Приложение (17р): Кровь живых
Продолжаем разговор о том, какими мы встретились - и что дали друг другу в общении с ЗА.
Внимание! - пост начинается со старых (несколько-летней давности) материалов, но постепенно переходит ко всё более и более новым (хотя в каком-то смысле всё более и более старым - например, к рисункам времён нашей юности, их там в конце есть немало:))
********************
Из давнего, вокруг "Я был никто, ничто и звать никак", плюс из недавнего, вокруг "Образа бабочки":
Герман:
Есть в литературных анналах Земли Алестры занятная книга - повествование о том, как некое существо, изначально телесной полнотой не обладавшее (возможно, зыби, либо, например, кто-то из мелких "нусиков" - бесплотных обитателей какой-нибудь суперсистемы), эту самую полноту телесности постепенно обретает. Книга сия написана от первого лица и начинается словами "Я был никто, ничто и звать никак, но вот однажды…" - и далее излагается история "оплотнения", состоящая из ряда этапов, по ходу которой главгер научается всяким телесным ощущениям, восходит от возможности к возможности, от умения к умению, покуда не становится подобен другим телесным существам - всем тем, которые так или иначе ему на этом непростом пути помогают.
История сия известна в нескольких вариантах, два из которых различаются между собой особенно забавным образом: в одном из них кульминацией служит поход в притон и участие в разнообразных плотских утехах (начиная с традиционных ванн и катания с горки), в другом - аналогичной кульминацией является принятие крещения и участие в праздничном богослужении.
Оба эти равно замечательные варианта - да и вообще, весь сюжет в целом:) - можно легко и свободно отнести ко мне. Это я был "никто, ничто и звать никак", это со мной наконец произошло благословенное "однажды", это меня проводили сквозь таинства крови, любови, огня и воды, питья и еды - покуда я не стал своим среди своих, не укрепился в родной земле корнями.
(...)
Я уже неоднократно говорил, что поначалу моими телами располагали другие волонтёры (прежде всего Тата и её друзья) - поскольку мне тогда не по силам было разорваться на жизнь в двух мирах одновременно, ребята пользовались "мною", действуя "за меня", и память о произошедшем доставалась мне наподобие того как когда подёнщик действует в сцепке с "местным" - в начале квеста память "местного" воспринимается подёнщиком как "своя", а после квеста совершённое подёнщиком присоединяется к памяти "местного" типа как пережитое им во сне. И вот теперь вообразите, братцы, моё положение: я всеми фибрами-жабрами чувствую, что попал домой, и надо срочно укореняться, покуда меня вновь от дома не оторвало - реально же проводить дома время с той интенсивностью, чтоб врасти, я не могу! - в итоге, нравится мне или не нравится, увесистую долю прикосновений к родной почве я получаю, ткскть, через одно место - а именно то самое, которым я креплюсь к друзьям-коллегам-братьям-по-кладке.
Мог ли я в таком случае _как_бы_то_ни_было_ оценивать то что они говорят и делают, осуждать или одобрять _любые_ их поступки? - может быть, вам покажется сие странным, но этого я не мог. Не потому отнюдь, что, типа, "долг благодарности вынуждал меня закрывать глаза" и всё такое прочее - о нет! Я не способен был на это чисто физически - припадая к источнику жизни, я не обращал внимания на острые и грубые камни, сквозь которые он хлестал. То, что ребята _делали_мной_, то что они мне транслировали - всё вызывало базовый, внеоценочный восторг. Любить - убить - пытать - спасать - бежать - встречать - да Боже ж мой, какая к чёрту разница!.. Всё, что я получал, было для меня столь важно, столь необходимо, радость утоления жажды была столь зашкаливающей - что ни на какие другие оценки моей шкалы просто не хватало.
Ровно то же самое отношение было у меня ко всем, с кем я таким образом - через моих соратников-коллег - мог соприкасаться. Друзья, враги, союзники, противники… оценивать их действия?! - да к чёрту!.. всё, что я мог испытывать - это невыразимая, зашкаливающая благодарность. Соприкосновение со всеми встреченными оживотворяло меня, ещё-почти-не-существующего; образно говоря (не реально, нет, реально ничего такого не было, но образно - образно ещё как да!), я припадал к их ранам, пил их кровь - причащаясь этого таинства с жадностью, благодарностью, благоговением, с жадностью-благодарностью-благоговением, которые были неразрывны, неотделимы друг от друга. Воспоминания о встречах были столь же внеоценочно драгоценны, сколь они сами; переводя дыхание, я думал-чувствовал-осознавал нечто вроде - "такого-то мы спасли, хорошо, с ним можно будет увидеться; такого-то мы убили, жалко, но ничего, его можно будет вспоминать; всё очень больно и очень хорошо - очень больно, очень хорошо, ураураура!!!" - однако это я теперь могу вот так чётко сформулировать, тогда я не больно-то был на это способен.
Шеол:
(...) про твоё положение, когда всё принималось на-ура, потому что несло жизнь, реальность - даже то, что несло смерть. Мне это напомнило ощущения моей начальной поры, пробуждения, осознания благодарности к Сеулу и Куберту и их собратьям - я понимал, что благодаря их крови обретаю жизнь, благодаря тому что они разбиваются об меня, я собираю себя в личность. И был не в силах испытывать скорбь более сильную, чем радость.
Тата:
Я потом (...) всё думала - ведь очень логично то, что ты говоришь - всё подряд, и радостное, и ужасное, на ура, потому что это прикосновение к жизни. Ведь я то же самое тогда испытывала - да и всегда: столько было печалей, драм, боли и всё равно, так всё здорово, что ни за что не откажусь от этого.
(...) Вспоминала, как всё только начиналось: и что я тогда испытывала по поводу происходящих "у нас" драм и трагедий.
