Винные мемуары
Часть I. "Мои Университеты"
Пост уважаемого lgfoto навел на мысль открыть рубрику «Винные мемуары». Типа мои встречи с интересными людьми из рок-движения 80-90-х. Когда стал вспоминать, то выяснилось, что все так или иначе было завязано на бухле, универсальном символе 80-х. Наркота была уделом избранных (о трех случаях моего соприкосновения с этим предметом напишу ниже), а вот алкоголь был всегда одним из участников любого мероприятия. Возможно, действительно 80-е не давали альтернативы. Как пели «ДК»: «ты понял, что жизнь дерьмо, смейся и веселись, на каждом шагу вино, не мучай себя нажрись...». Надо отметить, что мое знакомство с алкоголем и куревом произошло в университете, в школе я был примерным мальчиком и накушался, как и положено, только на выпускном. Правда, сильно. К рок-музыке мы придем выпусков через десять, а пока расскажу про истоки...
Наш факультет в те времена был весьма либеральным местом. До лигачевских алкогольных проскрипций оставалась еще пара лет и табу на спиртное отсутствовало. Неподалеку от факультета была кафешка «Ветерок» с полным набором напитков от пива до коньяка и во время большого перерыва студенты сидели за столиками, не таясь преподавателей, которые сами сидели рядом и в отличие от бедных студентов, попивающих пиво, потребляли более благородные напитки. Никаких этических и дисциплинарных проблем в связи с этим не наблюдалось до тех пор, пока студент не перебарщивал с дозой. Помню, как один мой приятель, перебрав лишнего винного, пошел сдавать курсовик по истории России. Я увязался следом, решив немного вздремнуть на защите. У чела проблемы начались уже в тот момент, когда он передал рукопись курсовика преподу. Только в этот момент выяснилось, что мороженое, купленное нами на закуску, было завернуто именно в нее, а не в случайно обнаруженные в дипломате листочки, как думалось ранее. Теперь курсовик имел весьма неприглядный вид, пачкал руки, к тому же жир от пломбира затруднял чтение написанного. Понятно, что преподы выказали неудовольствие, но все можно было поправить, не будь приятель на взводе и если бы комиссию не возглавлял сам С.Ф Коваль, самый главный декабрист в Союзе, человек с массой неприятных привычек (о которых при желании могу сделать отдельный дыбр) и крайне неуживчивый. Брезгливо держа в руках промасленные бумажки, он стал отчитывать чела за крайне неразборчивый почерк. Приятелю бы промолчать, но он, встав в гордую позу, произнес горделивую тираду на тему: «У меня превосходный университетский почерк, я прекрасно понимаю все, что написано на этих страницах и если кто-то не может в них разобраться, то становится удивительно, как подобного человека допускают к расшифровке писем Волконского». После чего все шансы на легкую защиту были для него потеряны, а экзамены у Коваля стали для него испытанием мужества и терпения (впрочем, для меня тоже, но по другим причинам). Само алкогольное опьянение для преподов послужило лишь поводом высказать свое суждение о хлипкости нынешнего поколения. Поэтому неудивительно, что тренировались все.
Помню самую первую вечерину нашего курса. Мы закончили первый месяц обучения и решили познакомиться поближе. Эта пьянка запомнилась надолго и стала образцом для сравнения с последующими. Один студент, перекрывшись портвейном и «Агдамом», призывал всех делать революцию на вокзалах и в качестве первого шага сбрил незамедлительно все волосы на голове. У другого передоз вызвал желание заначить выпивку (а ее было ящика три), он тырил бутылки и прятал их в самые невероятные места трех комнат, заставляя остальных участников отвлекаться на утомительные квесты. Надо отметить, что на четвертом курсе этот чел сошел с ума, начитавшись романов Стефана Цвейга. Я же, впервые дорвавшись до спиртного, пил, и, как казалось мне, совершенно не мог напиться. Но эта была видимость. Как мне рассказали наутро, я убил магнитофон «Маяк» вылив ему во внутренности стакан «Агдама» со словами «Почему ни одна сволочь гармонисту, не нальет». На этом временно пляски в комнате прекратились. Пока искали другой аппарат, я успел объясниться в любви одной девушке, попутно выкинув в окно мешавшегося под ногами котенка, объяснив подруге, «что по его глазам было видно, он меня не любил». Несмотря на явный испуг, девушка намека не поняла и на половой контакт не пошла. Тем временем к нам ворвались пятикурсники с котом-парашютистом в руках, и от этой гринписовской братии пришлось откупаться двумя бутылками бормотухи. Тут принесли новый магнитофон, все пошли танцевать, а я познакомился с сокурсником, который стал моим приятелем на долгие годы. Я заметил, как один высокий парень в вельветовом костюме цвета детского дерьма стоит за шторой и втихаря кидает при помощи чайной ложечки куски торта в спины танцующим. Разумеется, он был ослепительно пьян. Я подошел к нему и сказал: «может, хватит заниматься фигней с тортом, и просто его съедим», благо всем все равно уже было не до него. Так мы и сделали. Кстати, метание тортами и пирожными на вечеринках затем вошло у нас в моду и многие специально дожидались этого момента. Разбредались уже за полночь с песнями и криками. На автобусной остановке я вспомнил о «революции на вокзалах», разбил витрину газетного киоска и достал газету «Известия», чтобы узнать, чем кончилось дело. И тут же получил первую в жизни пощечину от милой девушки, сильно увлеченной комсомольской деятельностью. «О твоем поведении я поставлю вопрос на комсомольском собрании», - объявила она заплетающимся языком. Это было нелегко пережить, и я вместе с обретенным приятелем и еще одним студентом, который после этого тоже стал одним из моих друзей, решили вернуться в общагу. Девушки неохотно пустили к себе, но кроме трех бутылок портвейна так больше ничего не дали и мы устроили небольшой ночной концерт на три голоса: расположившись под тремя кроватями, мы слаженно спели песню «Веселится и ликует весь народ», после чего скончались до утра. Первой парой был семинар, отвечать не было сил, и препод высказал мысль, что вот у товарища вчера были силы по стенкам ползать, а сегодня он говорить не может. В тот момент я понял, что стуком земля полнится и надо быть аккуратней. В перестройку я узнал, что этот преподаватель был, ко всему прочему, кгбэшным стукачом.
Спустя неделю мы получили первую стипендию, и я с новым товарищем (тем, что метал харч ложкой) решили устроить чисто мужское соревнование, кто кого перепьет. Матч должен был состояться у него на даче. То, что случилось в дальнейшем достойно быть увековечено пером более талантливого литератора.
Продолжение следует...
