Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 6
Продолжение. Начало см.:
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Ч.5. http://eho-2013.livejournal.com/499440.html
Мария Федоровна, устроив Элле и Сергею хорошую головомойку, решила, что вопрос о браке между Ники и Аликс отпал сам собой и «гессенская история» навсегда завершилась. И все останется по-прежнему - Ники будет жить в родительском доме, а самой дорогой и любимой женщиной на свете для него останется мать.
Между тем, у Николая еще весной 1890 года, задолго до заграничного путешествия, несмотря на возвышенную любовь к Алисе Гессенской, появилось еще одно «амурное увлечение» - юная выпускница балетного училища Матильда Кшесинская. И это увлечение мирно уживалось в его душе с мечтами об Аликс. Тем более, что развитию отношений молодой балерины и цесаревича никто не препятствовал. Николай на правах своего человека даже приглашал в дом Матильды свою компанию - Сандро с братьями.
«Мы очень уютно проводили вечера, - рассказывала Кшесинская. - Михайловичи пели грузинские песни, которым они выучились на Кавказе, где отец их был Наместником почти двадцать лет. (...) Живя у родителей, я ничем не могла угостить своих гостей, но иногда мне все же удавалось подать им шампанское. В один из вечеров Наследник вздумал исполнить мой танец Красной Шапочки в «Спящей красавице». Он вооружился какой-то корзинкой, нацепил себе на голову платочек и в полутемном нашем зале изображал и Красную Шапочку и Волка».
Между тем, Элла, желавшая брака Николая и Аликс, продолжала спокойно и настойчиво действовать, не позволяя сестре и Ники забыть о своем увлечении. В том, что отношения с Кшесинской - это несерьезно и ненадолго, великая княгиня даже не сомневалась...
Матильда Кшесинская
Матильда очень старалась предстать на страницах собственных мемуаров романтичной и бескорыстной особой. Но иногда столь красноречиво проговаривалась о своих настроениях, что увериться в ее абсолютном бескорыстии сложно. «Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами».
Бриллиантовый браслет от Фаберже… Право, такая мелочь! Бескорыстной барышне хотелось чего-нибудь «покрупнее»!
В Петербурге роман цесаревича Николая стал настоящей сенсацией. Главная столичная сплетница генеральша А. Богданович записала в свой дневник среди самых горячих новостей: «Цесаревич серьезно увлечен танцовщицей Кшесинской 2-й, которой 19 лет. Она не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая, зовут ее Матильдой. Цесаревич говорил этой «Мале» (так ее зовут), что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним».
Впрочем, судя по замечаниям мадам Богданович, Маля симпатиями в светских кругах не пользовалась: «Кшесинская очень заважничала с тех пор, как находится для les bonnes grâces **».
** особых милостей (фр.)
Мария Федоровна изредка позволяла себе сделать замечание сыну, но очень тактично и без всяких намеков на Малю. Ники понимал, что это несерьезно, и не придавал матушкиному ворчанию особого внимания. В его дневнике это нашло свое отражение:
«5 марта 1892 года. Мама говорит, что меня почти не видит, так много я шляюсь, но, то не мое мнение, мне кажется, что в мои годы так и следует».
Итак, в зиму 1892-1893 годов Николай был искренне увлечен хорошенькой балеринкой. Их встречи в доме родителей Матильды выглядели двусмысленно, и Ники приобрел для Кшесинской особняк на Английском проспекте. В своих мемуарах Кшесинская очень трогательно рассказывала о том, какие слова сказал ей ее благородный отец, когда она решилась оставить родительский дом и сойтись с Николаем, и что она ответила. Но умалчивает, на чьи деньги был приобретен дом, в котором она поселилась…
«Я ждала возвращения Наследника теперь у себя дома», - вспоминала Кшесинская. Это были уже почти семейные отношения. Ей казалось, что она победила.
Но ее победа быстро обернулась поражением. Перестав быть недосягаемой мечтой и превратившись в нечто обыденное, Матильда вскоре перестала быть желанной. Но потерять свой имидж первой дамы империи и возлюбленной цесаревича Маля не могла…
Однако, Новый 1893 год Николай встречал не с возлюбленной Малей в их новообретенном гнездышке, а с матерью и отцом. И никакого душевного дискомфорта по этому поводу не испытывал.
Цесаревич записал в этот день в дневнике: «31 декабря. Милый Аничков сиял электричеством. В 7 с половиной пошли к молебну. В 12 часов втроем - я с Папа и Мама встретили Новый год». Родители были счастливы, что сын встречает Новый год в их компании, хотя мог бы найти для себя более веселое общество в канун новогодия.
Может быть, Матильда Кшесинская и не желала этого признать, но ее роль в судьбе наследника уже была сыграна. Все мысли Николая отныне были отданы другой.
В январе 1894 года император, который серьезно болел, чувствовал уже себя настолько плохо, что Марии Федоровне пришлось «выйти из тени» и подменять мужа при составлении деловых бумаг, приеме важных посетителей и подготовке решений государственного характера.
Александр III с женой и детьми
Весной 1894 года судьба подарила Николая и Алисе новую встречу - в Кобурге готовилась свадьба брата Эллы и Аликс Эрни (Эрнста-Людвига Гессенского, унаследовавшего после смерти отца герцогский титул) и кузины Ники принцессы Даки (Виктории-Мелиты), дочери Марии Эдингбургской.
Естественно, все родственники получили приглашения на торжества... Мария Федоровна понимала, что на чужой свадьбе у Ники и Алисы будет множество возможностей объясниться, и это приведет к непредсказуемым последствиям. Она не нашла в себе сил поехать в Кобург, хотя туда отправилась довольно представительная делегация от дома Романовых, возглавляемая великими князьями Владимиром и Сергеем с Эллой. Императрица осталась дома и предалась душевным терзаниям.
Аликс, не будучи уверенной, что в Кобурге объяснение с Николаем состоится, продолжала выбранную линию поведения - о браке с цесаревичем речи идти не может, так как мешает принадлежность к разным конфессиям. Это помогало ей не чувствовать себя столь уязвимой.
Но незадолго до отъезда она написала письмо сестре Николая Ксении, дав понять, что решение это вымученное, а Ники ей необыкновенно дорог. «Душка, зачем ты опять говорила об этом предмете, который мы не хотели упоминать никогда? Это жестоко, ведь ты знаешь, что этого никогда не может быть - я всегда говорила это, и подумай, как это тяжело, если знаешь, что ты причиняешь боль тому человеку, которого больше всех ты хотела бы порадовать. Но этого не может быть - он это знает - и потому, молю тебя, не говори об этом снова. Я знаю, Элла опять начнет, но что в том толку, и жестоко все время говорить, что я ломаю ему жизнь, если для того, чтобы сделать его счастливым, я совершила бы осознанный грех. Все и так уже тяжело, и начинать все снова и снова так немилосердно».
