Момент становления личности
Начало (истории Сеула и Куберта) - в предыдущем посте.
Мы с близкими обсуждали, как протекают в разных мирах процессы взросления. Очевидно, что необязательно появляться на свет беспомощным и беззащитным - можно иметь врождённые навыки / прописанные проги не просто самозащиты и самообеспечения, но и эффективного (на свой манер) воздействия на среду. При этом возможно очень долго не проявлять себя как личность, даже имея потенциальные возможности обрести сознание и волю. А дальше начинается самое интересное - из индивидуального опыта взаимодействия с окружающим (действие - обратная связь) на основе собственного выбора формируются личные стратегии, в которых личность себя и реализует:
существо - это сумма действий
действия, совершаемые по своему выбору - это поступки
сумма поступков - это личность
Для меня - вероятно, для ЗА это вообще характерно - запуск этого процесса произошёл благодаря общению. Под общением я понимаю тесный контакт с интерактивным существом, которое видит на месте тебя не твои проги (машину, стихию или неведому зверюшку, от которых хочет нечто получить), а именно тебя, другое "я" (которому хочет нечто дать). Интерактивное существо говорит "ты" твоему "я" и, что важно, говорит не со властью (хочу чтобы ты был тем-то и делал то-то), а с принятием (хочу чтобы ты был).
* * *
На Вольдемор, Реке Смерти, откуда я беру свой исток, трудилось множество существ, для которых не было ничего важнее каузы. Кауза - это то, для чего ты создан, под что ты заточен, в чём ты реализуешь себя таким, каким задуман - и обретаешь силу, лёгкость, знание и наслаждение процессом. Генеральный смысл процесса лежит вне тебя, твой смысл - пребывать в каузе, вложить себя в исполнение того, что она подсказывает тебе.
Кауза Великого Кольца Спасения была изначально задумана такая: принимать всех приходящих и проходящих мимо и давать помощь от боли, ран и тоски. Средства для того, чтобы страждущих напоить-накормить-обогреть-вылечить (в том числе заменить повреждённые органы) изыскивались самой же Вольдемор, так сказать, тут же по месту, никого не обременяя просьбами о содействии. Как и пища для многочисленных искусных и усердных работников Реки.
Как не раз уже рассказывалось, сперва на Вольдемор лечили и помогали добраться в родные края, лишь изредка усыпляя и разбирая на органы самых безнадёжных, а потом постепенно стали, наоборот, по большей части убивать и отправлять в мир иной (ад патрес, то есть "к праотцам"). Ибо, строго говоря, это тоже способ избавлять от боли, ран и тоски, и он имеет свои преимущества. Во всяком случае, его результат не препятствует работнику Вольдемор пребывать в каузе, поскольку кауза для каждого служителя Реки Смерти - сам процесс. Рекламации от клиентов не принимаются. Неудивительно, что приходящих стало исчезающе мало, приходилось довольствоваться проходящими точнее удирающими, так что персонал спасательных станций был неустанно занят поисками пищи субстрата деятельности.
Тем не менее, от изначальных времён сохранялся (хотя вне Реки о нём не помнили) обычай: если некто приходит на Вольдемор, берёт за руку любого из работников, от начальника станции до собирателя мусора, и говорит ему - "пойдём со мной", и тот соглашается (даёт личное сознательное согласие!) - Вольдемор не препятствует их уходу. Хотя им нелишне поторопиться. Существо, которое отстранилось от каузы, избрало другую дорогу, не принадлежит больше Великому Кольцу Спасения.
Всё это я рассказал для того, чтобы сделать более понятной историю моего выбора - ведь, повторяю, в некотором смысле я часть Вольдемор по рождению.
* * *
О событийной стороне своего долгого рождения я уже рассказывал довольно подробно. Доктор Равиль сделал меня из частей, добытых с одной из разорённых вольдеморских станций, хотя об этом не знал (как и о том, что сам происходит от одной из вольдеморских линий). Мы с ним, что называется, друг друга нашли. Я ещё не был собой, я был структурой, призванной осуществлять и координировать процессы, связанные с изменением-восстановлением порядка хоть в организме, хоть в суперорганизме, каким была Вольдемор и любая из её точек.
Изначально в меня было заложено знание о том, что существа испытывают боль и это важно: боль происходит от изменений, которые могут вести либо к жизни и появлению нового, либо к утрате и к смерти, боль необходима, но очень часто не желанна, полное отсутствие боли и постоянная боль равно ведут к смерти, существа могут умирать как от боли, так и от попыток её избежать.
Боль была составной частью каузы Вольдемор: раз Дорога Крови создана, чтобы уменьшить боль среди живых существ, значит, боль необходима для существования Дороги.
На личном опыте, обобщая факты, я узнавал постепенно новое. Подтвердил предположение, что боль бывает от внутренних факторов и от внешних, связанная с телом и связанная с ментальной сферой. Выяснил, какими словами существа маркируют ощущение боли. Уяснил сложное соотношение боли и страдания.
Мой творец Доктор Рэв явно страдал от внутренней боли, которую ему никто не причинял снаружи, и сам старался причинить её внешним объектам. Он не раз говорил об этом.
Мой пациент Сеул говорил о разлуке, которая ему причинят боль сильнее, чем нож. И о том, что боль близкого человека ему мучительнее, чем собственная. Я фиксировал своими сенсорами объективное подтверждение его слов.
