Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 5
Продолжение. Начало см.:
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Николая и Аликс
В 1890 году цесаревич Николай завершил свое образование. Под руководством университетских профессоров он изучил основные дисциплины, изучавшиеся на разных факультетах, и прошел программу военной академии Генерального штаба с лучшими преподавателями академии. Регулярные занятия закончились, и Ники вздохнул с облегчением - теперь его ожидала настоящая взрослая жизнь. Для начала Александр III и Мария Федоровна решили отправить сына в путешествие. Ники посмотрит мир, познакомится с интересными людьми, узнает много нового. Да и миру пора представить молодого наследника российского престола.
Он мог вернуться совсем другим человеком. И Элла предприняла все, чтобы ее сестра Аликс Гессенская не была забыта цесаревичем в долгих странствиях. Накануне отъезда Николай получил от тетушки письмо, в котором обнаружил портрет юной принцессы. «Посылаю тебе фотографию, которую она (Аликс. - Е.Х.) передала мне для тебя и просила, чтобы ты хранил ее тайно, только для себя. Твоя фотография, которую я послала ей, находится на ее письменном столе под моей фотографией, невидимая и близкая. И она может в любое время смотреть на нее. Мы можем лишь молиться и молиться. Я верую в то, что Бог даст решимость и силу».
Да, Элла с энтузиазмом приняла на себя роль наперсницы... Великий князь Сергей тоже не оставался в стороне - он желал объяснить Ники, что проблема перемены веры вовсе не так страшна, как ее представили. Он писал племяннику:
«Большое смущение - религия - оно понятно, но это препятствие будет преодолено - это можно заключить из ее разговоров. (…) Вообще ты можешь быть спокоен - ее чувство слишком глубоко, чтобы могло измениться. Будем крепко надеяться на Бога; с его помощью все сладится в будущем году».
Фрегат "Память Азова", на котором путешествовал цесаревич Николай
23 октября 1890 года Николай и его брат Георгий выехали из Гатчины в долгий вояж, предвкушая необыкновенные приключения и открытия. По железной дороге они добрались до Вены, оттуда, лишь денек погостив в австрийской столице, - в Триест, где поднялись на борт фрегата «Память Азова». Теперь молодым великим князьям предстоял морской поход по разным странам мира.
Маршрут был выбран непростой - Греция, где к великим князьям присоединился их кузен принц Георг Греческий, потом - Порт-Саид, Суэцкий канал, Каир, круиз по Нилу, Луксор, Аден и, наконец, Индия и Цейлон, а там - далекая Япония…
Мария Федоровна, всегда с особым вниманием относившаяся к вопросам престижа династии, волновалась. Она понимала, что этот визит - дебют сына на поприще международных отношений, и оттого, как за рубежом отнесутся к наследнику русского престола, будет во многом зависеть в будущем дипломатия России. А мамы, чтобы помочь делом и советом, рядом с мальчиком нет! Она писала сыну в Индию:
«Я хочу думать, что ты очень вежлив со всеми англичанами, которые стараются оказать тебе лучшие, по мере возможности, прием, охоту и т.д. Я хорошо знаю, что балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, но ты должен понять, что твое положение тебя обязывает к этому. Отставь свой личный комфорт в сторону, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что тебе скучно. Будешь ли ты так делать, мой Ники? На балах ты должен считать своим долгом больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, ты понимаешь все это прекрасно, и ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против тебя, и чтобы ты оставил самое лучшее впечатление у всех и всюду».
Торжественная встреча цесаревича Николая в Бомбее
Путешествие оказалось не таким простым... Брат Николая Георгий все время мучался на море со своими легкими и вынужден был прервать свое путешествие и вернуться домой (его "простуды" были началом легочного процесса, который через несколько лет сведет молодого великого князя в могилу). А в Японии на Николая было совершено покушение, он был ранен и вообще чудом остался жив. Император Александр распорядился, чтобы сын вернулся домой раньше, чем планировалось. Путешествие с Дальнего Востока через Сибирь в европейскую часть России сулило не меньше интересного, чем чужие берега. Во Владивостоке Николай получил императорский рескрипт:
«Повелев ныне приступить к постройке сплошной через всю Сибирь железной дороги, имеющей соединить обильные дарами природы Сибирские области с сетью внутренних рельсовых сообщений, Я поручаю Вам объявить таковую волю Мою, по вступлении Вами вновь на Русскую землю, после обозрения иноземных стран Востока».
Цесаревичу поручалось совершить закладку Уссурийского участка магистрали и здания железнодорожного вокзала во Владивостоке. Николай с энтузиазмом приступил к делу и принял личное участие в начале строительства главной железной дороги России. (И кто бы мог в то время представить, что 27 лет спустя поезд понесет Николая и его близких по Транссибирской магистрали к Екатеринбургу, где оборвутся их жизни?)
Но, кроме распоряжений императора, Ники ожидало еще и письмо от Эллы с напоминанием о влюбленной Аликс. «Теперь все в руках Божьих, в твоей смелости и в том, как ты проявишь себя. Будет трудно, но я не могу не надеяться. Бедняжка, она так страдает, я единственный человек, кому она пишет и с кем она говорит об этом, и оттого ее письма часто так печальны».
Однако юному Ники, прежде чем «проявлять себя» перед немецкой принцессой, предстояло еще долгое путешествие на запад - из Владивостока через Хабаровск, Благовещенск, Читу, Иркутск, Красноярск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург и Москву в Санкт-Петербург.
4 августа 1891 года цесаревича Николая торжественно встречали в Петербурге. Вернувшись домой, Ники наконец выкроил время на весточку Сандро:
«Я перед тобой страшно виноват за то, что не отвечал на твои письма, но подумай сам, где мне было сыскать время в Сибири, когда каждый день и без того переполнен до изнеможения. Несмотря на это, я в таком восторге от того, что видел, что только устно могу передать впечатления об этой богатой и великолепной стране, до сих пор так мало известной и (к стыду сказать) почти незнакомой нам, русским!»
Теперь вся семья - Александр III, Мария Федоровна, возвратившийся из дальних странствий Ники и другие дети могли позволить себе вместе отдохнуть в любимом Фреденсборге, в Дании. А тем временем в подмосковном имении великого князя Сергея случилась большая беда.
Александра и Элла в Ильинском на "гигантских шагах"
Сергей и Павел вместе с женами снова проводили лето в Ильинском. В дружеской атмосфере юная беременная Александра потеряла осторожность и часто в развлечениях забывала о своем «интересном положении» и о том, что следует «беречься»… Вечером, в разгар очередного бала ей сделалось дурно. Что послужило причиной: то ли излишнее усердие в танцах, то ли катание на лодке, то ли легкомысленный прыжок Александры на лодочную пристань прямо с высокого бережка (она поленилась обходить его по тропинке, торопясь оказаться у воды первой), но неожиданно великая княгиня почувствовала резкую боль.
Великая княгиня Александра пребывала всего лишь на седьмом месяце беременности, и по всем расчетам до рождения ребенка было еще далеко, но у внезапно нее начались осложненные преждевременные роды. Никто из родных, включая мужа, не был готов к подобному повороту событий, и даже врача поблизости не оказалось. Кинулись разыскивать какого-нибудь сельского доктора или хотя бы опытного фельдшера, который окажет первую помощь, пока из Москвы прибудут по вызову маститые медики. В Ильинском, всего лишь в тридцати верстах от Москвы, это оказалось непросто.
Сергей и Элла с гостями в Ильинском
Фельдшер из Ильинского доверия великим князьям не внушал, Елизавета Федоровна говорила о нем: "Кто же к нему обратится, он ведь пьяница, еще зарежет кого-нибудь ненароком". Деревенский староста однажды объяснил великой княгине Елизавете, что медицинская помощь бабам при родах по местному убеждению - пустая блажь.
