Воспоминания раскаявшегося отступника от православия в мусульманство (2)
С. Казанцев. Воспоминания раскаявшегося отступника от православия в мусульманство. - Екатеринбург, 1911.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10.
Город Оса Пермской губернии. Ярмарка
XIV. Белогорский монастырь
На пути попал мне Белогорский монастырь, в который я и зашел, чтобы подкрепиться силами, т. е. отдохнуть. В монастыре, как я узнал, делается иконостас, а я знаком со столярным делом и потому предложил свои услуги ради того только, чтобы отдохнуть… За недостатком в мастерах, меня приняли за плату 1 р. 30 к. в день, и я проработал 12 дней на этой св. горе. Как-то в воскресенье я даже зашел в церковь из любопытства, и взошел туда как раз во время выхода иеромонаха-миссионера на амвон говорить проповедь. Ну-ка послушаю, думал я, как он будет говорить. Он говорил о расколе и отпадении от Церкви Христовой. Проповедник говорил, что «Бог призывает нас к Себе, но мы упорствуем и нейдем к нему, а все более удаляемся от Него во зло. Но стоило бы только прибегнуть к Нему с покаянием, и в душах наших вселился бы мир. Мы часто слышим в душе этот призывающий нас голос Господа, но или не понимаем его, или же откладываем; вот погодим еще, под старость раскаемся и исправимся… Но выходит не так: предавшись служению диавола и обманутый временными благами, человек погибает в греховной жизни и умирает без покаяния». Уж не мне ли это говорится? Это очень подходит к моему положению, подумал я, - и мне стало жутко на душе; я почувствовал как бы укор моей омраченной совести и призыв ее к покаянию; я начал молиться, и молился искренно, хотя крестного знамения на себе не изображал, ибо я был отступником от веры Христовой. «Если Ты - Бог христианский - истинный, то спаси меня от заблуждения, удержи в христианстве, хотя бы и против моей воли! наставь меня на путь истины и вразуми меня», - мысленно говорил я. - А если ты, Аллах татарский, воистину «велик», то покажи мне силу свою и отврати меня от кафиров». И опять мне послышался голос как будто Самого Христа, когда я молился ему, любящему и милующему нас. Но не долго были в душе моей и мыслях эти колебания: вдруг снова откуда-то повеяло холодом, а затем полезли в голову гнусные мысли; какие-то злоба и плотские страсти закипели во мне. Но замечательно, когда я мысленно обращался ко Христу, умягчалось и умилялось мое сердце и я чувствовал любовь ко всему меня окружающему: все становилось милым и дорогим. Дело дошло было до того, что я готов был броситься к стоящей предо мною иконе Спасителя и просить Его о помиловании… Но в этот же момент кто-то шепнул мне: «Муртаза, какое малодушие в тебе! Будь крепок, ведь ты мужчина, крепись и старайся быть суровым»… И вот святое чувство начало угасать во мне, и на смену ему появилось снова зло ко всему, гордость и самолюбие; словом - только плотское появилось у меня в мыслях. Таким образом, в этот момент я стоял на распутии и рассуждал, куда же мне идти: ко Христу возвратиться ли, или продолжить путь к исламу? И снова мне становилось понятно, что Иисус Христос Истинный Бог любви и источник благодати, а Мухамедов Аллах - источник насилий, зла, разврата и всяких мерзостей… Уж не шайтан ли он у них?
Но когда я вышел из храма, снова омрачилось мое сердце, снова распущенность «шариата» мне стала приятною, и я зажил по-мусульмански. Чрез несколько дней, оставив обитель, я продолжал путь в Казань и на пути зашел в город Осу Пермской губернии, где и узнал, что в 25 верстах есть большое татарское селение Урак, или Елпачиха, и я подумал, что если тут мусульмане живут по «шариату», то я останусь жить тут, а если народ окажется плохим, то пойду далее к Казани. На дороги от Осы до Елпачихи стоит село Крылово, в котором священник славится проповедничеством об Истинном Боге и обличением мусульманства.
Слепота
Не доходя до Крылова верст пять, я вдруг ослеп и не стал ничего видеть, даже света дневного. А пред этим я видел, что недалеко впереди меня шли два татарина, которых я начал громко призывать себе на помощь. Татары подошли ко мне и спрашивают, что мне нужно. Я отрекомендовал себя новым мусульманином из русских; татары обрадовались этому и заверили, что сам Аллах не допустил меня до села Крылова, где живет хулитель ислама.
- Алла, Алла! - восклицали татары. - А как тебя зовут? - спросил один из них, по имени Ахмадзян.
Я назвался:
- Галиэль-Муртаза мое имя.
- Слушай, Муртаза, это наш Аллах закрыл тебе глаза, чтобы ты не видел Крыловой церкви и того попа, который совращает в свою веру наших мусульман… Алла, Алла! Он спасет тебя. Иди с нами, держись за палку.
И мы пошли. Татары были из Елпачихи и живут там на краю деревни со стороны Кузмияровой. Это, как оказалось, были известные воры в своей деревне, Мухамадзян и друг его, сосед Сайфулла, воплощенный плут. Тот и другой, в возрасте тридцати лет, живут в собственных избушках, грязных до безобразия.
Когда мы подошли к селу Крылову, мои проводники все умоляли своего Аллаха, чтобы он благополучно проводил их мимо этого кафирского села. В момент слепоты моей я не говорил почти ни слова, но много передумал в душе своей: что за причина моей слепоты? не Христос ли наказал меня за мое отступление, или же Аллах закрыл мои глаза, чтобы я не видал христианского храма? Но я склонен был более к тому, что Бог наказал меня за грехи и желает вразумить меня.