Совершенно отдельно - то что зависело от меня как от участника событий: я старалась действовать сообразно своим понятиям о правильной стратегии, принимала на себя ответственность за свои действия. Хотя могла сколько угодно _ошибаться_ и в смысле результативности, и в смысле своих подлинных побудительных мотивов.
И отдельно - то, что происходило с другими людьми вокруг нас, где проявлялась воля этих людей, обстоятельства и т.п. независимые от меня-человека процессы. И для меня было куда важней, что эти вещи ПРОИСХОДЯТ ПО-НАСТОЯЩЕМУ (то есть по _их законам_), чем чтобы они происходили удобным (приятным) для меня образом. И в этой области я для себя не считала себя ответственной за то что происходит - ни вины, ни похвалы. Но зато постоянный (особенно первый период) восторг - что у нас есть! что мы нашли! у нас есть этот мир и наша жизнь в нём, встречи, люди, их судьбы!
У меня по-разному менялись представления о степени моего участия в существовании альтерры и о степени моего влияния на события и людей - но всегда вектор сохранялся: как здорово что они живые - и они делают что хотят потому что они живые.
Герман:
ПО-НАСТОЯЩЕМУ (то есть по _их законам_)
Ага, вот дадада!
Это прямо сразу аж поддых ударило, сходу - я помню.
Тата:
(...) пить кровь из ран - в первый момент это вызывает у меня протест "нет, вот этого я не делала" - а на самом деле конечно же! я точно так же и даже в большей степени, чем Герман, оживала и жила благодаря тому, что на моих глазах шла кровавая борьба, и я погружалась в каждый её момент -
и покажите мне хоть одного Посредника между мирами, который не питается кровью!
(другое дело, что порядочный Посредник готов сам ответно отдать свою кровь своему миру и тем, через кого он живёт)
********************
Внимание! - важный момент о разнице в дефолтах:
В полном тексте процитированного "Я был никто, ничто и звать никак" и в комментах к нему была обсуждена и ещё одна значимая тема, составляющая разницу в дефолтах у нас-с-Татой юных - вопрос авторитетности мнения группы, противопоставления "личность vs общество". Поскольку эта тема не прямо вписывается в русло темы "кровь живых", в данном посте соответствующих кусков текста не взято - однако они конспективно приведены в недавнем посте, целевым образом посвящённом нашей разнице в дефолтах:
Приложение (17о): О правде Другого - друга и/или врага
********************
А теперь поговорим, стало быть, про кровь живых.
Всё очень просто: вставай, живи
Их жизнями. Но смотри:
Их пролитой кровью - твой стол в крови! -
Откроешь жизнь изнутри.
Глаза их открылись - ты пролил свет
В светила и фонари.
Пролив немало чернил и лет,
Откроешь мир изнутри.
А то - расплещись по чашкам горстей,
Как это делает Бог! -
Чтоб каждый из дальних твоих детей
Другому открыться мог.
Тата, "Наставления альтерристу"
В последней строфе про интериоризацию родительского контейнирования как шикарно-то, а! - кстати, там и наставления Богу тоже есть:
…"Вставай, живи?" - переспросил -
И гроб взломал изнутри.
- ведь дать ребёнку образ контейнирования может только тот родитель, который выдерживает все ураганы, бушующие в ребёнке, который вместе с ребёнком ныряет в глубину его отчаяния - и за руку с ним выходит наружу, разрушая стены разделения-нелюбви;
но сперва поговорим про кровь - конкретно про нас с Шеолом.
Историю рождения Шеола (собственно момент становления личности вот тут, и ещё вот тут об этом тоже было) можно с успехом рассматривать как историю становления юного альтерриста: сперва Шеол рассматривает Сеула и Куберта вчуже, со стороны, но всё больше вовлекаясь в проживание ими опыта страданий, воспоминаний, восприятия жизни-в-настоящем-и-в-прошлом одновременно - потом вступает в отношения, разделяя чувства и желая помочь = дать "своим альтерритам" возможность обрести желаемое через действия его самого (то есть с одной стороны альтеррист живёт своими альтерритами - с другой они живут им) - и в конечном итоге Шеол выходит в мир своих альтерритов как альтернат, перед этим поставив на кон своё существование как таковое. Можно сказать, что Шеол пошёл домой овердрайвом, нырнув в смерть - пошёл за теми / к тем, кто дал ему Дом = безусловное приятие - и таким образом перешёл от проживания _через_ - к проживанию _вместе_.
Путь альтерриста, становящегося альтернатом / становящегося собой.
Из призрака в живого - через родство по боли, по со-переживанию, по приятию.
Что касается меня - то в новелле "Октябрь" я писал о себе так:
"Если исходить из того, что до семнадцати лет я и вовсе не жил, то можно в несколько штрихов набросать элегантную и жуткую картинку: вообразите, сколько должно пролиться настоящей крови, чтобы она потекла в воображаемых жилах юного вымышленного существа, не различающего добра и зла, чтобы его условное сердце забилось в такт кипящей вокруг жизни!.. О, жизнь была, но вне нас, а не внутри; подобные тем химерическим тварям, что вечно роятся, незримые, вокруг храмов и тщатся заглянуть в окна, не в силах попасть внутрь, мы жадно смотрели на Город с окраин, вползая в проулки в надежде поймать одинокого прохожего. Стайки призрачных существ, не имеющих души, бродили по дорогам и улицам, жались к стенам домов. Их манили кровь, тепло, свет… "Террористы освещают дорогу зелёными глазами" - так сказал как-то раз один ребёнок, не я, когда я-ребёнок пытался изъяснить ему своё томленье."
