Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 14: eho

eho_2013

Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 14

Jan 15, 2015 21:47

После гибели Сергея Александровича для Марии и Дмитрия снова, в который уже раз за их недолгую жизнь, все переменилось.
Вокруг были те же вещи, те же комнаты, те же лица, за исключением одного, навеки ушедшего, но при этом вся атмосфера в доме необратимо и очень быстро менялась.
Вечером после убийства растерянная прислуга по распоряжению великой княгини накрыла стол и пригласила Марию и Дмитрия к ужину - Елизавета Федоровна, старавшаяся не упустить ни одной мелочи, распорядилась, чтобы в общем отчаянии слуги не забыли покормить детей. Сама она к еде не притронулась, появившись у стола лишь к концу трапезы. Мария и Дмитрий, несмотря на горе, ели с аппетитом - растущие молодые организмы брали свое. Но как только в столовой появилась тетя, они не смогли проглотить больше ни куска. "Видя ее бледное осунувшееся лицо, нам было стыдно есть", - рассказывала Мария Павловна.
Елизавета Федоровна попросила у Марии разрешения провести ночь в комнате племянницы - великой княгине было слишком тяжело оставаться в собственной спальне, которую она всегда делила с мужем... Тетя Элла и Мария вместе помолились, потом долго говорили. Напряженность отчаяния, наконец, оставила великую княгиню, Елизавета Федоровна рядом с Марией смогла расслабиться и дать волю слезам.
С этой ночи Марии пришлось в какой-то мере принять на себя ответственность за моральное состояние овдовевшей тети - других людей, более близких, рядом с Эллой тогда не было. Как часто девочке доводилось помогать тете прийти в себя, когда великая княгиня впадала в отрешенное состояние и переставала замечать все, что происходит вокруг. Мария осторожно брала тетю за руку и говорила ей что-то доброе, а возвращенная из мира своих горьких грез Елизавета вздрагивала как от удара и смотрела вокруг трагическим, невидящим взглядом.
Общее горе сблизило маленькую и большую женщин, все прежние обиды, зачастую надуманные, исчезли. И Элла, и Мария перестали стесняться открыто демонстрировать свою любовь.
"Она приходила повидать нас в любое время дня, искала с нами близости. Ее отношение к нам совершенно изменилось, она будто в первый раз почувствовала в нас родственные души. Эти горестные недели сделали нас ближе друг к другу, у нас происходили долгие доверительные разговоры, чего никогда раньше не было".

Мария

А других родственных душ рядом и вправду не было. Романовы, панически боявшиеся очередного покушения, не приехали в Москву - утешить и поддержать вдову, проводить своего родственника в последний путь... Ни Николай II, ни Александра Федоровна, которая не должна была бы остаться равнодушной к горю родной сестры, ни брат погибшего, великий князь Владимир Александрович, ни более дальняя родня...
Получив телеграммы о гибели Сергея, родственники посокрушались, кое-кто и поплакал, но в Москву не поторопился никто. Один лишь великий князь Константин Романов, поэт, платонически влюбленный в прекрасную Эллу (с тех пор, как она приехала в Россию, чтобы стать женой Сергея), невзирая ни на какие обстоятельства и страхи, получив горькое известие, кинулся в Москву и уже к ночи прибыл в Кремль...