- К чему им акушерка, - рассуждал староста. - У нас всякая лечить может, и пособить, когда надо. Ножом чик, - он показал как перерезают пуповину новорожденному, - и живи себе, не жалься!
- Вы подумайте, как у них все просто! - удивилась Елизавета Федоровна.
Но случай Александры простым не являлся. Ей становилось все хуже, а разыскать удалось лишь деревенскую бабку-повитуху. Бабка поспешила на помощь, но ее скромных возможностей оказалось совершенно недостаточно. Великая княгиня впала в кому, и врачи, прибывшие наконец в Ильинское, уже не смогли ее спасти. Александра шесть дней находилась без сознания и жизнь по капле оставляла ее. Врачи извлекли из тела умирающей матери слабенького недоношенного младенца. А мать, не очнувшись и не увидев малыша, к исходу шестого дня умерла... Элла и Сергей были просто убиты горем. Сергей Александрович распорядился навсегда запереть двери в комнату Александры, оставив там все так, как было при ее жизни...
Мучительная смерть двадцатилетней невестки государя опечалила многих. Местные крестьяне, относившиеся к Романовым с большим уважением, стекались в Ильинское проститься с великой княгиней. Женщины в голос выли, а мужики, дабы оказать молоденькой страдалице последние почести, понесли гроб с телом Александры на руках к станции, хотя путь был неблизким - двенадцать верст. Но вся дорога от усадьбы до вокзала оказалась усыпанной цветами...
Александра и Элла
На Николая известие о смерти кузины Александры произвело самое тяжелое впечатление. Хотя он и не присутствовал в Ильинском в роковой момент, но пришедшая в Данию в начале сентября 1891 года весть о несчастье с молоденькой родственницей совершенно выбила Ники из колеи. Он был уверен, что это - самое страшное событие в семействе Романовых после жуткой гибели его деда Александра II. 12 сентября Николай записал в дневник:
«После 1 марта 1881 года *, не переживал подобного дня. Когда я поднялся наверх поздороваться с Папа и Мама - узнал о роковой вести, что дорогой, незабвенной Аликс ночью уже не стало! Я не мог себе представить, чтобы это случилось наяву, все казалось каким-то зловещим сном. Боже! Что должны чувствовать и как страдать д[ядя] Вилли, т[етя] Ольга ** и в особенности бедный д[ядя] Павел. Не мог также смотреть без слез на Джоржи, Ники и Мини ***. Да! Все кончено! Как грозно проявил наш Господь свой гнев. Впрочем, да будет святая воля Его!.. В 3 часа отслужили панихиду по ней. Целый день мы все бродили как тени по комнатам и по саду. (…) Решено, что мы едем завтра же в Москву - греки также! Обедали семейством в нашей столовой. Кому могло придти в голову ровно месяц назад, когда мы сюда прибыли, что придется так неожиданно уезжать из этого милого места, в котором прежде находили спокойствие и радость настоящей семейной жизни. Во всем волен Бог!»
К смерти несчастной Александры Николай мыслями возвращался еще не раз. Через несколько месяцев, в канун Нового, 1892 года он снова доверил дневнику свои беды:
«Вечер провели спокойно у себя и по обыкновению Новый год не встретили ничем. Не могу сказать, чтобы сожалели, что 1891 год кончился: он был положительно роковым для всего нашего семейства. Смерть тети Ольги, дяди Низи * и милой Аликс, болезнь и долгая разлука с Георгием и, наконец, мой случай в Отцу [покушение в Японии] - все следовало быстро одно за другим. И голод присоединился к этим семейным несчастьям! Нечего сказать! Тяжелый год! Молю Бога, чтобы будущий 1892 год был похож на прежние, на восьмидесятые. Единственным светлым воспоминанием для меня является благополучное возвращение домой из Сибири и радостная встреча с семейством в Фреденсборге, и то вскоре омраченная ужасной смертью Аликс!»
* Дата гибели императора Александра III.
** Греческие король и королева, родители Александры.
*** Братья Александры, принцы Георгий и Николай Греческие, и сестра, принцесса Мария.
* Великая княгиня Ольга Федоровна и великий князь Николай Николаевич старший, родственники Ники, скончались в 1891 году.
Великий князь Павел остался вдовцом с двумя детьми - полуторогодовалой дочкой и новорожденным сыном, таким больным и слабеньким, что все говорили: "Ангелочек - не жилец на этом свете. Господь заберет его к себе, чтобы долго не мучить"... Он пребывал в состоянии нервного шока, и заботиться об осиротевших малышах пришлось дяде и тетке - Сергею Александровичу и Елизавете Федоровне. Никаких специальных инкубаторов для выхаживания недошенных детей еще не было, поэтому маленького великого князя по совету врачей в колыбели обкладывали ватой, как птенчика в гнезде, и согревали бутылками с теплой водой. Дядя сам возился с новорожденным, даже сам купал его. При наличии в доме целого штата прислуги он не решался никому доверить столь ответственное дело.
И бэби (как называли новорожденного малыша, еще не принявшего крещение), во всех смыслах окруженный теплом, стал наливаться здоровьем и прибавлять в весе. Во всяком случае, непосредственная угроза его жизни отступила.
Павел Александрович, все еще находясь в большом упадке духа, отправился за границу "восстанавливаться" после горькой утраты. Детей он поручил заботам бездетного брата и его жены, раз уж Сергей с Эллой так близко приняли их судьбу к сердцу.
Элла очень горевала о своей молоденькой родственнице и жалела овдовевшего Павла. Бабушке-королеве в Лондон она написала:
"День их помолвки был только три года назад. Такое идеальное счастье было так скоро разбито. Это так печально..."
Маленькая Мария в то время еще нетвердо ходила и только-только начала разговаривать. Оставшись в чужом доме, она не могла понять, куда же вдруг делась мама, которая сначала не желала видеть свою доченьку, скрываясь в спальне, а после и вовсе исчезла... И почему потом исчез папа? И отчего дядя и тетя уделяют ей так мало времени, перепоручив няньке? А какому-то, неизвестно откуда взявшемуся бэби отдано все их внимание?
Слов ей еще не хватало, чтобы сформулировать все свои вопросы, но дети, начиная говорить, обычно понимают уже гораздо больше, чем может произнести непослушный язычок. Мария долго не могла забыть мать, и указывая на ее портрет, кричала непонятливым взрослым: "Мама! Мама!", рассчитывая, что удастся привлечь к себе внимание, и тогда не только изображение, а и сама мама вот-вот должна появиться. Ведь без мамы так плохо! А взрослые не понимали!
Тетя Элла писала другой тетке малышей императрице Марии, Минни: "Дети у нас, слава Богу, растут. Малыш-мальчик такая душка, толстенький такой, весит больше 9 фунтов (около 4,5 кг - толстеньким он мог показаться лишь в сравнении с тем, что было сразу после рождения. - Е.Х.), так что доктор очень доволен. Маленькая Мария такая веселенькая и потешная! (...) Она все время смеется и поет, и у нее точно такая же улыбка, как у ее дорогой матери. Стоит ей увидеть фотографию Аликс, она говорит: "мама", и ей каждое утро дают целовать ее портрет"...
Маму к Марии так и не привели... А разрешение целовать мамин портрет никак не могло сделать горе маленькой девочки менее острым.