Ясно, что после такого никогда влюбленный Ники непременно должен был искать возможность для объяснения с Аликс…
Однако письмо, как обычно, попало на глаза не только Ники, но и матушке, и вызвало совсем не тот эффект, на который рассчитывала гессенская принцесса. 7 апреля императрица написала сыну Георгию:
«Бедный Ники был на грани отчаяния, потому что именно в день его отъезда Ксения получила письмо от сестры Эллы, в котором она сообщала, что никогда не переменит религию и просит сообщить об этом Ники. Ты представляешь, как приятно нам было это узнать и, главным образом, Ники уезжать под ударом этой новости. Если бы она написала об этом раньше, он бы конечно не поехал. (Вообще-то Алиса говорила и писала об этом уже несколько лет, и никакого сюрприза в ее словах не было; но Марии Федоровне, судя по всему, стало жаль, что она не успела воспользоваться этим предлогом и запретить сыну поездку в Кобург. - Е.Х.) Но в последний момент уже невозможно было изменить решение. От всего этого я ужасно переживаю за Ники, которого все эти годы ложно обнадеживали «два Сержа». Это же настоящий грех. В этот раз я говорила об этом с Сержем, а он ответил, что разочарован моими взглядами. Ну в общем - это самая идиотская история, какую только можно представить. Она не только грустная, но и показательная. Все мои надежды только на Бога. Он все делает к лучшему, и если Он хочет, чтобы это свершилось, это свершится, или же Он поможет нам найти настоящую [невесту]».
Что ж, во всяком случае, Мария Федоровна уже искала в себе силы смириться с любым исходом этой «самой идиотской истории», даже с таким, который был бы ей лично не по вкусу…
Свадьба Эрни Гессенского и Виктории-Мелиты
В Кобург Ники отправился с мощной группой поддержки - великие князья, Элла, священник Иоанн Янышев, духовник царской семьи… Даже госпожа Шнайдер, обучавшая Эллу русскому языку, выехала вместе со свитой наследника - в случае успеха помолвки она должна была сразу же приступить к занятиям с Алисой Гессенской. Все понимали - любовная драма цесаревича не может длиться вечно. Все должно, наконец, решиться - так или иначе...
И конечно же, в Кобурге все решилось… Была весна (апрель в Германии обычно теплый и ласковый), природа пробуждалась, парки стояли уже в молодой зелени и весенних цветах, щебетали птички (классический антураж для любовных объяснений!), родственники старались предоставить Ники и Аликс возможность почаще быть наедине. 5 апреля 1894 года Николай записал в своем дневнике:
«Она (Аликс. - Е.Х.) замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустной. Нас оставили вдвоем и начался между нами тот разговор, которого я давно очень желал и… очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно: она все противилась перемене религии, она, бедная, много плакала, расстались более спокойно…»
Конечно, раз вопрос о перемене веры был таким сильным козырем в предыдущей игре, нельзя было сразу же его закрыть. И Аликс еще какое-то время продолжала настаивать на своем - целых два дня. А может быть, даже и три…
«8 апреля (эту дату Николай подчеркнул в своем дневнике тремя чертами! - Е.Х.). Чудный, незабвенный день в моей жизни! День моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После разговора с ней мы объяснились между собой… Я целый день ходил как в дурмане, не сознавая, что собственно со мной приключилось… Потом был устроен бал. Мне было не до танцев, ходил и сидел в саду с моей невестой. Даже не верится, что у меня - невеста».
Вскоре Элла, как ни в чем не бывало, словно бы не было никаких обвинений в интриганстве, написала «сестре» Минни подробный отчет, проникнутый сознанием честно выполненного долга:
«Дорогая моя Минни!
Как бы я хотела, чтобы ты могла видеть счастье Ники и Аликс после всех этих скорбных дней, когда они были такие печальные… Обычно они тихонько разговаривали у меня в спальне, но, конечно, у нее не было мужества сказать «да». Это продолжалось до свадьбы Эрни, но, когда он уезжал с Даки, он нам сказал, что есть надежда…
(…) О, если бы ты знала, какое невероятное облегчение мы все ощутили. Уверяю, дни эти были пыткой, и твои бедные дети страдали жестоко! Аликс теперь не узнать. Я много лет не видела ее такой счастливой…
Аликс, наконец, помолвлена с единственным человеком, которого она любила. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь! Погода в целом прекрасная, но переменчивая, и мало солнца, но все зеленое, везде цветы. Бабушка (королева Виктория. - Е.Х.) очень мила. Ники и Аликс сегодня утром пили кофе у нее, и она вручила им подарки. (…) Боюсь, что письмо у меня получилось какое-то сумбурное, но внимание все время рассеивается после всех этих впечатлений, и нет ни минуты отдыха.
(…) Я думаю, уже после первого разговора с Ники Аликс почувствовала, что у нее не будет сил отказать… Просто ее любовь оказалась настолько сильной, что она не смогла сказать «нет», и она лишь ждала поддержки, чтобы чувствовать, что протестанты поймут ее. Это так естественно, если задуматься. Просто любовь и долг вели в ней страшную борьбу, и она вдруг поняла, что будет мучиться еще больше, если бросит Ники, и что в конце концов главное - быть христианином.
Я убеждена, что Аликс полюбит православную веру, только надо быть очень деликатным и проявить огромное уважение к ее старой вере, чтобы не оскорблять ее чувства (Элла и сама лишь в 1891 году под влиянием мужа приняла «православие», да и Минни родилась в протестантской семье; в таком контексте странным кажется употребление слов «ее старая вера», а не «наша старая вера». - Е.Х.), и ее новая вера расцветет в ее любви - любовь святая и чистая соединяется в вере. К счастью, проповедь на свадьбе Эрни была именно об этом, и нельзя было выбрать лучше, чтобы показать ей, что самый лучший земной дар Божий - это любовь между мужем и женой. И она сказала мне, что она это чувствует…
Самый сердечный и нежный привет от всех нас и сердечный поцелуй от твоей любящей сестры Эллы».
В общем, рады вы или не рады, а невестку придется принять. Да Аликс еще, видите ли, будет мучиться еще больше, если бросит Ники... У императрицы просто не было слов, чтобы комментировать столь нахальные заявления! Тем не менее, Мария Федоровна вынуждена была «смириться с поражением» - в конце концов, врагом своим детям она никогда не была и разбивать их счастья не желала.
В гостях...
