Винные мемуары. Часть 9
Винные мемуары. Начало
Винные мемуары. Часть 2
Винные мемуары. Часть 3.
Винные мемуары. Часть 4.
Винные мемуары. Часть 5
Винные мемуары. Часть 6
Винные мемуары. Часть 7
Винные мемуары. Часть 8
Чем хороша молодость, так это тем, что все бывает по первому разу, как с чистого листа. Все, в том числе и опьянение. Никогда не забуду, к примеру, первое потребление "кальвадоса". Как сейчас помню, за шесть рублей найден яблочный кальвадос, 45 %, все дела. Нам нужно идти на вечеринку группы, мы сидим с Олегом Ж на кухне у Евгения К и пробуем напиток. Добив его до дна, вдруг чувствую совершенно невероятное ощущение теплой волны, медленно поднимающееся от стоп ног вверх. Медленно, но верно волна захватывает лодыжки, колени и я понимаю, что не чувствую своих ног. Я тогда как раз перевел "Лихорадочный бред" Бредбери и тема потери контроля над своим телом мне была близка. Когда я рассказал своим товарищам об этом странном феномене, они не поверили и только рассмеялись. Но к тому времени уже были потеряны грудь, шею и волна захватила область рта. Я онемел. Единственная мысль была "сейчас волна достигнет мозга и меня не станет". Это оказалось правдой: когда волна захлестнула мозг, я умер. Вернулся я к жизни минут сорок спустя на руках товарищей, несущих меня через парк на вечеринку. Выяснилось, что мы втроем распугиваем редких, по зимнему вечернему времени, прохожих безумно громким исполнением песни про "Учкудук".
Второй похожий случай у меня произошел, когда отцу презентовали две бутылки северокорейской водки, настоенной на женьшене. Корешок плавал внутри и отец побрезговал употреблять этот продукт. У меня подобной брезгливости не было. Я отнес бутылки в общагу, где кимерсеновке сразу же нашлось применение, так же как и самим корешкам, которые будучи порезанными, оказались, по моему, единственной закуской к столу у небогатого студенческого люда. Как сейчас помню, пился этот напиток легко и приятно, мы играли в карты и у всех головы оставались ясными и свежими. Проблема возникла лишь, когда мне захотелось отлить. Внезапно, я обнаружил с ужасом, что совершенно парализован ниже пояса. Ноги не слушались меня совершенно. В агонии я заорал и упал со стула. Все начали было смеяться, но выяснилось, что и у остальных участников распития те же симптомы. Народ в ужасе стал было обвинять меня в том, что я принес в их жилище смертельную отраву, но прошло минут десять и недуг исчез столь же внезапно, как и появился. Все-таки, Северная Корея - загадочная страна.
Кстати о картах. В связи с ними вспомнился эпизод, хронологически расположенный где-то спустя лет десять после инцидента с корейским "боингом"ой водкой. Дело было в Новосибирске. Сидим мы с rvalerij , его женой Нюрычем и еще рядом достойных людей общежития и играем в преф, попивая при этом разнообразные напитки. И я со своей безумной тягой к экспериментам на каком то этапе party решаю забабахать себе коктейль. Наливаю в стакан на палец водки, коньяку, рислинга, токая, "букета Молдавии" и лакирую все это сгущенкой. Выпиваю залпом всю эту смесь и продолжаю играть. Спустя какое-то время чувствую, что карты странным образом потяжелели. Когда приходит моя очередь раздавать, они по весу напоминают кирпичи и падают на стол со схожим грохотом. Впрочем, себе я раздал приличную карту: по всем статьям идеальный мизер. Объявляю. Иду. В финале на мизере остаюсь с шестью взятками. Какая сволочь подменила мне карты, до сих пор так и не понял.
Вернемся к делам университетским. Кто учился в те годы знает, что такое "военка" и что из себя представляет университетская военная кафедра. По тем временам это было теплое местечко для тех, кого строевая служба боялась иметь в своих рядах. Начальник кафедры получал оклад в пятьсот рублей, преподы по триста. Бешеные бабки, позволяющие им предаваться алкогольному пороку с размахом и подлинным энтузиазмом. У нас, историков, с военкой всегда были сложные, неуставные отношения. Нас назначили артиллеристами, что требовало от гуманитариев приличных математических знаний, позволявших вычислять разнообразные деривации и углы отклонений. Таких умников на курс было всего человека три-четыре. Они физически не могли справиться с решением задач для всех остальных. Поэтому для неудачников сразу возникал вопрос цены билета. На зачет или экзамен люди шли с зачетками и бутылками коньяка. В дни экзаменов наши майоры могли по месту работы открывать недурной магазинчик по продаже спиртных напитков. Впрочем, свое от них и так не уходило. Наш куратор, майор с подходящей фамилией Харин, держал НЗ и маленьком чуланчике, пристроенном к классной комнате. Хлебнув освежающего, он выходил к нам и давал условия задачи, вернувшись после очередного хлебка он долго озирал мутным взором доску и спрашивал "какой идиот дал такие условия", после чего вносил в числа поправки, еще более запутывающие пути к решению задачи. Нас он не любил: он уже долгие годы заочно обучался на нашем факультете, но диплом, как Жар-птица все не шел ему в руки.