Оправившись после утраты, великий князь Павел вернулся в свой дворец в Петербурге и перевез туда детей. Конечно, он постарался сделать все должное, чтобы дети были устроены как надо. Под "детские апартаменты" был отдан весь третий этаж дворца, изолированный от остальных помещений, из Англии выписали двух опытных нянек с блестящими рекомендациями, многочисленные русские горничные, слуги и помощницы должны были им безоговорочно подчиняться. Но сам он, убедившись, что сын и дочь в надежных руках, виделся с детьми крайне редко. Может быть, они наводили его на грустные мысли о своей так рано ушедшей матери, или он старался с головой погрузиться в дела, чтобы забыть о душевной боли, но Павел Александрович заходил в детскую лишь два раза в день и то на несколько минут - утром, уходя из дома, здоровался с проснувшимися детьми, вечером, если успевал вернуться до того, как их укладывали спать, желал им доброй ночи.
Сергей и Элла старались при каждой возможности забрать детей к себе.
Сергей Александрович в 1891 был назначен московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа и жил теперь вместе с женой в Первопрестольной.
Едва вступив в должность и перестраивая на свой вкус губернаторский дом на Тверской, 13, великий князь заказал архитектору отделать специальные покои для маленьких племянников, предполагая, что дети будут проводить в его доме много времени.
В феврале 1892 года "Московские ведомости" поместили подробный рассказ о том, как преобразился губернаторский дом-дворец на Тверской, описывая интерьеры, расположение и назначение комнат, мебель, ткани, затянувшие стены, цвет гардин и прочее. "Из приемной налево по линии Тверской следует малая столовая, меблированная в стиле петровского времени, мебель в ней совершенно простая, из дуба, в характере времен Петра Великого... За малой столовой комната (угловая к Чернышевскому переулку) - парадный кабинет его высочества"... и т.д., и т.д... Из этого любопытного документа можно узнать, не только какая обивка на мебели в "белой гостиной ампир", а какая - в собственной гостиной ее высочества Елизаветы Федоровны, где располагалась "живописная мастерская" великой княгини, а где - супружеская опочивальня, и какие люстры и бра вывешены в танцевальной зале, но и о расположении специальных апартаментов для племянников генерал-губернатора. За библиотекой в бельэтаже - комнаты великой княжны Марии Павловны, выходящие окнами на Тверскую (в те годы еще не такую шумную, как теперь), а на верхнем этаже - комнаты великого князя Дмитрия Павловича, соединяющиеся винтовой лестницей с собственной половиной ее высочества...
Ничто еще не предвещало, что дети когда-нибудь будут надолго разлучены с отцом и поселятся в доме дяди на постоянной основе, но Сергей Александрович предусмотрительно приготовил для малышей специальные детские в собственном доме, на всякий случай... К маленьким племянникам бездетная великокняжеская чета привязалась чрезвычайно.
Уцелела фотография, не парадная, сделанная не на показ, а для семейного альбома - на веранде дома в Ильинском Сергей Александрович, Елизавета Федоровна, трое гостей и Мария с Дмитрием. Елизавета Федоровна сидит в кресле-качалке, у нее на коленях резвится двухлетний малыш (вот теперь он и вправду стал толстеньким и забавным), а маленькая принцесса Мариша очень серьезно восседает на венском стуле как на троне, чинно сложив на коленях ручки и свесив ножки в лакированных туфельках. Сергей Александрович опустился рядом с ней на колени (наверное, он охотно нагнулся бы к ребенку, да мешает больная спина), потихоньку приобнял и, похоже, уговаривает ее не быть букой и улыбнуться фотографу.
Увы, надутая как пузырик девочка в этот момент явно не в духе, и ни дяде, ни тете, ни человеку с фотоаппаратом улыбаться не желает.
В 1893 году неожиданно выплыла наружу закулисная помощь Эллы и Сергея в деле развития отношений Ники и Аликс Гессенской. Мария Федоровна была вне себя. У нее отнимают сына! Против нее плетут гнусные злокозненные интриги!
Николаю было уже двадцать пять лет. Как будущий государь он должен был думать об интересах престолонаследия, да и по собственному убеждению ему давно пора было вступить в брак («мне самому ужасно хочется жениться, ощущается потребность свить и устроить себе гнездышко», - признавался он Сандро еще в 1891 году), но Мария Федоровна старалась не замечать подобных настроений сына. Устройство династических браков - дело непростое, но мать не желала делать ничего, чтобы помочь сыну найти свою суженую, оттягивая «страшный момент», сколько было в ее силах.
Однажды она чисто формально упомянула одну возможную невесту - Елену, дочь графа Парижского, герцога Орлеанского, претендента на французский престол (весьма сомнительного с точки зрения династических расчетов, если учесть, что Франция оставалась республикой и прекрасно обходилась без монарха), отчетливо понимая, что Ники вряд ли заинтересуется возможностью женитьбы на совершенно чужой и чуждой ему особе. Этот разговор вызвал у цесаревича лишь ощущение неловкости.
«В разговоре с Мама она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери графа Парижского, что меня поставило в странное положение», - записал в дневнике удивленный Ники.
Этим все хлопоты матери по устройству судьбы сына и завершились. Правда, еще кайзер Вильгельм, набивавшийся к Ники в закадычные друзья, пытался сосватать ему собственную сестру, принцессу Маргариту - но у нее было слишком много недостатков: занудство, отсутствие женской привлекательности, костлявая фигура, и, главный, близкое родство с кайзером.
Этот вариант ни родители, ни сам жених даже не рассматривали всерьез - Александр III говорил: «Только не немка…», а Ники утверждал, что лучше уйдет в монастырь, чем женится на Маргарите Прусской.
Марии Федоровне была глубоко неприятна мысль, что придется делить сына с какой-то особой. Вряд ли можно было надеяться, что Ники навсегда останется холостяком - это была бы большая проблема для царствующего дома Романовых, но императрица предпочитала, чтобы все так и тянулось сколь возможно дольше…
Когда Ники заикался о любви к Аликс Гессенской, мать старалась перевести разговор на другое - вот еще глупости, зачем им в семье этот «гессенский цветочек», хватит и Эллы, та, по крайней мере, умна, тактична и приветлива, а Аликс держится букой и ходит, словно аршин проглотила. Вообразить ее своей невесткой Мария Федоровна не могла и, главное, не желала.
И вдруг Ники, не имевший привычки обманывать мать, показал ей все письма, связанные с закулисным сватовством, и императрица с ужасом узнала, как далеко зашло дело! И уяснила себе роль дражайших родственников - Эллы и Сергея - в этой истории. Оказывается, через них годами шла переписка влюбленных, да и все прочие посреднические функции они с радостью на себя взяли.
И теперь Ники осмеливается просить у отца и матери разрешения поехать в Германию для окончательного объяснения с Аликс! Мария Федоровна, оскорбленная до глубины души, постаралась и мужа настроить соответствующим образом. Ей в голову не могло прийти, что в таком важном деле их с императором отодвинут в сторону! Позволить Ники плясать под дудку Сергея и Эллы недопустимо, это значит - потакать интриганам!
У Александра III тоже было своеобразное отношение к бракам родственников. А то, что Сергей и Элла за спиной императора пытаются устроить брак цесаревича, поразило и удивило императора еще больше. Своего согласия на поездку в Дармштадт он сыну не дал.
Алиса Гессенская
А великий князь Сергей, еще не зная, какие события развернулись в России, писал Ники из Дармштадта, обескураженный отказом племянника приехать для окончательного объяснения с Аликс: «Какое фатальное впечатление произведет на нее твой ответ! Или у тебя нет ни характера ни воли, или же твои чувства совсем изменились, а в таком случае более чем прискорбно, что ты прямо не сказал это жене или мне, когда мы с тобой об этом говорили в августе. Ты сам уполномочил жену поднять с нею этот вопрос; она все сделала, и когда все было готово - появляется твой непонятный ответ. Еще раз повторяю, что после этого все кончено и жена тебя просит больше с нею никогда не поднимать этого вопроса».
