Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 10
Продолжение. Начало см.:
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Ч.5. http://eho-2013.livejournal.com/499440.html
Ч.6. http://eho-2013.livejournal.com/500876.html
Ч. 7. http://eho-2013.livejournal.com/502401.html
Ч. 8. http://eho-2013.livejournal.com/502620.html
Ч. 9. http://eho-2013.livejournal.com/506385.html
Николай и Александра в Новом Иерусалиме под Москвой, 1903 год (за императорской четой следуют Мария, Дмитрий, Сергей Александрович и Елизавета Федоровна)
В начале 1903 года состоялся переезд Марии и Дмитрия к дяде и тете в Москву - уже не в гости, а для жизни одной семьей. Едва дети успели привыкнуть к новому положению, началась невероятная суета в губернаторском доме - Николай II решил, что необходимо возродить обычай, который русские цари не соблюдали уже лет пятьдесят - на Страстной неделе перед Пасхой приезжать в Москву, чтобы участвовать в церковных службах древней столицы.
Дядя, тетя и все приближенные генерал-губернатора были поглощены подготовкой к императорскому визиту.
Сергей Александрович старался учесть все что может, должно и не должно произойти в пасхальные дни... Пребывание императора в Москве должно было пройти без сучка, без задоринки, ибо тень Ходынки все еще стояла над Романовским семейством... Элла постаралась взять все бытовые вопросы царского пребывания в Москве на себя.
В Москве император с семьей каждый день утром и вечером посещал богослужения в кремлевских храмах, а свита, включая генерал-губернатора с близкими, должна была его сопровождать. В число императорской свиты впервые попала и Мария.
Пребывание на длинных и утомительных церковных службах, поначалу казавшееся весьма мучительным, неожиданно открыло для девочки новые стороны древней православной веры. В соборах Кремля церковные ритуалы наполнялись особым очарованием, привлекавшим Маришу, все еще носившую в сердце боль от разлуки с любимым отцом.
Намоленные иконы древнего письма, освещенные колеблющимися язычками свечей, бесконечно отражавшимися в золоте окладов, словно наполняли душу Марии новой силой.
Пасхальные торжества в Москве, 1903 год. Торжественная встреча императора на Театральной площади ( в экипаже Александра Федоровна и Елизавета Федоровна)
После Страстной недели, которую прибывший в Москву император вместе с родными и приближенными провел в церковных бдениях и посте, наступило Пасхальное воскресенье, полное праздничного веселья. Москвичи, которым не так уж часто доводилось лицезреть своего царя воочию, отнеслись к официальным праздненствам с большим энтузиазмом.
Толпы нарядно одетых горожан высыпали на улицы по которым двигался царский кортеж, чтобы приветствовать императорское семейство, другие верноподданные всех сословий окружали Кремль и в тысячный раз проходили под окнами дворцов, мечтая хоть краем глаза увидеть царя.
В один из праздничных дней Николаю пришло в голову посмотреть на Москву с высоты кремлевских стен. На прогулку вместе с царем и его свитой отправились Сергей Александрович, Элла, Мария и Дмитрий. Прогулка началась великолепно - виды, открывавшиеся со стороны Кремля, впечатляли. Видно было даже те места, где городские кварталы обрывались, уступая место заснеженным полям и далеким лесам, словно увидеть с кремлевских стен можно было половину России...
Внизу, у подножья стен как всегда прогуливались зеваки, рассчитывавшие увидеть государя. К их восторгу ожидания оправдались - царь со свитой показался среди кремлевских зубцов, разглядывая древнюю столицу и своих верных подданных.
- Император, император! - закричали одновременно несколько голосов. Толпа стала стремительно разрастаться, следуя за царем по маршруту его прогулки. Когда обход Кремля закончился, внизу волновалось сплошное человеческое море, кружившееся словно в водовороте.
Царь с сопровождающими его лицами спустился со стены и направился ко дворцу, но тут случилось непредвиденное...
В качестве неприступной крепости Кремль к началу ХХ века утерял свое значение. Как и любая городская территория он был всегда открыт для каждого москвича и приезжего человека - здесь находились общедоступные церкви и городские учереждения, например Окружной суд; извозчики, нередко, чтобы сократить путь и не объезжать крепостные стены, везли седоков прямо через Кремль, от Спасских ворот до Боровицких; да и просто как место прогулок кремлевские сады были весьма популярны в городе. Ворота старинных башен были гостеприимно распахнуты настежь...
Толпа, увидев, куда направился царь, устремилась к воротам, ворвалась в Кремль и окружила императора, радостно его приветствуя. Люди все прибывали, эмоции перехлестывали через край, свиту стали теснить. Несколько обезумевших от страха полицейских пытались защитить от давки хотя бы царскую чету, но их усилия были тщетны... Ходынка еще всем помнилась, но как оказалось, никого ничему не научила.
Мария и Дмитрий
Мария и Дмитрий, будучи еще небольшими детьми, оказались особенно беззащитны перед толпой. Девочку чуть не сбили с ног, потом ее оттерли от брата и затолкали... Людской поток поднял ее в воздух и куда-то понес, лишенную воли, безумно сжатую со всех сторон чужими плечами, локтями и спинами, не способную шевельнутся и вздохнуть. Лишившись опоры, Мария в любой момент могла упасть под ноги толпе и ее неизбежно затоптали бы. Но тут дядя Сергей, московский генерал-губернатор, заметил, что любимой племянницы рядом с ним нет и кинулся на помощь. Наверное, как должностное лицо он должен был защищать прежде всего царя и царицу, но как любящий родственник, заменивший Марии и Дмитрию отца, он, забыв обо всем, кинулся на помощь своим приемным детям. Испуганная, покрытая синяками и ссадинами, в рваном жакете Мария, благодаря помощи дяди была вызолена из толпы. С Дмитрием дело тоже обошлось благополучно.
Никаких карательных санкций после инцидента со стороны императора не последовало. Николай был растроган наивным порывом москвичей, увидев в нем лишь почтение и преданность своей особе.
Царская "палатка" в Москве, 1903 год
После отъезда императора из Москвы жизнь в семействе генерал-губернатора, как и во всей Первопрестольной, вошла в привычную колею. В начале лета Мария и Дмитрий вместе с приемными родителями переехали в Ильинское.
Казалось бы, жизнь маленьких великих князей после переезда в Москву поменялась не столь уж кардинально. Московский дом дяди и его загородная усадьба, знакомые с раннего детства; все те же родные, привычные лица вокруг: дядя, тетка, их приближенные и слуги, гувернантка, старичок генерал, занимавшийся их воспитанием... Из этого круга исчезло только одно дорогое лицо - лицо отца. Но такая потеря казалась детям непереносимо страшной, и в своих бедах они невольно обвиняли оставшихся с ними близких - дядя мечтал, чтобы у него были дети, он хотел отнять их у отца, вот и отнял...