В идеологии он был выверен и строг: "джинсы - форма одежды предполагаемого противника", "длинные волосы студента - будущая гибель в условиях боя". Только короткая стрижка, если спереди еще позволялось некоторое вольнодумство, то сзади не должно было быть никаких патл. Олег Ж, как-то раз приняв с нами на грудь чуть больше "Огненного танца", чем было необходимо, пошел к парикмахеру и принял решение, которое ввело нашего майора в состояние кратковременного ступора. Он обрил половину голову, оставив лишь густую челку и баки. В то время он ходил повсюду в шляпе, что придавала его модернизированной внешности дополнительный шарм. Майор, как и говорилось, был в шоке, но проблемы у Олега возникли еще и когда он после занятий пошел к себе домой. Он жил в доме своей бабушки, находившемся в одном из самых криминогенных районов нашего города. Чтобы дойти до своего жилища, он должен был пробиваться с боями сквозь толпы местной гопоты, почти как персонаж компьютерной игры Street fighter, благо он был хорошим боксером. Что касается жилища, оно было по своему уникально. Мы любили иногда собираться у него на предмет выпить. Дом был древний, перекосившийся от старости. Пол в комнатах был с наклоном в 90%. В трезвом виде ходить было невозможно, а вот в пьяном наклон пола как-то сочетался с наклоном тела и все полностью нивелировалось. Главное было не упасть на пол, потому что тогда приходилось катиться через две комнаты до самой лежанки, на которой обычно располагалась бабушка Олега. Обратно выбираться нужно было уже в гору, на что часто просто не хватало сил. Поэтому, чтобы любовь к подобной экзотике не ослабевала, мы старались приходить туда не чаще одного раза в месяц.
В свободное время мы, приняв на грудь дозу веселящих напитков, любили прогуливаться по набережной и кадрить девушек. Метод был прост и не замысловат. Найдя подходящие объекты, мы подсаживались к ним поближе и завязывали беседу, выдавая себя за аспирантов из Питера и Москвы(я и Евгений К соответственно). В нашей провинции на пришлецов из стольных городов всегда клевали. Самым симпатичных я всегда приглашал к себе в Питер, оставляя непременно адрес Мойки, 12 и призывал не стесняться писать письма. Иногда случались проколы. Помнится как-то в очень измененном состоянии клеился подобным образом к одной девушке. На следующий день пошел как обычно в "Букинист", а тамошняя продавщица мне и говорит: "Что-то крепко ты вчера заложил. Полчаса сидел со мной на набережной и нес пургу". Немая сцена.
Евгений К. в пьяном виде имел еще одну склонность в жанре развлечений. Ему судьбой при полном незнании немецкого языка достался, по словам преподавателей идеальное берлинское произношению. И вот, заучив десяток-другой необходимых фраз он отправлялся развлекаться на набережную возле гостиницы "Интурист", где любили прохаживаться заезжие гости. Вычислив в толпе немцев в солидном возрасте, он подходил к нему и на немецком пытался выяснить, не служил ли он с его отцом в годы войны на Восточном фронте или что-нибудь подобное. Интересно было наблюдать, как некоторые резко бледнели и пытались уйти. Таких Женя преследовал наиболее упорно.
Да, вот еще об Олеге Ж. Недурственный рисовальщик, он любил смущать дубоватого препода Истории КПСС Ершова (занятия, которые он вел, студенты за глаза называли "ершовщиной"). В тетради конспектов, которые Ершов регулярно брал на проверки, Олег рисовал идеологизированные картины. Навскидку из лучших вспомню две: "Добро должно быть с кулаками"( группа кулаков избивает отряд заготовителей и комсы) и " Чекисты рапортуют товарищу Сталину о победе в коллективизации" (марширующие по Красной площади чекисты кидают к подножью мавзолея тела кулаков наподобие знамен во время Парада Победы). Удивительно, но несмотря на определенные скандальчики, устраиваемые раз за разом Ерщовым, дальнейшего хода делу не поступало. Впрочем, все это не мешало Олегу регулярно ночью рисовать на дверях квартиры препода звезду и надпись "Здесь живет семья коммуниста".
Я, Олег Ж и Евгений К были неизменными членами приемной комиссии нашего факультета, что давало нам массу возможностей для развлечений. Но об этом в следующем выпуске.