Со словами «все кончено» Сергей Александрович, конечно же, сгоряча поторопился. В ноябре 1893 года Сергей и Элла вернулись из-за границы, и тут разгорелся настоящий скандал. Мария Федоровна, клокотавшая от негодования, призвала великого князя к себе для объяснений.
Разговор был крайне неприятным. Сергей Александрович, по словам императрицы, проявил «удивительную бестактность» и не только не раскаялся в своих поступках, но имел нахальство упрекнуть ее, любящую мать, что она губит счастье своего сына! Мария Федоровна потребовала, чтобы Сергей и Элла раз и навсегда запомнили - счастье Ники это не их дело!
Но Сергей как раз был уверен, что это именно «их дело» - как родной дядя он должен вмешаться, если родители проявляют черствость и невнимание. Пора позаботиться о выборе невесты для наследника, и лучше гессенской принцессы не найти - она девушка серьезная, образованная, способная на искреннее чувство. К тому же Алиса - сирота, мать она потеряла в раннем детстве, а отец, герцог Людвиг Гессенский, умер полтора года назад, весной 1892 года, и кто же теперь позаботится об устройстве ее судьбы, если не родная сестра со своим мужем?
Императрица окончательно убедилась, что родственники плетут гнусные интриги, чтобы отдать ее любимого сына в лапы алчной искательницы удачи.
А какова Элла! Казалась такой открытой, доброжелательной и чистосердечной, а сама делала все, чтобы отнять у Марии Федоровны сына! И ведь ни тени раскаяния! Ведет себя так, словно во всем права… Да еще после всего сделанного заявила безутешной матери - «без меня вам никогда не удастся ее уговорить»!
Марии Федоровне чуть не стало дурно - это что же, кого-то еще надо уговаривать вступить в брак с ее Ники? С первым женихом Европы, если не всего мира? И кого уговаривать? Принцесску из крошечного заштатного герцогства?
А Элла, как ни в чем не бывало, пыталась объяснить свою позицию.
- Если бы я была уверена, что вы не станете возражать и не будете против, то действовала бы открыто…
- Да как вы посмели предпринимать что-либо, заранее зная, что мы против? - взвилась императрица.
Мария Федоровна наговорила не в меру энергичным родственникам много всего, не выбирая выражений. Нечто подобное выслушал не так давно и великий князь Михаил Николаевич, пришедший сватать за своего сына Сандро дочь императрицы Ксению. Но у него хватило воли не прислушиваться к обидным словам и пропустить все мимо ушей.
Сергей Александрович отнесся к этому иначе. В письме к брату Павлу он горько сетовал, что свидание Ники и Аликс, которое наверняка привело бы к долгожданному объяснению и счастливой помолвке, «не состоялось только из-за каприза Минни, из глупого чувства ревности к нам! Теперь ей горько придется в этом каяться; конечно, Ники теперь пустится во все нелегкие… Просто страшно подумать - и мне делается нравственно и физически холодно! Все это тем кончится, что Ники женится без любви на первой попавшейся принцессе или, чего доброго, на черногорке! * И все из-за каприза Минни… Вот уж именно «счастье было так близко, так возможно», ибо, разумеется, при личном свидании любовь пересилила бы рассудок. Я глубоко скорблю и возмущаюсь на преступное легкомыслие Минни - это страшный грех на ее душе».
Великий князь Сергей Александрович был одним из немногих, кто посмел применительно к настроениям императрицы употребить слово «ревность». Но диагноз был верным. Ревность - вот было имя недуга Марии Федоровны. Ревность к тем, кто мог повлиять на ее детей, кто был им дорог, кто посмел занять хотя бы крохотный уголок в их сердце. Наверное, она никогда не призналась бы в этом даже самой себе, но именно ревность заставляла ее терять голову, когда кто-либо приближался к ее детям чуть ближе дозволенного посторонним предела.
А Алиса Гессенская, оказавшись в положении отвергнутой невесты, снова известила Ники, что решила не менять свою веру (из чего следовал неизбежный вывод, что выйти замуж на православного цесаревича ей и самой не больно-то хотелось). Так ее гордость не столь сильно страдала.
Элла писала бабушке королеве Виктории в ноябре 1893 года по поводу Ники и Аликс:
«Да, все в руках Божиих… Увы, мир такой злобный. Не сознавая, какая это продолжительная и глубокая любовь с обеих сторон, злые языки называют это честолюбием. (Приходится признать, что иносказательное выражение «злые языки» относится прежде всего к Александру III и Минни - встреча с рассерженной императрицей на Эллу произвела сильное впечатление. - Е.Х.) Какие глупцы! Как будто подняться на трон заслуживает зависти! Только любовь чистая и сильная может дать мужество принять такое серьезное решение. Произойдет ли это когда-нибудь? Хотела бы я знать. Я прекрасно понимаю все, что вы говорите… Только я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек…»
Элла умела добиваться поставленной цели. «Я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек». И кто бы что ни говорил, Элла продолжала действовать по собственному разумению, ибо благо сестры она представляла только в союзе Аликс с Ники.
В этой истории удивляет одно - интриги, самолюбие, благородные порывы, приступы ревности, хитрость, любовь, религиозные идеалы, расчеты и гордость сплелись в такой клубок, что невозможно разобраться во всех этих эмоциях и движениях души. Но при этом никто из взрослых и разумных людей не подумал о том единственном факте, который требовал серьезного осмысления: о страшном наследственном проклятье - гемофилии, носительницей которой могла оказаться Алиса Гессенская.
Медики не умели лечить эту болезнь, но знали, что передается она по женской линии, хотя страдают ей исключительно мужчины. Стало быть, невеста, происходящая из семьи, где наблюдались случаи гемофилии, может передать ее своим будущим детям, и для сыновей это будет смертельно опасное «наследство»…
Потомство королевы Виктории было отмечено страшной болезнью - один из ее сыновей, принц Леопольд был гемофиликом и дожил лишь до 31 года. Но у королевы были и дочери и внучки, и через них болезнь прокралась в царственные дома других европейских государств.
В семье Эллы и Аликс также случилось подобное несчастье - их маленький братишка Фрици умер в раннем возрасте от гемофилии после падения. И это не было ни для кого секретом. Но раз герцогиня Алиса Гессенская, дочь королевы Виктории, передала гемофилию сыну, значит, и каждая из ее дочерей могла передать наследственную болезнь своим сыновьям… И это уже случилось с сестрой Аликс Ирэн, супругой Генриха Прусского, - ее сыновья тоже оказались гемофиликами.
Возможно, очень даже возможно, что эти соображения не остановили бы благородного влюбленного Ники, и он все равно продолжал бы добиваться брака с Аликс. Но все же такое решение должно быть принято сознательно, обдуманно, а не вслепую. Если бы Николай мог хотя бы оценить степень риска, рождение в 1904 году больного наследственным недугом мальчика не стало бы для Романовых таким страшным и абсолютно неожиданным ударом.
Но об этом в «битве амбиций» никто из родственников, и прежде всего - мать Ники, императрица Мария, задуматься не пожелали. Преступное легкомыслие…
Однако Сергей Александрович, искренне желавший Ники счастья, в горькие строки: «Я глубоко скорблю и возмущаюсь на преступное легкомыслие Минни - это страшный грех на ее душе», вкладывал совсем иной смысл…
* Намек на дочерей короля Черногории Николая I Негоша, Милицу и Анастасию (Стану). Эмансипированные черногорские княжны обучались в Петербурге, в Смольном институте, и вышли замуж за представителей дома Романовых, оставшись в России. Не все новые родственники относились к ним с почтением и любовью.
Продолжение следует...