Период отрочества, когда юный человек осмысляет происходящее вокруг и свое место в суровом мире, часто бывает трудным. Дети порой не могут найти общий язык с родными, с любящей, беззаветно преданной матерью, с учителями... Все кажутся несправедливыми, излишне придирчивыми, непонимающими и жестокими. А тут ситуация многократно усугубилась обстоятельствами - раннее сиротство после смерти матери, обожаемый отец, предпочитавший собственную, спрятанную от детей жизнь, сложности и условности придворного быта...
Вспоминая свое детство Мария рисовала на страницах мемуаров образ девочки, лишенной любви и ласки, и такой она, видимо, себя и воспринимала - бедная сирота, подавленная черствой мачехой, нечто вроде Белоснежки или Золушки. Но как только она начинала говорить о конкретных жизненных фактах, это впечатление сразу исчезало. Воспоминания Марии нередко противоречили ее собственным убеждениям: "...Несмотря на все отрицательные стороны моего воспитания.., обстановка, в которой я росла, была удивительной и чарующей".
Марии казалось, что она все детство провела в изолированной обстановке, что взрослые не желали впускать ее в свой мир, а ничего иного вокруг не было. "Где бы я и Дмитрий не находились, наша жизнь была полностью отграничена от жизни взрослых, проживавших с нами в одном доме. У нас были отдельные апартаменты, няни выводили нас одних на прогулки", - писала она, вспоминая свои ранние годы.
Да, отдельные апартаменты у детей были, и странно было бы, если бы в просторных дворцах семья теснилась бы в одной комнате. В те годы россияне, еще не испорченные "квартирным вопросом", вообще имели обыкновение выделять для детей отдельные помещения, "детские", даже люди весьма средних достатков, вроде учителей, мелких чиновников, почтовых служащих и квалифицированных рабочих. Но что касается полного "отграничения", то сама Мария Павловна свидетельствует об обратном.
Например, в Ильинском дядя Сергей очень рано стал знакомить детей со взрослыми делами. Каждое утро Мария и Дмитрий еще до завтрака отправлялись "в обход" - хозяйским глазом осматривать имение. Сначала они посещали коровники, где их угощали парным молоком после утренней дойки, потом - птичники, откуда уносили свежие яйца к завтраку. После прогулки вся семья приходила к утреннему кофе, сервированному на балконе. Тетя Элла приносила с собой иностранные журналы, из которых и ее, и племянницу больше всего интересовали журналы мод. Элла делала вырезки с рисунками модных фасонов, обративших ее внимание, и собирала их в специальный альбом. Свои наряды она моделировала сама, хотя порой и позволяла себе позаимствовать какую-нибудь идею у профессиональных кутюрье. То, как Элла одевалась, считалось эталоном элегантности при дворе. Уроки моделирования одежды, полученные в детстве от тети Эллы, чрезвычайно пригодились потом Марии в грядущих нелегких испытаниях.
Усадьба Ильинское
В одиннадцать часов у детей начинались уроки, и им, естественно, приходилось расставаться с дядей и тетей, чтобы отправиться в классные комнаты. После занятий, не таких уж продолжительных, дети играли в парке, или, если позволяла погода, купались в реке. Далее следовал второй завтрак или английский ланч. Элла, в детстве много времени проводившая с бабушкой, королевой Викторией, навсегда усвоила для себя распорядок дня, существовавший в английских аристократических семействах, считая его весьма удобным.
За столом у детей были свои определенные места - Маришу усаживали между дядей и Дмитрием. Здесь дети получали первые уроки благородных манер и этикета - они учились правильно вести себя за столом, причем дело касалось не только умения обращаться со столовыми приборами. Мариша, как светская дама, должна была поддерживать общую беседу, а Дмитрий - уделять внимание сидящей рядом с ним даме, хотя это была всего лишь его собственная сестренка. Если в доме были гости, кого-нибудь из них сажали за столом рядом с Маришей. Дядя с интересом следил, как она ведет разговор с посторонним человеком, какие темы находит... (Марии, как раз, эти светские обязанности вовсе не нравились, а уж если к столу собиралось человек пятнадцать-двадцать гостей, она вообще считала застолье самым тягостным моментом дня).
Мария с гостями в Ильинском (Элла стоит за ее спиной)
После короткого отдыха наступало время конных прогулок. Дядя подарил детям несколько пар пони и мулов, и они ежедневно отправлялись в сопровождении шталмейстера в маленькое путешествие, либо в коляске, либо верхом. Кататься в коляске было даже интереснее, так как им разрешали самим брать в руки вожжи и управлять экипажем. За право поиграть в кучера брат и сестра жарко спорили, и дело порой доходило чуть ли не до драки.
Если дядя был не занят, он тоже сопровождал племянников на верховой прогулке, и тогда, как с тоской вспоминает Мария, "приходилось хорошо себя вести".
Картины подмосковной природы - безбрежные хлебные поля, луга, заросшие высокой душистой травой с полевыми цветами, мрачный сосновый бор и веселые, пронизанные светом березовые рощи остались с Марией навсегда и вспоминались даже через много десятилетий после того, как она покинула Россию.
В середине лета появлялись ягоды, которые дети собирали в усадебном парке, потом грибы. Походы за грибами были тоже одним из любимых увлечений Марии, у которой были свои тайные грибные местечки, и она никогда не возвращалась с пустой корзиной.
В сельских праздниках с их многолюдными гуляньями и ярмарками, так любимыми в Ильинском, дети тоже принимали участие наравне с дядей и тетей. Как только Мария и Дмитрий немного подросли, дядя Сергей стал приучать их самостоятельно делать покупки. Брат и сестра получали по собственному кошельку с деньгами и вместе с дядей и тетей отправлялись обходить торговые ряды. Покупки в подарок близким (к числу которых непременно относились и слуги) дети выбирали самостоятельно, а вот обязанность нести все купленное возлагалась на крепких лакеев, вооруженных объемистыми корзинами - вес приобретений бывал порой не по детским силам. Мария каждый раз радовалась, когда ей удавалось среди обыденных предметов - платков, горшков и льняного полотна - отыскать что-нибудь необыкновенное, например, графин в котором по прихоти стеклодува размещалась разноцветная жар-птица, или огромный лимон, невесть как попавший в бутылку со спиртом.
Элла в Ильинском
Когда тетя Элла наряжалась в вечерний наряд, это сопровождалось настоящей церемонией, принимать участие в которой позволялось и Марии. Именно тогда девочка впервые узнала маленькие тайны и секреты женской красоты - тетин самодельный крем для лица из огуречного сока и сметаны, состав ванны с вербеной и лепестками роз, смягчающей кожу, трехстворчатое зеркало, позволяющее даме рассмотреть себя с разных сторон...
