Продолжение. Начало
здесь. Вторая часть
здесь. Третья часть
здесь.
Оказавшись на высшем посту в армии, Корнилов немедленно предлагает свою программу оздоровления России. Это не было прожектёрством политикана-любителя, разомлевшего от собственной популярности. Эта программа была программой военного специалиста высочайшего уровня, понимавшего суть войны и ясно видевшего, что демократизация армии ведёт русский фронт к окончательному крушению, а Россию - к гибели и вражеской оккупации. Суть программы сводилась к категорическому невмешательству "временных" и всевозможных партийных агитаторов в распоряжения командования, к полной свободе главнокомандующего в кадровых вопросах (напомню: сразу же после революции по армии прокатилась волна кадровых чисток, офицеров и генералов, заподозренных в симпатии к свергнутому "старому режиму", беспощадно изгоняли из армии, не взирая ни на заслуги, ни на квалификацию), к распространению мер, принятых Корниловым на фронте, на тыловые районы. "Мне нужна армия на фронте, армия в тылу и армия железнодорожников", -
писал Корнилов, настаивая на милитаризации транспорта и военных заводов. Для человека, помнящего снарядный и патронный "голод" 1915 года, такое требование звучало более, чем логично: в противном случае армию снова ожидал подобный же кризис. Лавр Георгиевич категорически требовал также запрета митингов в армии, отмены "декларации прав солдата", восстановления в полном объёме дисциплинарной власти офицеров и ограничения произвола солдатских комитетов - то есть, уничтожения всех тех нововведений, которые помешали успешно провести июньское наступление. Примечательно, что полного уничтожения комитетов Корнилов не требует, полагая, что при определённых обстоятельствах они могут быть полезны для внушения солдатам дисциплины и гражданского сознания. Комитеты, по мнению Корнилова, должны, на манер гражданских земств, заниматься вопросами медико-санитарного и социального обеспечения солдат, продовольственного снабжения, организацией школ грамотности (и прочей воспитательной работы) - но ни в коем случае не обсуждать приказы командования.
Керенский, напуганный июльским поражением, заверил Корнилова, что все предлагаемые им меры будут утверждены. Сложился
весьма своеобразный симбиоз двух деятелей, олицетворявших собой противоположные политические устремления, но силою обстоятельств оказавшихся необходимыми друг другу. Корнилов был нужен Керенскому как сила, способная справиться с разгулом левых радикалов, активность которых уже начинала беспокоить министра-председателя: Керенский прекрасно осознавал неустойчивость своего положения. Но и Керенский был нужен Корнилову - как официальная власть, санкционирующая и легитимирующая все его мероприятия по оздоровлению фронта.
А.Ф. Керенский
В то же время Керенский, находившийся в сильной зависимости от левых партий, которые, собственно, и вознесли его на вершину власти, боялся начать действительно претворять корниловскую программу в жизнь. Левая же пресса просто исходила злобой по адресу нового главнокомандующего. Именно тогда возникла очень популярная при большевиках идея, будто Корнилов намеренно сдаёт немцам русские города, чтобы запугивать правительство угрозой военного поражения и вынуждать таким дешёвым шантажом на контрреволюционные меры. Идиотизм такого утверждения очевиден каждому непредвзятому человеку: в свете "декларации прав солдата" и "приказа №1" Корнилов, даже если бы очень хотел, не смог бы провести в жизнь этот "хитрый план" без поддержки солдатских комитетов. Именно комитеты обладали в 1917 году реальной властью в армии - и именно они своей демагогией мешали русским войскам успешно наступать. А немцы пользовались удобным случаем для нанесения ударов, захватывая всё новые и новые территории.
В середине августа 1917 года Корнилов принял участие в Государственном Совещании в Москве. Это совещание, призванное обсудить дальнейшие перспективы государственного строительства в России, стало настоящим триумфом Корнилова. На вокзале главнокомандующего встречали почётный караул от Александровского военного училища и представители военно-патриотических организаций, офицеры в буквальном смысле слова носили Корнилова на руках. Появление Верховного в зале Государственного Совещания вызвало бурю оваций, участники совещания в восторге вскакивали со своих мест, и лишь немногочисленные представители крайне левых партий демонстративно остались сидеть. Выступая перед совещанием, Корнилов говорил о развале армии, о критическом моменте, переживаемом страной, о том, что решительные меры по наведению порядка диктуются суровой военной необходимостью: "Если решительные меры для поднятия дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского разгрома и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок на железных дорогах был восстановлен ценою уступки противнику Молдавии и Бессарабии".