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Николая и Аликс
В 1890 году цесаревич Николай завершил свое образование. Под руководством университетских профессоров он изучил основные дисциплины, изучавшиеся на разных факультетах, и прошел программу военной академии Генерального штаба с лучшими преподавателями академии. Регулярные занятия закончились, и Ники вздохнул с облегчением - теперь его ожидала настоящая взрослая жизнь. Для начала Александр III и Мария Федоровна решили отправить сына в путешествие. Ники посмотрит мир, познакомится с интересными людьми, узнает много нового. Да и миру пора представить молодого наследника российского престола.
Он мог вернуться совсем другим человеком. И Элла предприняла все, чтобы ее сестра Аликс Гессенская не была забыта цесаревичем в долгих странствиях. Накануне отъезда Николай получил от тетушки письмо, в котором обнаружил портрет юной принцессы. «Посылаю тебе фотографию, которую она (Аликс. - Е.Х.) передала мне для тебя и просила, чтобы ты хранил ее тайно, только для себя. Твоя фотография, которую я послала ей, находится на ее письменном столе под моей фотографией, невидимая и близкая. И она может в любое время смотреть на нее. Мы можем лишь молиться и молиться. Я верую в то, что Бог даст решимость и силу».
Да, Элла с энтузиазмом приняла на себя роль наперсницы... Великий князь Сергей тоже не оставался в стороне - он желал объяснить Ники, что проблема перемены веры вовсе не так страшна, как ее представили. Он писал племяннику:
«Большое смущение - религия - оно понятно, но это препятствие будет преодолено - это можно заключить из ее разговоров. (…) Вообще ты можешь быть спокоен - ее чувство слишком глубоко, чтобы могло измениться. Будем крепко надеяться на Бога; с его помощью все сладится в будущем году».
Фрегат "Память Азова", на котором путешествовал цесаревич Николай
23 октября 1890 года Николай и его брат Георгий выехали из Гатчины в долгий вояж, предвкушая необыкновенные приключения и открытия. По железной дороге они добрались до Вены, оттуда, лишь денек погостив в австрийской столице, - в Триест, где поднялись на борт фрегата «Память Азова». Теперь молодым великим князьям предстоял морской поход по разным странам мира.
Маршрут был выбран непростой - Греция, где к великим князьям присоединился их кузен принц Георг Греческий, потом - Порт-Саид, Суэцкий канал, Каир, круиз по Нилу, Луксор, Аден и, наконец, Индия и Цейлон, а там - далекая Япония…
Мария Федоровна, всегда с особым вниманием относившаяся к вопросам престижа династии, волновалась. Она понимала, что этот визит - дебют сына на поприще международных отношений, и оттого, как за рубежом отнесутся к наследнику русского престола, будет во многом зависеть в будущем дипломатия России. А мамы, чтобы помочь делом и советом, рядом с мальчиком нет! Она писала сыну в Индию:
«Я хочу думать, что ты очень вежлив со всеми англичанами, которые стараются оказать тебе лучшие, по мере возможности, прием, охоту и т.д. Я хорошо знаю, что балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, но ты должен понять, что твое положение тебя обязывает к этому. Отставь свой личный комфорт в сторону, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что тебе скучно. Будешь ли ты так делать, мой Ники? На балах ты должен считать своим долгом больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, ты понимаешь все это прекрасно, и ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против тебя, и чтобы ты оставил самое лучшее впечатление у всех и всюду».
Торжественная встреча цесаревича Николая в Бомбее
Путешествие оказалось не таким простым... Брат Николая Георгий все время мучался на море со своими легкими и вынужден был прервать свое путешествие и вернуться домой (его "простуды" были началом легочного процесса, который через несколько лет сведет молодого великого князя в могилу). А в Японии на Николая было совершено покушение, он был ранен и вообще чудом остался жив. Император Александр распорядился, чтобы сын вернулся домой раньше, чем планировалось. Путешествие с Дальнего Востока через Сибирь в европейскую часть России сулило не меньше интересного, чем чужие берега. Во Владивостоке Николай получил императорский рескрипт:
«Повелев ныне приступить к постройке сплошной через всю Сибирь железной дороги, имеющей соединить обильные дарами природы Сибирские области с сетью внутренних рельсовых сообщений, Я поручаю Вам объявить таковую волю Мою, по вступлении Вами вновь на Русскую землю, после обозрения иноземных стран Востока».
Цесаревичу поручалось совершить закладку Уссурийского участка магистрали и здания железнодорожного вокзала во Владивостоке. Николай с энтузиазмом приступил к делу и принял личное участие в начале строительства главной железной дороги России. (И кто бы мог в то время представить, что 27 лет спустя поезд понесет Николая и его близких по Транссибирской магистрали к Екатеринбургу, где оборвутся их жизни?)
Но, кроме распоряжений императора, Ники ожидало еще и письмо от Эллы с напоминанием о влюбленной Аликс. «Теперь все в руках Божьих, в твоей смелости и в том, как ты проявишь себя. Будет трудно, но я не могу не надеяться. Бедняжка, она так страдает, я единственный человек, кому она пишет и с кем она говорит об этом, и оттого ее письма часто так печальны».
Однако юному Ники, прежде чем «проявлять себя» перед немецкой принцессой, предстояло еще долгое путешествие на запад - из Владивостока через Хабаровск, Благовещенск, Читу, Иркутск, Красноярск, Томск, Тобольск, Омск, Оренбург и Москву в Санкт-Петербург.
4 августа 1891 года цесаревича Николая торжественно встречали в Петербурге. Вернувшись домой, Ники наконец выкроил время на весточку Сандро:
«Я перед тобой страшно виноват за то, что не отвечал на твои письма, но подумай сам, где мне было сыскать время в Сибири, когда каждый день и без того переполнен до изнеможения. Несмотря на это, я в таком восторге от того, что видел, что только устно могу передать впечатления об этой богатой и великолепной стране, до сих пор так мало известной и (к стыду сказать) почти незнакомой нам, русским!»
Теперь вся семья - Александр III, Мария Федоровна, возвратившийся из дальних странствий Ники и другие дети могли позволить себе вместе отдохнуть в любимом Фреденсборге, в Дании. А тем временем в подмосковном имении великого князя Сергея случилась большая беда.
Александра и Элла в Ильинском на "гигантских шагах"
Сергей и Павел вместе с женами снова проводили лето в Ильинском. В дружеской атмосфере юная беременная Александра потеряла осторожность и часто в развлечениях забывала о своем «интересном положении» и о том, что следует «беречься»… Вечером, в разгар очередного бала ей сделалось дурно. Что послужило причиной: то ли излишнее усердие в танцах, то ли катание на лодке, то ли легкомысленный прыжок Александры на лодочную пристань прямо с высокого бережка (она поленилась обходить его по тропинке, торопясь оказаться у воды первой), но неожиданно великая княгиня почувствовала резкую боль.
Великая княгиня Александра пребывала всего лишь на седьмом месяце беременности, и по всем расчетам до рождения ребенка было еще далеко, но у внезапно нее начались осложненные преждевременные роды. Никто из родных, включая мужа, не был готов к подобному повороту событий, и даже врача поблизости не оказалось. Кинулись разыскивать какого-нибудь сельского доктора или хотя бы опытного фельдшера, который окажет первую помощь, пока из Москвы прибудут по вызову маститые медики. В Ильинском, всего лишь в тридцати верстах от Москвы, это оказалось непросто.
Сергей и Элла с гостями в Ильинском
Фельдшер из Ильинского доверия великим князьям не внушал, Елизавета Федоровна говорила о нем: "Кто же к нему обратится, он ведь пьяница, еще зарежет кого-нибудь ненароком". Деревенский староста однажды объяснил великой княгине Елизавете, что медицинская помощь бабам при родах по местному убеждению - пустая блажь.