Ребёнок, увидевший с моих слов зеленоглазых призраков-террористов - это, разумеется, Ланка, на грудь которой я припадал со своей болью, она же из последних детских сил старалась меня принять; в 1976-77 ей было десять-одиннадцать, мне пятнадцать-шестнадцать - и для нашей семьи это были тяжёлые годы, призрачным или почти-призрачным было всё. Процитирую из приснопоминаемого "Образа бабочки":
"Нарисованное весной 1977 карандашом и словами - как оно слитно, синкретно!.. Герой-призрак ("тень человека") - это одновременно и он и я, это моя память о нём, моё само-отождествление с ним; неразлучная бабочка - это и враг его, и часть его, они связаны как возлюбленные, вечно танцующие поединок - питающиеся жизнью друг друга, порождающие друг друга, друг без друга не мыслимые, не мыслящие себя врозь.
Я был точно таким же как он - как любой из "Подёнок", любой из этих юных убийц, чёрт побери! - добровольным или вынужденным было их сиротство, их война-против-всего-света - в любом случае я был тогда им подобен, хотя Чёрным Летом Северного уже нашёл свой дом, обрёл родину, уже пребывал в процессе "довоплощения" - но ещё прекрасно помнил себя одиноким призраком, почти-ненавидящим-мир.
Мой родной Дом - Дом Трёх Парок, в котором я стал собой - ко времени моей встречи с ЗА был уже почти разрушен, почти призрачен! - почитай что дом "пережитков". "Пережитком" на ЗА именуется последний оставшийся от своего дома, рода, гнезда - тот, кто пережил всех и пребывает уже почти не в реале - в суперсистеме своего наследия, своего прошлого; хоть моих Трёх Парок и было трое, а вместе со мною и Ланкой даже пятеро - каждый был уже монадой, один-сам-по-себе, и по сравнению с тем, каким был каждый из нас в живом Доме - эти монады были почти призраками, почти скелетами, да и сама память о Доме уже была призрачной, едва теплилась, лишь иногда вспыхивая жизнью.
Я искал путь домой, изнемогая, я спешил, мне нужно было успеть до темноты - а не то расточусь, истаю в пути, останется и в самом деле лишь остов-призрак - возрожусь Бражником, воюющим со всем миром, вознесу горькое знамя сиротства! - и не факт, что это буду я, вот не факт, нет; на этапе поисков пути домой я балансировал на грани между из-последних-сил-весёлым Бражником - и отчаявшимся Бражником, утратившим надежду на Встречу. Я был в лучшем положении, чем Агат, которого Тартар в начале знакомства вытащил из Гиблого Места, и тем более в лучшем положении, чем Денница - но руины Дома Трёх Парок болели во мне, и эта боль могла выгореть в бесчувствие, если б я не встретил мою Терру Атлантику - мою Тату.
Не удивительно, что мои рисунки той ранней поры полны бабочек! - бабочек-на-чёрных-звёздочках, бабочек-отдельно-звёздочек-отдельно, фоном и по центру, с людьми и без; а ещё порванная паутина - сети старых суперсистем, а ещё мглистые волны - внимание сторонних сил, а ещё языки пламени - принятие друг друга в переживаниях, творение собою очага... Кипящее жерло жизнесмерти, сиротство, разрушение прежних уз, мятеж против старой лжи, ужас перед новой ложью, отчаяние взаимного неприятия, чаяние полного приятия - не во лжи умолчания, в своё время уже затянувшей в трясину, но приятия со всем этим вместе: единство жизнесмерти, сиротство, мятеж - боль, боль, боль, боль, боль."
Для тех кто не читал напомню, что в процитированном посте, посвящённом образу бабочки в культуре ЗА - образу сложному, насыщенному, неоднозначному - выложен мой стих "Бабочка Чёрного Лета" (апрель-май 1977), про призрачную пару, художника и нарисованную им бабочку, а также предыстория написания этого стиха. Вкратце скажу, что в образе этой пары слиты не только я и погибший из-за меня юноша - но и вообще все те, о ком я позже говорю в поэме "Родина":
"По чёрному зною окраин, звенящих, как ветер,
Сквозь чёрные стены зияющих смертью квартир
Идут мои братья - жестокие нежные дети,
Незлые убийцы с глазами бродяг и задир..." -
это всё про обретение родства, обретение близости, обретение себя-в-полноте-чувств-и-действий.
Поэма "Родина" открывается надписью "Посвящается Им", наконец обретённым братьям по ЗА - процесс воплощения-из-призрака-в-живого, столь болезненным изломом зияющий в "Бабочке", в "Родине" зафиксирован завершённым: это апрель 1978, ровно год спустя "Бабочки" по счёту ЗЗ (об обстоятельствах написания "Родины" можно прочитать вот здесь, это важно).
Возвращаясь к теме "кровь живых":
для меня, обретающего плоть на ЗА, "напиться крови живых" означало не только "присоединиться к переживаниям тех, с кем общаюсь, обрести доступ к сильным чувствам / глубоким изменениям" - но и "в отношениях обрести себя, проявляя пораненную / подавленную внутреннюю жизнь: буду делать всё что захочу, получать обратную связь, оценивать последствия, делать выборы - и так узнаю, какой я, увижу себя-настоящего!"
Можно сказать так: быть другом = обретать себя как Другого, Другого как себя.
Именно этому мы в те годы учились - учились все вместе, учились друг у друга.
Несколько картинок тогдашней поры:
9 апреля 1977. Тот самый рисунок к стиху про художника и бабочку - можно сказать, своего рода ключ к теме "кровь живых".
А вот самое начало - никаких бабочек ещё не присутствует:
12 декабря 1975. Эпоха, когда мы наряду с переживанием драм страшно много дурачились в области Пограничья, в том числе сочиняли "Слово о Тринадцатой" (отсылка на "Слово о полку Игореве", изучаемое в школе) - отчасти эпическое, отчасти юморное произведение о похождениях Тринадцатой Тройки. Это самое "Слово" на рисунке в левых руках ТрТр, в правых по пистолету - вроде трёхтельного миссионера с Библией и крестом:) Идея, описанная тут же на картинке (пишу для школьной подруги, прямо на уроке, ессно) состояла в том, чтобы в качестве Тринадцатой входить в миры художественных произведений и всем кому надо раздавать чего причитается.