Николай не успел вернуться домой из Кобурга, а в столице России уже буквально на каждом углу торговали портретами его возлюбленной. Оказалось, это весьма ходовой товар… Молодой сотрудник дипломатического ведомства (и будущий министр иностранных дел) Владимир Ламздорф записал в дневник 11 апреля 1894 года: «В 11 часов виделся с министром. Несколько дней тому назад никто не видел фотографий принцессы Алисы, теперь их можно найти в витрине любого магазина, где продаются открытки и гравюры. Г-н Гирс, когда я ему показываю одну из таких фотографий, не находит будущую царевну красивой. Он рассказывает, что во время своего первого появления при нашем дворе, в 1889 г., она даже показалась ему уродливой. В те времена наследник-цесаревич избегал встречаться с ней (а сам-то Ники был уверен, что именно тогда влюбился с новой силой! - Е.Х.), государыне она тоже не понравилась; в очертании ее рта находили какие-то признаки цельного, но неприятного характера. Министр тогда сказал германскому генералу Швейницу, что вряд ли с их стороны было ловким ходом демонстрировать здесь, чтобы выдать замуж, такую принцессу, которая столь некрасива и неуклюжа; посол возразил: она сейчас еще подросток, подождите немного и увидите, какой она станет. Теперь уверяют, будто наследник влюблен в нее целых пять лет…»
Что ж, в пересудах и домыслах, как обычно, недостатка не было.
Впрочем, в Дармштадте, на родине принцессы, считали, что гордиться Алисе Гессенской нечем, напротив, ее следует пожалеть из-за столь неосмотрительной помолвки! Дармштадтские газеты печатали «жалостливые» статьи:
«Немецкий народ с чувством искреннего огорчения и сожаления следит за отъездом великодушной и всеми любимой принцессы Аликс. Не могу побороть в себе предчувствие, что принцессу, которая так горько плакала, покидая Дармштадт, на чужбине ожидают слезы и разочарование. Не нужно быть пророком, чтобы представить, что творится в душе августейшей невесты в эти судьбоносные недели. Ведь, согласно человеческим законам, жена должна следовать за своим избранником навстречу неизвестности.
Однако немцы не вправе радоваться или восторгаться этим браком. Они не вправе забыть слова поэта: «Принцы лишь рабы своего положения; они не должны следовать велению своего сердца». Если посмотрим на царя, борющегося со смертью, на «частную жизнь» жениха (журналисты как всегда хорошо наслышаны о «частной жизни» известных персон; впрочем, Николай до такой степени не делал секрета из своего романа с Малей Кшесинской в Петербурге, что и для Европы это секретом не оказалось. - Е.Х.), на перемену принцессой религии, которой она была верна до настоящего дня, то должны признать, что лишь героическая натура способна преодолеть все эти испытания… Наши сердца преисполнятся радостью, если мы узнаем, что принцесса обрела подлинное и прочное счастье. Пока же мы можем лишь пожелать ей благополучия и надеяться на самое лучшее, несмотря на неопределенное и шаткое будущее».
Ники и Аликс
Неприятная история «из-за Малечки», чего боялись все родственники Николая, все-таки вышла. Ведь Кшесинская не только угрожала Николаю самоубийством, но и отправила Аликс его интимные письма, чтобы расстроить помолвку. В своих воспоминаниях она ни словом не упомянула об этом, чтобы не разрушать собственный тщательно созданный образ - этакой благородной, романтичной и беззаветно преданной возлюбленной, которой знакомы лишь самые возвышенные чувства. Но остались свидетели и документы, избавиться от которых было не в силах балерины - история часто мстит тем, кто желает быть причастным к обществу сильных мира сего...
Было ли это неприятное открытие - наличие у Ники любовницы - потрясением для Аликс? Вряд ли. Мораль того времени была весьма терпима к похождениям молодых повес. Отчасти это даже считалось вполне естественным. Да и Элла, всегда умевшая всех понять и простить, провела с сестрой разъяснительную работу.
Конечно, не обошлось без неприятного разговора - Ники каялся и просил прощения. Аликс со слезами на глазах выслушала… и простила. Неужели из-за подлых выходок отставной любовницы-скандалистки отказаться от счастья с вымечтанным женихом?
В знак прощения Алиса своей рукой сделала в дневнике цесаревича запись, в которой были такие строки:
«Слова слишком слабы, чтобы выразить любовь мою, восхищение и уважение - что прошло, прошло и никогда не вернется, и мы можем спокойно оглянуться назад - мы все на этом свете поддаемся искушениям, и в юности бывает трудно бороться и противостоять им, но как только мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на путь истины, Господь прощает нас… Господь прощает кающихся. Прости, что я так много пишу, мне хотелось бы, чтобы ты был во мне вполне уверен и знал, что я люблю тебя еще больше после того, что ты мне рассказал. Твое доверие меня глубоко тронуло, и я молю Господа быть всегда его достойной. Да благословит тебя Господь, бесценный Ники».
Свадьбу назначили на следующую весну - год предполагалось потратить на подготовку столь важного государственного торжества, как бракосочетание наследника российского престола. Но судьба нарушила эти планы…
А на семью императора тем временем надвигалась беда. К лету 1894 года состояние здоровья Александра III ухудшилось настолько, что стало очевидно - государь нуждается не просто в отдыхе, а в срочной и серьезной медицинской помощи.
Мария Федоровна решила увезти мужа из столицы в Беловеж, любимое охотничье имение Александра III. Покой, хороший уход и свежий воздух Беловежской пущи - в таких условиях Александру, наверное, станет лучше. Увы, ожидаемого улучшения в Беловеже так и не наступило и императорское семейство перебралось в другое имение - в польскую Спалу. К 21 сентября императорское семейство вновь переехало, на этот раз в в Крым, Ливадию. Врачи полагали, что южный климат улучшит состояние императора, но Александр III угасал.
Николай постоянно находился рядом с отцом и принял на себя груз государственных дел. Марии Федоровне пребывала в полном отчаянии из-за болезни мужа... Ко всему прочему, Александр III потребовал, чтобы вызвали из Германии Алису Гессенскую - он желал непременно благословить молодых и боялся, что не успеет… Мария Федоровна скрепя сердце дала согласие на приглашение невесты сына - в таких обстоятельствах видеть Аликс ей хотелось меньше, чем кого бы то ни было... Но Ники, ошалев от счастья, что вскоре снова сможет увидеть обожаемую Аликс, настроения матери не почувствовал. «Папа и Мама позволили мне выписать мою дорогую Аликс из Дармштадта сюда - ее привезут Элла и д. Сергей. Я несказанно был тронут их любовью и желанием увидеть ее! - записал он в дневнике 5 октября. - Какое счастье снова так неожиданно встретиться - грустно только, что при таких обстоятельствах».