В Елпачихе мы зашли к Мухамедзяну («душа Мухамеда»), меня посадили на почетное место в передний угол, на подушку. О моем приходе скоро узнал весь «аул» и все заговорили обо мне как о новом мусульманине, «мусафире» Муртазе. С утра следующего дня ко мне стали являться разные почетные лица. Чрез полторы недели я снова прозрел. Но я все-таки не мог чувствовать себя хорошо: что-то томило сердце мое и угнетало. Оправившись окончательно от слепоты и усталости, я в первый раз вышел из своей квартиры 15 или 16 февраля 1910 года в сопровождении Мухамедзяна на улицу. Все татары здоровались со мною с видимым удовольствием. Мы пошли к мулле, Габдулле, младшему по чину и годам. Он принял меня очень любезно, угощал чаем и неизбежным маслом, с вареньем и сдобным хлебом. Когда я рассказал мулле свою жизнь, то он очень обрадовался и даже обнял меня, и советовал остаться жить именно в этой деревне - Елпачихе. «Народ у нас хороший, старательный для Аллаха, и потому будет помогать тебе. С его советом я соглашался, ибо давно в душе своей решил остаться жить в этой деревне, предполагая, что и Бог сочувствует этому, когда мне слепому - послал проводников из этой деревни. А кроме сего, Елпачиха находится на весьма живописном месте, окруженном лесом и с хорошею речкою, отделяющею слободку, населенную ворами. Вечером мы зашли к мулле, Гаривзяну, познакомились, чай пили, и очень много ели мяса. Мне пришлось снова рассказывать историю своего отпадения от христианства. На другой день я снова был у Гаривзяна, который оказывал мне большое внимание и принял участие в устроении моей жизни, хотя откровенно заявил, что он один много сделать не может. Он сказал, что «если вы, Муртаза, желаете остаться на жительство у нас, в Елпачихе, то мы устроим вас хорошо, будем заботиться об вас всем обществом; об этом я буду стараться сам, а кроме меня никто того сделать не сможет». И действительно, Гаривзян ловкий человек и сумеет подъехать к своему обществу в том случае, если предвидит возможность и себе ухватить малую толику.
Собрания для сбора пожертвований
Через несколько дней Гаривзян сделал собрание из влиятельных жителей деревни в доме своем; он собрал мулл и богатых людей. На собрание явились: старший мулла 1-й мечети, Хазрез Гайса; 2, мулла Кошав Тюмисев; 3, мулла Габдулла Акбашев; 4, мулла 2-й мечети, сам Гаривзян Адутов; 5, Муртаза Адутов; 6, волостной старшина Хусаин Тюмисев; 7, мулла Магусум (не указанный), славится своим образованием; 8, сын Кошава, Закир, и еще какие-то из менее влиятельных лиц в обществе. Мне все общество оказывало большое внимание и честь, - я сидел в ряду почтенных мулл. Нас угощали чаем и маслом, слоями переложенными вареными ягодами. После чая ели массу мяса коровьего, бараньего, утиного, гусиного, а на конец огромнейшую чашку (таз) подали бульона (шурпа), который и был очень быстро уничтожен без мяса и хлеба. Подано было всего настолько много, что можно было бы накормить до 30 человек, но нам было маловато, чтобы быть сытыми…Обед этот был устроен на общественный счет «для Аллаха» и его «музафира», т. е. в мою честь… Все брали мясо и ели своими руками, облизывая пальцы языком. Однако же, несмотря на обилие мяса и шурпы, по-видимому, муллы остались еще не сытыми, что видно было по их физиономиям. Такое обжорство мулл меня поразило, и я невольно думал: неужели Аллах покровительствует объядению и плотоугодию? Да и Мухамед, видно, любил поесть… Один мулла рассказывал мне, будто Мухамед, «галивассалям», и три друга его, будучи в гостях у своего последователя, съели громадную овцу, много фруктов и выпили два ведра молока. Я с недоумением смотрел на мулл и ожидал, что еще будет.
Гарифзян заметил мое недоумение и сказал:
- Ты, друг, не стесняйся, что мало ашаешь?.. Ты больше ешь, хотя бы и через силу, лучше привыкнешь к еде… Ты видишь, как мы, муллы, едим; этот обед я устроил для тебя, во славу Аллаха, для которого и должны есть больше. И Мухамед наш ел во славу Аллаха, и во время еды много чудес сотворил… Когда человек сыт, тогда он не развлекается ничем и возносится душою к Аллаху. Сам ангел Гавриил являлся Мухамеду во время еды и открывал ему судьбы веры его и о том, что она будет распространена среди язычников и христиан. Ты, Муртаза-эфенди, знай, что для нас лучше обратить одного уруса в нашу веру, чем сотню язычников; это для нашего дела полезнее.
XV. Рай Мухамеда
- Да и для того, кто примет ислам, как вот ты, Муртаза, также будет хорошо: как только он умрет, Мухамед-пророк сам возьмет его за руку и проведет на седьмое небо, сам наделит его прекраснейшими гуриями, водворит в садах приятно-тенистых, в которых протекают медовые и молочные реки; там ветви с плодами сами наклонятся к тебе, только открой рот и ешь, сколько захочешь. Птицы разных пород, которых там будет очень много, сами сядут на твою тарелку и изжарятся, а ты выбирай из них по вкусу себе и ешь. Всякое твое желание будет исполняться немедленно; жены твои, 77 гурий, никогда не состарятся, всегда будут девственны и поразительно красивы. Одеты они будут в шелковые платья. Дома, утварь и разная посуда из чистого золота и драгоценных камней. Тогда будешь есть много, и вкусного, будешь наслаждаться любовию гурий; работать и уставать не будешь. Испражнений там не будет, ибо они будут испаряться сквозь тело.
Воображаю, какой аромат будет благоухать от татар!..
