Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 11: eho

eho_2013

Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 11

Dec 08, 2014 18:47

Елизавеста Федоровна со своей фрейлиной

Через год после изгнания великого князя Павла Александровича из России Сергей и Элла все же решили устроить его детям встречу с отцом. Это оказалось не таким уж простым делом.
Великий князь Павел, не имея возможности появляться на родине, постоянно жил за границей. Его брак с Ольгой Пистолькорс не был официально признан, жена не имела права на титул, ее не принимали многочисленные родственники мужа, представлявшие различные европейские династии. О том, чтобы дети появились в доме, где Павел Александрович проживал "с этой женщиной", Романовы не желали и слышать. Однако тетка Марии и Дмитрия, герцогиня Мария Саксен-Кобургская не осталась равнодушной к этой семейной драме и предоставила свою виллу в Баварии для встречи Павла Александровича с сыном и дочерью. Мария и Дмитрий выехали из Ильинского в сопровождении Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны, генерала Лейминга, гувернантки и свиты - с официальным визитом за границу великие князья должны были отправляться подобающим образом. Герцогиню Саксен-Кобургскую Мария любила, хотя многие побаивались эту даму из-за известного всей Европе грозного нрава. Но к племянникам из России тетя Мария всегда поворачивалась самой лучшей стороной.
Остроумная, язвительная, не привыкшая скрывать то, что думает, герцогиня поглядывала на мир поверх очков ироничным взглядом и отпускала колкие замечания, не забывая считать петли орнамента в своем вязанье... Может быть, благодаря ее вмешательству детям позволили повидаться с отцом наедине.
Однако между отцом и дядей снова возникли споры о детях. Сергей Александрович счел нужным напомнить брату, что тот сам отказался от родительских прав и дети теперь на его, то есть опекуна, попечении, и все решения касательно их будущего он вправе принимать без согласования с их отцом. Павел Александрович воспринял это достаточно болезненно, а Мария, ставшая случайной свидетельницей разговора, - вдвойне. Обиды на дядю множились...

По возвращении в Москву, в начале зимы от отца пришло известие о рождении у него дочери Ирины. Позже оказалось, что отец обращался к брату с просьбой разрешить Марии стать крестной для сводной сестры, но Сергей Александрович отказал.
Тем временем политическая ситуация в стране осложнилась - на Дальнем Востоке началась война России с Японией.

Манифест Николая II об объявлении войны Японии

Известие о начале военных действий, как почему-то всегда бывает в таких случаях, явилось для российского общества полной неожиданностью. Зима наступившего 1904 года была полна развлечений, балов, праздников и обещала лишь радости жизни. Зимний сезон был немыслим без роскошного бала в генерал-губернаторском доме. По воспоминаниям очевидцев, Елизавета Федоровна в тот день "была дивно хороша в бледно-розовом платье с диадемой и ожерельем из крупных рубинов", принимая вместе с мужем гостей. "Мы все с восхищением смотрели на Елизавету Федоровну и восторгались ее изумительным цветом лица, белизной кожи и изящным туалетом, рисунок которого она собственноручно набрасывала для портнихи", - рассказывала позже одна из дам, хорошо знавшая великую княгиню по совместной работе в благотворительных комитетах. На следующем губернаторском балу великая княгиня была, по словам все той же дамы, "еще красивее. На ней был белый туалет с рассыпанными по платью бриллиантовыми звездами и с такими же бриллиантовыми звездами в волосах. Она походила на сказочную царевну".
Третий губернаторский бал был назначен в Нескучном, пригородной резиденции Сергея Александровича. Дамы готовились, чтобы не ударить лицом в грязь, шили изысканные туалеты (хотя перещеголять великую княгиню никто, конечно же, не рассчитывал...). Танцы были заблаговременно "расписаны" - кавлеры просили дам оставить за ними полонез, мазурку и третью кадриль заранее, чуть ли не за две недели, чтобы не остаться на балу в стороне...
"И вдруг как гром среди ясного неба - война с Японией!"
Все бриллиантовые звезды мигом померкли.
В ночь на 27 января японские корабли атаковали русскую эскадру, стоявшую на рейде вблизи Порт-Артура...