Торжественная встреча Корнилова перед Государственным Совещанием
Государственное Совещание, затеваемое Керенским "под себя", но по сути выигранное Корниловым, ни к каким серьёзным политическим решениям не привело. Однако вокруг Корнилова начинает постепенно формироваться политическая сила. В.Ж. Цветков пишет, что сила эта
складывалась из трёх элементов:
- либеральная буржуазия и олицетворяющие её политические партии - кадеты и октябристы;
- офицерские и прочие военно-патриотические организации, такие, как "Союз Офицеров Армии и Флота", "Союз Георгиевских Кавалеров" и "Союз Казачьих Войск";
- монархические круги.
Эти три силы соединились в августе 1917 года в том, что увидели в Корнилове потенциального спасителя России. Об этом же - о роли спасителя Отечества - твердили Корнилову правительственный комиссар Филоненко и бойкий ординарец-публицист Завойко, которому Корнилов нередко поручал составление собственных речей. Встреча, оказанная Корнилову в Москве, создавала у Лавра Георгиевича иллюзию всенародной поддержки. Впрочем, Корнилов не стремился к единоличной власти и прямо отвергал идею государственного переворота, хотя среди поддерживавших его общественных организаций эта идея и была популярна. Корнилову была нужна твёрдая патриотическая власть, реально контролирующая страну.
Эти чаяния свели его с Борисом Викторовичем Савинковым - убеждённым революционером, профессиональным террористом, но искренним патриотом. Савинков выступил посредником между Корниловым и Керенским, горячо отстаивая перед министром-председателем инициативы верховного. Савинков же предостерегал Корнилова, когда тому случалось выступать перед правительством, от опрометчивых заявлений, недвусмысленно намекая, что среди собравшихся может оказаться германская агентура. Надо думать, какое впечатление производили эти предупреждения на Корнилова, который сам был профессиональным и опытным разведчиком.
Савинков и Корнилов в Ставке.
О пресловутом "корниловском мятеже" мне уже доводилось писать достаточно (см.
здесь,
здесь,
здесь и
здесь). Остановлюсь на основных моментах.
Первое. Корнилов, как человек долга, вовсе не собирался поднимать никакой мятеж. Он прекрасно понимал, что не может сделать немцам лучшего подарка, чем разжечь в тылу Отечественной войны внутреннее противостояние. Его задачей было восстановить и удержать фронт. И для этой цели он, в полном согласии с Керенским и по предварительно достигнутому соглашению, направил на Петроград 3-й кавалерийский корпус во главе со своим верным сторонником генералом Крымовым. Крымову предстояло в случае очередного выступления большевиков беспощадно подавить это выступление, а заодно - арестовать в полном составе Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Именно из этого совета, возникшего явочным порядком и никому не подчинявшегося, расползались приказы и постановления, уничтожавшие на корню армейскую дисциплину. Да и просто сложившееся в стране под давлением революционной толпы двоевластие приводило к параличу власти - что в тылу воюющей армии было недопустимо. Поэтому ради стабилизации тыла Корнилову поневоле приходилось задуматься о том, чтобы ликвидировать это двоевластие.
Тут важно отметить, что предыдущее - июльское - выступление большевиков, хоть и было успешно ликвидировано правительственными войсками, вылилось в уличные бои. А по Петрограду распространялись слухи о готовящемся новом восстании. Будущий забайкальский атаман Г.М. Семёнов, оказавшийся летом 1917 года в столице,
говорит о готовящемся большевистском выступлении как о несомненном факте. Можно не сомневаться, что эта информация о предстоящем новом выступлении большевиков доходила до Корнилова - Лавр Георгиевич полагал, что выступление большевиков начнётся одновременно с наступлением немцев на фронте и будет иметь своей главной целью именно дестабилизацию фронта. Можно также не сомневаться, что Корнилов, будучи неглупым человеком, решил воспользоваться удобным случаем и убить сразу двух зайцев - сорвать большевистский путч и ликвидировать осточертевшее двоевластие. Последнее он собирался сделать с опорой на ту власть, которую считал относительно законной - на Керенского и временное правительство.
Именно этим обстоятельством следует объяснить столь быстрое и бескровное подавление "мятежа" безвольным премьером Керенским. Крымов, посланный Корниловым на Петроград, имел приказ подавить большевистское выступление и ликвидировать петросовет - но не бороться с временным правительством. Поэтому Крымов и не проложил себе силой дорогу в столицу, поэтому безропотно явился пред гневные очи Керенского по первому же его вызову. Крымов просто не имел полномочий от Корнилова действовать по-другому.
