Попробуем разобраться со всеми этими крышесносными вопросами влияния гамма-лучей на бледно-желтые ноготки религии и политики на керамику. Были селадоны - буддизм, нефрит, все такое. Пришли монголы, навели шороху, прогнули под себя весь Дальний Восток и вкусы, естественно, тоже. Но когда начинаешь разбираться с их отношением к буддизму, утверждение ( Read more... )

Реставратор  живописи рассказала в храме на Гутуевском острове (это тот, в который все радостно тычут пальцем в Петергофе и кричат, что видят Исаакий). Работала она в молодости в Латвии на объекте Растрелли, не то Митавский дворец, не то Рундальский. Делали плафон, а его делают как Микеланджело потолок в Систине - задрал голову, поднял руки и ( Read more... )

Тяжело быть вторым. Первых знают все. Кто не в курсе, что фарфор в принципе изобрели китайцы, а в Европе - Мейсен? Но поставим вопрос иначе - кто был второй по фарфору, что в мире, что в Европе? Мало кто скажет без гугла.

Другая проблема в том, что тяжело, ох, тяжело быть Очень Маленьким Существом страной на задворках огромного государства с ( Read more... )

Я люблю такие истории, чтобы было про неожиданное и про любовь одновременно. И не следует низводить высокое понятие любви к важным, но далеко не исчерпывающим взаимоотношениям полов. Любовь может быть к жизни, людям, друзьям, детям, собакам, прогулкам, искусству и мало ли еще чему. Однако с самой большой нежностью я отношусь к тем, кто любит свое ( Read more... )

Наверное, следует сказать еще вот что (оно подразумевалось, но четко не прозвучало, признаю). Есть такая штука, я ее для себя условно обозначаю как синдром Консуэло, по несколько забытому, но когда-то знаменитому роману Жорж Санд. Суть синдрома в том, что, как только героиня, не то чтобы дурнушка, но ничего особенного, открывает рот и начинает петь ( Read more... )

Мне все больше приходит застенчивых и заманчивых предложений поработать взаимовыгодно вместе. В форме «а не могли бы вы написать про». Видимо, это литературные агенты, свято блюдущие мои скромные интересы. Я просто-таки твердо уверена, что среди них нет и не может быть любителей почесать себе что-нибудь, включая либидо, на халяву (не, ну а вдруг ( Read more... )

В день свадьбы Джен написала родным - отдельно «в Мур-Хаус и в Кембридж, сообщая о своем браке, и подробно объяснила, почему поступила так. Диана и Мэри от всего сердца меня поздравили, и Диана добавила, что приедет повидать меня сразу же, как кончится наш медовый месяц». Мэри, более интровертная, ждет приглашения, но в дальнейшем обе сестры, ( Read more... )

Как только спадает наваждение, Джен немедленно становится собой и первым делом принимает совершенно логичное решение: «Письма остались без ответа, надо самой поискать этот ответ». Она встает с зарей, собирается и в «начале пятого» уже ждет почтовую карету возле Уайткросса. Только теперь можно понять, до какой степени она была порабощена Сент-Джоном ( Read more... )

Какой штамп очеловечивает / прикладывает Бронте в третьей части романа? Думаю, что целых два: во-первых, обретение идеальных друзей-родственников-счастливой семьи и, разумеется, наследства; во-вторых, идеального пастыря, зовущего к жертве и увлекающего в подвиг. Первый нам понятен, известен и до сих пор эксплуатируется в литературе. Со вторым ( Read more... )

Вторая стадия - это идиллический период в истории отношений Джен Эйр и Сент-Джона Риверса. Они продуктивно работают вместе, дружат, шутят, откровенничают. Он носит ей книжки и хвалит за усердие. Она проводит ему сеансы психотерапии, причем небезуспешные («в беседах с вами я уже некоторое время черпаю поддержку и одобрение»). Оба ужасно страдают от ( Read more... )