Помню, как в голос рычу-шиплю от злости, читая Диккенса - Мама Зоя пугается: "Кирочка, что с тобой?!" - а Папа Юра флегматично комментирует: "всё нормально, она просто хочет попасть туда с автоматом!" - да нет, зачем же, пистолет и нож нашефсё:) - но только теперь не помню, что было сперва, что потом: то ли мы с Татой придумали этот заход, а Папа Юра оказался в курсе - то ли наоборот, папина реплика идею и породила.
Ни во что такое мы так и не поиграли, зато вот картинка осталась, тоже ок:)
Следует отметить, что на этой картинке мы в общем-то похожи на себя-здешних, на тех, которые охотились друг на друга в лесу 7 сентября 1975, хоббитоподобные такие крепыши-коротыши:) - а вот дальше ТрТр на рисунках становится всё более и более символической, удлиняясь-утончаясь в соответствии с канонами красоты Арийского Запада ЗА.
17 марта 1978, см. выше про символику бабочек-паутины-пламени-волн и пр.
Тринадцатая Тройка тут на коленях, в сплошном фейспалме - два простых и один двуручный (Кузяши на нас тогда не было, ага:)) - горе-плач-покаяние, однако пистолет по-прежнему в руке, отказ от действий не подразумевается, нет:)
Примерно 1978-79, точной даты нет.
Развевающиеся плащи символизируют силу: мы действуем, применяя мощь и принимая последствия. Тут же полным-полно бабочек и чьё-то лицо среди них: вокруг нас подобные нам, те самые - незлые убийцы с глазами бродяг и задир.
18 марта 1978, то есть на следующий день после "ТрТр на коленях в фейспалме".
Этот рисунок можно считать иллюстрацией к той же "Родине", только к другим строкам ("Идут мои братья - усталые строгие люди, // Живые и мёртвые, руки навеки сплетя"), хоть он и сделан на месяц раньше чем стихи: и рисунок и поэма отсылаются на один и тот же маршрут (т.наз. "Исход Залимитников"), который мы прошли рука об руку с теми, против кого сражались сезон назад по счёту ЗА / более года назад по счёту ЗЗ. Шествие сопровождают разные незримые силы, но это тема отдельная.
Важный момент: усталые строгие люди двинулись в путь, чтобы вернуться домой, в Северный, в готовности даже принять там смерть, только не быть разлучёнными с землёй сердца - и мы приняли участие в их походе как в спонтанном священнодействии, вдохновенной мистерии возвращения домой. Это закономерно завершилось братанием, провозглашением нас "своими".
Пара слов о значении картинок для нас-тогдашних.
Прежде всего, конечно - рисование давало возможность погрузиться в проживание-значимого в те долгие часы, когда мы были поврозь, заново перепроживая по-отдельности всё то, что уже было прожито вместе (вот здесь я уже рассказывал об "иконах", которые рисовала Тата, а ниже выложены мои рисунки). Нам необходимо было всё больше и больше времени на это проживание, на ощущение / осознание себя-в-мире, себя-в-общении - этого времени у нас не было, и мы восполняли недостачу погружением в рисунки (а также в стихи, а также в хроникальные записи, то совсем краткие, то подобные аудиозаписям по перегруженности). Чаще всего рисовали, естественно, на уроках: впол-уха слушая учительский бубнёж, вспоминали свеже-произошедшее на ЗА, нанося на бумагу штрихи - карандаш, фломастер, перо... Сохранилось множество картинок (много, реально много, у нас хватило сил отсканировать лишь малую часть!) разной степени проработанности, как символических так и сюжетных - увы, сюжетные далеко не все для нас ныне расчитываемы: иной раз помнится, что это было нечто ух какое переживательное!.. - но вот что именно тогда произошло? - в записях разобраться получается далеко не всегда...
Хочу показать ещё несколько моих тогдашних (март-апрель 78) рисунков с пояснениями.
5 апреля 1978. Следователь заступился за пленных перед своими соратниками и непременно погиб бы, если бы к пленным не возвратилась полнота разведческих сил (и кого надо наградили, а кого надо наоборот, ага:) переживаний было море!)
23 марта 1978. Зыби сводят чувака с ума, изображая его возлюбленную в нескольких экземплярах: подсунули сперва лишь одну подделку, а когда тот догадался - окружили толпой. Настоящую может и вовсе убили? - точно не помню, в любом случае на том этапе уже оживляли, так что суть потрясения была в подмене как таковой. Меня эта тема, как можно догадаться, крайне цепляла - близкий/ отношения-с-близким как некое "поддельное зеркало", давление на психику в этой сфере и пр.
21 марта 1978. Конфликт между Тринадцатой Тройкой и Номером Первым в связи с нападением зыбей на чувака-см.-выше. Номер Первый (рука в бок, другая откинута) такой типа "а я предупреждал, теперь выкручивайтесь сами!", Ивэ напротив него в растерянной ярости бессильного харизмата, 13 Тр (как всегда:)) с фейспалмом и разведёнными руками, Разбойница выглядывает из-за 13-ой с видом Пятачка "наверно тут нужна помощь, щас кааак помогу вам всем... да?.. нет?.."
21 апреля 1978. Тринадцатая Тройка и русалка Ассоль, заключившая с Разбойницей сестринство, совершают вместе некое действо (символическое то ли магическое, не помню). Спиралевидный прицел и волны, так же как и на предыдущем рисунке, означают пристальное внимание зыбей и Ко.
27 марта 1978. Тринадцатая Тройка и Лунные Качели. Мистически-романтическое:)
Далее хотим поговорить о том, что сформулировано тут выше:
"Можно сказать так: быть другом = обретать себя как Другого, Другого как себя.