Корабли 1 Тихоокеанской эскадры и Японского военного флота (красным зачеркнуты погибшие корабли), 1904 год

С началом войны Елизавета Федоровна, и в обычное время уделявшая немало внимания благотворительности, с головой окунулась в решение проблем помощи фронту. Возглавляя московское отделение организации Красного Креста, она просто сбивалась с ног. На фронт отправлялись оборудованные ее тщанием полевые госпитали, перевязочные пункты, санитарные поезда, в Москве открывались тыловые лазареты для эвакуированных с Дальнего Востока раненых... Кроме того, необходимо было подумать о судьбе вдов и сирот военного времени, которых становилось все больше.
Когда-то герцогиня Алиса, мать Эллы, занималась подобной работой в Гессене, чтобы помочь воюющим солдатам. Элла была тогда маленькой девочкой, но как оказалось, хорошо запомнила этот урок...

Открытка с портретом Елизаветы Федоровны с надписью генералу Куропаткину: "От Сергея и меня тысяча приветствий и искренних пожеланий. Да хранит Вас Бог. Елизавета"

В Большом Кремлевском дворце великая княгиня устроила швейные мастерские, в которых изготавливали необходимые для армии вещи: обмундирование, теплую одежду. Прямо в Георгиевском зале рядами установили швейные машинки, а в соседних залах - раскройные столы, и любая женщина, умевшая шить (а в те годы рукоделие в той или иной степени было знакомо каждой представительнице прекрасного пола - этому с детства обучали и крестьянских девочек, и юных аристократок), могла внести свой посильный вклад в благотворительную работу... Тут же во дворце были устроены приемные для пожертвований, склады, а также помещения, в которых формировали и упаковывали посылки для фронтовиков.
Незанятым оставался только Тронный зал. Его, как место святое для России, Елизавета Федоровна не стала занимать - что бы не происходило вокруг, трон русских царей должен был оставаться в неприкосновенности.
Пожертвования Елизавета Федоровна иногда принимала сама и лично благодарила жертвователей. Люди тянулись в Кремль вереницей - место для подобной деятельности великая княгиня выбрала, без сомнения, правильно. Современники вспоминали, что в кремлевских покоях, открытых для людей, озабоченных судьбами страны и русского воинства, чувствовалось необыкновенное единение общества. Состоятельная публика делала богатые пожертвования - деньги, драгоценности, штуки полотна для раскроя в мастерских, из купеческих лавок возами привозили продовольствие... Но порой и скромная лепта казалась очень трогательной. Однажды среди других жертвователей появилась депутация приютских детей. Ребятишки постановили, что отныне будут пить несладкий чай, а сахар, съэкономленный таким образом, станут передавать для нужд раненых на войне...

Мария, прежде относившаяся к благотворительности как к скучной и надоедливой повинности, неожиданно, даже для самой себя, под влиянием тети увлеклась этим делом. Теперь все было всерьез, по велению сердца, а не из-под палки, работа казалась и вправду важной и нужной. Каждая пара белья, сшитая руками юной великой княжны, могла пригодиться на фронте. И одна эта мысль заставляла ее очень стараться. "Я нашла для себя отдушину, приходя сюда работать по воскресеньям", - будет вспоминать Мария Павловна в эмиграции. А почему же тогда только по воскресеньям, если уж девочке было так важно заниматься полезным трудом?
Да просто в будние дни Мария вместе с тетей навещала в госпиталях раненых и проводила там все свободное от обязательных уроков время. Здесь она под руководством тети получила первые серьезные уроки госпитальной работы, которые так пригодятся ей в дальнейшем.

Рождество 1904 года и наступление Нового, 1905, самые любимые в России праздники, не могли ослабить подспудное напряжение, захватившее страну. Дела на фронте были плохи, да и внутренняя политическая ситуация ухудшалась не по дням, а по часам... Но все равно, хотелось надеяться на лучшее - в канун новогодия верится, что самые смелые надежды и мечты обязательно сбудутся.
Всех, кто работал вместе с великой княгиней Елизаветой Федоровной в обществе Красного Креста, пригласили на елку в Кремль. Освобожденный от оборудования мастерских Георгиевский зал предстал перед гостями в парадном убранстве.
Дамы, на нарядах которых кроме ювелирных украшений были приколоты непременные значки их организации - бронзовая буква "Е", средняя черточка которой представляла собой красный эмалевый крест, получили от великой княгини памятные сувениры с золотой гравировкой: "Елизавета. Елка 1904/5".
Мария еще не догадывалась, чтот скромный праздник - один из последних в жизни ее новой семьи, что над приемными родителями сгустились черные тучи и счет их благополучной совместной жизни пошел уже на дни...