Гаривзян все это говорил с величайшим воодушевлением. Я думал, что он не скоро окончит свой рассказ, однако же остановился, вздохнул и заорал: «Алла, Алла!» За ним начали воздыхать и другие. Мы все сидели на полу, вокруг большой скатерти; ноги наши были под нами. Когда все было убрано, мы остались на местах; началась у них сильная отрыжка; в комнате стало душно, запахло потом и еще чем-то; многие полулежали на подушках и сильно сопели. Сам Гарифзян сидел, прислонившись к стене, с закрытыми глазами, и походил на мертвого. Но вдруг он кашлянул, пошевелился и оправился; зашевелились и другие, принимая более лучшее положение, разместились снова по сану и годам. Гарифзян кашлянул еще раз, возня прекратилась, в комнате водворилась тишина. Все собрание посмотрело на меня, а потом перевело взор на Гарифзяна, который начал говорить:
- Вот сидит мусафир пред нами, и пред Аллахом, и пред Мухамедом, который стоит душой своей пред Муртазой-эфенди. Уже восемь лет, как Аллах внушил ему веру нашу чрез усердие наших почтенных мулл; видно что старались они и спасли одного кафира от страшных мучений в аду. Да и нам очень полезно приобретение в нашу веру русака для блага всех нас; - чрез русаков растет наша сила. Хотя обращение его совершилось не нами, но это все равно; мы же обязаны устроить жизнь Муртазы как можно лучше, чтобы доказать урусам, что у нас такие люди живут хорошо. А для сего я предлагаю сделать подписку в пользу Муртазы.
И вот лист пошел по рукам. Начали подписывать и деньги, и чай-сахар, и муку.
- Пусть нашу добродетель видят урусы и, по примеру Муртазы, идут к нам ученые и богатые из них, как и этот Муртаза. Дадимте же для Аллаха. Чрез Муртазу, может быть, сам Аллах просит Себе милостей наших. Вы знаете, что и принимавшие около нас веру нашу урусы не оставались у нас жить, а все уходили в Казань, в Уфу или в Троицк, находя там лучшую жизнь. В Казани наши не боятся правительство и хорошо защищают христиан, в нашу веру переходящих; а в Уфе духовное собрание покровительствует им, даже и сам муфтий. А в Троицке ишан Зайнулла, да будет нам благословление Аллаха, весьма любезно принимает их и хлопочет за них пред начальством, раздавая последнему много денег; он научает их вере и долго для сего содержит у себя. Неужели же мы, в подражание ему, не поддержим Муртазу? Из разговора с ним я узнал, что Сам Аллах привлек его в нашу веру, в чем убеждает нас полный его сюннят без обрезания!..
- Алла, Алла! - залепетали присутствующие.
И все муллы на собрании заключили, что я избран Аллахом на служение Ему, а потому уговорились поддерживать меня и подготовлять к должности муллы, как проповедника ислама среди христиан. Из их разговоров я понял, что они ставят свое мусульманство гораздо выше христианства и задумывают что-то серьезное, но что именно, я не мог себе усвоить.
На этом собрании меня определили на квартиру к мулле Магусулину, у которого я прожил несколько недель, приятно проводя время в совершенно отдельном доме. С этого времени я перестал быть «музафиром», но превратился в постоянного обитателя деревни Елпачихи, или Одик-аула. Слово «одик» есть вотское слово и значит «один» или «первый». А из этого видно, что жители этой деревни суть вотяки, перешедшие в мусульманство. В первый же день ко мне явился местный богач, Муртаза Адутов, который, говорят, «из дворян»: он имеет в Елпачихе большой дом и бакалейную лавку, а также занимается и торговлею лошадьми. У него имеется два сына - Абдрахман и Саидзян, имеющие по двухэтажному дому.
- Ну, как дела твои, Муртаза-эфенди? - спросил Муртаза Адутов.
- Дела мои идут ладно, - сказал я, - а дальше не знаю, как будет.
- У нас скучать тебе не придется; вот я подарю тебе дом, живи да собирай деньги; что тебе нужно, бери у меня из лавки; если желаешь, будь моим как бы сыном. Только вот что, Муртаза, - ты еще таскай кого-нибудь из русских в нашу веру… Тогда мы будем помогать тебе еще больше.
- Верного обещания я тебе, хаджий, дать не могу, но если представится к тому случай - постараюсь.
- Пожалуйста, постарайся. Видишь ли, наш закон так велит делать, чтобы даже насилием и войной принуждать к вере нашей. Но нам теперь еще нельзя этого делать, сила наша еще мала. Но вот когда придет Мегдий, тогда мы покорим всех кафиров и заставим их держать нашу веру; а уже ждем его.
Мою квартиру начали посещать многие муллы и влиятельные лица, с предложениями своих услуг. Я познакомился еще с Галимуллою Мурсалимовым, который живет на краю деревни. Он почему-то принимал меня за праведника и эту мысль внушал даже и другим. Он иногда говорил: «Вот христиане марают нашу веру, но она настоящая. Вот ты был простым человеком, не молился Богу и не держал никакой веры; а теперь как молишься! Мы считаем тебя праведником». И вот все татары начали разносить во все стороны обо мне славу, говоря: «Дивана Муртаза, сам Аллах послал его к нам»… А русским говорили: «Вот наш Муртаза содержит истинную веру, и за то Бог сам подает ему богатство»… Я действительно ходил в хорошей одежде и носил дорогую чалму. По четвергам там бывают базары, и во время одного из них я был представлен известному богачу, Нигамаю Азьматову, из деревни Чувашевой (Зямантаевой). Нигамай не здоровался со мною на улице, но велел мне зайти в дом Муртазы Адутова, куда я и шел, когда там ожидал меня Мустафа Музафаров и мулла Кошав. Когда я взошел в комнату, все они встали и попеременно давали мне «салям». Пришел сюда и Нигамай.
- Ну, хорошо ли ты живешь, Муртаза-эфенди? - спросил он.