- К чему им акушерка, - рассуждал староста. - У нас всякая лечить может, и пособить, когда надо. Ножом чик, - он показал как перерезают пуповину новорожденному, - и живи себе, не жалься!
- Вы подумайте, как у них все просто! - удивилась Елизавета Федоровна.
Но случай Александры простым не являлся. Ей становилось все хуже, а разыскать удалось лишь деревенскую бабку-повитуху. Бабка поспешила на помощь, но ее скромных возможностей оказалось совершенно недостаточно. Великая княгиня впала в кому, и врачи, прибывшие наконец в Ильинское, уже не смогли ее спасти. Александра шесть дней находилась без сознания и жизнь по капле оставляла ее. Врачи извлекли из тела умирающей матери слабенького недоношенного младенца. А мать, не очнувшись и не увидев малыша, к исходу шестого дня умерла... Элла и Сергей были просто убиты горем. Сергей Александрович распорядился навсегда запереть двери в комнату Александры, оставив там все так, как было при ее жизни...
Мучительная смерть двадцатилетней невестки государя опечалила многих. Местные крестьяне, относившиеся к Романовым с большим уважением, стекались в Ильинское проститься с великой княгиней. Женщины в голос выли, а мужики, дабы оказать молоденькой страдалице последние почести, понесли гроб с телом Александры на руках к станции, хотя путь был неблизким - двенадцать верст. Но вся дорога от усадьбы до вокзала оказалась усыпанной цветами...
Александра и Элла
На Николая известие о смерти кузины Александры произвело самое тяжелое впечатление. Хотя он и не присутствовал в Ильинском в роковой момент, но пришедшая в Данию в начале сентября 1891 года весть о несчастье с молоденькой родственницей совершенно выбила Ники из колеи. Он был уверен, что это - самое страшное событие в семействе Романовых после жуткой гибели его деда Александра II. 12 сентября Николай записал в дневник:
«После 1 марта 1881 года *, не переживал подобного дня. Когда я поднялся наверх поздороваться с Папа и Мама - узнал о роковой вести, что дорогой, незабвенной Аликс ночью уже не стало! Я не мог себе представить, чтобы это случилось наяву, все казалось каким-то зловещим сном. Боже! Что должны чувствовать и как страдать д[ядя] Вилли, т[етя] Ольга ** и в особенности бедный д[ядя] Павел. Не мог также смотреть без слез на Джоржи, Ники и Мини ***. Да! Все кончено! Как грозно проявил наш Господь свой гнев. Впрочем, да будет святая воля Его!.. В 3 часа отслужили панихиду по ней. Целый день мы все бродили как тени по комнатам и по саду. (…) Решено, что мы едем завтра же в Москву - греки также! Обедали семейством в нашей столовой. Кому могло придти в голову ровно месяц назад, когда мы сюда прибыли, что придется так неожиданно уезжать из этого милого места, в котором прежде находили спокойствие и радость настоящей семейной жизни. Во всем волен Бог!»
К смерти несчастной Александры Николай мыслями возвращался еще не раз. Через несколько месяцев, в канун Нового, 1892 года он снова доверил дневнику свои беды:
«Вечер провели спокойно у себя и по обыкновению Новый год не встретили ничем. Не могу сказать, чтобы сожалели, что 1891 год кончился: он был положительно роковым для всего нашего семейства. Смерть тети Ольги, дяди Низи * и милой Аликс, болезнь и долгая разлука с Георгием и, наконец, мой случай в Отцу [покушение в Японии] - все следовало быстро одно за другим. И голод присоединился к этим семейным несчастьям! Нечего сказать! Тяжелый год! Молю Бога, чтобы будущий 1892 год был похож на прежние, на восьмидесятые. Единственным светлым воспоминанием для меня является благополучное возвращение домой из Сибири и радостная встреча с семейством в Фреденсборге, и то вскоре омраченная ужасной смертью Аликс!»
* Дата гибели императора Александра III.
** Греческие король и королева, родители Александры.
*** Братья Александры, принцы Георгий и Николай Греческие, и сестра, принцесса Мария.
* Великая княгиня Ольга Федоровна и великий князь Николай Николаевич старший, родственники Ники, скончались в 1891 году.
Великий князь Павел остался вдовцом с двумя детьми - полуторогодовалой дочкой и новорожденным сыном, таким больным и слабеньким, что все говорили: "Ангелочек - не жилец на этом свете. Господь заберет его к себе, чтобы долго не мучить"... Он пребывал в состоянии нервного шока, и заботиться об осиротевших малышах пришлось дяде и тетке - Сергею Александровичу и Елизавете Федоровне. Никаких специальных инкубаторов для выхаживания недошенных детей еще не было, поэтому маленького великого князя по совету врачей в колыбели обкладывали ватой, как птенчика в гнезде, и согревали бутылками с теплой водой. Дядя сам возился с новорожденным, даже сам купал его. При наличии в доме целого штата прислуги он не решался никому доверить столь ответственное дело.
И бэби (как называли новорожденного малыша, еще не принявшего крещение), во всех смыслах окруженный теплом, стал наливаться здоровьем и прибавлять в весе. Во всяком случае, непосредственная угроза его жизни отступила.
Павел Александрович, все еще находясь в большом упадке духа, отправился за границу "восстанавливаться" после горькой утраты. Детей он поручил заботам бездетного брата и его жены, раз уж Сергей с Эллой так близко приняли их судьбу к сердцу.
Элла очень горевала о своей молоденькой родственнице и жалела овдовевшего Павла. Бабушке-королеве в Лондон она написала:
"День их помолвки был только три года назад. Такое идеальное счастье было так скоро разбито. Это так печально..."
Маленькая Мария в то время еще нетвердо ходила и только-только начала разговаривать. Оставшись в чужом доме, она не могла понять, куда же вдруг делась мама, которая сначала не желала видеть свою доченьку, скрываясь в спальне, а после и вовсе исчезла... И почему потом исчез папа? И отчего дядя и тетя уделяют ей так мало времени, перепоручив няньке? А какому-то, неизвестно откуда взявшемуся бэби отдано все их внимание?
Слов ей еще не хватало, чтобы сформулировать все свои вопросы, но дети, начиная говорить, обычно понимают уже гораздо больше, чем может произнести непослушный язычок. Мария долго не могла забыть мать, и указывая на ее портрет, кричала непонятливым взрослым: "Мама! Мама!", рассчитывая, что удастся привлечь к себе внимание, и тогда не только изображение, а и сама мама вот-вот должна появиться. Ведь без мамы так плохо! А взрослые не понимали!
Тетя Элла писала другой тетке малышей императрице Марии, Минни: "Дети у нас, слава Богу, растут. Малыш-мальчик такая душка, толстенький такой, весит больше 9 фунтов (около 4,5 кг - толстеньким он мог показаться лишь в сравнении с тем, что было сразу после рождения. - Е.Х.), так что доктор очень доволен. Маленькая Мария такая веселенькая и потешная! (...) Она все время смеется и поет, и у нее точно такая же улыбка, как у ее дорогой матери. Стоит ей увидеть фотографию Аликс, она говорит: "мама", и ей каждое утро дают целовать ее портрет"...
Маму к Марии так и не привели... А разрешение целовать мамин портрет никак не могло сделать горе маленькой девочки менее острым.