Генерал Крымов, участник Корниловского выступления
Второе. Превращение Корнилова в "мятежника" стало результатом провокации. Разные исследователи расходятся во мнениях, кто был инициатором этой провокации, действовал ли В.Н. Львов по собственному почину, или же сам Керенский от начала и до конца спланировал эту провокацию. Так или иначе Львов представился Корнилову посланцем Керенского, а потом явился к Керенскому с "ультиматумом" Корнилова, который на самом деле был всего лишь плодом досужих разговоров, ведшихся Лавром Георгиевичем, как он наивно полагал, как раз с подачи Керенского. Корнилов думал, что министр-председатель интересуется его мнением в максимальных подробностях - а Львов представил это мнение Корнилова как собственную инициативу и категоричное требование Верховного.
В итоге утром 28 августа 1917 года Корнилов с изумлением прочитал, что он, оказывается, изменник и мятежник. И что за эти тяжкие государственные преступления он приказом Керенского отрешён от должности. Убеждённый в абсолютной необходимости проведения своей программы в жизнь, ликвидации двоевластия и подавления большевиков, Корнилов подчиниться этому приказу отказался. Однако заметим, что он остаётся на фронте и продолжает руководить оборонительными операциями русской армии. И что никаких дополнительных воинских частей он с фронта не снимает и никаких приказов о вооружённом выступлении против Керенского не отдаёт.
Лавр Георгиевич Корнилов во время работы в своём штабе.
Фото 1917 года.
Здесь очень важно понимать, что идея государственного переворота со смещением временного правительства и провозглашением военной диктатуры в кругах, делавших свою ставку на Корнилова, была летом 1917 года очень популярна. Но сам Корнилов, оставаясь безукоризненным патриотом, не рассматривал для себя возможности восстать против собственного правительства в условиях войны.
Наконец, стоит взглянуть и на
воззвания, которые распространял Лавр Георгиевич во время своего выступления. Что мы видим в этих воззваниях? Да, Корнилов обрушивается с гневными обличениями на временное правительство. Но зовёт ли он к свержению этого правительства? Нет, из приведённых текстов этого не видно. Корнилов заявляет, что не подчиняется приказу о собственном отрешении от должности (только приказу, но не правительству в целом!). Что не ищет для себя власти и намерен довести Россию путём победы над внешним врагом до учредительного собрания. И зовёт ... Куда и кого? Казаков - "идти за ним", то есть - продолжать исполнять его приказы как Главнокомандующего, честно воевать против внешнего врага. Народ - в храмы, молиться об избавлении Отечества, то есть - о вразумлении трусливого и безвольного правительства, о погибающей армии и о победе на фронте. А правительство - да, в этих воззваниях есть прямой призыв к временному правительству! - перестать запугивать самих себя призраком контрреволюции и вернуться на путь сотрудничества.
В конечном итоге Корнилов изъявил готовность подчиниться генералу М.В. Алексееву, которого Керенский, приняв верховное главнокомандование на себя, назначил своим начальником штаба. Сам же Лавр Георгиевич и его ближайшие сподвижники - будущие деятели Белого Движения - оказался под арестом в Быхове.
Быховские узники - Л.Г. Корнилов (четвёртый справа в первом ряду) и его будущие соратники
по Белому Движению.
Таким образом, деятельность Корнилова в 1917-м году позволяет сделать определённые выводы. Во-первых, Корнилов не был ни революционером, каким его норовят выставить некоторые современные публицисты, ни идейным контрреволюционером, которого лепила из него большевистская пропаганда. Корнилов был безукоризненным патриотом, стремившимся выиграть войну и изгнать с русской земли немецких оккупантов, и военным профессионалом, чётко понимавшим нужды воюющей армии. В условиях охватившего страну революционного хаоса эти два обстоятельства вынудили Корнилова встать на путь контрреволюции. Во-вторых, Корнилов, оставаясь безукоризненным патриотом, из последних сил стремился избежать гражданского противостояния в условиях Отечественной войны. Откровенно изменническая политика большевиков заставила его принимать против них силовые меры, а трусливое соглашательство "временных" - отказаться от подчинения правительству Керенского. То есть, во имя победы Корнилов оказался вынужден делать то, чего он - во имя той же победы! - старался избежать. Поэтому Корнилов и использовал первую представившуюся ему возможность для достижения компромисса, пусть даже и ценой самопожертвования.
И да, в контексте дня сегодняшнего очень важно держать в голове, что Корнилов (небезосновательно!) считал "германское племя" "исконным врагом России". "Сделать русский народ рабами немцев я не в силах и предпочитаю умереть", - эти слова Лавра Георгиевича звучат не только страстным призывом к совести современников, но и наказом для всех нас.
Продолжение следует