Именно этому мы в те годы учились - учились все вместе, учились друг у друга."
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.
Внимание! - пост начинается со старых (несколько-летней давности) материалов, но постепенно переходит ко всё более и более новым (хотя в каком-то смысле всё более и более старым - например, к рисункам времён нашей юности, их там в конце есть немало:))
********************
Из давнего, вокруг "Я был никто, ничто и звать никак", плюс из недавнего, вокруг "Образа бабочки":
Герман:
Есть в литературных анналах Земли Алестры занятная книга - повествование о том, как некое существо, изначально телесной полнотой не обладавшее (возможно, зыби, либо, например, кто-то из мелких "нусиков" - бесплотных обитателей какой-нибудь суперсистемы), эту самую полноту телесности постепенно обретает. Книга сия написана от первого лица и начинается словами "Я был никто, ничто и звать никак, но вот однажды…" - и далее излагается история "оплотнения", состоящая из ряда этапов, по ходу которой главгер научается всяким телесным ощущениям, восходит от возможности к возможности, от умения к умению, покуда не становится подобен другим телесным существам - всем тем, которые так или иначе ему на этом непростом пути помогают.
История сия известна в нескольких вариантах, два из которых различаются между собой особенно забавным образом: в одном из них кульминацией служит поход в притон и участие в разнообразных плотских утехах (начиная с традиционных ванн и катания с горки), в другом - аналогичной кульминацией является принятие крещения и участие в праздничном богослужении.
Оба эти равно замечательные варианта - да и вообще, весь сюжет в целом:) - можно легко и свободно отнести ко мне. Это я был "никто, ничто и звать никак", это со мной наконец произошло благословенное "однажды", это меня проводили сквозь таинства крови, любови, огня и воды, питья и еды - покуда я не стал своим среди своих, не укрепился в родной земле корнями.
(...)
Я уже неоднократно говорил, что поначалу моими телами располагали другие волонтёры (прежде всего Тата и её друзья) - поскольку мне тогда не по силам было разорваться на жизнь в двух мирах одновременно, ребята пользовались "мною", действуя "за меня", и память о произошедшем доставалась мне наподобие того как когда подёнщик действует в сцепке с "местным" - в начале квеста память "местного" воспринимается подёнщиком как "своя", а после квеста совершённое подёнщиком присоединяется к памяти "местного" типа как пережитое им во сне. И вот теперь вообразите, братцы, моё положение: я всеми фибрами-жабрами чувствую, что попал домой, и надо срочно укореняться, покуда меня вновь от дома не оторвало - реально же проводить дома время с той интенсивностью, чтоб врасти, я не могу! - в итоге, нравится мне или не нравится, увесистую долю прикосновений к родной почве я получаю, ткскть, через одно место - а именно то самое, которым я креплюсь к друзьям-коллегам-братьям-по-кладке.
Мог ли я в таком случае _как_бы_то_ни_было_ оценивать то что они говорят и делают, осуждать или одобрять _любые_ их поступки? - может быть, вам покажется сие странным, но этого я не мог. Не потому отнюдь, что, типа, "долг благодарности вынуждал меня закрывать глаза" и всё такое прочее - о нет! Я не способен был на это чисто физически - припадая к источнику жизни, я не обращал внимания на острые и грубые камни, сквозь которые он хлестал. То, что ребята _делали_мной_, то что они мне транслировали - всё вызывало базовый, внеоценочный восторг. Любить - убить - пытать - спасать - бежать - встречать - да Боже ж мой, какая к чёрту разница!.. Всё, что я получал, было для меня столь важно, столь необходимо, радость утоления жажды была столь зашкаливающей - что ни на какие другие оценки моей шкалы просто не хватало.
Ровно то же самое отношение было у меня ко всем, с кем я таким образом - через моих соратников-коллег - мог соприкасаться. Друзья, враги, союзники, противники… оценивать их действия?! - да к чёрту!.. всё, что я мог испытывать - это невыразимая, зашкаливающая благодарность. Соприкосновение со всеми встреченными оживотворяло меня, ещё-почти-не-существующего; образно говоря (не реально, нет, реально ничего такого не было, но образно - образно ещё как да!), я припадал к их ранам, пил их кровь - причащаясь этого таинства с жадностью, благодарностью, благоговением, с жадностью-благодарностью-благоговением, которые были неразрывны, неотделимы друг от друга. Воспоминания о встречах были столь же внеоценочно драгоценны, сколь они сами; переводя дыхание, я думал-чувствовал-осознавал нечто вроде - "такого-то мы спасли, хорошо, с ним можно будет увидеться; такого-то мы убили, жалко, но ничего, его можно будет вспоминать; всё очень больно и очень хорошо - очень больно, очень хорошо, ураураура!!!" - однако это я теперь могу вот так чётко сформулировать, тогда я не больно-то был на это способен.
Шеол:
(...) про твоё положение, когда всё принималось на-ура, потому что несло жизнь, реальность - даже то, что несло смерть. Мне это напомнило ощущения моей начальной поры, пробуждения, осознания благодарности к Сеулу и Куберту и их собратьям - я понимал, что благодаря их крови обретаю жизнь, благодаря тому что они разбиваются об меня, я собираю себя в личность. И был не в силах испытывать скорбь более сильную, чем радость.
Тата:
Я потом (...) всё думала - ведь очень логично то, что ты говоришь - всё подряд, и радостное, и ужасное, на ура, потому что это прикосновение к жизни. Ведь я то же самое тогда испытывала - да и всегда: столько было печалей, драм, боли и всё равно, так всё здорово, что ни за что не откажусь от этого.
(...) Вспоминала, как всё только начиналось: и что я тогда испытывала по поводу происходящих "у нас" драм и трагедий.