Великий князь Константин Константинович

Павлу Александровичу въезд в Россию был по-прежнему запрещен. Он подал прошение на имя императора с просьбой позволить приехать в Россию для прощания с братом и мучительно ждал в своем доме под Парижем, каков будет ответ и можно ли успеть к похоронам в случае положительного решения.
(Разрешение было получено. Встретив Павла Александровича на вокзале в Москве, Мария бросилась к нему с рыданиями, в которых горечь и отчаяние из-за гибели дяди смешивались с радостью вновь, после долгого перерыва видеть любимое лицо отца).
Сестры Эллы и ее брат Эрни были далеко в Европе, в своих королевских и герцогских резиденциях, где в начавшемся роковом 1905 году они с ужасом читали в газетах о происходящем в России...
Тем не менее, герцогиня Саксен-Кобургская и эрц-герцог Гессенский не побоялись приехать в Москву к сестре. Приехала и сестра Сергея, Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская. Но на сборы и дальнюю поездку ушло время.
В первые часы и даже дни после гибели мужа Элла оставалась без поддержки близких. Один Константин Романов да маленькие племянники представляли в Москве царскую семью и всех венценосных родственников. И к дню похорон мало что изменилось.
Это заметили все - кроме простого, человеческого аспекта, существовали еще и тонкости придворных правил. Сын, брат и дядя правящих императоров из дома Романовых должен был получить при похоронах причитающиеся ему почести и последнее внимание царствующих особ.
То, что "особы" струсили и перестраховались, поняли и враги и друзья. "...Я думаю, если бы государь не послушался Трепова и приехал бы в Москву, то это произвело бы колоссальное впечатление и подняло бы ореол царя среди народа", - говорил Владимир Джунковский.

Владимир Джунковский

В обществе гибель великого князя восприняли неоднозначно. Были люди, выражавшие искреннее соболезнование. Доступ к телу для прощания (гроб с телом князя вопреки православной традиции пришлось накрыть покрывалом, настолько обезображены были останки) был открыт с 5 по 10 февраля, и люди тянулись нескончаемой вереницей. Пропускали их в храм к гробу по 100 человек в один заход, иначе была бы давка, и каждый день, сменяя друг друга, поклониться покойному шли сотни, и сотни, и сотни, складывающиеся в тысячи и десятки тысяч людей... Конечно, и здесь было много зевак, любопытствующих посмотреть на столь необычное зрелище, но большинство москвичей приходило все же с самыми благородными чувствами.
И тем не менее... Многие столь же искренне радовались гибели Сергея Романова, хотя для русской православной традиции, да и просто, если исходить из общечеловеческих представлений о гуманизме, радость по поводу чужой смерти выглядит чудовищной. Дочь Льва Толстого, Александра Львовна, вспоминала настроение тех дней: "В вагоне по дороге из Москвы студенты говорили, что убийство Сергея Александровича - первый сигнал к началу революции. Они повторяли: "Здорово сделано, чисто! Собаке - собачья смерть!"
Это говорят студенты, представители русской интеллигенции! Почему оппозиционный настрой позволял оправдывать преступления, почему путь в "царство грядущей свободы" всем хотелось прокладывать по чужой крови?
В.Д. Бонч-Бруевич, человек, в полной мере зараженный революционными настроениями, но все же выходец из достойной семьи, кузен известного генерала, ученый, занимающийся религиоведением (в частности - изучением старообрядчества и сектантства), утверждал, что в его окружении, в Москве, да и вообще в России не было "сколько-нибудь значительных слоев", сочувствующих погибшему, и не было "упреков по адресу террориста. (...) Либеральная часть интеллигенции потеряла голову, мечется, потирает руки. Заметен сильный поворот в сторону терроризма".
Но и люди, не замеченные в особо оголтелых оппозиционных настроениях, из тех, кто не "потирал руки", тоже проявляли странное равнодушие к происходящему.
Актриса Ольга Чехова, в девичестве - Книппер, дочь важного сановника и племянница известной актрисы Художественного театра Ольги Книппер-Чеховой, в 1905 году была еще маленькой девочкой и проживала с родными в Царском Селе. Семья Книппер была близка к высшим кругам (маленькой Оле даже разрешалось играть с царевнами в Царскосельском парке).
В книге воспоминаний "Мои часы идут иначе" Ольга Чехова рассказывала о событиях 1905 года и убийстве великого князя так, как запомнила это в детстве:
"Кое-что о нарастающих в стране беспорядках, о приближающемся конце эпохи я узнаю неожиданно и от ближайшего окружения.
Елизавета Федоровна, сестра царицы, близкая подруга бабушки. Муж Елизаветы - губернатор Москвы. В 1905 году он становится жертвой террористического акта: студенты бросают в него бомбу, которая убивает его.
Перепуганная взрывом, Елизавета Федоровна выбегает на улицу и видит лишь части тела мужа: оторванную руку, изуродованную ногу... Она подбирает руки и ноги.
- Почему студенты его убили? - спрашиваю я бабушку. - Зачем они бросают бомбы? И почему все больше людей арестовывают и ссылают?
- Поймешь, когда вырастешь, - уклоняется от ответа бабушка.
Пока я пойму, пройдет еще несколько лет. А у нас в Царском Селе по-прежнему царят спокойствие, романтизм и уют родного дома, по-прежнему зажигаются вечерами свечи и топятся печи чудаковатым истопником Гаврилой."
И тут же мысли Ольги Чеховой "перескакивают" на другой, более важный для семьи вопрос - историю романтических взаимоотношений между упомянутым Гаврилой и его женой-кухаркой, историю, советчиками и посредниками в которой выступали все домашние... Похоже, и в этом дружественном Елизавете Федоровне семействе известие о гибели великого князя встретили довольно равнодушно.

