причину несостоявшихся переговоров на ответственность китайских комиссаров.
Следующие переговоры наши с китайцами, по обоюдному соглашению, состоялись 5-го сентября. Отправляясь в гун-фан на эти переговоры, мы приняли, по взаимному соглашению, намерение сделать это заседание окончательным, в том случае, если китайцы будут по-прежнему всячески уклоняться от рассуждения о границе на основании Пекинского трактата. Вскоре по открытии заседания оказалось, что мы не ошиблись в своем ожидании. Сославшись на 200-летнюю дружбу между правительствами обоих государств, китайцы заявили, что при переговорах не должно возникать никаких затруднений. «Но во всяком случае, - говорили они, - необходимо иметь в виду прежнюю внешнюю линию (цзянь-цзэ), но не линию постоянных караулов (чан-чжу-ка́рунь), за которыми живут киргизы и буруты, платящие нам ясак лошадьми. Если вы, - заявляли китайцы, - считаете этих киргиз принадлежащими вашему Высокому Государству, то кокандцы, такие же инородцы, тоже не ваши ли подданные? Если вы станете утверждать, что земли, лежащие к западу за нашими постоянными пикетами, должны быть отмежеваны к Высокому Государству, то мы не можем продолжать переговоров, и можно ли вести с вами переговоры, когда вы считаете в ваших границах озеро Алтын-нор (Телецкое), где живут два знамени подвластных нам урянхайцев, а урочище Лебсу (Лепсинск) и озеро Иссык-Куль не считаете ли тоже принадлежащими Высокому Государству? Вы осуждаете нас, что мы не соглашаемся с вашими мнениями вести границу по постоянным пикетам, и что этим мы нарушаем Пекинский трактат. Но мы действуем так на основании данного нам указа, - значит, не мы, а наш Император нарушает договор? Если же мы не нарушаем Пекинский договор, а только расходимся с вашим мнением и снова повторяем, что если вы будете настаивать провести граничную черту по постоянным пикетам, то нам необходимо предварительно донести об этом нашему Императору. Сами же мы не имеем такого полномочия, коим облечены вы».
На это мы отвечали китайцам: «Нет сомнения, что при нашей двухсотлетней дружбе было бы легко провести границу, но для этого должно действовать согласно с Пекинским договором. На основании этого договора, за постоянными пикетами (чан-чжу-ка́рунь) нет уже более ваших земель, нет и прежней пограничной, т. е. внешней (цзян-цэ). Правда, лет 50 тому назад жившие за постоянными пикетами киргизы и буруты признавали вашу власть, и мы тогда не входили в ваши отношения к ним. Но теперь, когда вы утратили свою власть над ними и уже не в силах усмирить киргиз, мы, чтобы водворить порядок и спокойствие в степи, равно необходимый для того и другого государства, должны были, по необходимости, сами взяться за это дело. Таким образом, эти инородцы признают над собой нашу власть и считаются нашими подданными. Дела же наши с кокандцами до вас не касаются и мы справимся с ними без вас. Озеро Алтын-нор всегда было не ваше, а нейтральное, и теперь, по Пекинскому трактату, должно отойти к владениям России. Лепсинские урочища, как находящиеся к западу от линии постоянных пикетов, очевидно должны отойти к нам, тем более что на них кочуют подданные нам киргизы. А утверждение, что вам принадлежит озеро Иссык-Куль, - совершенно неосновательно».
Затем, относительно заявления китайцев, что договор нарушают не они, но будто бы их правительство, мы заметили, что как в том, так и в другом случае договор в конечном результате будет все-таки нарушен, но мы будем всегда строго держаться его, и согласитесь ли вы на разграничение или нет, во всяком случае мы считаем, что земли за вашими постоянными пикетами, на основании трактата, принадлежат нашему государству. А потому, коль скоро встретится надобность поставить на этих землях пикеты или устроить наши поселения, наше правительство не будет спрашивать на это согласия вашего правительства. Во избежание же дальнейших взаимных недоразумений и потери времени в продолжительных и бесполезных рассуждениях об одном и том же предмете, и чтобы не оставлять китайцев в неизвестности относительно нашего мнения, как должна быть проведена граница согласно точному смыслу Пекинского трактата, мы заявили китайцам, что составим к их сведению записку, в которой, согласно с Пекинским договором, будет изложен проект направления границы. Если по рассмотрении этого проекта, который будет послать китайским комиссарам, они согласятся с ним, то мы просим их прислать нам ответ не позже 10 дней. В заявлении мы поставили на вид китайцам всю неосновательность их ответа, что будто бы они обязаны спрашивать особым докладом у своего правительства разрешить провести границу по постоянным пикетам. Имея полномочия от своего правительства и занимая важные и ответственные должности правителей края, они, уже в силу этого, должны пользоваться особым доверием правительства и вовсе не обязаны при каждом встречном и самом незначительном недоразумении обращаться в Пекин.