Оправившись после утраты, великий князь Павел вернулся в свой дворец в Петербурге и перевез туда детей. Конечно, он постарался сделать все должное, чтобы дети были устроены как надо. Под "детские апартаменты" был отдан весь третий этаж дворца, изолированный от остальных помещений, из Англии выписали двух опытных нянек с блестящими рекомендациями, многочисленные русские горничные, слуги и помощницы должны были им безоговорочно подчиняться. Но сам он, убедившись, что сын и дочь в надежных руках, виделся с детьми крайне редко. Может быть, они наводили его на грустные мысли о своей так рано ушедшей матери, или он старался с головой погрузиться в дела, чтобы забыть о душевной боли, но Павел Александрович заходил в детскую лишь два раза в день и то на несколько минут - утром, уходя из дома, здоровался с проснувшимися детьми, вечером, если успевал вернуться до того, как их укладывали спать, желал им доброй ночи.
Сергей и Элла старались при каждой возможности забрать детей к себе.
Сергей Александрович в 1891 был назначен московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа и жил теперь вместе с женой в Первопрестольной.
Едва вступив в должность и перестраивая на свой вкус губернаторский дом на Тверской, 13, великий князь заказал архитектору отделать специальные покои для маленьких племянников, предполагая, что дети будут проводить в его доме много времени.
В феврале 1892 года "Московские ведомости" поместили подробный рассказ о том, как преобразился губернаторский дом-дворец на Тверской, описывая интерьеры, расположение и назначение комнат, мебель, ткани, затянувшие стены, цвет гардин и прочее. "Из приемной налево по линии Тверской следует малая столовая, меблированная в стиле петровского времени, мебель в ней совершенно простая, из дуба, в характере времен Петра Великого... За малой столовой комната (угловая к Чернышевскому переулку) - парадный кабинет его высочества"... и т.д., и т.д... Из этого любопытного документа можно узнать, не только какая обивка на мебели в "белой гостиной ампир", а какая - в собственной гостиной ее высочества Елизаветы Федоровны, где располагалась "живописная мастерская" великой княгини, а где - супружеская опочивальня, и какие люстры и бра вывешены в танцевальной зале, но и о расположении специальных апартаментов для племянников генерал-губернатора. За библиотекой в бельэтаже - комнаты великой княжны Марии Павловны, выходящие окнами на Тверскую (в те годы еще не такую шумную, как теперь), а на верхнем этаже - комнаты великого князя Дмитрия Павловича, соединяющиеся винтовой лестницей с собственной половиной ее высочества...
Ничто еще не предвещало, что дети когда-нибудь будут надолго разлучены с отцом и поселятся в доме дяди на постоянной основе, но Сергей Александрович предусмотрительно приготовил для малышей специальные детские в собственном доме, на всякий случай... К маленьким племянникам бездетная великокняжеская чета привязалась чрезвычайно.
Уцелела фотография, не парадная, сделанная не на показ, а для семейного альбома - на веранде дома в Ильинском Сергей Александрович, Елизавета Федоровна, трое гостей и Мария с Дмитрием. Елизавета Федоровна сидит в кресле-качалке, у нее на коленях резвится двухлетний малыш (вот теперь он и вправду стал толстеньким и забавным), а маленькая принцесса Мариша очень серьезно восседает на венском стуле как на троне, чинно сложив на коленях ручки и свесив ножки в лакированных туфельках. Сергей Александрович опустился рядом с ней на колени (наверное, он охотно нагнулся бы к ребенку, да мешает больная спина), потихоньку приобнял и, похоже, уговаривает ее не быть букой и улыбнуться фотографу.
Увы, надутая как пузырик девочка в этот момент явно не в духе, и ни дяде, ни тете, ни человеку с фотоаппаратом улыбаться не желает.
В 1893 году неожиданно выплыла наружу закулисная помощь Эллы и Сергея в деле развития отношений Ники и Аликс Гессенской. Мария Федоровна была вне себя. У нее отнимают сына! Против нее плетут гнусные злокозненные интриги!
Николаю было уже двадцать пять лет. Как будущий государь он должен был думать об интересах престолонаследия, да и по собственному убеждению ему давно пора было вступить в брак («мне самому ужасно хочется жениться, ощущается потребность свить и устроить себе гнездышко», - признавался он Сандро еще в 1891 году), но Мария Федоровна старалась не замечать подобных настроений сына. Устройство династических браков - дело непростое, но мать не желала делать ничего, чтобы помочь сыну найти свою суженую, оттягивая «страшный момент», сколько было в ее силах.
Однажды она чисто формально упомянула одну возможную невесту - Елену, дочь графа Парижского, герцога Орлеанского, претендента на французский престол (весьма сомнительного с точки зрения династических расчетов, если учесть, что Франция оставалась республикой и прекрасно обходилась без монарха), отчетливо понимая, что Ники вряд ли заинтересуется возможностью женитьбы на совершенно чужой и чуждой ему особе. Этот разговор вызвал у цесаревича лишь ощущение неловкости.
«В разговоре с Мама она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери графа Парижского, что меня поставило в странное положение», - записал в дневнике удивленный Ники.
Этим все хлопоты матери по устройству судьбы сына и завершились. Правда, еще кайзер Вильгельм, набивавшийся к Ники в закадычные друзья, пытался сосватать ему собственную сестру, принцессу Маргариту - но у нее было слишком много недостатков: занудство, отсутствие женской привлекательности, костлявая фигура, и, главный, близкое родство с кайзером.
Этот вариант ни родители, ни сам жених даже не рассматривали всерьез - Александр III говорил: «Только не немка…», а Ники утверждал, что лучше уйдет в монастырь, чем женится на Маргарите Прусской.
Марии Федоровне была глубоко неприятна мысль, что придется делить сына с какой-то особой. Вряд ли можно было надеяться, что Ники навсегда останется холостяком - это была бы большая проблема для царствующего дома Романовых, но императрица предпочитала, чтобы все так и тянулось сколь возможно дольше…
Когда Ники заикался о любви к Аликс Гессенской, мать старалась перевести разговор на другое - вот еще глупости, зачем им в семье этот «гессенский цветочек», хватит и Эллы, та, по крайней мере, умна, тактична и приветлива, а Аликс держится букой и ходит, словно аршин проглотила. Вообразить ее своей невесткой Мария Федоровна не могла и, главное, не желала.
И вдруг Ники, не имевший привычки обманывать мать, показал ей все письма, связанные с закулисным сватовством, и императрица с ужасом узнала, как далеко зашло дело! И уяснила себе роль дражайших родственников - Эллы и Сергея - в этой истории. Оказывается, через них годами шла переписка влюбленных, да и все прочие посреднические функции они с радостью на себя взяли.
И теперь Ники осмеливается просить у отца и матери разрешения поехать в Германию для окончательного объяснения с Аликс! Мария Федоровна, оскорбленная до глубины души, постаралась и мужа настроить соответствующим образом. Ей в голову не могло прийти, что в таком важном деле их с императором отодвинут в сторону! Позволить Ники плясать под дудку Сергея и Эллы недопустимо, это значит - потакать интриганам!
У Александра III тоже было своеобразное отношение к бракам родственников. А то, что Сергей и Элла за спиной императора пытаются устроить брак цесаревича, поразило и удивило императора еще больше. Своего согласия на поездку в Дармштадт он сыну не дал.
Алиса Гессенская
А великий князь Сергей, еще не зная, какие события развернулись в России, писал Ники из Дармштадта, обескураженный отказом племянника приехать для окончательного объяснения с Аликс: «Какое фатальное впечатление произведет на нее твой ответ! Или у тебя нет ни характера ни воли, или же твои чувства совсем изменились, а в таком случае более чем прискорбно, что ты прямо не сказал это жене или мне, когда мы с тобой об этом говорили в августе. Ты сам уполномочил жену поднять с нею этот вопрос; она все сделала, и когда все было готово - появляется твой непонятный ответ. Еще раз повторяю, что после этого все кончено и жена тебя просит больше с нею никогда не поднимать этого вопроса».