Совершенно отдельно - то что зависело от меня как от участника событий: я старалась действовать сообразно своим понятиям о правильной стратегии, принимала на себя ответственность за свои действия. Хотя могла сколько угодно _ошибаться_ и в смысле результативности, и в смысле своих подлинных побудительных мотивов.
И отдельно - то, что происходило с другими людьми вокруг нас, где проявлялась воля этих людей, обстоятельства и т.п. независимые от меня-человека процессы. И для меня было куда важней, что эти вещи ПРОИСХОДЯТ ПО-НАСТОЯЩЕМУ (то есть по _их законам_), чем чтобы они происходили удобным (приятным) для меня образом. И в этой области я для себя не считала себя ответственной за то что происходит - ни вины, ни похвалы. Но зато постоянный (особенно первый период) восторг - что у нас есть! что мы нашли! у нас есть этот мир и наша жизнь в нём, встречи, люди, их судьбы!
У меня по-разному менялись представления о степени моего участия в существовании альтерры и о степени моего влияния на события и людей - но всегда вектор сохранялся: как здорово что они живые - и они делают что хотят потому что они живые.
Герман:
ПО-НАСТОЯЩЕМУ (то есть по _их законам_)
Ага, вот дадада!
Это прямо сразу аж поддых ударило, сходу - я помню.
Тата:
(...) пить кровь из ран - в первый момент это вызывает у меня протест "нет, вот этого я не делала" - а на самом деле конечно же! я точно так же и даже в большей степени, чем Герман, оживала и жила благодаря тому, что на моих глазах шла кровавая борьба, и я погружалась в каждый её момент -
и покажите мне хоть одного Посредника между мирами, который не питается кровью!
(другое дело, что порядочный Посредник готов сам ответно отдать свою кровь своему миру и тем, через кого он живёт)
********************
Внимание! - важный момент о разнице в дефолтах:
В полном тексте процитированного "Я был никто, ничто и звать никак" и в комментах к нему была обсуждена и ещё одна значимая тема, составляющая разницу в дефолтах у нас-с-Татой юных - вопрос авторитетности мнения группы, противопоставления "личность vs общество". Поскольку эта тема не прямо вписывается в русло темы "кровь живых", в данном посте соответствующих кусков текста не взято - однако они конспективно приведены в недавнем посте, целевым образом посвящённом нашей разнице в дефолтах:
Приложение (17о): О правде Другого - друга и/или врага
********************
А теперь поговорим, стало быть, про кровь живых.
Всё очень просто: вставай, живи
Их жизнями. Но смотри:
Их пролитой кровью - твой стол в крови! -
Откроешь жизнь изнутри.
Глаза их открылись - ты пролил свет
В светила и фонари.
Пролив немало чернил и лет,
Откроешь мир изнутри.
А то - расплещись по чашкам горстей,
Как это делает Бог! -
Чтоб каждый из дальних твоих детей
Другому открыться мог.
Тата, "Наставления альтерристу"
В последней строфе про интериоризацию родительского контейнирования как шикарно-то, а! - кстати, там и наставления Богу тоже есть:
…"Вставай, живи?" - переспросил -
И гроб взломал изнутри.
- ведь дать ребёнку образ контейнирования может только тот родитель, который выдерживает все ураганы, бушующие в ребёнке, который вместе с ребёнком ныряет в глубину его отчаяния - и за руку с ним выходит наружу, разрушая стены разделения-нелюбви;
но сперва поговорим про кровь - конкретно про нас с Шеолом.
Историю рождения Шеола (собственно момент становления личности вот тут, и ещё вот тут об этом тоже было) можно с успехом рассматривать как историю становления юного альтерриста: сперва Шеол рассматривает Сеула и Куберта вчуже, со стороны, но всё больше вовлекаясь в проживание ими опыта страданий, воспоминаний, восприятия жизни-в-настоящем-и-в-прошлом одновременно - потом вступает в отношения, разделяя чувства и желая помочь = дать "своим альтерритам" возможность обрести желаемое через действия его самого (то есть с одной стороны альтеррист живёт своими альтерритами - с другой они живут им) - и в конечном итоге Шеол выходит в мир своих альтерритов как альтернат, перед этим поставив на кон своё существование как таковое. Можно сказать, что Шеол пошёл домой овердрайвом, нырнув в смерть - пошёл за теми / к тем, кто дал ему Дом = безусловное приятие - и таким образом перешёл от проживания _через_ - к проживанию _вместе_.
Путь альтерриста, становящегося альтернатом / становящегося собой.
Из призрака в живого - через родство по боли, по со-переживанию, по приятию.
Что касается меня - то в новелле "Октябрь" я писал о себе так:
"Если исходить из того, что до семнадцати лет я и вовсе не жил, то можно в несколько штрихов набросать элегантную и жуткую картинку: вообразите, сколько должно пролиться настоящей крови, чтобы она потекла в воображаемых жилах юного вымышленного существа, не различающего добра и зла, чтобы его условное сердце забилось в такт кипящей вокруг жизни!.. О, жизнь была, но вне нас, а не внутри; подобные тем химерическим тварям, что вечно роятся, незримые, вокруг храмов и тщатся заглянуть в окна, не в силах попасть внутрь, мы жадно смотрели на Город с окраин, вползая в проулки в надежде поймать одинокого прохожего. Стайки призрачных существ, не имеющих души, бродили по дорогам и улицам, жались к стенам домов. Их манили кровь, тепло, свет… "Террористы освещают дорогу зелёными глазами" - так сказал как-то раз один ребёнок, не я, когда я-ребёнок пытался изъяснить ему своё томленье."