С начала октября в Крым потянулись родственники... Сергей тоже приехал к умирающему брату, поручив жене доставить Аликс в Ливадию.
Алиса Гессенская
Николай занимался государственными бумагами по просьбе отца, но мысли его были с Аликс - они с Эллой должны были появиться в Ливадии со дня на день. Чтобы не чувствовать себя законченным эгоистом, Николай внушал сам себе, что отцу стало гораздо лучше... «Сегодня было как будто маленькое улучшение: хотя Папа спал мало, но у него аппетит, в особенности к вечеру, увеличился, и самочувствие поправилось, - записал он 7 октября. - Телеграммы продолжали сыпаться. Читал бумаги, привезенные фельдъегерем, которые Папа передал мне. Погода стояла хорошая. После завтрака пошли осматривать комнаты, очищенные дамами в свитском доме для Аликс, Эллы и пр. Жду ее приезда со страшным нетерпением! Получил два милые письма. Завтра она должна встретиться с Эллой в Александрове. В первый раз в России после того, как она стала моей невестой!»
Алиса Гессенская в сопровождении великой княгини прибыла в Ливадию 10 октября. Ники встретил их на дороге из Симферополя, и в Ливадии они появились вместе. «Боже мой! Какая радость встретиться с ней на родине и иметь близко от себя - половина забот и скорби как будто спало с плеч», - записал в этот день Николай.
Свое появление в покоях императора Аликс обставила в традициях сентиментализма - сразу же из экипажа, в дорожной одежде, с букетом белоснежных роз в руках она вбежала в покои царя и… растерялась, забыв слова приготовленного приветствия. Император так изменился, что она не смогла его узнать, а когда узнала - горько разрыдалась… Царь обнял невесту сына, поцеловал и прошептал:
- Будьте счастливы, дети мои!
Аликс, обожавшая Николая, не ожидала увидеть его у постели умирающего отца таким растерянным. Управление огромной империей должно было со дня на день перейти в его руки, и пора было предстать перед подданными не мальчиком, но мужем… И юная принцесса берется наставлять жениха, как ему должно поступать. Свои рекомендации она заносит в дневник Ники, чтобы они всегда были у цесаревича перед глазами: «Будь стойким и прикажи доктору Лейдену и другому, Гиршу, приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать… Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты - любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты». (Запись от 15 октября 1894 года).
Подобные наставления Аликс будет давать мужу почти всю жизнь, вплоть до рокового февраля 1917 года. Даже в те часы, когда Николай вынужденно подпишет отречение от престола, к нему будут идти из Петрограда письма и телеграммы императрицы, призывающей мужа быть стойким и проявить твердость, явив подданным свою стальную руку…
«Быть стойким» у одра умирающего отца для Ники оказалось особенно тяжело - его любимая мать находилась в таком горе, что добавлять ей огорчений, пытаясь отодвинуть на второй план и лишить главенствующего положения в доме и семье, Ники не мог… Но то, что Аликс рядом и не оставляет его своей заботой и наставлениями, казалось Николаю большим благом. «Такое утешение иметь [рядом] дорогую Аликс: она целый день сидела у меня, пока я читал дела от разных министров! Около 11 часов у дяди Владимира было совещание докторов - ужасно! Завтракали внизу, чтобы не шуметь! Немного походил с Аликс около дома».
20 октября Александр III был особенно слаб, но и при этом рассудок его оставался совершенно ясным. Он говорил мало, но не забыл поздравить с днем рождения Эллу, которой исполнилось тридцать лет в этот день, обрадовался встрече с сестрой Марией Эдинбургской, прибывшей в Ливадию накануне…
Когда к десяти утра родственники собрались в покоях умирающего, император пожелал еще раз причаститься, теперь уже в общем присутствии, и неожиданно твердым и громким голосом прочел молитву «Верую, Господи…» Мария Федоровна сидела рядом с мужем. Она была измучена - все последние ночи императрица не спала, уже несколько дней не ела и держалась лишь усилием воли. Она нашла силы лишь для того, чтобы обнять мужа, прижать его к себе и ощущать его слабое дыхание. Так они и сидели рядом, обнявшись, несколько часов, пока доктор Лейден заметил, что император мертв. Мария Федоровна продолжала оставаться рядом с мужем, молча, без движения, не разжимая рук, и присутствующие не сразу поняли, что императрица в глубоком обмороке.
Кончина Александра III
Елизавета Федоровна описала последний день Александра Александровича в письме королеве Виктории. Зная, что бабушка недолюбливала русского императора при его жизни, но все же порой бывает сентиментальна, Элла попыталась растрогать Викторию, чтобы достучаться до глубины сердца старой королевы:
«Я опишу вам только детали его прекрасной смерти…
Как вы знаете, это был день моего рождения. Он провел тяжелую ночь и был ужасно слабым. Минни позвала нас туда. Только подумайте, он позвал меня, чтобы поздравить меня и Сергея, и потом поцеловал нас всех одного за другим. Он говорил ясно и сознавал все. Но мы заметили уже знак смерти в его глазах. Его дети и Минни стояли на коленях вокруг него, и Аликс, конечно, тоже. Она была как маленький ангел утешения в продолжение всего того времени…»
Для кого-то Аликс, конечно, и была «маленьким ангелом утешения» (и прежде всего для Ники), но не для всех, как бы ни хотелось старшей сестре видеть ее именно в таком качестве.
Алиса все дни, предшествующие смерти императора, и даже в самый день его смерти жаловалась на боли в ногах - просила, чтобы ей для прогулок подавали коляску, так как она не может ходить, все время норовила сидеть в кресле, так как не может стоять, и даже первая поминальная панихида по усопшему вызвала ее жалобы - она еле смогла выдержать эту долгую службу стоя, при ее-то больных ногах. Ники, пребывавший в полном отчаянии, все равно тревожился о здоровье невесты - «Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! - записал он в дневнике. - Бедная дорогая Мама! Вечером была панихида - в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. - И дальше, без всякого перерыва: У дорогой Аликс опять заболели ноги!»
Но остальным членам императорского семейства эта загадочная болезнь ног, ни с того, ни с сего поразившая молодую здоровую девушку, да еще в такой неподходящий момент, когда ее жених и его близкие переживают тяжелое горе, казалась более чем странной. Пустые капризы, эгоизм и желание привлечь к себе внимание - и больше ничего! Хорош же этот «ангел утешения», ставящий во главу угла собственные прихоти!
Элла была единственным человеком в семье, кроме Николая, окружившим невесту заботой...
Продолжение следует.