Вчера в Кремлевском дворце на Средства Ее Императорского высочества Великой Княгини Елизаветы Федоровны была устроена елка для всех деятелей и сотрудников склада, особого комитета, комиссий и подкомиссий. Всего на елку было приглашено 865 лиц. <...>
Ее Высочество Великая Княгиня Елизавета Федоровна лично раздавала всем приглашенным подарки.
"Московские вести", 1905, 7 января

В первый день наступившего года Николай записал в своем дневнике: "Да благословит Господь наступивший год. Да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое и безмолвное житие". Господь молитвам венценосца не внял...
В декабре Сергей Александрович в очередной раз подал царю прошение об отставке с поста генерал-губернатора Москвы. Он не мог согласиться с политикой, проводимой его племянником, и понимал, что дело кончится взрывом. На этот раз император отставку великого князя принял, оставив за ним лишь пост командующего Московским военным округом. 1 января 1905 года Сергей Александрович оставил свой пост...

Благотворительный базар Елизаветы Федоровны

6 января 1905 года на государя было совершено покушение - во время Крещенского водосвятия его расстреляли на льду Невы боевыми снарядами из пушки, приготовленной для праздничного салюта... Не попали, только повредили здание Зимнего дворца. После отъезда Николая II из Петербурга в Царское Село 9 января в столице случилась гигантская провокация, позже названная Кровавым воскресеньем. Революция набирала оброты.
В Москве в зиму 1904-1905 годов забастовки и демонстрации приняли, по словам Марии Павловны, "особенно массовый" характер. И дядя Сергей, прежде старавшийся, чтобы политика не проникала за дверь классной комнаты племянников, теперь стал откровенно говорить с ними обо всем. Однажды Мария и Дмитрий пришли, как обычно, вечером в кабинет дяди, чтобы он им почитал (эти совместные чтения оставались в семье любимым развлечением как для детей, так и для взрослых). Но в этот раз дядя Сергей в большом волнении расхаживал взад-вперед по комнате и молчал. Дети тоже замерли, понимая, что случилось нечто неординарное.
Наконец Сергей Александрович заговорил о сложившейся политической ситуации, стараясь доступно объяснить детям суть происходящих событий. Дети узнали, что великий князь подал прошение об отставке с поста генерал-губернатора, и отставка его принята, что он осуждает правительство за заигрывания с революционерами и преступную слабость в пресечении беспорядков... При всем том, у Сергея Александровича не было желания покидать Москву, да и командование московским военным гарнизоном оставалось за ним.
"Серьезность его тона поразила нас, мы почувствовали, что положение, несомненно тяжелое. Однако впечатления детей большей частью поверхностны, мы еще не могли понять сути дядиного беспокойства", - вспоминала Мария.
Ее больше волновали житейские неудобства, вызванные беспорядками в городе. Члены великокняжеского семейства не отваживаливались выходить за ворота парка и пребывали в Нескучном, словно под домашним арестом. На конном дворе Нескучного дворца разместили кавалерийский эскадрон, была усилена охрана дворцовая охрана. Но уверенности в преданности московского гарнизона у командующего не было - некоторые полки уже охватило революционное брожение...

Нескучное, современная фотография

Был еще один фактор, о котором великий князь мог догадываться, хотя и не знал об истинных масштабах происходящего. На него лично в эти дни началась настоящая охота - Боевая организация эсеров подписала ему смертный приговор, и в Москву уже были стянуты лучшие силы боевиков-террористов для приведение приговора в исполнение.
Собственно говоря, планировалось одновременно три акта, которые должны были устрашить страну и повергнуть ее в хаос (и почему эсеры каждый раз надеялись, что после убийства очередного государственного мужа страна непременно впадет в хаос - на место погибшего губернатора, генерала или полицмейстера приходил другой, а многочисленные кровавые жертвы приносились впустую, если не считать общего политического безумия, все больше разъедающего людские души). В Петербурге должен был погибнуть генерал-губернатор Трепов, в Москве - великий князь Сергей Александрович, в Киеве - генерал-губернатор Клейгельс. В каждый из этих городов была направлена летучая боевая группа.
Московской группой руководил Борис Савинков. За ним лично не числилось ни громких убийств, ни каких-то иных "героических подвигов". Савинков предпочитал заниматься "организационной работой", одновременно делая себе имя и оставаясь в стороне от непосредственно совершаемого убийства, чреватого для исполнителя смертной казнью.