Тете, при том, что многие вещи - кремы для лица, косметические маски, маникюр и прочее - она делала сама, все же была необходима помощь. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Великие князья имели свой "малый" двор и своих придворных дам Хотя при стиле жизни Сергея и Эллы (не столько членов монаршего семейства, сколько богатых помещиков) их "гофмейстерину" правильнее было бы считать просто экономкой.
Тете подавали наряды, помогали сделать прическу. У Марии в этом ритуале была своя важная, ответственная и очень интересная для маленькой девочки роль. На нее возлагалась обязанность отпирать тетины шкафчики с драгоценностями, покоившимися в бархатных футлярах, и помогать выбирать украшения, подходящие к наряду.
Долгие годы спустя многие, включая знаменитую Коко Шанель, будут удивляться безупречному вкусу великой княжны Марии. А ведь вкус у человека развивается еще в детстве, если рядом есть кто-то, способный его развить.
Иногда дядя и тетя выбирались в гости к соседям, чаще всего - к князьям Юсуповым, с которыми были дружны, и брали племянников с собой. Сыновья Юсуповых, Николай и Феликс, были немного постарше Марии и Дмитрия, но тем более интересных товарищей для игр и озорства нашли юные великие князья в их лице.
Трудно представить, что даже самые любящие родители смогли бы организовать жизнь своих любимых чад лучше. И все же Мария относилась к дяде и тетке с некоторым внутренним отчуждением. Семейный конфликт, изгнание отца, противостояние князя Павла с другими родственниками, и... необходимость сделать выбор, на чью сторону встать, такая мучительная для детей необходимость! Конечно же Мария и Дмитрий внутренне всегда были на стороне отца и через призму этой семейной вражды рассматривали тех, кто оказался "на другой стороне баррикады".
"По-своему он очень любил нас, - писала Мария о Сергее Александровиче. - Ему нравилось проводить с нами время, и он не жалел его для нас. Но он всегда нас ревновал. Если бы он только знал, как мы обожали отца, он бы этого не перенес".
Дядя, придававший большое значение религии, пригласил священника, чтобы преподавал маленьким князьям закон Божий. Марии и Дмитрию сразу не понравился этот унылый старик с седой, некрасиво пожелтевшей бородой, с затхлым запахом от древней рясы. "Весь его облик, бесконечные скучнейшие проповеди, монотонно произносимые гнусавым голосом, раздражали нас, и спустя несколько месяцев наше терпение иссякло, - вспоминала Мария Павловна. - Мы пожаловались дяде. Он обоснованно упрекнул нас в неуважительном отношении к старому священнослужителю. Занятия продолжались. Наконец я, доведенная до крайности, пожаловалась в письме отцу. Результат оказался неблагоприятным: дядя позвал меня в рабочий кабинет, выразил сожаление, что я действую за его спиной, и строго отчитал". Тень далекого отца так и витала в этом доме...
"Дядя Сергей полагал, что он занимается нашим воспитанием. Он лично вникал в малейшие детали нашей повседневной жизни. Он любил нас, несомненно, хотел нам добра, но, увы, его трогательные усилия часто имели прямо противоположный эффект", - вспоминала Мария Павловна.
Тетю Эллу она оценивала еще строже. Тут, увы, сказалось взаимное непонимание, часто омрачающее отношения даже самых близких людей, нежелание задуматься о причинах, заставлявших человека совершать тот или иной поступок.
Для нас выражения "викторианская эпоха", "викторианские нравы", "викторианское воспитание" стали уже обыденными темами в разговорах о старой доброй Англии. Но Элла, будучи внучкой королевы Виктории, получила самое викторианское воспитание из всех возможных. И при этом всегда боготворила бабушку, считая ее почти святой. (Когда королева Виктория скончалась в 1901 году, Элла сказала мужу: "Теперь на небесах у нас будет еще одна заступница".) И все традиции, заложенные бабушкой, были святы.
Детей даже в самых богатых аристократических семействах Британии воспитывали достаточно строго, считая, что это пойдет только во благо. Главными добродетелями считались сдержанность, умение контролировать свои эмоции и желания и в любой ситуации вести себя достойно, привычка к порядку, милосердие и трудолюбие. И именно эти черты следовало в детях всеми силами развивать.
Герцог и герцогиня Гессен-Дармштадские с детьми
Ребенок, как бы ни был он дорог родителям, не должен был ощущать себя центром вселенной и считать, что ему все дозволено. Излишние сентименты, баловство, неумеренные ласки, потакание капризам признавались недопустимыми, но при этом жизнь детей была устроена весьма разумно. Строгий распорядок дня с обязательным ранним подъемом, развивающие занятия, спортивные тренировки, приобретение активных трудовых навыков (считалось, что знатная леди должна уметь сама убрать комнату, приготовить еду, сшить одежду, хотя бы для того, чтобы в будущем квалифицированно проконтролировать прислугу; мальчиков учили ухаживать за лошадьми, что-либо мастерить, разбираться в технике...).
Детей с раннего возраста приучали посещать больницы, приюты и прочие места, где высока концентрация человеческого страдания, чтобы они знали, как много людей нуждаются в помощи, и учились эту помощь оказывать. Сама Элла в семилетнем возрасте впервые отправилась в больницу вместе с матерью, герцогиней Алисой, чтобы помочь страждущим.
Разнося по больничным палатам благотворительные передачи, девочка впервые по-настоящему столкнулась с болью и горем. Вид чужих страданий произвел на Эллу такое сильное впечатление, что по возвращении домой у нее случился настоящий нервный приступ. Мать даже засомневалась, не слишком ли рано возлагать эту тяжелую ношу на детские плечи, но Элла, оправившись, стала настаивать на том, чтобы ей позволили продолжать заниматься благотворительностью.
Герцогиня Алиса писала королеве Виктории: "Я стремлюсь внушить им [детям], что не пристало кичиться своим положением, что надо ценить человека лишь по его личным достоинствам... Полностью разделяю твое мнение о различиях между людьми и думаю, насколько важно, чтобы принцы и принцессы знали, что они не ничуть не выше и не лучше остальных и что своей добротой и скромностью им следует всем подавать пример".