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Ч.5. http://eho-2013.livejournal.com/499440.html
Мария Федоровна, устроив Элле и Сергею хорошую головомойку, решила, что вопрос о браке между Ники и Аликс отпал сам собой и «гессенская история» навсегда завершилась. И все останется по-прежнему - Ники будет жить в родительском доме, а самой дорогой и любимой женщиной на свете для него останется мать.
Между тем, у Николая еще весной 1890 года, задолго до заграничного путешествия, несмотря на возвышенную любовь к Алисе Гессенской, появилось еще одно «амурное увлечение» - юная выпускница балетного училища Матильда Кшесинская. И это увлечение мирно уживалось в его душе с мечтами об Аликс. Тем более, что развитию отношений молодой балерины и цесаревича никто не препятствовал. Николай на правах своего человека даже приглашал в дом Матильды свою компанию - Сандро с братьями.
«Мы очень уютно проводили вечера, - рассказывала Кшесинская. - Михайловичи пели грузинские песни, которым они выучились на Кавказе, где отец их был Наместником почти двадцать лет. (...) Живя у родителей, я ничем не могла угостить своих гостей, но иногда мне все же удавалось подать им шампанское. В один из вечеров Наследник вздумал исполнить мой танец Красной Шапочки в «Спящей красавице». Он вооружился какой-то корзинкой, нацепил себе на голову платочек и в полутемном нашем зале изображал и Красную Шапочку и Волка».
Между тем, Элла, желавшая брака Николая и Аликс, продолжала спокойно и настойчиво действовать, не позволяя сестре и Ники забыть о своем увлечении. В том, что отношения с Кшесинской - это несерьезно и ненадолго, великая княгиня даже не сомневалась...
Матильда Кшесинская
Матильда очень старалась предстать на страницах собственных мемуаров романтичной и бескорыстной особой. Но иногда столь красноречиво проговаривалась о своих настроениях, что увериться в ее абсолютном бескорыстии сложно. «Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами».
Бриллиантовый браслет от Фаберже… Право, такая мелочь! Бескорыстной барышне хотелось чего-нибудь «покрупнее»!
В Петербурге роман цесаревича Николая стал настоящей сенсацией. Главная столичная сплетница генеральша А. Богданович записала в свой дневник среди самых горячих новостей: «Цесаревич серьезно увлечен танцовщицей Кшесинской 2-й, которой 19 лет. Она не красивая, не грациозная, но миловидная, очень живая, вертлявая, зовут ее Матильдой. Цесаревич говорил этой «Мале» (так ее зовут), что упросил царя два года не жениться. Она всем и каждому хвалится своими отношениями с ним».
Впрочем, судя по замечаниям мадам Богданович, Маля симпатиями в светских кругах не пользовалась: «Кшесинская очень заважничала с тех пор, как находится для les bonnes grâces **».
** особых милостей (фр.)
Мария Федоровна изредка позволяла себе сделать замечание сыну, но очень тактично и без всяких намеков на Малю. Ники понимал, что это несерьезно, и не придавал матушкиному ворчанию особого внимания. В его дневнике это нашло свое отражение:
«5 марта 1892 года. Мама говорит, что меня почти не видит, так много я шляюсь, но, то не мое мнение, мне кажется, что в мои годы так и следует».
Итак, в зиму 1892-1893 годов Николай был искренне увлечен хорошенькой балеринкой. Их встречи в доме родителей Матильды выглядели двусмысленно, и Ники приобрел для Кшесинской особняк на Английском проспекте. В своих мемуарах Кшесинская очень трогательно рассказывала о том, какие слова сказал ей ее благородный отец, когда она решилась оставить родительский дом и сойтись с Николаем, и что она ответила. Но умалчивает, на чьи деньги был приобретен дом, в котором она поселилась…
«Я ждала возвращения Наследника теперь у себя дома», - вспоминала Кшесинская. Это были уже почти семейные отношения. Ей казалось, что она победила.
Но ее победа быстро обернулась поражением. Перестав быть недосягаемой мечтой и превратившись в нечто обыденное, Матильда вскоре перестала быть желанной. Но потерять свой имидж первой дамы империи и возлюбленной цесаревича Маля не могла…
Однако, Новый 1893 год Николай встречал не с возлюбленной Малей в их новообретенном гнездышке, а с матерью и отцом. И никакого душевного дискомфорта по этому поводу не испытывал.
Цесаревич записал в этот день в дневнике: «31 декабря. Милый Аничков сиял электричеством. В 7 с половиной пошли к молебну. В 12 часов втроем - я с Папа и Мама встретили Новый год». Родители были счастливы, что сын встречает Новый год в их компании, хотя мог бы найти для себя более веселое общество в канун новогодия.
Может быть, Матильда Кшесинская и не желала этого признать, но ее роль в судьбе наследника уже была сыграна. Все мысли Николая отныне были отданы другой.
В январе 1894 года император, который серьезно болел, чувствовал уже себя настолько плохо, что Марии Федоровне пришлось «выйти из тени» и подменять мужа при составлении деловых бумаг, приеме важных посетителей и подготовке решений государственного характера.
Александр III с женой и детьми
Весной 1894 года судьба подарила Николая и Алисе новую встречу - в Кобурге готовилась свадьба брата Эллы и Аликс Эрни (Эрнста-Людвига Гессенского, унаследовавшего после смерти отца герцогский титул) и кузины Ники принцессы Даки (Виктории-Мелиты), дочери Марии Эдингбургской.
Естественно, все родственники получили приглашения на торжества... Мария Федоровна понимала, что на чужой свадьбе у Ники и Алисы будет множество возможностей объясниться, и это приведет к непредсказуемым последствиям. Она не нашла в себе сил поехать в Кобург, хотя туда отправилась довольно представительная делегация от дома Романовых, возглавляемая великими князьями Владимиром и Сергеем с Эллой. Императрица осталась дома и предалась душевным терзаниям.
Аликс, не будучи уверенной, что в Кобурге объяснение с Николаем состоится, продолжала выбранную линию поведения - о браке с цесаревичем речи идти не может, так как мешает принадлежность к разным конфессиям. Это помогало ей не чувствовать себя столь уязвимой.
Но незадолго до отъезда она написала письмо сестре Николая Ксении, дав понять, что решение это вымученное, а Ники ей необыкновенно дорог. «Душка, зачем ты опять говорила об этом предмете, который мы не хотели упоминать никогда? Это жестоко, ведь ты знаешь, что этого никогда не может быть - я всегда говорила это, и подумай, как это тяжело, если знаешь, что ты причиняешь боль тому человеку, которого больше всех ты хотела бы порадовать. Но этого не может быть - он это знает - и потому, молю тебя, не говори об этом снова. Я знаю, Элла опять начнет, но что в том толку, и жестоко все время говорить, что я ломаю ему жизнь, если для того, чтобы сделать его счастливым, я совершила бы осознанный грех. Все и так уже тяжело, и начинать все снова и снова так немилосердно».