Я благодарил Аллаха…
- Мы хорошо устроим тебя, только живи здесь, никуда не уходи; народ здесь хороший, помогать будут; вот я тебе на хозяйство даю 100 рублей; надо хорошо устроить тебя, чтобы русские завидовали тебе и переходили бы к нам, ты служи им примером.
Нигамай всячески старался приковать меня к своей вере, чтобы я и других заманивал. Он пригласил меня к себе в Чувашево, и я обещался побывать у него после пятницы. Нигамай спешил домой, а потому скоро оставил нас. Муртаза-хаджий рассказывал мне, что Нигамай очень щедрый для этих, который принимают мусульманство: вот он уже дал тебе 5 рублей и постоянно будет давать так.
XVI. Перечисление в ислам
- А я тебе дом подарил - хоть сейчас переходи в него и живи. Только вот что, Муртаза, ты подай прошение губернатору и формально причислись к нам, мусульманам.
И самому мне показалось тяжело числиться христианином, но хлопотать о перечислении затруднялся, что и высказал Муртазе-хаджию.
- О, ты об этом не заботься, мы все устроим; у нас в городе Осе есть знающий эти дела и уже несколько человек перевел в мусульманство. Губернатор, когда приезжает в Осу, то останавливается всегда у него - Амирханова. Если ты согласен, то мы соберем новый совет и решим это дело.
После этого я ушел домой и никуда не ходил, разве к мулле на обед, или попросту «махан ашать». Марта 18 было новое собрание из мулл и других важных лиц. Приехал сюда Нигамай из д. Чувашевой. Решили обратиться за советом к Юсупу Амирханову и поехали в Осу. Юсуп был в то время в мучном магазине. Когда он узнал, в чем состоит наша просьба, весьма обрадовался и велел нам пройти в особую комнату, где нашего разговора никто не слышал бы.
- Итак, вы ко мне, господа? Очень рад, что мне предстоит случай послужить мусульманству; хорошо, что обратились вы ко мне. Мне гораздо легче сделать это дело, ибо я и отец мой давно знакомы с такими делами; вот даже недавно я полюбил одну русскую девушку, красавицу-барышню, дочь нашего же осинского купца, и уговорил ее перейти в нашу веру. Конечно, она, глупая, соблазнилась на наши деньги и пошла; я украл ее и три дня скрывал у своего приказчика в квартире; а этот дурак-трус взял да и выдал нас, и ее увезли обратно к отцу, который подал жалобу губернатору… А губернатор что мне? Он заезжает в наш дом, пользуется нашими рысаками белыми, или особенно тройкою серых… Отец мой все дело и замазал… Ну, а для тебя форма прошения у меня есть в разных видах. Но только после обысков, у нас бывших, я куда-то запрятал их… Но это все равно; у нас есть родственник, мулла Магомет, в соборной мечети; идите к нему вот с этою запискою, он примет вас. Мы пошли, но не застали его дома, он был в окружном суде. Когда же мы пришли к нему часа через два, он очень обрадовался нам, особенно мне, и обещал устроить дело мое скоро.
Мулла усадил нас на нары и угощал разными кушаньями. А когда мы подали ему записку Амирханова, он затрясся от радости, что явился к нему новообращенный:
- Хорошо, хорошо сделали вы, что ко мне обратились по этому делу; я уже опытен в таких делах… Даже Громов обращался ко мне за советом; теперь же муллою и живет в Константинополе, - говорил мулла, - говорит проповеди и уверяет всех, что христианство есть выдумка, которую стали проповедывать в 300 году по Рождестве Христовом, когда стали проповедывать, что пророк Гайса - сын Божий и т. д. Открыв это, Громов дал нам возможность найти христиан, желающих перейти в мусульманство. Вот на днях был у нас из г. Осы человек, перешедший в мусульманство пока скрытно, но скоро угодит дальше и будет мусульманином открыто. И ваше дело Бог поможет направить. Живите только в Елпачихе, и мы устроим вас хорошо, напоказ русским.
С этими словами он подал мне несколько форм для прошений, из которых я выбрал для себя две. Потом он стал научать меня, как я должен вести себя в отношении к русским:
- Нужно чувствовать себя всегда свободно и даже гордо, ибо мы - будущие владыки, стараясь обращать их в свою веру как можно больше, все равно - рано ли, поздно ли - все они будут мусульманами и познают нашего Аллаха.
Я спросил Мухамеда-муллу:
- Зачем же русских нужно обращать в нашу мусульманскую веру?
- Прежде всего, Сам Мухамед заповедал нам это, а еще и потому, что мы должны усилиться… Если русские будут мусульманами, то мы весь мир покорим исламу и нашему пророку… А теперь мы еще слабы и нам не дают воли распространять ислам.
Мулла сильно влиял на меня своею вкрадчивою речью, и я незаметно для себя делался фанатиком, и вполне убежденным в необходимости для мусульман иметь свое собственное правительство, по шариату… Мулла говорил с одушевлением и обещал великую от Аллаха награду за обращение неверных и распространение ислама. Он даже прослезился. Считая Мухамеда-муллу за довольно образованного в проповедничестве, искренно желающего восстановления царства ислама, и я, как мусульманин довольно искренний, желал величия исламу и его последователям. Во мне разговорился фанатизм, но я не знал, как приступить к проповеди ислама среди русских… Ну, думаю, будем сообразоваться с обстоятельствами.
Когда мы из г. Осы возвратились в д. Елпачиху, я пошел к мулле Гарифзяну и там написал прошение 23 марта 1910 г., а на другой день Гарифзян поехал сам в город Пермь подавать прошение мое губернатору. Я зажил спокойно с хорошею молодою бабою. На третий день после этого меня пригласили к Нигамаю Измаилову в деревню Чувашеву. Я попросил у Муртазы Адутова лошадь, и тот с радостью дал мне ее, и я с муллою Магусумом поехал в Чувашеву. Нигамай очень обрадовался и принял нас в доме своего старшего сына - муллы Абдуллы. Угощение для нас было на славу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10.