Королева Виктория с внучками Викторией, Эллой и Аликс
Королева Виктория, мать девяти детей, никогда не стеснялась преподать своим дочкам и сыновьям лишний урок, порой достаточно жестокий. Однажды мать Эллы Алиса, уже не девочка, а вполне взрослая дама, герцогиня Гессен-Дармштадтская, отправившись по делам в Англию, попросила у матери разрешения проездом остановиться на одну ночь в Виндзоре. Виндзорский замок - не лачуга, в которой не найдется ни одной лишней спальни. И все же Виктория ответила, что визит дочери стеснит ее в королевских покоях. Алисе пришлось откровенно признаться, что у нее мало денег, и заплатить за номер в приличном отеле ей тяжело. Королева не сочла нужным ничего ответить, а Алиса не посмела явиться в замок матери без приглашения. Герцогине пришлось заночевать на самом жалком постоялом дворе...
В России мать, которая отказала бы в гостеприимстве родной дочери, подверглась бы всеобщему осуждению.
Британцы же вполне одобрили свою королеву. Она сумела преподать дочери сразу два важных урока - во-первых, оказавшись в стесненных обстоятельствах нельзя с протянутой рукой приставать к родственникам, даже самым близким, это недостойно; во-вторых, каждый человек должен адекватно оценивать свое место в этом мире и поступать сообразно своему положению. Герцогиня из заштатного немецкого герцогства не должна напрашиваться с визитом к королеве Британской империи, если не получила из Лондона официального приглашения...
Элла, выросшая в этих традициях, искренне считала, что в деле воспитания ничего лучше и быть не может.
У племянников был тот же строгий распорядок дня и скромный быт, их учили оказывать милосердие, с уважением относиться к слугам, соизмерять желание пошалить с потребностями живущих в доме взрослых и условиями генерал-губернаторской службы дяди... Но Мария и Дмитрий, видевшие вокруг себя совсем иные примеры, находили викторианскую систему воспитания крайне неприятной и даже сомневались, любят ли их взрослые, если делают столько замечаний и не позволяют шалить.
Мария с обидой вспоминала: "Наши шалости тетю раздражали". Но Элла-то полагала, что разумная строгость идет детям во благо! Когда она в детстве вместе с сестрами и братом начинала шалить в длинном коридоре Виндзорского дворца, облюбованном маленькими принцами для игр, бабушка-королева тут же высылала лакея известить внуков, что шум мешает ей заниматься государственными делами. И любая, даже самая интересная игра немедленно прекращалась! (Хотя, казалось бы, почему бы бабушке, искренне любившей внуков, не порадоваться, что потерявшие мать дети сумели оправиться от горя и снова начали играть и шалить?)
Но у Марии перед глазами были совсем иные примеры. Например, ее старшая и любимая кузина Ольга, дочь царя Александра III, с которой она дружила и рассказы которой с интересом слушала... Наверняка, Марии было известно, что Александр, занимаясь государственными делами, позволял своей любимице Ольге играть в собственном кабинете и лазать под письменным столом. (Можно представить себе кислые улыбки сановников, добившихся монаршей аудиенции, когда во время их важных докладов из-под стола выглядывало смеющееся детское личико, отвлекая внимание самодержца от вопросов правления государством! Не случайно королева Виктория однажды заметила об Александре III: "Этот монарх не похож на джентльмена".) А если Ольга хорошо себя вела, Папа` разрешал ей прикладывать большую государственную печать к царским указам, а значит немножко править Россией...
Великая княжна Ольга в детстве
Конечно, это было намного интереснее, чем строгая дисциплина, введенная в обиход дядей Сергеем и тетей Эллой. И детей не оставляла мысль - если бы их не разлучили с родным отцом, все в их жизни могло бы быть иначе! И из-за этой глобальной всеобъемлющей обиды, о которой нельзя было даже говорить, множились обиды мелкие, на самом-то деле не стоящие внимания...
Каждое замечание, сделанное теткой, казалось страшно оскорбительным, в каждом совете или пожелании видился тайный, унизительный смысл... Елизавета Федоровна хотела, чтобы Мария уделяла еще больше внимания спорту, дабы развить гибкость и грациозность - в подростковом возрасте девочка была немножко неуклюжей. А Мария страдала от подобных советов - ведь тетя дала ей понять, что девочка некрасива.
По распоряжению великой княгини гувернантка на прогулках заставляла Марию обращать внимание на нищих и подавать им милостыню, а девочке было так страшно и неприятно подходить с деньгами к какому-то грязному, оброванному и больному старику... Тете нравилось, когда Мария укладывает свои пышные косы вокруг головы наподобие короны, а племянница злилась - как тяжело страдать от разнузданной тирании родственников, не имея возможности даже распорядиться положением собственной косы!
И все же, еще в детские годы, Марии удалось увидеть истинное лицо тети Эллы и многое понять о ее спрятанной от чужих глаз душе.
Однажды, когда Мария и Дмитрий как обычно проводили в Ильинском лето, великая княжна заболела дифтеритом. В те годы медицина не могла дать никаких гарантий выздоровления от подобных болезней. Детская смертность и вообще-то была высока, а уж ребенок, заболевший дифтеритом, зачастую был обречен - если сильный организм не справлялся с болезнью сам, врачи спасти его не могли...
Мария лежала в жару, бредила; никаких надежд на улучшение ее состояния не было. В бреду перед взором девочки разворачивались фантастические картины, словно бы картинки из волшебной книги сказок: замки с подъемными мостами, кавалькады рыцарей и нарядных дам, озера, окруженные цветами... Хотелось навсегда унестись в эту дивную страну, где больше нет боли и мучений. Но короткие моменты просветления безжалостно возвращали Марию в спальню, и она понимала, что все еще лежит на своей кровати, страдая от невыносимой головной боли, гула в ушах, рези в горле и невероятной слабости...
Очередной раз очнувшись, Мария неожиданно увидела тетю Эллу. На красивом лице великой княгини была такая тревога, такое отчаяние и такая любовь, что маленькая племянница запомнила это видение надолго.
Потом у нее вышел спор с братом, тема которого коснулась тети. Бескомпромиссный Дмитрий утверждал, что дядя Сергей любит племянников по-настоящему, а тетя Элла - только потому, что дядя велел ей их любить.
- Нет, тетя тоже любит нас по-настоящему! - горячилась Мария. - Когда я болела, а она сидела у моей кровати, я видела какое у нее было лицо. Никто не может так притворяться.
Тете Элле было хорошо знакомо эта страшная болезнь - когда-то она унесла ее мать и маленькую сестренку, и теперь, дежуря ночами у постели больной племянницы, она не могла не вспоминать об этих потерях. Тут уж было не до строгостей викторианского воспитания - главное, это сделать все, чтобы Мария осталась жива...
Но болезнь миновала, тетя снова стала по-английски сдержаной и Мария опять засомневалась - а любит ли тетя их с братом?
Продолжение следует...