Винные мемуары. Часть 2
Винные мемуары. Часть 3.
Винные мемуары. Часть 4.
Винные мемуары. Часть 5
Винные мемуары. Часть 6
Винные мемуары. Часть 7
Винные мемуары. Часть 8
Чем хороша молодость, так это тем, что все бывает по первому разу, как с чистого листа. Все, в том числе и опьянение. Никогда не забуду, к примеру, первое потребление "кальвадоса". Как сейчас помню, за шесть рублей найден яблочный кальвадос, 45 %, все дела. Нам нужно идти на вечеринку группы, мы сидим с Олегом Ж на кухне у Евгения К и пробуем напиток. Добив его до дна, вдруг чувствую совершенно невероятное ощущение теплой волны, медленно поднимающееся от стоп ног вверх. Медленно, но верно волна захватывает лодыжки, колени и я понимаю, что не чувствую своих ног. Я тогда как раз перевел "Лихорадочный бред" Бредбери и тема потери контроля над своим телом мне была близка. Когда я рассказал своим товарищам об этом странном феномене, они не поверили и только рассмеялись. Но к тому времени уже были потеряны грудь, шею и волна захватила область рта. Я онемел. Единственная мысль была "сейчас волна достигнет мозга и меня не станет". Это оказалось правдой: когда волна захлестнула мозг, я умер. Вернулся я к жизни минут сорок спустя на руках товарищей, несущих меня через парк на вечеринку. Выяснилось, что мы втроем распугиваем редких, по зимнему вечернему времени, прохожих безумно громким исполнением песни про "Учкудук".
Второй похожий случай у меня произошел, когда отцу презентовали две бутылки северокорейской водки, настоенной на женьшене. Корешок плавал внутри и отец побрезговал употреблять этот продукт. У меня подобной брезгливости не было. Я отнес бутылки в общагу, где кимерсеновке сразу же нашлось применение, так же как и самим корешкам, которые будучи порезанными, оказались, по моему, единственной закуской к столу у небогатого студенческого люда. Как сейчас помню, пился этот напиток легко и приятно, мы играли в карты и у всех головы оставались ясными и свежими. Проблема возникла лишь, когда мне захотелось отлить. Внезапно, я обнаружил с ужасом, что совершенно парализован ниже пояса. Ноги не слушались меня совершенно. В агонии я заорал и упал со стула. Все начали было смеяться, но выяснилось, что и у остальных участников распития те же симптомы. Народ в ужасе стал было обвинять меня в том, что я принес в их жилище смертельную отраву, но прошло минут десять и недуг исчез столь же внезапно, как и появился. Все-таки, Северная Корея - загадочная страна.
Кстати о картах. В связи с ними вспомнился эпизод, хронологически расположенный где-то спустя лет десять после инцидента с корейским "боингом"ой водкой. Дело было в Новосибирске. Сидим мы с rvalerij , его женой Нюрычем и еще рядом достойных людей общежития и играем в преф, попивая при этом разнообразные напитки. И я со своей безумной тягой к экспериментам на каком то этапе party решаю забабахать себе коктейль. Наливаю в стакан на палец водки, коньяку, рислинга, токая, "букета Молдавии" и лакирую все это сгущенкой. Выпиваю залпом всю эту смесь и продолжаю играть. Спустя какое-то время чувствую, что карты странным образом потяжелели. Когда приходит моя очередь раздавать, они по весу напоминают кирпичи и падают на стол со схожим грохотом. Впрочем, себе я раздал приличную карту: по всем статьям идеальный мизер. Объявляю. Иду. В финале на мизере остаюсь с шестью взятками. Какая сволочь подменила мне карты, до сих пор так и не понял.
Вернемся к делам университетским. Кто учился в те годы знает, что такое "военка" и что из себя представляет университетская военная кафедра. По тем временам это было теплое местечко для тех, кого строевая служба боялась иметь в своих рядах. Начальник кафедры получал оклад в пятьсот рублей, преподы по триста. Бешеные бабки, позволяющие им предаваться алкогольному пороку с размахом и подлинным энтузиазмом. У нас, историков, с военкой всегда были сложные, неуставные отношения. Нас назначили артиллеристами, что требовало от гуманитариев приличных математических знаний, позволявших вычислять разнообразные деривации и углы отклонений. Таких умников на курс было всего человека три-четыре. Они физически не могли справиться с решением задач для всех остальных. Поэтому для неудачников сразу возникал вопрос цены билета. На зачет или экзамен люди шли с зачетками и бутылками коньяка. В дни экзаменов наши майоры могли по месту работы открывать недурной магазинчик по продаже спиртных напитков. Впрочем, свое от них и так не уходило. Наш куратор, майор с подходящей фамилией Харин, держал НЗ и маленьком чуланчике, пристроенном к классной комнате. Хлебнув освежающего, он выходил к нам и давал условия задачи, вернувшись после очередного хлебка он долго озирал мутным взором доску и спрашивал "какой идиот дал такие условия", после чего вносил в числа поправки, еще более запутывающие пути к решению задачи. Нас он не любил: он уже долгие годы заочно обучался на нашем факультете, но диплом, как Жар-птица все не шел ему в руки.