Город Оса Пермской губернии. Ярмарка
XIV. Белогорский монастырь
На пути попал мне Белогорский монастырь, в который я и зашел, чтобы подкрепиться силами, т. е. отдохнуть. В монастыре, как я узнал, делается иконостас, а я знаком со столярным делом и потому предложил свои услуги ради того только, чтобы отдохнуть… За недостатком в мастерах, меня приняли за плату 1 р. 30 к. в день, и я проработал 12 дней на этой св. горе. Как-то в воскресенье я даже зашел в церковь из любопытства, и взошел туда как раз во время выхода иеромонаха-миссионера на амвон говорить проповедь. Ну-ка послушаю, думал я, как он будет говорить. Он говорил о расколе и отпадении от Церкви Христовой. Проповедник говорил, что «Бог призывает нас к Себе, но мы упорствуем и нейдем к нему, а все более удаляемся от Него во зло. Но стоило бы только прибегнуть к Нему с покаянием, и в душах наших вселился бы мир. Мы часто слышим в душе этот призывающий нас голос Господа, но или не понимаем его, или же откладываем; вот погодим еще, под старость раскаемся и исправимся… Но выходит не так: предавшись служению диавола и обманутый временными благами, человек погибает в греховной жизни и умирает без покаяния». Уж не мне ли это говорится? Это очень подходит к моему положению, подумал я, - и мне стало жутко на душе; я почувствовал как бы укор моей омраченной совести и призыв ее к покаянию; я начал молиться, и молился искренно, хотя крестного знамения на себе не изображал, ибо я был отступником от веры Христовой. «Если Ты - Бог христианский - истинный, то спаси меня от заблуждения, удержи в христианстве, хотя бы и против моей воли! наставь меня на путь истины и вразуми меня», - мысленно говорил я. - А если ты, Аллах татарский, воистину «велик», то покажи мне силу свою и отврати меня от кафиров». И опять мне послышался голос как будто Самого Христа, когда я молился ему, любящему и милующему нас. Но не долго были в душе моей и мыслях эти колебания: вдруг снова откуда-то повеяло холодом, а затем полезли в голову гнусные мысли; какие-то злоба и плотские страсти закипели во мне. Но замечательно, когда я мысленно обращался ко Христу, умягчалось и умилялось мое сердце и я чувствовал любовь ко всему меня окружающему: все становилось милым и дорогим. Дело дошло было до того, что я готов был броситься к стоящей предо мною иконе Спасителя и просить Его о помиловании… Но в этот же момент кто-то шепнул мне: «Муртаза, какое малодушие в тебе! Будь крепок, ведь ты мужчина, крепись и старайся быть суровым»… И вот святое чувство начало угасать во мне, и на смену ему появилось снова зло ко всему, гордость и самолюбие; словом - только плотское появилось у меня в мыслях. Таким образом, в этот момент я стоял на распутии и рассуждал, куда же мне идти: ко Христу возвратиться ли, или продолжить путь к исламу? И снова мне становилось понятно, что Иисус Христос Истинный Бог любви и источник благодати, а Мухамедов Аллах - источник насилий, зла, разврата и всяких мерзостей… Уж не шайтан ли он у них?
Но когда я вышел из храма, снова омрачилось мое сердце, снова распущенность «шариата» мне стала приятною, и я зажил по-мусульмански. Чрез несколько дней, оставив обитель, я продолжал путь в Казань и на пути зашел в город Осу Пермской губернии, где и узнал, что в 25 верстах есть большое татарское селение Урак, или Елпачиха, и я подумал, что если тут мусульмане живут по «шариату», то я останусь жить тут, а если народ окажется плохим, то пойду далее к Казани. На дороги от Осы до Елпачихи стоит село Крылово, в котором священник славится проповедничеством об Истинном Боге и обличением мусульманства.
Слепота
Не доходя до Крылова верст пять, я вдруг ослеп и не стал ничего видеть, даже света дневного. А пред этим я видел, что недалеко впереди меня шли два татарина, которых я начал громко призывать себе на помощь. Татары подошли ко мне и спрашивают, что мне нужно. Я отрекомендовал себя новым мусульманином из русских; татары обрадовались этому и заверили, что сам Аллах не допустил меня до села Крылова, где живет хулитель ислама.
- Алла, Алла! - восклицали татары. - А как тебя зовут? - спросил один из них, по имени Ахмадзян.
Я назвался:
- Галиэль-Муртаза мое имя.
- Слушай, Муртаза, это наш Аллах закрыл тебе глаза, чтобы ты не видел Крыловой церкви и того попа, который совращает в свою веру наших мусульман… Алла, Алла! Он спасет тебя. Иди с нами, держись за палку.
И мы пошли. Татары были из Елпачихи и живут там на краю деревни со стороны Кузмияровой. Это, как оказалось, были известные воры в своей деревне, Мухамадзян и друг его, сосед Сайфулла, воплощенный плут. Тот и другой, в возрасте тридцати лет, живут в собственных избушках, грязных до безобразия.
Когда мы подошли к селу Крылову, мои проводники все умоляли своего Аллаха, чтобы он благополучно проводил их мимо этого кафирского села. В момент слепоты моей я не говорил почти ни слова, но много передумал в душе своей: что за причина моей слепоты? не Христос ли наказал меня за мое отступление, или же Аллах закрыл мои глаза, чтобы я не видал христианского храма? Но я склонен был более к тому, что Бог наказал меня за грехи и желает вразумить меня.