Ч. 1. http://eho-2013.livejournal.com/492622.html
Ч. 2. http://eho-2013.livejournal.com/493167.html
Ч.3. http://eho-2013.livejournal.com/494630.html
Ч. 4. http://eho-2013.livejournal.com/496289.html
Ч.5. http://eho-2013.livejournal.com/499440.html
Ч.6. http://eho-2013.livejournal.com/500876.html
Ч. 7. http://eho-2013.livejournal.com/502401.html
Ч. 8. http://eho-2013.livejournal.com/502620.html
Ч. 9. http://eho-2013.livejournal.com/506385.html
Николай и Александра в Новом Иерусалиме под Москвой, 1903 год (за императорской четой следуют Мария, Дмитрий, Сергей Александрович и Елизавета Федоровна)
В начале 1903 года состоялся переезд Марии и Дмитрия к дяде и тете в Москву - уже не в гости, а для жизни одной семьей. Едва дети успели привыкнуть к новому положению, началась невероятная суета в губернаторском доме - Николай II решил, что необходимо возродить обычай, который русские цари не соблюдали уже лет пятьдесят - на Страстной неделе перед Пасхой приезжать в Москву, чтобы участвовать в церковных службах древней столицы.
Дядя, тетя и все приближенные генерал-губернатора были поглощены подготовкой к императорскому визиту.
Сергей Александрович старался учесть все что может, должно и не должно произойти в пасхальные дни... Пребывание императора в Москве должно было пройти без сучка, без задоринки, ибо тень Ходынки все еще стояла над Романовским семейством... Элла постаралась взять все бытовые вопросы царского пребывания в Москве на себя.
В Москве император с семьей каждый день утром и вечером посещал богослужения в кремлевских храмах, а свита, включая генерал-губернатора с близкими, должна была его сопровождать. В число императорской свиты впервые попала и Мария.
Пребывание на длинных и утомительных церковных службах, поначалу казавшееся весьма мучительным, неожиданно открыло для девочки новые стороны древней православной веры. В соборах Кремля церковные ритуалы наполнялись особым очарованием, привлекавшим Маришу, все еще носившую в сердце боль от разлуки с любимым отцом.
Намоленные иконы древнего письма, освещенные колеблющимися язычками свечей, бесконечно отражавшимися в золоте окладов, словно наполняли душу Марии новой силой.
Пасхальные торжества в Москве, 1903 год. Торжественная встреча императора на Театральной площади ( в экипаже Александра Федоровна и Елизавета Федоровна)
После Страстной недели, которую прибывший в Москву император вместе с родными и приближенными провел в церковных бдениях и посте, наступило Пасхальное воскресенье, полное праздничного веселья. Москвичи, которым не так уж часто доводилось лицезреть своего царя воочию, отнеслись к официальным праздненствам с большим энтузиазмом.
Толпы нарядно одетых горожан высыпали на улицы по которым двигался царский кортеж, чтобы приветствовать императорское семейство, другие верноподданные всех сословий окружали Кремль и в тысячный раз проходили под окнами дворцов, мечтая хоть краем глаза увидеть царя.
В один из праздничных дней Николаю пришло в голову посмотреть на Москву с высоты кремлевских стен. На прогулку вместе с царем и его свитой отправились Сергей Александрович, Элла, Мария и Дмитрий. Прогулка началась великолепно - виды, открывавшиеся со стороны Кремля, впечатляли. Видно было даже те места, где городские кварталы обрывались, уступая место заснеженным полям и далеким лесам, словно увидеть с кремлевских стен можно было половину России...
Внизу, у подножья стен как всегда прогуливались зеваки, рассчитывавшие увидеть государя. К их восторгу ожидания оправдались - царь со свитой показался среди кремлевских зубцов, разглядывая древнюю столицу и своих верных подданных.
- Император, император! - закричали одновременно несколько голосов. Толпа стала стремительно разрастаться, следуя за царем по маршруту его прогулки. Когда обход Кремля закончился, внизу волновалось сплошное человеческое море, кружившееся словно в водовороте.
Царь с сопровождающими его лицами спустился со стены и направился ко дворцу, но тут случилось непредвиденное...
В качестве неприступной крепости Кремль к началу ХХ века утерял свое значение. Как и любая городская территория он был всегда открыт для каждого москвича и приезжего человека - здесь находились общедоступные церкви и городские учереждения, например Окружной суд; извозчики, нередко, чтобы сократить путь и не объезжать крепостные стены, везли седоков прямо через Кремль, от Спасских ворот до Боровицких; да и просто как место прогулок кремлевские сады были весьма популярны в городе. Ворота старинных башен были гостеприимно распахнуты настежь...
Толпа, увидев, куда направился царь, устремилась к воротам, ворвалась в Кремль и окружила императора, радостно его приветствуя. Люди все прибывали, эмоции перехлестывали через край, свиту стали теснить. Несколько обезумевших от страха полицейских пытались защитить от давки хотя бы царскую чету, но их усилия были тщетны... Ходынка еще всем помнилась, но как оказалось, никого ничему не научила.
Мария и Дмитрий
Мария и Дмитрий, будучи еще небольшими детьми, оказались особенно беззащитны перед толпой. Девочку чуть не сбили с ног, потом ее оттерли от брата и затолкали... Людской поток поднял ее в воздух и куда-то понес, лишенную воли, безумно сжатую со всех сторон чужими плечами, локтями и спинами, не способную шевельнутся и вздохнуть. Лишившись опоры, Мария в любой момент могла упасть под ноги толпе и ее неизбежно затоптали бы. Но тут дядя Сергей, московский генерал-губернатор, заметил, что любимой племянницы рядом с ним нет и кинулся на помощь. Наверное, как должностное лицо он должен был защищать прежде всего царя и царицу, но как любящий родственник, заменивший Марии и Дмитрию отца, он, забыв обо всем, кинулся на помощь своим приемным детям. Испуганная, покрытая синяками и ссадинами, в рваном жакете Мария, благодаря помощи дяди была вызолена из толпы. С Дмитрием дело тоже обошлось благополучно.
Никаких карательных санкций после инцидента со стороны императора не последовало. Николай был растроган наивным порывом москвичей, увидев в нем лишь почтение и преданность своей особе.
Царская "палатка" в Москве, 1903 год
После отъезда императора из Москвы жизнь в семействе генерал-губернатора, как и во всей Первопрестольной, вошла в привычную колею. В начале лета Мария и Дмитрий вместе с приемными родителями переехали в Ильинское.
Казалось бы, жизнь маленьких великих князей после переезда в Москву поменялась не столь уж кардинально. Московский дом дяди и его загородная усадьба, знакомые с раннего детства; все те же родные, привычные лица вокруг: дядя, тетка, их приближенные и слуги, гувернантка, старичок генерал, занимавшийся их воспитанием... Из этого круга исчезло только одно дорогое лицо - лицо отца. Но такая потеря казалась детям непереносимо страшной, и в своих бедах они невольно обвиняли оставшихся с ними близких - дядя мечтал, чтобы у него были дети, он хотел отнять их у отца, вот и отнял...