В идеологии он был выверен и строг: "джинсы - форма одежды предполагаемого противника", "длинные волосы студента - будущая гибель в условиях боя". Только короткая стрижка, если спереди еще позволялось некоторое вольнодумство, то сзади не должно было быть никаких патл. Олег Ж, как-то раз приняв с нами на грудь чуть больше "Огненного танца", чем было необходимо, пошел к парикмахеру и принял решение, которое ввело нашего майора в состояние кратковременного ступора. Он обрил половину голову, оставив лишь густую челку и баки. В то время он ходил повсюду в шляпе, что придавала его модернизированной внешности дополнительный шарм. Майор, как и говорилось, был в шоке, но проблемы у Олега возникли еще и когда он после занятий пошел к себе домой. Он жил в доме своей бабушки, находившемся в одном из самых криминогенных районов нашего города. Чтобы дойти до своего жилища, он должен был пробиваться с боями сквозь толпы местной гопоты, почти как персонаж компьютерной игры Street fighter, благо он был хорошим боксером. Что касается жилища, оно было по своему уникально. Мы любили иногда собираться у него на предмет выпить. Дом был древний, перекосившийся от старости. Пол в комнатах был с наклоном в 90%. В трезвом виде ходить было невозможно, а вот в пьяном наклон пола как-то сочетался с наклоном тела и все полностью нивелировалось. Главное было не упасть на пол, потому что тогда приходилось катиться через две комнаты до самой лежанки, на которой обычно располагалась бабушка Олега. Обратно выбираться нужно было уже в гору, на что часто просто не хватало сил. Поэтому, чтобы любовь к подобной экзотике не ослабевала, мы старались приходить туда не чаще одного раза в месяц.
В свободное время мы, приняв на грудь дозу веселящих напитков, любили прогуливаться по набережной и кадрить девушек. Метод был прост и не замысловат. Найдя подходящие объекты, мы подсаживались к ним поближе и завязывали беседу, выдавая себя за аспирантов из Питера и Москвы(я и Евгений К соответственно). В нашей провинции на пришлецов из стольных городов всегда клевали. Самым симпатичных я всегда приглашал к себе в Питер, оставляя непременно адрес Мойки, 12 и призывал не стесняться писать письма. Иногда случались проколы. Помнится как-то в очень измененном состоянии клеился подобным образом к одной девушке. На следующий день пошел как обычно в "Букинист", а тамошняя продавщица мне и говорит: "Что-то крепко ты вчера заложил. Полчаса сидел со мной на набережной и нес пургу". Немая сцена.
Евгений К. в пьяном виде имел еще одну склонность в жанре развлечений. Ему судьбой при полном незнании немецкого языка достался, по словам преподавателей идеальное берлинское произношению. И вот, заучив десяток-другой необходимых фраз он отправлялся развлекаться на набережную возле гостиницы "Интурист", где любили прохаживаться заезжие гости. Вычислив в толпе немцев в солидном возрасте, он подходил к нему и на немецком пытался выяснить, не служил ли он с его отцом в годы войны на Восточном фронте или что-нибудь подобное. Интересно было наблюдать, как некоторые резко бледнели и пытались уйти. Таких Женя преследовал наиболее упорно.
Да, вот еще об Олеге Ж. Недурственный рисовальщик, он любил смущать дубоватого препода Истории КПСС Ершова (занятия, которые он вел, студенты за глаза называли "ершовщиной"). В тетради конспектов, которые Ершов регулярно брал на проверки, Олег рисовал идеологизированные картины. Навскидку из лучших вспомню две: "Добро должно быть с кулаками"( группа кулаков избивает отряд заготовителей и комсы) и " Чекисты рапортуют товарищу Сталину о победе в коллективизации" (марширующие по Красной площади чекисты кидают к подножью мавзолея тела кулаков наподобие знамен во время Парада Победы). Удивительно, но несмотря на определенные скандальчики, устраиваемые раз за разом Ерщовым, дальнейшего хода делу не поступало. Впрочем, все это не мешало Олегу регулярно ночью рисовать на дверях квартиры препода звезду и надпись "Здесь живет семья коммуниста".
Я, Олег Ж и Евгений К были неизменными членами приемной комиссии нашего факультета, что давало нам массу возможностей для развлечений. Но об этом в следующем выпуске.