В Елпачихе мы зашли к Мухамедзяну («душа Мухамеда»), меня посадили на почетное место в передний угол, на подушку. О моем приходе скоро узнал весь «аул» и все заговорили обо мне как о новом мусульманине, «мусафире» Муртазе. С утра следующего дня ко мне стали являться разные почетные лица. Чрез полторы недели я снова прозрел. Но я все-таки не мог чувствовать себя хорошо: что-то томило сердце мое и угнетало. Оправившись окончательно от слепоты и усталости, я в первый раз вышел из своей квартиры 15 или 16 февраля 1910 года в сопровождении Мухамедзяна на улицу. Все татары здоровались со мною с видимым удовольствием. Мы пошли к мулле, Габдулле, младшему по чину и годам. Он принял меня очень любезно, угощал чаем и неизбежным маслом, с вареньем и сдобным хлебом. Когда я рассказал мулле свою жизнь, то он очень обрадовался и даже обнял меня, и советовал остаться жить именно в этой деревне - Елпачихе. «Народ у нас хороший, старательный для Аллаха, и потому будет помогать тебе. С его советом я соглашался, ибо давно в душе своей решил остаться жить в этой деревне, предполагая, что и Бог сочувствует этому, когда мне слепому - послал проводников из этой деревни. А кроме сего, Елпачиха находится на весьма живописном месте, окруженном лесом и с хорошею речкою, отделяющею слободку, населенную ворами. Вечером мы зашли к мулле, Гаривзяну, познакомились, чай пили, и очень много ели мяса. Мне пришлось снова рассказывать историю своего отпадения от христианства. На другой день я снова был у Гаривзяна, который оказывал мне большое внимание и принял участие в устроении моей жизни, хотя откровенно заявил, что он один много сделать не может. Он сказал, что «если вы, Муртаза, желаете остаться на жительство у нас, в Елпачихе, то мы устроим вас хорошо, будем заботиться об вас всем обществом; об этом я буду стараться сам, а кроме меня никто того сделать не сможет». И действительно, Гаривзян ловкий человек и сумеет подъехать к своему обществу в том случае, если предвидит возможность и себе ухватить малую толику.
Собрания для сбора пожертвований
Через несколько дней Гаривзян сделал собрание из влиятельных жителей деревни в доме своем; он собрал мулл и богатых людей. На собрание явились: старший мулла 1-й мечети, Хазрез Гайса; 2, мулла Кошав Тюмисев; 3, мулла Габдулла Акбашев; 4, мулла 2-й мечети, сам Гаривзян Адутов; 5, Муртаза Адутов; 6, волостной старшина Хусаин Тюмисев; 7, мулла Магусум (не указанный), славится своим образованием; 8, сын Кошава, Закир, и еще какие-то из менее влиятельных лиц в обществе. Мне все общество оказывало большое внимание и честь, - я сидел в ряду почтенных мулл. Нас угощали чаем и маслом, слоями переложенными вареными ягодами. После чая ели массу мяса коровьего, бараньего, утиного, гусиного, а на конец огромнейшую чашку (таз) подали бульона (шурпа), который и был очень быстро уничтожен без мяса и хлеба. Подано было всего настолько много, что можно было бы накормить до 30 человек, но нам было маловато, чтобы быть сытыми…Обед этот был устроен на общественный счет «для Аллаха» и его «музафира», т. е. в мою честь… Все брали мясо и ели своими руками, облизывая пальцы языком. Однако же, несмотря на обилие мяса и шурпы, по-видимому, муллы остались еще не сытыми, что видно было по их физиономиям. Такое обжорство мулл меня поразило, и я невольно думал: неужели Аллах покровительствует объядению и плотоугодию? Да и Мухамед, видно, любил поесть… Один мулла рассказывал мне, будто Мухамед, «галивассалям», и три друга его, будучи в гостях у своего последователя, съели громадную овцу, много фруктов и выпили два ведра молока. Я с недоумением смотрел на мулл и ожидал, что еще будет.
Гарифзян заметил мое недоумение и сказал:
- Ты, друг, не стесняйся, что мало ашаешь?.. Ты больше ешь, хотя бы и через силу, лучше привыкнешь к еде… Ты видишь, как мы, муллы, едим; этот обед я устроил для тебя, во славу Аллаха, для которого и должны есть больше. И Мухамед наш ел во славу Аллаха, и во время еды много чудес сотворил… Когда человек сыт, тогда он не развлекается ничем и возносится душою к Аллаху. Сам ангел Гавриил являлся Мухамеду во время еды и открывал ему судьбы веры его и о том, что она будет распространена среди язычников и христиан. Ты, Муртаза-эфенди, знай, что для нас лучше обратить одного уруса в нашу веру, чем сотню язычников; это для нашего дела полезнее.
XV. Рай Мухамеда
- Да и для того, кто примет ислам, как вот ты, Муртаза, также будет хорошо: как только он умрет, Мухамед-пророк сам возьмет его за руку и проведет на седьмое небо, сам наделит его прекраснейшими гуриями, водворит в садах приятно-тенистых, в которых протекают медовые и молочные реки; там ветви с плодами сами наклонятся к тебе, только открой рот и ешь, сколько захочешь. Птицы разных пород, которых там будет очень много, сами сядут на твою тарелку и изжарятся, а ты выбирай из них по вкусу себе и ешь. Всякое твое желание будет исполняться немедленно; жены твои, 77 гурий, никогда не состарятся, всегда будут девственны и поразительно красивы. Одеты они будут в шелковые платья. Дома, утварь и разная посуда из чистого золота и драгоценных камней. Тогда будешь есть много, и вкусного, будешь наслаждаться любовию гурий; работать и уставать не будешь. Испражнений там не будет, ибо они будут испаряться сквозь тело.
Воображаю, какой аромат будет благоухать от татар!..