Период отрочества, когда юный человек осмысляет происходящее вокруг и свое место в суровом мире, часто бывает трудным. Дети порой не могут найти общий язык с родными, с любящей, беззаветно преданной матерью, с учителями... Все кажутся несправедливыми, излишне придирчивыми, непонимающими и жестокими. А тут ситуация многократно усугубилась обстоятельствами - раннее сиротство после смерти матери, обожаемый отец, предпочитавший собственную, спрятанную от детей жизнь, сложности и условности придворного быта...
Вспоминая свое детство Мария рисовала на страницах мемуаров образ девочки, лишенной любви и ласки, и такой она, видимо, себя и воспринимала - бедная сирота, подавленная черствой мачехой, нечто вроде Белоснежки или Золушки. Но как только она начинала говорить о конкретных жизненных фактах, это впечатление сразу исчезало. Воспоминания Марии нередко противоречили ее собственным убеждениям: "...Несмотря на все отрицательные стороны моего воспитания.., обстановка, в которой я росла, была удивительной и чарующей".
Марии казалось, что она все детство провела в изолированной обстановке, что взрослые не желали впускать ее в свой мир, а ничего иного вокруг не было. "Где бы я и Дмитрий не находились, наша жизнь была полностью отграничена от жизни взрослых, проживавших с нами в одном доме. У нас были отдельные апартаменты, няни выводили нас одних на прогулки", - писала она, вспоминая свои ранние годы.
Да, отдельные апартаменты у детей были, и странно было бы, если бы в просторных дворцах семья теснилась бы в одной комнате. В те годы россияне, еще не испорченные "квартирным вопросом", вообще имели обыкновение выделять для детей отдельные помещения, "детские", даже люди весьма средних достатков, вроде учителей, мелких чиновников, почтовых служащих и квалифицированных рабочих. Но что касается полного "отграничения", то сама Мария Павловна свидетельствует об обратном.
Например, в Ильинском дядя Сергей очень рано стал знакомить детей со взрослыми делами. Каждое утро Мария и Дмитрий еще до завтрака отправлялись "в обход" - хозяйским глазом осматривать имение. Сначала они посещали коровники, где их угощали парным молоком после утренней дойки, потом - птичники, откуда уносили свежие яйца к завтраку. После прогулки вся семья приходила к утреннему кофе, сервированному на балконе. Тетя Элла приносила с собой иностранные журналы, из которых и ее, и племянницу больше всего интересовали журналы мод. Элла делала вырезки с рисунками модных фасонов, обративших ее внимание, и собирала их в специальный альбом. Свои наряды она моделировала сама, хотя порой и позволяла себе позаимствовать какую-нибудь идею у профессиональных кутюрье. То, как Элла одевалась, считалось эталоном элегантности при дворе. Уроки моделирования одежды, полученные в детстве от тети Эллы, чрезвычайно пригодились потом Марии в грядущих нелегких испытаниях.
Усадьба Ильинское
В одиннадцать часов у детей начинались уроки, и им, естественно, приходилось расставаться с дядей и тетей, чтобы отправиться в классные комнаты. После занятий, не таких уж продолжительных, дети играли в парке, или, если позволяла погода, купались в реке. Далее следовал второй завтрак или английский ланч. Элла, в детстве много времени проводившая с бабушкой, королевой Викторией, навсегда усвоила для себя распорядок дня, существовавший в английских аристократических семействах, считая его весьма удобным.
За столом у детей были свои определенные места - Маришу усаживали между дядей и Дмитрием. Здесь дети получали первые уроки благородных манер и этикета - они учились правильно вести себя за столом, причем дело касалось не только умения обращаться со столовыми приборами. Мариша, как светская дама, должна была поддерживать общую беседу, а Дмитрий - уделять внимание сидящей рядом с ним даме, хотя это была всего лишь его собственная сестренка. Если в доме были гости, кого-нибудь из них сажали за столом рядом с Маришей. Дядя с интересом следил, как она ведет разговор с посторонним человеком, какие темы находит... (Марии, как раз, эти светские обязанности вовсе не нравились, а уж если к столу собиралось человек пятнадцать-двадцать гостей, она вообще считала застолье самым тягостным моментом дня).
Мария с гостями в Ильинском (Элла стоит за ее спиной)
После короткого отдыха наступало время конных прогулок. Дядя подарил детям несколько пар пони и мулов, и они ежедневно отправлялись в сопровождении шталмейстера в маленькое путешествие, либо в коляске, либо верхом. Кататься в коляске было даже интереснее, так как им разрешали самим брать в руки вожжи и управлять экипажем. За право поиграть в кучера брат и сестра жарко спорили, и дело порой доходило чуть ли не до драки.
Если дядя был не занят, он тоже сопровождал племянников на верховой прогулке, и тогда, как с тоской вспоминает Мария, "приходилось хорошо себя вести".
Картины подмосковной природы - безбрежные хлебные поля, луга, заросшие высокой душистой травой с полевыми цветами, мрачный сосновый бор и веселые, пронизанные светом березовые рощи остались с Марией навсегда и вспоминались даже через много десятилетий после того, как она покинула Россию.
В середине лета появлялись ягоды, которые дети собирали в усадебном парке, потом грибы. Походы за грибами были тоже одним из любимых увлечений Марии, у которой были свои тайные грибные местечки, и она никогда не возвращалась с пустой корзиной.
В сельских праздниках с их многолюдными гуляньями и ярмарками, так любимыми в Ильинском, дети тоже принимали участие наравне с дядей и тетей. Как только Мария и Дмитрий немного подросли, дядя Сергей стал приучать их самостоятельно делать покупки. Брат и сестра получали по собственному кошельку с деньгами и вместе с дядей и тетей отправлялись обходить торговые ряды. Покупки в подарок близким (к числу которых непременно относились и слуги) дети выбирали самостоятельно, а вот обязанность нести все купленное возлагалась на крепких лакеев, вооруженных объемистыми корзинами - вес приобретений бывал порой не по детским силам. Мария каждый раз радовалась, когда ей удавалось среди обыденных предметов - платков, горшков и льняного полотна - отыскать что-нибудь необыкновенное, например, графин в котором по прихоти стеклодува размещалась разноцветная жар-птица, или огромный лимон, невесть как попавший в бутылку со спиртом.