Ясно, что после такого никогда влюбленный Ники непременно должен был искать возможность для объяснения с Аликс…
Однако письмо, как обычно, попало на глаза не только Ники, но и матушке, и вызвало совсем не тот эффект, на который рассчитывала гессенская принцесса. 7 апреля императрица написала сыну Георгию:
«Бедный Ники был на грани отчаяния, потому что именно в день его отъезда Ксения получила письмо от сестры Эллы, в котором она сообщала, что никогда не переменит религию и просит сообщить об этом Ники. Ты представляешь, как приятно нам было это узнать и, главным образом, Ники уезжать под ударом этой новости. Если бы она написала об этом раньше, он бы конечно не поехал. (Вообще-то Алиса говорила и писала об этом уже несколько лет, и никакого сюрприза в ее словах не было; но Марии Федоровне, судя по всему, стало жаль, что она не успела воспользоваться этим предлогом и запретить сыну поездку в Кобург. - Е.Х.) Но в последний момент уже невозможно было изменить решение. От всего этого я ужасно переживаю за Ники, которого все эти годы ложно обнадеживали «два Сержа». Это же настоящий грех. В этот раз я говорила об этом с Сержем, а он ответил, что разочарован моими взглядами. Ну в общем - это самая идиотская история, какую только можно представить. Она не только грустная, но и показательная. Все мои надежды только на Бога. Он все делает к лучшему, и если Он хочет, чтобы это свершилось, это свершится, или же Он поможет нам найти настоящую [невесту]».
Что ж, во всяком случае, Мария Федоровна уже искала в себе силы смириться с любым исходом этой «самой идиотской истории», даже с таким, который был бы ей лично не по вкусу…
Свадьба Эрни Гессенского и Виктории-Мелиты
В Кобург Ники отправился с мощной группой поддержки - великие князья, Элла, священник Иоанн Янышев, духовник царской семьи… Даже госпожа Шнайдер, обучавшая Эллу русскому языку, выехала вместе со свитой наследника - в случае успеха помолвки она должна была сразу же приступить к занятиям с Алисой Гессенской. Все понимали - любовная драма цесаревича не может длиться вечно. Все должно, наконец, решиться - так или иначе...
И конечно же, в Кобурге все решилось… Была весна (апрель в Германии обычно теплый и ласковый), природа пробуждалась, парки стояли уже в молодой зелени и весенних цветах, щебетали птички (классический антураж для любовных объяснений!), родственники старались предоставить Ники и Аликс возможность почаще быть наедине. 5 апреля 1894 года Николай записал в своем дневнике:
«Она (Аликс. - Е.Х.) замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустной. Нас оставили вдвоем и начался между нами тот разговор, которого я давно очень желал и… очень боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно: она все противилась перемене религии, она, бедная, много плакала, расстались более спокойно…»
Конечно, раз вопрос о перемене веры был таким сильным козырем в предыдущей игре, нельзя было сразу же его закрыть. И Аликс еще какое-то время продолжала настаивать на своем - целых два дня. А может быть, даже и три…
«8 апреля (эту дату Николай подчеркнул в своем дневнике тремя чертами! - Е.Х.). Чудный, незабвенный день в моей жизни! День моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс. После разговора с ней мы объяснились между собой… Я целый день ходил как в дурмане, не сознавая, что собственно со мной приключилось… Потом был устроен бал. Мне было не до танцев, ходил и сидел в саду с моей невестой. Даже не верится, что у меня - невеста».
Вскоре Элла, как ни в чем не бывало, словно бы не было никаких обвинений в интриганстве, написала «сестре» Минни подробный отчет, проникнутый сознанием честно выполненного долга:
«Дорогая моя Минни!
Как бы я хотела, чтобы ты могла видеть счастье Ники и Аликс после всех этих скорбных дней, когда они были такие печальные… Обычно они тихонько разговаривали у меня в спальне, но, конечно, у нее не было мужества сказать «да». Это продолжалось до свадьбы Эрни, но, когда он уезжал с Даки, он нам сказал, что есть надежда…
(…) О, если бы ты знала, какое невероятное облегчение мы все ощутили. Уверяю, дни эти были пыткой, и твои бедные дети страдали жестоко! Аликс теперь не узнать. Я много лет не видела ее такой счастливой…
Аликс, наконец, помолвлена с единственным человеком, которого она любила. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь! Погода в целом прекрасная, но переменчивая, и мало солнца, но все зеленое, везде цветы. Бабушка (королева Виктория. - Е.Х.) очень мила. Ники и Аликс сегодня утром пили кофе у нее, и она вручила им подарки. (…) Боюсь, что письмо у меня получилось какое-то сумбурное, но внимание все время рассеивается после всех этих впечатлений, и нет ни минуты отдыха.
(…) Я думаю, уже после первого разговора с Ники Аликс почувствовала, что у нее не будет сил отказать… Просто ее любовь оказалась настолько сильной, что она не смогла сказать «нет», и она лишь ждала поддержки, чтобы чувствовать, что протестанты поймут ее. Это так естественно, если задуматься. Просто любовь и долг вели в ней страшную борьбу, и она вдруг поняла, что будет мучиться еще больше, если бросит Ники, и что в конце концов главное - быть христианином.
Я убеждена, что Аликс полюбит православную веру, только надо быть очень деликатным и проявить огромное уважение к ее старой вере, чтобы не оскорблять ее чувства (Элла и сама лишь в 1891 году под влиянием мужа приняла «православие», да и Минни родилась в протестантской семье; в таком контексте странным кажется употребление слов «ее старая вера», а не «наша старая вера». - Е.Х.), и ее новая вера расцветет в ее любви - любовь святая и чистая соединяется в вере. К счастью, проповедь на свадьбе Эрни была именно об этом, и нельзя было выбрать лучше, чтобы показать ей, что самый лучший земной дар Божий - это любовь между мужем и женой. И она сказала мне, что она это чувствует…
Самый сердечный и нежный привет от всех нас и сердечный поцелуй от твоей любящей сестры Эллы».
В общем, рады вы или не рады, а невестку придется принять. Да Аликс еще, видите ли, будет мучиться еще больше, если бросит Ники... У императрицы просто не было слов, чтобы комментировать столь нахальные заявления! Тем не менее, Мария Федоровна вынуждена была «смириться с поражением» - в конце концов, врагом своим детям она никогда не была и разбивать их счастья не желала.
В гостях...