Надо сказать, что в те годы смертная казнь в России применялась чрезвычайно редко. За уголовные преступления полагалась каторга, даже самые жестокие из убийц получали бессрочную каторгу. В большинстве случаев на каторгу попадали и "политические", причем не за мелкие прегрешения, как например пачка антиправительственных листовок, найденных жандармами при обыске - это "тянуло" на пару месяцев заключения в самом худшем случае, а за участие в террористических актах, подготовку самодельных бомб и прочие деяния.
Условия на каторге, конечно, были тяжелые, и ограничение свободы - само по себе страшное наказание для человека, но для заключенных более позднего, советского периода российской истории, знакомых с ГУЛАГом, царская каторга показалась бы сказкой - даже на Сахалине, где были самые страшные из всех каторжных поселений, каторжанину можно было обзавестись своим домиком и хозяйством, выписать к себе семью, промышлять рыбалкой и охотой... Денежную помощь родственников никто не ограничивал, а каторжане, имевшие специальность, могли найти и службу.
Однако, преступники, уличенные в антигосударственной деятельности и терроре, попадали не под обычный суд присяжных, где самым страшным наказанием становилась каторга, а под военный трибунал, приговоры которого были строже. За особо злостные преступления, повлекшие значительные человеческие жертвы, политических преступников в редких случаях могли приговорить к смертной казни. И этот факт доводил боевиков из террористических организаций до исступления.
"Мы вынуждены противопоставить насилию тирании силу революционного права", - объясняли эсеры в своих листовках.
Они были уверены в своем праве казнить и миловать, без суда, без следствия, по собственному приговору в силу некоего "революционного права", выразителями которого самозванно себя объявили, и не считаясь со случайными жертвами (порой во время террористических актов погибало несколько десятков ни в чем не повинных людей, просто оказавшихся рядом, а уж двух-трех погибших кроме самого объекта революционной мести никто и во внимание не принимал).
И самое страшное - образованные слои российского общества в большинстве рукоплескали террористам и материально поддерживали их деятельность. Интеллигенция, претендовавшая на то, что она - совесть нации, проплачивала жесточайшие террористические акты. К примеру, финансовое обеспечение убийства эсерами-боевиками министра внутренних дел Сипягина взяли на себя писатель Максим Горький и видный организатор библиотечного дела Н.А. Рубакин. Сведения об этом сохранились в фондах Отдела рукописей Российской государственной библиотеки (Ф.358. К. 356).
Все жаждали "ниспровержения основ". Пожертвования "на борьбу с режимом" шли нескончаемым потоком, и именно эти блестящие финсовые условия, в которых оказалась партия социалистов-революционеров, позволили эсерам пойти на столь масштабную акцию как подготовка трех покушений на генерал-губернаторов самых крупных городов империи.
"В то время боевая организация обладала значительными денежными средствами: пожертвования после убийства Плеве (имеется в виду террористический акт против министра внутренних дел В. К. Плеве 15 июля 1904 года. - Е.Х.) исчислялись многими десятками тысяч рублей", - подчеркивал в своих воспоминаниях Савинков.

Борис Савинков

Теперь в числе первоочередных мишений оказался великий князь Сергей Александрович. В начале ноября 1904 года в Москву из Парижа и Брюсселя направились члены боевой организации, чтобы "устранить" Сергея Александровича. Под одеждой они везли динамит (и благополучно преодолели с этим опасным грузом все пограничные и таможенные проверки). Вскоре Савинков, Каляев, Моисеенко и Дора Бриллиант встретились в Первопрестольной и приступили к исполнению своего плана. В декабре к террористической группе присоединился еще один боевик-новичок - Петр Куликовский, бывший студент петербургского учительского института. "Куликовский был человек выше среднего роста, в очках, с большими и добрыми, навыкате, глазами, - характеризует его Савинков. - На первом же свидании он сказал мне, что хочет работать в терроре. Чтобы убедиться в силе его желания, я стал разубеждать его. (...) Куликовский твердо стоял на своем".
Поразительно, но этот человек с "добрыми глазами" и тягой к убийству мог стать школьным учителем! Впрочем, таких учителей было много, и плоды их просветительской деятельности в полной мере проявились лет через 12...

Продолжение следует...

великая княгиня Елизавета Федоровна, Дом Романовых, Русско-японская война, история России, великие князья, 1905