Элла в Ильинском
Когда тетя Элла наряжалась в вечерний наряд, это сопровождалось настоящей церемонией, принимать участие в которой позволялось и Марии. Именно тогда девочка впервые узнала маленькие тайны и секреты женской красоты - тетин самодельный крем для лица из огуречного сока и сметаны, состав ванны с вербеной и лепестками роз, смягчающей кожу, трехстворчатое зеркало, позволяющее даме рассмотреть себя с разных сторон...
Тете, при том, что многие вещи - кремы для лица, косметические маски, маникюр и прочее - она делала сама, все же была необходима помощь. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Великие князья имели свой "малый" двор и своих придворных дам Хотя при стиле жизни Сергея и Эллы (не столько членов монаршего семейства, сколько богатых помещиков) их "гофмейстерину" правильнее было бы считать просто экономкой.
Тете подавали наряды, помогали сделать прическу. У Марии в этом ритуале была своя важная, ответственная и очень интересная для маленькой девочки роль. На нее возлагалась обязанность отпирать тетины шкафчики с драгоценностями, покоившимися в бархатных футлярах, и помогать выбирать украшения, подходящие к наряду.
Долгие годы спустя многие, включая знаменитую Коко Шанель, будут удивляться безупречному вкусу великой княжны Марии. А ведь вкус у человека развивается еще в детстве, если рядом есть кто-то, способный его развить.
Иногда дядя и тетя выбирались в гости к соседям, чаще всего - к князьям Юсуповым, с которыми были дружны, и брали племянников с собой. Сыновья Юсуповых, Николай и Феликс, были немного постарше Марии и Дмитрия, но тем более интересных товарищей для игр и озорства нашли юные великие князья в их лице.
Трудно представить, что даже самые любящие родители смогли бы организовать жизнь своих любимых чад лучше. И все же Мария относилась к дяде и тетке с некоторым внутренним отчуждением. Семейный конфликт, изгнание отца, противостояние князя Павла с другими родственниками, и... необходимость сделать выбор, на чью сторону встать, такая мучительная для детей необходимость! Конечно же Мария и Дмитрий внутренне всегда были на стороне отца и через призму этой семейной вражды рассматривали тех, кто оказался "на другой стороне баррикады".
"По-своему он очень любил нас, - писала Мария о Сергее Александровиче. - Ему нравилось проводить с нами время, и он не жалел его для нас. Но он всегда нас ревновал. Если бы он только знал, как мы обожали отца, он бы этого не перенес".
Дядя, придававший большое значение религии, пригласил священника, чтобы преподавал маленьким князьям закон Божий. Марии и Дмитрию сразу не понравился этот унылый старик с седой, некрасиво пожелтевшей бородой, с затхлым запахом от древней рясы. "Весь его облик, бесконечные скучнейшие проповеди, монотонно произносимые гнусавым голосом, раздражали нас, и спустя несколько месяцев наше терпение иссякло, - вспоминала Мария Павловна. - Мы пожаловались дяде. Он обоснованно упрекнул нас в неуважительном отношении к старому священнослужителю. Занятия продолжались. Наконец я, доведенная до крайности, пожаловалась в письме отцу. Результат оказался неблагоприятным: дядя позвал меня в рабочий кабинет, выразил сожаление, что я действую за его спиной, и строго отчитал". Тень далекого отца так и витала в этом доме...
"Дядя Сергей полагал, что он занимается нашим воспитанием. Он лично вникал в малейшие детали нашей повседневной жизни. Он любил нас, несомненно, хотел нам добра, но, увы, его трогательные усилия часто имели прямо противоположный эффект", - вспоминала Мария Павловна.
Тетю Эллу она оценивала еще строже. Тут, увы, сказалось взаимное непонимание, часто омрачающее отношения даже самых близких людей, нежелание задуматься о причинах, заставлявших человека совершать тот или иной поступок.
Для нас выражения "викторианская эпоха", "викторианские нравы", "викторианское воспитание" стали уже обыденными темами в разговорах о старой доброй Англии. Но Элла, будучи внучкой королевы Виктории, получила самое викторианское воспитание из всех возможных. И при этом всегда боготворила бабушку, считая ее почти святой. (Когда королева Виктория скончалась в 1901 году, Элла сказала мужу: "Теперь на небесах у нас будет еще одна заступница".) И все традиции, заложенные бабушкой, были святы.
Детей даже в самых богатых аристократических семействах Британии воспитывали достаточно строго, считая, что это пойдет только во благо. Главными добродетелями считались сдержанность, умение контролировать свои эмоции и желания и в любой ситуации вести себя достойно, привычка к порядку, милосердие и трудолюбие. И именно эти черты следовало в детях всеми силами развивать.
Герцог и герцогиня Гессен-Дармштадские с детьми
Ребенок, как бы ни был он дорог родителям, не должен был ощущать себя центром вселенной и считать, что ему все дозволено. Излишние сентименты, баловство, неумеренные ласки, потакание капризам признавались недопустимыми, но при этом жизнь детей была устроена весьма разумно. Строгий распорядок дня с обязательным ранним подъемом, развивающие занятия, спортивные тренировки, приобретение активных трудовых навыков (считалось, что знатная леди должна уметь сама убрать комнату, приготовить еду, сшить одежду, хотя бы для того, чтобы в будущем квалифицированно проконтролировать прислугу; мальчиков учили ухаживать за лошадьми, что-либо мастерить, разбираться в технике...).
Детей с раннего возраста приучали посещать больницы, приюты и прочие места, где высока концентрация человеческого страдания, чтобы они знали, как много людей нуждаются в помощи, и учились эту помощь оказывать. Сама Элла в семилетнем возрасте впервые отправилась в больницу вместе с матерью, герцогиней Алисой, чтобы помочь страждущим.
Разнося по больничным палатам благотворительные передачи, девочка впервые по-настоящему столкнулась с болью и горем. Вид чужих страданий произвел на Эллу такое сильное впечатление, что по возвращении домой у нее случился настоящий нервный приступ. Мать даже засомневалась, не слишком ли рано возлагать эту тяжелую ношу на детские плечи, но Элла, оправившись, стала настаивать на том, чтобы ей позволили продолжать заниматься благотворительностью.
Герцогиня Алиса писала королеве Виктории: "Я стремлюсь внушить им [детям], что не пристало кичиться своим положением, что надо ценить человека лишь по его личным достоинствам... Полностью разделяю твое мнение о различиях между людьми и думаю, насколько важно, чтобы принцы и принцессы знали, что они не ничуть не выше и не лучше остальных и что своей добротой и скромностью им следует всем подавать пример".