Ребёнок, увидевший с моих слов зеленоглазых призраков-террористов - это, разумеется, Ланка, на грудь которой я припадал со своей болью, она же из последних детских сил старалась меня принять; в 1976-77 ей было десять-одиннадцать, мне пятнадцать-шестнадцать - и для нашей семьи это были тяжёлые годы, призрачным или почти-призрачным было всё. Процитирую из приснопоминаемого "Образа бабочки":
"Нарисованное весной 1977 карандашом и словами - как оно слитно, синкретно!.. Герой-призрак ("тень человека") - это одновременно и он и я, это моя память о нём, моё само-отождествление с ним; неразлучная бабочка - это и враг его, и часть его, они связаны как возлюбленные, вечно танцующие поединок - питающиеся жизнью друг друга, порождающие друг друга, друг без друга не мыслимые, не мыслящие себя врозь.
Я был точно таким же как он - как любой из "Подёнок", любой из этих юных убийц, чёрт побери! - добровольным или вынужденным было их сиротство, их война-против-всего-света - в любом случае я был тогда им подобен, хотя Чёрным Летом Северного уже нашёл свой дом, обрёл родину, уже пребывал в процессе "довоплощения" - но ещё прекрасно помнил себя одиноким призраком, почти-ненавидящим-мир.
Мой родной Дом - Дом Трёх Парок, в котором я стал собой - ко времени моей встречи с ЗА был уже почти разрушен, почти призрачен! - почитай что дом "пережитков". "Пережитком" на ЗА именуется последний оставшийся от своего дома, рода, гнезда - тот, кто пережил всех и пребывает уже почти не в реале - в суперсистеме своего наследия, своего прошлого; хоть моих Трёх Парок и было трое, а вместе со мною и Ланкой даже пятеро - каждый был уже монадой, один-сам-по-себе, и по сравнению с тем, каким был каждый из нас в живом Доме - эти монады были почти призраками, почти скелетами, да и сама память о Доме уже была призрачной, едва теплилась, лишь иногда вспыхивая жизнью.
Я искал путь домой, изнемогая, я спешил, мне нужно было успеть до темноты - а не то расточусь, истаю в пути, останется и в самом деле лишь остов-призрак - возрожусь Бражником, воюющим со всем миром, вознесу горькое знамя сиротства! - и не факт, что это буду я, вот не факт, нет; на этапе поисков пути домой я балансировал на грани между из-последних-сил-весёлым Бражником - и отчаявшимся Бражником, утратившим надежду на Встречу. Я был в лучшем положении, чем Агат, которого Тартар в начале знакомства вытащил из Гиблого Места, и тем более в лучшем положении, чем Денница - но руины Дома Трёх Парок болели во мне, и эта боль могла выгореть в бесчувствие, если б я не встретил мою Терру Атлантику - мою Тату.
Не удивительно, что мои рисунки той ранней поры полны бабочек! - бабочек-на-чёрных-звёздочках, бабочек-отдельно-звёздочек-отдельно, фоном и по центру, с людьми и без; а ещё порванная паутина - сети старых суперсистем, а ещё мглистые волны - внимание сторонних сил, а ещё языки пламени - принятие друг друга в переживаниях, творение собою очага... Кипящее жерло жизнесмерти, сиротство, разрушение прежних уз, мятеж против старой лжи, ужас перед новой ложью, отчаяние взаимного неприятия, чаяние полного приятия - не во лжи умолчания, в своё время уже затянувшей в трясину, но приятия со всем этим вместе: единство жизнесмерти, сиротство, мятеж - боль, боль, боль, боль, боль."
Для тех кто не читал напомню, что в процитированном посте, посвящённом образу бабочки в культуре ЗА - образу сложному, насыщенному, неоднозначному - выложен мой стих "Бабочка Чёрного Лета" (апрель-май 1977), про призрачную пару, художника и нарисованную им бабочку, а также предыстория написания этого стиха. Вкратце скажу, что в образе этой пары слиты не только я и погибший из-за меня юноша - но и вообще все те, о ком я позже говорю в поэме "Родина":
"По чёрному зною окраин, звенящих, как ветер,
Сквозь чёрные стены зияющих смертью квартир
Идут мои братья - жестокие нежные дети,
Незлые убийцы с глазами бродяг и задир..." -
это всё про обретение родства, обретение близости, обретение себя-в-полноте-чувств-и-действий.
Поэма "Родина" открывается надписью "Посвящается Им", наконец обретённым братьям по ЗА - процесс воплощения-из-призрака-в-живого, столь болезненным изломом зияющий в "Бабочке", в "Родине" зафиксирован завершённым: это апрель 1978, ровно год спустя "Бабочки" по счёту ЗЗ (об обстоятельствах написания "Родины" можно прочитать вот здесь, это важно).
Возвращаясь к теме "кровь живых":
для меня, обретающего плоть на ЗА, "напиться крови живых" означало не только "присоединиться к переживаниям тех, с кем общаюсь, обрести доступ к сильным чувствам / глубоким изменениям" - но и "в отношениях обрести себя, проявляя пораненную / подавленную внутреннюю жизнь: буду делать всё что захочу, получать обратную связь, оценивать последствия, делать выборы - и так узнаю, какой я, увижу себя-настоящего!"
Можно сказать так: быть другом = обретать себя как Другого, Другого как себя.
Именно этому мы в те годы учились - учились все вместе, учились друг у друга.
Несколько картинок тогдашней поры:
9 апреля 1977. Тот самый рисунок к стиху про художника и бабочку - можно сказать, своего рода ключ к теме "кровь живых".
А вот самое начало - никаких бабочек ещё не присутствует:
12 декабря 1975. Эпоха, когда мы наряду с переживанием драм страшно много дурачились в области Пограничья, в том числе сочиняли "Слово о Тринадцатой" (отсылка на "Слово о полку Игореве", изучаемое в школе) - отчасти эпическое, отчасти юморное произведение о похождениях Тринадцатой Тройки. Это самое "Слово" на рисунке в левых руках ТрТр, в правых по пистолету - вроде трёхтельного миссионера с Библией и крестом:) Идея, описанная тут же на картинке (пишу для школьной подруги, прямо на уроке, ессно) состояла в том, чтобы в качестве Тринадцатой входить в миры художественных произведений и всем кому надо раздавать чего причитается.