Гаривзян все это говорил с величайшим воодушевлением. Я думал, что он не скоро окончит свой рассказ, однако же остановился, вздохнул и заорал: «Алла, Алла!» За ним начали воздыхать и другие. Мы все сидели на полу, вокруг большой скатерти; ноги наши были под нами. Когда все было убрано, мы остались на местах; началась у них сильная отрыжка; в комнате стало душно, запахло потом и еще чем-то; многие полулежали на подушках и сильно сопели. Сам Гарифзян сидел, прислонившись к стене, с закрытыми глазами, и походил на мертвого. Но вдруг он кашлянул, пошевелился и оправился; зашевелились и другие, принимая более лучшее положение, разместились снова по сану и годам. Гарифзян кашлянул еще раз, возня прекратилась, в комнате водворилась тишина. Все собрание посмотрело на меня, а потом перевело взор на Гарифзяна, который начал говорить:
- Вот сидит мусафир пред нами, и пред Аллахом, и пред Мухамедом, который стоит душой своей пред Муртазой-эфенди. Уже восемь лет, как Аллах внушил ему веру нашу чрез усердие наших почтенных мулл; видно что старались они и спасли одного кафира от страшных мучений в аду. Да и нам очень полезно приобретение в нашу веру русака для блага всех нас; - чрез русаков растет наша сила. Хотя обращение его совершилось не нами, но это все равно; мы же обязаны устроить жизнь Муртазы как можно лучше, чтобы доказать урусам, что у нас такие люди живут хорошо. А для сего я предлагаю сделать подписку в пользу Муртазы.
И вот лист пошел по рукам. Начали подписывать и деньги, и чай-сахар, и муку.
- Пусть нашу добродетель видят урусы и, по примеру Муртазы, идут к нам ученые и богатые из них, как и этот Муртаза. Дадимте же для Аллаха. Чрез Муртазу, может быть, сам Аллах просит Себе милостей наших. Вы знаете, что и принимавшие около нас веру нашу урусы не оставались у нас жить, а все уходили в Казань, в Уфу или в Троицк, находя там лучшую жизнь. В Казани наши не боятся правительство и хорошо защищают христиан, в нашу веру переходящих; а в Уфе духовное собрание покровительствует им, даже и сам муфтий. А в Троицке ишан Зайнулла, да будет нам благословление Аллаха, весьма любезно принимает их и хлопочет за них пред начальством, раздавая последнему много денег; он научает их вере и долго для сего содержит у себя. Неужели же мы, в подражание ему, не поддержим Муртазу? Из разговора с ним я узнал, что Сам Аллах привлек его в нашу веру, в чем убеждает нас полный его сюннят без обрезания!..
- Алла, Алла! - залепетали присутствующие.
И все муллы на собрании заключили, что я избран Аллахом на служение Ему, а потому уговорились поддерживать меня и подготовлять к должности муллы, как проповедника ислама среди христиан. Из их разговоров я понял, что они ставят свое мусульманство гораздо выше христианства и задумывают что-то серьезное, но что именно, я не мог себе усвоить.
На этом собрании меня определили на квартиру к мулле Магусулину, у которого я прожил несколько недель, приятно проводя время в совершенно отдельном доме. С этого времени я перестал быть «музафиром», но превратился в постоянного обитателя деревни Елпачихи, или Одик-аула. Слово «одик» есть вотское слово и значит «один» или «первый». А из этого видно, что жители этой деревни суть вотяки, перешедшие в мусульманство. В первый же день ко мне явился местный богач, Муртаза Адутов, который, говорят, «из дворян»: он имеет в Елпачихе большой дом и бакалейную лавку, а также занимается и торговлею лошадьми. У него имеется два сына - Абдрахман и Саидзян, имеющие по двухэтажному дому.
- Ну, как дела твои, Муртаза-эфенди? - спросил Муртаза Адутов.
- Дела мои идут ладно, - сказал я, - а дальше не знаю, как будет.
- У нас скучать тебе не придется; вот я подарю тебе дом, живи да собирай деньги; что тебе нужно, бери у меня из лавки; если желаешь, будь моим как бы сыном. Только вот что, Муртаза, - ты еще таскай кого-нибудь из русских в нашу веру… Тогда мы будем помогать тебе еще больше.
- Верного обещания я тебе, хаджий, дать не могу, но если представится к тому случай - постараюсь.
- Пожалуйста, постарайся. Видишь ли, наш закон так велит делать, чтобы даже насилием и войной принуждать к вере нашей. Но нам теперь еще нельзя этого делать, сила наша еще мала. Но вот когда придет Мегдий, тогда мы покорим всех кафиров и заставим их держать нашу веру; а уже ждем его.
Мою квартиру начали посещать многие муллы и влиятельные лица, с предложениями своих услуг. Я познакомился еще с Галимуллою Мурсалимовым, который живет на краю деревни. Он почему-то принимал меня за праведника и эту мысль внушал даже и другим. Он иногда говорил: «Вот христиане марают нашу веру, но она настоящая. Вот ты был простым человеком, не молился Богу и не держал никакой веры; а теперь как молишься! Мы считаем тебя праведником». И вот все татары начали разносить во все стороны обо мне славу, говоря: «Дивана Муртаза, сам Аллах послал его к нам»… А русским говорили: «Вот наш Муртаза содержит истинную веру, и за то Бог сам подает ему богатство»… Я действительно ходил в хорошей одежде и носил дорогую чалму. По четвергам там бывают базары, и во время одного из них я был представлен известному богачу, Нигамаю Азьматову, из деревни Чувашевой (Зямантаевой). Нигамай не здоровался со мною на улице, но велел мне зайти в дом Муртазы Адутова, куда я и шел, когда там ожидал меня Мустафа Музафаров и мулла Кошав. Когда я взошел в комнату, все они встали и попеременно давали мне «салям». Пришел сюда и Нигамай.
- Ну, хорошо ли ты живешь, Муртаза-эфенди? - спросил он.
Я благодарил Аллаха…
- Мы хорошо устроим тебя, только живи здесь, никуда не уходи; народ здесь хороший, помогать будут; вот я тебе на хозяйство даю 100 рублей; надо хорошо устроить тебя, чтобы русские завидовали тебе и переходили бы к нам, ты служи им примером.