Первый временный крест на месте гибели Сергея Александровича

Всем почему-то казалось, что несчастья могут происходить лишь с другими, а "спокойствие, романтизм и уют" их собственных домов навсегда останутся в неприкосновенности.
Бывали и обратные случаи, когда показные верноподданнические чувства, демонстрировавшиеся в связи с гибелью Сергея Александровича, принимали совершенно дикие формы, что тоже, видимо, свидетельствовало о внутреннем равнодушии. Для некоторых чиновников важно было лишь публично обозначить собственную лояльность.
Так, например, дирекция 3-й московской гимназии на следующий день после теракта отправила гимназистов младших классов в Кремль, чтобы они лопатками разгребали снег и искали разлетевшиеся во все стороны фрагменты тела Сергея Александровича (об этом вспоминал Илья Шнейдер, секретарь Айседоры Дункан, оказавшийся в 1905 году в числе этих гимназистов).
Неужели же в Москве с ее гарнизоном, с ее полицейскими структурами, с ее развитой госпитальной системой, наконец, кроме малышей-младшеклассников некому больше было искать обрывки человеческого тела, раз случилось такое несчастье? Но директору гимназии хотелось выслужиться...
Да, российское общество было к 1905 году уже глубоко больным и стремительно шло "по дороге бедствий, не предвидя для себя никаких последствий". Понимали это только отдельные люди, к словам которых никто не желал прислушиваться.
"Ужасное событие представляется мне каким-то сном.., - записал в свой дневник Константин Романов 6 февраля, размышляя о "гибели бедного моего Сергея". - В России дела идут все хуже... - просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, но неизбежным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку..."

Памятный крест со словами: "Отпусти им, Господи"...

На месте гибели великого князя Сергея со временем установили памятный крест, изготовленный по эскизу Васнецова. На кресте можно было прочесть слова из Священного Писания: "Отпусти им, Господи, ибо не ведают, что творят..."
Эти слова Елизавете Федоровне еще не раз придется повторить в те годы, что были ей отпущены судьбой.
Уже через два дня после гибели великого князя она решает повидать его убийцу, Ивана Каляева. Такое желание кажется всем не просто неуместным, но даже диким. Кое-кто перешептывался, что вдова не в себе, от горя потеряла рассудок. Однако Елизавета Федоровна, уверенная, что находится в мистической связи с духом погибшего Сергея, объясняет самым близким и доверенным людям - она почувствовала, что муж ее об этом просит. "Она поняла, что нужно снести Каляеву прощение великого князя, которое он не успел дать", - рассказывала одна из фрейлин.

Продолжение следует...

великая княгиня Елизавета Федоровна, Дом Романовых, история России, великие князья, история Москвы