Королева Виктория с внучками Викторией, Эллой и Аликс
Королева Виктория, мать девяти детей, никогда не стеснялась преподать своим дочкам и сыновьям лишний урок, порой достаточно жестокий. Однажды мать Эллы Алиса, уже не девочка, а вполне взрослая дама, герцогиня Гессен-Дармштадтская, отправившись по делам в Англию, попросила у матери разрешения проездом остановиться на одну ночь в Виндзоре. Виндзорский замок - не лачуга, в которой не найдется ни одной лишней спальни. И все же Виктория ответила, что визит дочери стеснит ее в королевских покоях. Алисе пришлось откровенно признаться, что у нее мало денег, и заплатить за номер в приличном отеле ей тяжело. Королева не сочла нужным ничего ответить, а Алиса не посмела явиться в замок матери без приглашения. Герцогине пришлось заночевать на самом жалком постоялом дворе...
В России мать, которая отказала бы в гостеприимстве родной дочери, подверглась бы всеобщему осуждению.
Британцы же вполне одобрили свою королеву. Она сумела преподать дочери сразу два важных урока - во-первых, оказавшись в стесненных обстоятельствах нельзя с протянутой рукой приставать к родственникам, даже самым близким, это недостойно; во-вторых, каждый человек должен адекватно оценивать свое место в этом мире и поступать сообразно своему положению. Герцогиня из заштатного немецкого герцогства не должна напрашиваться с визитом к королеве Британской империи, если не получила из Лондона официального приглашения...
Элла, выросшая в этих традициях, искренне считала, что в деле воспитания ничего лучше и быть не может.
У племянников был тот же строгий распорядок дня и скромный быт, их учили оказывать милосердие, с уважением относиться к слугам, соизмерять желание пошалить с потребностями живущих в доме взрослых и условиями генерал-губернаторской службы дяди... Но Мария и Дмитрий, видевшие вокруг себя совсем иные примеры, находили викторианскую систему воспитания крайне неприятной и даже сомневались, любят ли их взрослые, если делают столько замечаний и не позволяют шалить.
Мария с обидой вспоминала: "Наши шалости тетю раздражали". Но Элла-то полагала, что разумная строгость идет детям во благо! Когда она в детстве вместе с сестрами и братом начинала шалить в длинном коридоре Виндзорского дворца, облюбованном маленькими принцами для игр, бабушка-королева тут же высылала лакея известить внуков, что шум мешает ей заниматься государственными делами. И любая, даже самая интересная игра немедленно прекращалась! (Хотя, казалось бы, почему бы бабушке, искренне любившей внуков, не порадоваться, что потерявшие мать дети сумели оправиться от горя и снова начали играть и шалить?)
Но у Марии перед глазами были совсем иные примеры. Например, ее старшая и любимая кузина Ольга, дочь царя Александра III, с которой она дружила и рассказы которой с интересом слушала... Наверняка, Марии было известно, что Александр, занимаясь государственными делами, позволял своей любимице Ольге играть в собственном кабинете и лазать под письменным столом. (Можно представить себе кислые улыбки сановников, добившихся монаршей аудиенции, когда во время их важных докладов из-под стола выглядывало смеющееся детское личико, отвлекая внимание самодержца от вопросов правления государством! Не случайно королева Виктория однажды заметила об Александре III: "Этот монарх не похож на джентльмена".) А если Ольга хорошо себя вела, Папа` разрешал ей прикладывать большую государственную печать к царским указам, а значит немножко править Россией...
Великая княжна Ольга в детстве
Конечно, это было намного интереснее, чем строгая дисциплина, введенная в обиход дядей Сергеем и тетей Эллой. И детей не оставляла мысль - если бы их не разлучили с родным отцом, все в их жизни могло бы быть иначе! И из-за этой глобальной всеобъемлющей обиды, о которой нельзя было даже говорить, множились обиды мелкие, на самом-то деле не стоящие внимания...
Каждое замечание, сделанное теткой, казалось страшно оскорбительным, в каждом совете или пожелании видился тайный, унизительный смысл... Елизавета Федоровна хотела, чтобы Мария уделяла еще больше внимания спорту, дабы развить гибкость и грациозность - в подростковом возрасте девочка была немножко неуклюжей. А Мария страдала от подобных советов - ведь тетя дала ей понять, что девочка некрасива.
По распоряжению великой княгини гувернантка на прогулках заставляла Марию обращать внимание на нищих и подавать им милостыню, а девочке было так страшно и неприятно подходить с деньгами к какому-то грязному, оброванному и больному старику... Тете нравилось, когда Мария укладывает свои пышные косы вокруг головы наподобие короны, а племянница злилась - как тяжело страдать от разнузданной тирании родственников, не имея возможности даже распорядиться положением собственной косы!
И все же, еще в детские годы, Марии удалось увидеть истинное лицо тети Эллы и многое понять о ее спрятанной от чужих глаз душе.
Однажды, когда Мария и Дмитрий как обычно проводили в Ильинском лето, великая княжна заболела дифтеритом. В те годы медицина не могла дать никаких гарантий выздоровления от подобных болезней. Детская смертность и вообще-то была высока, а уж ребенок, заболевший дифтеритом, зачастую был обречен - если сильный организм не справлялся с болезнью сам, врачи спасти его не могли...
Мария лежала в жару, бредила; никаких надежд на улучшение ее состояния не было. В бреду перед взором девочки разворачивались фантастические картины, словно бы картинки из волшебной книги сказок: замки с подъемными мостами, кавалькады рыцарей и нарядных дам, озера, окруженные цветами... Хотелось навсегда унестись в эту дивную страну, где больше нет боли и мучений. Но короткие моменты просветления безжалостно возвращали Марию в спальню, и она понимала, что все еще лежит на своей кровати, страдая от невыносимой головной боли, гула в ушах, рези в горле и невероятной слабости...
Очередной раз очнувшись, Мария неожиданно увидела тетю Эллу. На красивом лице великой княгини была такая тревога, такое отчаяние и такая любовь, что маленькая племянница запомнила это видение надолго.
Потом у нее вышел спор с братом, тема которого коснулась тети. Бескомпромиссный Дмитрий утверждал, что дядя Сергей любит племянников по-настоящему, а тетя Элла - только потому, что дядя велел ей их любить.
- Нет, тетя тоже любит нас по-настоящему! - горячилась Мария. - Когда я болела, а она сидела у моей кровати, я видела какое у нее было лицо. Никто не может так притворяться.
Тете Элле было хорошо знакомо эта страшная болезнь - когда-то она унесла ее мать и маленькую сестренку, и теперь, дежуря ночами у постели больной племянницы, она не могла не вспоминать об этих потерях. Тут уж было не до строгостей викторианского воспитания - главное, это сделать все, чтобы Мария осталась жива...
Но болезнь миновала, тетя снова стала по-английски сдержаной и Мария опять засомневалась - а любит ли тетя их с братом?
Продолжение следует...