Со словами «все кончено» Сергей Александрович, конечно же, сгоряча поторопился. В ноябре 1893 года Сергей и Элла вернулись из-за границы, и тут разгорелся настоящий скандал. Мария Федоровна, клокотавшая от негодования, призвала великого князя к себе для объяснений.
Разговор был крайне неприятным. Сергей Александрович, по словам императрицы, проявил «удивительную бестактность» и не только не раскаялся в своих поступках, но имел нахальство упрекнуть ее, любящую мать, что она губит счастье своего сына! Мария Федоровна потребовала, чтобы Сергей и Элла раз и навсегда запомнили - счастье Ники это не их дело!
Но Сергей как раз был уверен, что это именно «их дело» - как родной дядя он должен вмешаться, если родители проявляют черствость и невнимание. Пора позаботиться о выборе невесты для наследника, и лучше гессенской принцессы не найти - она девушка серьезная, образованная, способная на искреннее чувство. К тому же Алиса - сирота, мать она потеряла в раннем детстве, а отец, герцог Людвиг Гессенский, умер полтора года назад, весной 1892 года, и кто же теперь позаботится об устройстве ее судьбы, если не родная сестра со своим мужем?
Императрица окончательно убедилась, что родственники плетут гнусные интриги, чтобы отдать ее любимого сына в лапы алчной искательницы удачи.
А какова Элла! Казалась такой открытой, доброжелательной и чистосердечной, а сама делала все, чтобы отнять у Марии Федоровны сына! И ведь ни тени раскаяния! Ведет себя так, словно во всем права… Да еще после всего сделанного заявила безутешной матери - «без меня вам никогда не удастся ее уговорить»!
Марии Федоровне чуть не стало дурно - это что же, кого-то еще надо уговаривать вступить в брак с ее Ники? С первым женихом Европы, если не всего мира? И кого уговаривать? Принцесску из крошечного заштатного герцогства?
А Элла, как ни в чем не бывало, пыталась объяснить свою позицию.
- Если бы я была уверена, что вы не станете возражать и не будете против, то действовала бы открыто…
- Да как вы посмели предпринимать что-либо, заранее зная, что мы против? - взвилась императрица.
Мария Федоровна наговорила не в меру энергичным родственникам много всего, не выбирая выражений. Нечто подобное выслушал не так давно и великий князь Михаил Николаевич, пришедший сватать за своего сына Сандро дочь императрицы Ксению. Но у него хватило воли не прислушиваться к обидным словам и пропустить все мимо ушей.
Сергей Александрович отнесся к этому иначе. В письме к брату Павлу он горько сетовал, что свидание Ники и Аликс, которое наверняка привело бы к долгожданному объяснению и счастливой помолвке, «не состоялось только из-за каприза Минни, из глупого чувства ревности к нам! Теперь ей горько придется в этом каяться; конечно, Ники теперь пустится во все нелегкие… Просто страшно подумать - и мне делается нравственно и физически холодно! Все это тем кончится, что Ники женится без любви на первой попавшейся принцессе или, чего доброго, на черногорке! * И все из-за каприза Минни… Вот уж именно «счастье было так близко, так возможно», ибо, разумеется, при личном свидании любовь пересилила бы рассудок. Я глубоко скорблю и возмущаюсь на преступное легкомыслие Минни - это страшный грех на ее душе».
Великий князь Сергей Александрович был одним из немногих, кто посмел применительно к настроениям императрицы употребить слово «ревность». Но диагноз был верным. Ревность - вот было имя недуга Марии Федоровны. Ревность к тем, кто мог повлиять на ее детей, кто был им дорог, кто посмел занять хотя бы крохотный уголок в их сердце. Наверное, она никогда не призналась бы в этом даже самой себе, но именно ревность заставляла ее терять голову, когда кто-либо приближался к ее детям чуть ближе дозволенного посторонним предела.
А Алиса Гессенская, оказавшись в положении отвергнутой невесты, снова известила Ники, что решила не менять свою веру (из чего следовал неизбежный вывод, что выйти замуж на православного цесаревича ей и самой не больно-то хотелось). Так ее гордость не столь сильно страдала.
Элла писала бабушке королеве Виктории в ноябре 1893 года по поводу Ники и Аликс:
«Да, все в руках Божиих… Увы, мир такой злобный. Не сознавая, какая это продолжительная и глубокая любовь с обеих сторон, злые языки называют это честолюбием. (Приходится признать, что иносказательное выражение «злые языки» относится прежде всего к Александру III и Минни - встреча с рассерженной императрицей на Эллу произвела сильное впечатление. - Е.Х.) Какие глупцы! Как будто подняться на трон заслуживает зависти! Только любовь чистая и сильная может дать мужество принять такое серьезное решение. Произойдет ли это когда-нибудь? Хотела бы я знать. Я прекрасно понимаю все, что вы говорите… Только я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек…»
Элла умела добиваться поставленной цели. «Я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек». И кто бы что ни говорил, Элла продолжала действовать по собственному разумению, ибо благо сестры она представляла только в союзе Аликс с Ники.
В этой истории удивляет одно - интриги, самолюбие, благородные порывы, приступы ревности, хитрость, любовь, религиозные идеалы, расчеты и гордость сплелись в такой клубок, что невозможно разобраться во всех этих эмоциях и движениях души. Но при этом никто из взрослых и разумных людей не подумал о том единственном факте, который требовал серьезного осмысления: о страшном наследственном проклятье - гемофилии, носительницей которой могла оказаться Алиса Гессенская.
Медики не умели лечить эту болезнь, но знали, что передается она по женской линии, хотя страдают ей исключительно мужчины. Стало быть, невеста, происходящая из семьи, где наблюдались случаи гемофилии, может передать ее своим будущим детям, и для сыновей это будет смертельно опасное «наследство»…
Потомство королевы Виктории было отмечено страшной болезнью - один из ее сыновей, принц Леопольд был гемофиликом и дожил лишь до 31 года. Но у королевы были и дочери и внучки, и через них болезнь прокралась в царственные дома других европейских государств.
В семье Эллы и Аликс также случилось подобное несчастье - их маленький братишка Фрици умер в раннем возрасте от гемофилии после падения. И это не было ни для кого секретом. Но раз герцогиня Алиса Гессенская, дочь королевы Виктории, передала гемофилию сыну, значит, и каждая из ее дочерей могла передать наследственную болезнь своим сыновьям… И это уже случилось с сестрой Аликс Ирэн, супругой Генриха Прусского, - ее сыновья тоже оказались гемофиликами.
Возможно, очень даже возможно, что эти соображения не остановили бы благородного влюбленного Ники, и он все равно продолжал бы добиваться брака с Аликс. Но все же такое решение должно быть принято сознательно, обдуманно, а не вслепую. Если бы Николай мог хотя бы оценить степень риска, рождение в 1904 году больного наследственным недугом мальчика не стало бы для Романовых таким страшным и абсолютно неожиданным ударом.
Но об этом в «битве амбиций» никто из родственников, и прежде всего - мать Ники, императрица Мария, задуматься не пожелали. Преступное легкомыслие…
Однако Сергей Александрович, искренне желавший Ники счастья, в горькие строки: «Я глубоко скорблю и возмущаюсь на преступное легкомыслие Минни - это страшный грех на ее душе», вкладывал совсем иной смысл…
* Намек на дочерей короля Черногории Николая I Негоша, Милицу и Анастасию (Стану). Эмансипированные черногорские княжны обучались в Петербурге, в Смольном институте, и вышли замуж за представителей дома Романовых, оставшись в России. Не все новые родственники относились к ним с почтением и любовью.
Продолжение следует...