Хотя, для передачи китайцам нашего проекта границы, мы просили их прислать к нам чиновников на другой день, т. е. 6-го сентября, и они обещали исполнить наше предложение, но между тем снова затянули дело, так что уже на третий день, по вторичному призыву нашему, присланы были чиновники за получением упомянутого проекта. В этом же проекте было обозначено, согласно подробно описанному выше в этой главе, направление границы. На полученный китайцами наш проект границы, хотя и посланный без формального отношения, китайские комиссары признали за нужное ответить нам формальным отношением. В этом отношении, как и при всех предыдущих переговорах, китайские уполномоченные старались обойти Пекинский трактат в отношении обозначения по оному черты государственной границы. При этом китайцы выказали совершенное бессилие в оправдании своих действий против нарушения постановлений Пекинского трактата. По всему было видно, что такой образ действий китайских комиссаров обусловливался предписанием их правительства. Пекинское же правительство, по всему вероятию, имело в виду: или действительно устраниться от исполнения 2-й ст. трактата, главным образом в той ее части, где говорится о проведении границы по постоянным пикетам, что было сопряжено с уступкою России земель, прежде принадлежавших Китаю, или же, прежде подписания протоколов о проведении западной границы, представить бывшие переговоры на свое обсуждение. Этим китайцы, по-видимому, надеялись замедлить окончательное решение пограничного вопроса и тем скрыть свою слабость перед приграничными инородцами, которые до сих пор, хотя, в сущности, и номинально, признавали над собою власть Китая, но, в силу Пекинского трактата, должны были на вечные времена отойти под власть России.
Следовательно, в этом случае дело шло о сохранении наружного достоинства Срединного государства и об отсрочке времени к уступкам.
На это отношение китайских комиссаров мы, по общему совещанию, нашли необходимым с своей стороны ответить таким же отношением, и на этот раз мы снова повторили все то, о чем производились неоднократные суждения на прежних наших конференциях, т. е. настаивая на том, что по смыслу Пекинского трактата граница должна быть определена так, как мы предложили в своем проекте, а не иначе; что от такого проведения границы не только не предвидится каких-либо затруднений для Срединного государства, но, напротив, последует выгода, и, наконец, что несогласием своим на наш проект границы китайские комиссары и само их правительство выказали только одно желание уклониться от исполнения Пекинского договора. В заключение было высказано в означенном официальном отношении, что мы уполномочены вести переговоры только на основании сего договора. А так как они, - китайские комиссары, - хотят обойти этот договор, давая ему ложное толкование, то мы не можем продолжать с ними дальнейшие суждения о границе. Вследствие сего, прервав переговоры, уезжаем 29-го сентября и к этому же сроку просим их краткого ответа: согласны или не согласны они на наш проект границы. Убедившись, таким образом, в бесполезности дальнейших переговоров с китайцами и ввиду невозможности держать наш отряд у Чугучака по случаю наступивших холодов, мы, начиная с 30-го сентября, начали постепенно выезжать из Чугучака, не выждав ответа от китайских комиссаров, хотя они и обещали прислать его ко дню нашего выезда. При этом нами сделано было распоряжение, чтобы ответ китайцев был передан в наше консульство, для пересылки его нам в г. Омск.
Из приведенного подробного описания хода наших первых переговоров с китайцами, происходивших в Чугучаке в 1862 г., видно, что дело о проведении границы не было окончательно решено на этих переговорах. С другой же стороны, происходившие совещания, выяснив притязания китайцев, указали на то, какой системы действий должно держаться на будущее время для успешного достижения цели. Главный же результат, достигнутый этими переговорами, состоял в том, что самый пограничный вопрос был поставлен нашими комиссарами благоприятным для нас образом в том отношении, что дальнейшие совещания о проведении границы могли состояться не иначе, как только по принятии китайцами предложенного им нами проекта границы, вследствие чего мы сразу делались хозяевами положения, хорошо понимая, что китайцы будут всячески стараться возобновить временно прерванные переговоры.
Такая постановка пограничного вопроса нашими комиссарами была одобрена Министерством иностранных дел, как об этом будет подробно изложено ниже.
Продолжение: Неприязненные столкновения на границе
Другие отрывки из книги И. Ф. Бабкова:
• Омск;
• Ковалевский, Гасфорд, Валиханов;
• Несколько слов о сибирских казаках;
• Зайсанский пост: Основание;
• Нападение кызылаяков на Зайсанский пост.