Нигамай всячески старался приковать меня к своей вере, чтобы я и других заманивал. Он пригласил меня к себе в Чувашево, и я обещался побывать у него после пятницы. Нигамай спешил домой, а потому скоро оставил нас. Муртаза-хаджий рассказывал мне, что Нигамай очень щедрый для этих, который принимают мусульманство: вот он уже дал тебе 5 рублей и постоянно будет давать так.
XVI. Перечисление в ислам
- А я тебе дом подарил - хоть сейчас переходи в него и живи. Только вот что, Муртаза, ты подай прошение губернатору и формально причислись к нам, мусульманам.
И самому мне показалось тяжело числиться христианином, но хлопотать о перечислении затруднялся, что и высказал Муртазе-хаджию.
- О, ты об этом не заботься, мы все устроим; у нас в городе Осе есть знающий эти дела и уже несколько человек перевел в мусульманство. Губернатор, когда приезжает в Осу, то останавливается всегда у него - Амирханова. Если ты согласен, то мы соберем новый совет и решим это дело.
После этого я ушел домой и никуда не ходил, разве к мулле на обед, или попросту «махан ашать». Марта 18 было новое собрание из мулл и других важных лиц. Приехал сюда Нигамай из д. Чувашевой. Решили обратиться за советом к Юсупу Амирханову и поехали в Осу. Юсуп был в то время в мучном магазине. Когда он узнал, в чем состоит наша просьба, весьма обрадовался и велел нам пройти в особую комнату, где нашего разговора никто не слышал бы.
- Итак, вы ко мне, господа? Очень рад, что мне предстоит случай послужить мусульманству; хорошо, что обратились вы ко мне. Мне гораздо легче сделать это дело, ибо я и отец мой давно знакомы с такими делами; вот даже недавно я полюбил одну русскую девушку, красавицу-барышню, дочь нашего же осинского купца, и уговорил ее перейти в нашу веру. Конечно, она, глупая, соблазнилась на наши деньги и пошла; я украл ее и три дня скрывал у своего приказчика в квартире; а этот дурак-трус взял да и выдал нас, и ее увезли обратно к отцу, который подал жалобу губернатору… А губернатор что мне? Он заезжает в наш дом, пользуется нашими рысаками белыми, или особенно тройкою серых… Отец мой все дело и замазал… Ну, а для тебя форма прошения у меня есть в разных видах. Но только после обысков, у нас бывших, я куда-то запрятал их… Но это все равно; у нас есть родственник, мулла Магомет, в соборной мечети; идите к нему вот с этою запискою, он примет вас. Мы пошли, но не застали его дома, он был в окружном суде. Когда же мы пришли к нему часа через два, он очень обрадовался нам, особенно мне, и обещал устроить дело мое скоро.
Мулла усадил нас на нары и угощал разными кушаньями. А когда мы подали ему записку Амирханова, он затрясся от радости, что явился к нему новообращенный:
- Хорошо, хорошо сделали вы, что ко мне обратились по этому делу; я уже опытен в таких делах… Даже Громов обращался ко мне за советом; теперь же муллою и живет в Константинополе, - говорил мулла, - говорит проповеди и уверяет всех, что христианство есть выдумка, которую стали проповедывать в 300 году по Рождестве Христовом, когда стали проповедывать, что пророк Гайса - сын Божий и т. д. Открыв это, Громов дал нам возможность найти христиан, желающих перейти в мусульманство. Вот на днях был у нас из г. Осы человек, перешедший в мусульманство пока скрытно, но скоро угодит дальше и будет мусульманином открыто. И ваше дело Бог поможет направить. Живите только в Елпачихе, и мы устроим вас хорошо, напоказ русским.
С этими словами он подал мне несколько форм для прошений, из которых я выбрал для себя две. Потом он стал научать меня, как я должен вести себя в отношении к русским:
- Нужно чувствовать себя всегда свободно и даже гордо, ибо мы - будущие владыки, стараясь обращать их в свою веру как можно больше, все равно - рано ли, поздно ли - все они будут мусульманами и познают нашего Аллаха.
Я спросил Мухамеда-муллу:
- Зачем же русских нужно обращать в нашу мусульманскую веру?
- Прежде всего, Сам Мухамед заповедал нам это, а еще и потому, что мы должны усилиться… Если русские будут мусульманами, то мы весь мир покорим исламу и нашему пророку… А теперь мы еще слабы и нам не дают воли распространять ислам.
Мулла сильно влиял на меня своею вкрадчивою речью, и я незаметно для себя делался фанатиком, и вполне убежденным в необходимости для мусульман иметь свое собственное правительство, по шариату… Мулла говорил с одушевлением и обещал великую от Аллаха награду за обращение неверных и распространение ислама. Он даже прослезился. Считая Мухамеда-муллу за довольно образованного в проповедничестве, искренно желающего восстановления царства ислама, и я, как мусульманин довольно искренний, желал величия исламу и его последователям. Во мне разговорился фанатизм, но я не знал, как приступить к проповеди ислама среди русских… Ну, думаю, будем сообразоваться с обстоятельствами.
Когда мы из г. Осы возвратились в д. Елпачиху, я пошел к мулле Гарифзяну и там написал прошение 23 марта 1910 г., а на другой день Гарифзян поехал сам в город Пермь подавать прошение мое губернатору. Я зажил спокойно с хорошею молодою бабою. На третий день после этого меня пригласили к Нигамаю Измаилову в деревню Чувашеву. Я попросил у Муртазы Адутова лошадь, и тот с радостью дал мне ее, и я с муллою Магусумом поехал в Чувашеву. Нигамай очень обрадовался и принял нас в доме своего старшего сына - муллы Абдуллы. Угощение для нас было на славу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