Помню, как в голос рычу-шиплю от злости, читая Диккенса - Мама Зоя пугается: "Кирочка, что с тобой?!" - а Папа Юра флегматично комментирует: "всё нормально, она просто хочет попасть туда с автоматом!" - да нет, зачем же, пистолет и нож нашефсё:) - но только теперь не помню, что было сперва, что потом: то ли мы с Татой придумали этот заход, а Папа Юра оказался в курсе - то ли наоборот, папина реплика идею и породила.
Ни во что такое мы так и не поиграли, зато вот картинка осталась, тоже ок:)
Следует отметить, что на этой картинке мы в общем-то похожи на себя-здешних, на тех, которые охотились друг на друга в лесу 7 сентября 1975, хоббитоподобные такие крепыши-коротыши:) - а вот дальше ТрТр на рисунках становится всё более и более символической, удлиняясь-утончаясь в соответствии с канонами красоты Арийского Запада ЗА.
17 марта 1978, см. выше про символику бабочек-паутины-пламени-волн и пр.
Тринадцатая Тройка тут на коленях, в сплошном фейспалме - два простых и один двуручный (Кузяши на нас тогда не было, ага:)) - горе-плач-покаяние, однако пистолет по-прежнему в руке, отказ от действий не подразумевается, нет:)
Примерно 1978-79, точной даты нет.
Развевающиеся плащи символизируют силу: мы действуем, применяя мощь и принимая последствия. Тут же полным-полно бабочек и чьё-то лицо среди них: вокруг нас подобные нам, те самые - незлые убийцы с глазами бродяг и задир.
18 марта 1978, то есть на следующий день после "ТрТр на коленях в фейспалме".
Этот рисунок можно считать иллюстрацией к той же "Родине", только к другим строкам ("Идут мои братья - усталые строгие люди, // Живые и мёртвые, руки навеки сплетя"), хоть он и сделан на месяц раньше чем стихи: и рисунок и поэма отсылаются на один и тот же маршрут (т.наз. "Исход Залимитников"), который мы прошли рука об руку с теми, против кого сражались сезон назад по счёту ЗА / более года назад по счёту ЗЗ. Шествие сопровождают разные незримые силы, но это тема отдельная.
Важный момент: усталые строгие люди двинулись в путь, чтобы вернуться домой, в Северный, в готовности даже принять там смерть, только не быть разлучёнными с землёй сердца - и мы приняли участие в их походе как в спонтанном священнодействии, вдохновенной мистерии возвращения домой. Это закономерно завершилось братанием, провозглашением нас "своими".
Пара слов о значении картинок для нас-тогдашних.
Прежде всего, конечно - рисование давало возможность погрузиться в проживание-значимого в те долгие часы, когда мы были поврозь, заново перепроживая по-отдельности всё то, что уже было прожито вместе (вот здесь я уже рассказывал об "иконах", которые рисовала Тата, а ниже выложены мои рисунки). Нам необходимо было всё больше и больше времени на это проживание, на ощущение / осознание себя-в-мире, себя-в-общении - этого времени у нас не было, и мы восполняли недостачу погружением в рисунки (а также в стихи, а также в хроникальные записи, то совсем краткие, то подобные аудиозаписям по перегруженности). Чаще всего рисовали, естественно, на уроках: впол-уха слушая учительский бубнёж, вспоминали свеже-произошедшее на ЗА, нанося на бумагу штрихи - карандаш, фломастер, перо... Сохранилось множество картинок (много, реально много, у нас хватило сил отсканировать лишь малую часть!) разной степени проработанности, как символических так и сюжетных - увы, сюжетные далеко не все для нас ныне расчитываемы: иной раз помнится, что это было нечто ух какое переживательное!.. - но вот что именно тогда произошло? - в записях разобраться получается далеко не всегда...
Хочу показать ещё несколько моих тогдашних (март-апрель 78) рисунков с пояснениями.
5 апреля 1978. Следователь заступился за пленных перед своими соратниками и непременно погиб бы, если бы к пленным не возвратилась полнота разведческих сил (и кого надо наградили, а кого надо наоборот, ага:) переживаний было море!)
23 марта 1978. Зыби сводят чувака с ума, изображая его возлюбленную в нескольких экземплярах: подсунули сперва лишь одну подделку, а когда тот догадался - окружили толпой. Настоящую может и вовсе убили? - точно не помню, в любом случае на том этапе уже оживляли, так что суть потрясения была в подмене как таковой. Меня эта тема, как можно догадаться, крайне цепляла - близкий/ отношения-с-близким как некое "поддельное зеркало", давление на психику в этой сфере и пр.
21 марта 1978. Конфликт между Тринадцатой Тройкой и Номером Первым в связи с нападением зыбей на чувака-см.-выше. Номер Первый (рука в бок, другая откинута) такой типа "а я предупреждал, теперь выкручивайтесь сами!", Ивэ напротив него в растерянной ярости бессильного харизмата, 13 Тр (как всегда:)) с фейспалмом и разведёнными руками, Разбойница выглядывает из-за 13-ой с видом Пятачка "наверно тут нужна помощь, щас кааак помогу вам всем... да?.. нет?.."
21 апреля 1978. Тринадцатая Тройка и русалка Ассоль, заключившая с Разбойницей сестринство, совершают вместе некое действо (символическое то ли магическое, не помню). Спиралевидный прицел и волны, так же как и на предыдущем рисунке, означают пристальное внимание зыбей и Ко.
27 марта 1978. Тринадцатая Тройка и Лунные Качели. Мистически-романтическое:)
Далее хотим поговорить о том, что сформулировано тут выше:
"Можно сказать так: быть другом = обретать себя как Другого, Другого как себя.
Именно этому мы в те годы учились - учились все вместе, учились друг у друга."
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.