Николай не успел вернуться домой из Кобурга, а в столице России уже буквально на каждом углу торговали портретами его возлюбленной. Оказалось, это весьма ходовой товар… Молодой сотрудник дипломатического ведомства (и будущий министр иностранных дел) Владимир Ламздорф записал в дневник 11 апреля 1894 года: «В 11 часов виделся с министром. Несколько дней тому назад никто не видел фотографий принцессы Алисы, теперь их можно найти в витрине любого магазина, где продаются открытки и гравюры. Г-н Гирс, когда я ему показываю одну из таких фотографий, не находит будущую царевну красивой. Он рассказывает, что во время своего первого появления при нашем дворе, в 1889 г., она даже показалась ему уродливой. В те времена наследник-цесаревич избегал встречаться с ней (а сам-то Ники был уверен, что именно тогда влюбился с новой силой! - Е.Х.), государыне она тоже не понравилась; в очертании ее рта находили какие-то признаки цельного, но неприятного характера. Министр тогда сказал германскому генералу Швейницу, что вряд ли с их стороны было ловким ходом демонстрировать здесь, чтобы выдать замуж, такую принцессу, которая столь некрасива и неуклюжа; посол возразил: она сейчас еще подросток, подождите немного и увидите, какой она станет. Теперь уверяют, будто наследник влюблен в нее целых пять лет…»
Что ж, в пересудах и домыслах, как обычно, недостатка не было.
Впрочем, в Дармштадте, на родине принцессы, считали, что гордиться Алисе Гессенской нечем, напротив, ее следует пожалеть из-за столь неосмотрительной помолвки! Дармштадтские газеты печатали «жалостливые» статьи:
«Немецкий народ с чувством искреннего огорчения и сожаления следит за отъездом великодушной и всеми любимой принцессы Аликс. Не могу побороть в себе предчувствие, что принцессу, которая так горько плакала, покидая Дармштадт, на чужбине ожидают слезы и разочарование. Не нужно быть пророком, чтобы представить, что творится в душе августейшей невесты в эти судьбоносные недели. Ведь, согласно человеческим законам, жена должна следовать за своим избранником навстречу неизвестности.
Однако немцы не вправе радоваться или восторгаться этим браком. Они не вправе забыть слова поэта: «Принцы лишь рабы своего положения; они не должны следовать велению своего сердца». Если посмотрим на царя, борющегося со смертью, на «частную жизнь» жениха (журналисты как всегда хорошо наслышаны о «частной жизни» известных персон; впрочем, Николай до такой степени не делал секрета из своего романа с Малей Кшесинской в Петербурге, что и для Европы это секретом не оказалось. - Е.Х.), на перемену принцессой религии, которой она была верна до настоящего дня, то должны признать, что лишь героическая натура способна преодолеть все эти испытания… Наши сердца преисполнятся радостью, если мы узнаем, что принцесса обрела подлинное и прочное счастье. Пока же мы можем лишь пожелать ей благополучия и надеяться на самое лучшее, несмотря на неопределенное и шаткое будущее».
Ники и Аликс
Неприятная история «из-за Малечки», чего боялись все родственники Николая, все-таки вышла. Ведь Кшесинская не только угрожала Николаю самоубийством, но и отправила Аликс его интимные письма, чтобы расстроить помолвку. В своих воспоминаниях она ни словом не упомянула об этом, чтобы не разрушать собственный тщательно созданный образ - этакой благородной, романтичной и беззаветно преданной возлюбленной, которой знакомы лишь самые возвышенные чувства. Но остались свидетели и документы, избавиться от которых было не в силах балерины - история часто мстит тем, кто желает быть причастным к обществу сильных мира сего...
Было ли это неприятное открытие - наличие у Ники любовницы - потрясением для Аликс? Вряд ли. Мораль того времени была весьма терпима к похождениям молодых повес. Отчасти это даже считалось вполне естественным. Да и Элла, всегда умевшая всех понять и простить, провела с сестрой разъяснительную работу.
Конечно, не обошлось без неприятного разговора - Ники каялся и просил прощения. Аликс со слезами на глазах выслушала… и простила. Неужели из-за подлых выходок отставной любовницы-скандалистки отказаться от счастья с вымечтанным женихом?
В знак прощения Алиса своей рукой сделала в дневнике цесаревича запись, в которой были такие строки:
«Слова слишком слабы, чтобы выразить любовь мою, восхищение и уважение - что прошло, прошло и никогда не вернется, и мы можем спокойно оглянуться назад - мы все на этом свете поддаемся искушениям, и в юности бывает трудно бороться и противостоять им, но как только мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на путь истины, Господь прощает нас… Господь прощает кающихся. Прости, что я так много пишу, мне хотелось бы, чтобы ты был во мне вполне уверен и знал, что я люблю тебя еще больше после того, что ты мне рассказал. Твое доверие меня глубоко тронуло, и я молю Господа быть всегда его достойной. Да благословит тебя Господь, бесценный Ники».
Свадьбу назначили на следующую весну - год предполагалось потратить на подготовку столь важного государственного торжества, как бракосочетание наследника российского престола. Но судьба нарушила эти планы…
А на семью императора тем временем надвигалась беда. К лету 1894 года состояние здоровья Александра III ухудшилось настолько, что стало очевидно - государь нуждается не просто в отдыхе, а в срочной и серьезной медицинской помощи.
Мария Федоровна решила увезти мужа из столицы в Беловеж, любимое охотничье имение Александра III. Покой, хороший уход и свежий воздух Беловежской пущи - в таких условиях Александру, наверное, станет лучше. Увы, ожидаемого улучшения в Беловеже так и не наступило и императорское семейство перебралось в другое имение - в польскую Спалу. К 21 сентября императорское семейство вновь переехало, на этот раз в в Крым, Ливадию. Врачи полагали, что южный климат улучшит состояние императора, но Александр III угасал.
Николай постоянно находился рядом с отцом и принял на себя груз государственных дел. Марии Федоровне пребывала в полном отчаянии из-за болезни мужа... Ко всему прочему, Александр III потребовал, чтобы вызвали из Германии Алису Гессенскую - он желал непременно благословить молодых и боялся, что не успеет… Мария Федоровна скрепя сердце дала согласие на приглашение невесты сына - в таких обстоятельствах видеть Аликс ей хотелось меньше, чем кого бы то ни было... Но Ники, ошалев от счастья, что вскоре снова сможет увидеть обожаемую Аликс, настроения матери не почувствовал. «Папа и Мама позволили мне выписать мою дорогую Аликс из Дармштадта сюда - ее привезут Элла и д. Сергей. Я несказанно был тронут их любовью и желанием увидеть ее! - записал он в дневнике 5 октября. - Какое счастье снова так неожиданно встретиться - грустно только, что при таких обстоятельствах».
С начала октября в Крым потянулись родственники... Сергей тоже приехал к умирающему брату, поручив жене доставить Аликс в Ливадию.
Алиса Гессенская
Николай занимался государственными бумагами по просьбе отца, но мысли его были с Аликс - они с Эллой должны были появиться в Ливадии со дня на день. Чтобы не чувствовать себя законченным эгоистом, Николай внушал сам себе, что отцу стало гораздо лучше... «Сегодня было как будто маленькое улучшение: хотя Папа спал мало, но у него аппетит, в особенности к вечеру, увеличился, и самочувствие поправилось, - записал он 7 октября. - Телеграммы продолжали сыпаться. Читал бумаги, привезенные фельдъегерем, которые Папа передал мне. Погода стояла хорошая. После завтрака пошли осматривать комнаты, очищенные дамами в свитском доме для Аликс, Эллы и пр. Жду ее приезда со страшным нетерпением! Получил два милые письма. Завтра она должна встретиться с Эллой в Александрове. В первый раз в России после того, как она стала моей невестой!»
Алиса Гессенская в сопровождении великой княгини прибыла в Ливадию 10 октября. Ники встретил их на дороге из Симферополя, и в Ливадии они появились вместе. «Боже мой! Какая радость встретиться с ней на родине и иметь близко от себя - половина забот и скорби как будто спало с плеч», - записал в этот день Николай.
Свое появление в покоях императора Аликс обставила в традициях сентиментализма - сразу же из экипажа, в дорожной одежде, с букетом белоснежных роз в руках она вбежала в покои царя и… растерялась, забыв слова приготовленного приветствия. Император так изменился, что она не смогла его узнать, а когда узнала - горько разрыдалась… Царь обнял невесту сына, поцеловал и прошептал:
- Будьте счастливы, дети мои!
Аликс, обожавшая Николая, не ожидала увидеть его у постели умирающего отца таким растерянным. Управление огромной империей должно было со дня на день перейти в его руки, и пора было предстать перед подданными не мальчиком, но мужем… И юная принцесса берется наставлять жениха, как ему должно поступать. Свои рекомендации она заносит в дневник Ники, чтобы они всегда были у цесаревича перед глазами: «Будь стойким и прикажи доктору Лейдену и другому, Гиршу, приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят, а также все подробности относительно того, что они находят нужным для него сделать… Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты - любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты». (Запись от 15 октября 1894 года).
Подобные наставления Аликс будет давать мужу почти всю жизнь, вплоть до рокового февраля 1917 года. Даже в те часы, когда Николай вынужденно подпишет отречение от престола, к нему будут идти из Петрограда письма и телеграммы императрицы, призывающей мужа быть стойким и проявить твердость, явив подданным свою стальную руку…
«Быть стойким» у одра умирающего отца для Ники оказалось особенно тяжело - его любимая мать находилась в таком горе, что добавлять ей огорчений, пытаясь отодвинуть на второй план и лишить главенствующего положения в доме и семье, Ники не мог… Но то, что Аликс рядом и не оставляет его своей заботой и наставлениями, казалось Николаю большим благом. «Такое утешение иметь [рядом] дорогую Аликс: она целый день сидела у меня, пока я читал дела от разных министров! Около 11 часов у дяди Владимира было совещание докторов - ужасно! Завтракали внизу, чтобы не шуметь! Немного походил с Аликс около дома».
20 октября Александр III был особенно слаб, но и при этом рассудок его оставался совершенно ясным. Он говорил мало, но не забыл поздравить с днем рождения Эллу, которой исполнилось тридцать лет в этот день, обрадовался встрече с сестрой Марией Эдинбургской, прибывшей в Ливадию накануне…
Когда к десяти утра родственники собрались в покоях умирающего, император пожелал еще раз причаститься, теперь уже в общем присутствии, и неожиданно твердым и громким голосом прочел молитву «Верую, Господи…» Мария Федоровна сидела рядом с мужем. Она была измучена - все последние ночи императрица не спала, уже несколько дней не ела и держалась лишь усилием воли. Она нашла силы лишь для того, чтобы обнять мужа, прижать его к себе и ощущать его слабое дыхание. Так они и сидели рядом, обнявшись, несколько часов, пока доктор Лейден заметил, что император мертв. Мария Федоровна продолжала оставаться рядом с мужем, молча, без движения, не разжимая рук, и присутствующие не сразу поняли, что императрица в глубоком обмороке.
Кончина Александра III
Елизавета Федоровна описала последний день Александра Александровича в письме королеве Виктории. Зная, что бабушка недолюбливала русского императора при его жизни, но все же порой бывает сентиментальна, Элла попыталась растрогать Викторию, чтобы достучаться до глубины сердца старой королевы:
«Я опишу вам только детали его прекрасной смерти…
Как вы знаете, это был день моего рождения. Он провел тяжелую ночь и был ужасно слабым. Минни позвала нас туда. Только подумайте, он позвал меня, чтобы поздравить меня и Сергея, и потом поцеловал нас всех одного за другим. Он говорил ясно и сознавал все. Но мы заметили уже знак смерти в его глазах. Его дети и Минни стояли на коленях вокруг него, и Аликс, конечно, тоже. Она была как маленький ангел утешения в продолжение всего того времени…»
Для кого-то Аликс, конечно, и была «маленьким ангелом утешения» (и прежде всего для Ники), но не для всех, как бы ни хотелось старшей сестре видеть ее именно в таком качестве.
Алиса все дни, предшествующие смерти императора, и даже в самый день его смерти жаловалась на боли в ногах - просила, чтобы ей для прогулок подавали коляску, так как она не может ходить, все время норовила сидеть в кресле, так как не может стоять, и даже первая поминальная панихида по усопшему вызвала ее жалобы - она еле смогла выдержать эту долгую службу стоя, при ее-то больных ногах. Ники, пребывавший в полном отчаянии, все равно тревожился о здоровье невесты - «Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! - записал он в дневнике. - Бедная дорогая Мама! Вечером была панихида - в той же спальне! Чувствовал себя как убитый. - И дальше, без всякого перерыва: У дорогой Аликс опять заболели ноги!»
Но остальным членам императорского семейства эта загадочная болезнь ног, ни с того, ни с сего поразившая молодую здоровую девушку, да еще в такой неподходящий момент, когда ее жених и его близкие переживают тяжелое горе, казалась более чем странной. Пустые капризы, эгоизм и желание привлечь к себе внимание - и больше ничего! Хорош же этот «ангел утешения», ставящий во главу угла собственные прихоти!
Элла была единственным человеком в семье, кроме Николая, окружившим невесту заботой...
Продолжение следует.