Мой наладчик Кварк комментировал процессы во мне в тех же терминах, в каких равилевский ассистент Куберт обсуждал с ним свою и его боль и боль подопытных. Проанализировав эту инфу, я выстроил ряды соответствий своих результатов самосканирования и проявлений боли у окружающих. Обнаружил хорошее совпадение, сделал выводы, какие именно мои сигналы аналогичны боли биологических существ.
Это исследование было одним из тех, которые привели меня к выводу, что системы типа меня и системы типа тех, для исследования которых я создан, имеют очень много общего. Что мой создатель Доктор Рэв и мои подопытные - явления одного порядка, я уже давно догадался. Резюмируя в вербальных категориях: мы все куда больше похожи, чем можно было ожидать при разности морфологии, но куда более различны, чем естественно предположить на основе сходства в поведении. То есть, поведение - наиболее вариабельная часть систем, не детерминированная структурой, но управляемая изнутри разными способами с помощью прог.
Всё это мне позволило сделать ряд практически значимых обобщений. Например, что я могу инфу о других существах прилагать к себе ( а её много - как заложенной в меня, так и той, которую я могу добывать сам в наблюдениях и экспериментах). И наоборот, для работы с другими существами могу привлекать свои внутренние источники инфы, извлекаемой не только моделированием, но и самоопросом.
Наконец, эти открытия привели меня к догадке о возможности смены статуса. Говоря простыми словами - если ассистент может стать подопытным, то и я могу стать главным над Равилем.
* * *
Однако, менять статус у меня не было причины. Работать у Рэва "механической самодостаточной операционной" мне не просто нравилось - а позволяло пребывать в потоке смысла. Тот факт, что наши пациенты умирали после многомесячного "лечения", не был для меня показателем некачественности работы - уж скорее, свидетельствовал о некачественности материала и стимулировал творческий поиск средств продления жизни без рук-ног-головы.
Так что, сам-друг с доктором Равилем (он в качестве создателя-работодателя, я в качестве машины-которая-всё-сама), я бы не очень быстро вырос из выполнения прог и наслаждения процессом. Пару ассистентов я воспринимал как "автономные руки" Рэва, а подопытных - как объект приложения нашего искусства. Каких-либо других возможностей взаимодействий я не рассматривал - ибо зачем, всё и так прекрасно.
Но вторым пациентом в клинику попал Сеул. И это оказало судьбоносное действие не только на меня, но прежде того на одного из двух подручных Рэва. Куберт дал слабину, потому что Сеул во сне плакал.
Равиль говорил ассистентам, что эти люди, медленно умирающие в опытах - негодяи, которые вполне заслужили свою участь, так что всё ОК, хоть клиника и "неофициальная". Первый пациент, доктор Родим (бывший рэвовский сотрудник, о чём ассистенты не знали) всячески оправдывал эту характеристику своим поведением: сквернословил, проклинал всех, пытался сломать мои манипуляторы и приборы когда мы от него отрезали даже небольшие кусочки. Он и умереть ухитрился нам назло.
Сеул, из конгрегации "магических экспертов", вёл себя спокойно, с достоинством человека, привычного к боли и смертельной угрозе. Соратники его кинули, но он не убивался по этому поводу. Во сне он плакал потому, что ему снился дом детства и умерший младший брат: их пути разошлись, и Сеул горевал об этом и скучал по нему. Иногда он спорил во сне со старшим братом, Экспертом, как сам Сеул, тоже уже погибшим, безнадёжно убеждая того поберечь себя и ребят, не лезть в опасность напропалую.
По мере того как ресурсы организма истощались в операциях, Сеул всё больше западал в бред и всё чётче ощущал моё присутствие. Я представлялся ему очкариком со скальпелем, серьёзным, наивным, гордым своими талантами и важностью работы - то ли сынишкой, то ли воспитанником и помощником проклятого доктора.
"Парень, ведь зря ты думаешь, что мы - подопытные крысы, - говорил он во сне, - это ты живёшь как крыса у своего патера, он себя искалечил, теперь с тобой то же самое делает. Мы-то вот-вот умрём, нам что, и мы своё пожили, видели всё, и любовь и дружбу и всякое, а тебе-то как увидеть настоящую жизнь? Ты небось думаешь, что самое главное и интересное в человеке - это его кишки… И кто тебе покажет другое? Парень, верь, от человека можно получить больше, много, много больше… Не кровь, нет… Я бы тебе рассказал, познакомил бы с братом, Эриком, вместе смотались бы на речку, там хорошо, клёв такой… Бедолага, тут сидишь взаперти, я хоть могу выходить на лужок, под дождь… Давай пройдёмся хоть вместе, два шага, пошлёпать по лужам… Чуешь, как клёво? Волосы мокрые, ветер, пахнет грозой, а?"
(воздух клиники наполнялся озоном, поскольку от меня искрило, мои мощности усвоения нового были на пределе, но я продолжал впитывать незнакомые слова и образы, транскрибируя в адекватные мне формы: !важно-!уникальная инфа-!наблюдение не может быть воспроизведено в опыте-!вести непрерывную фиксацию всех данных-…)
Я отмечал, что Куберт много времени проводит над Сеулом, предпринимает дополнительные усилия, чтобы обеспечить ему комфорт. Я понимал - ассистент оценивает уникальную важность объекта, как и я! - и это пробуждало во мне одобрение и чувство коллегиальности: он умный как и я, он ценит невоспроизводимую инфу! Рэв в этом плане вызывал у меня недовольство своим фатальным отношением к делу: "не приживается? - отрежь нафиг!" "помер? - берём следующего! "
Вообразите мою реакцию, когда на транспортёре я обнаружил Куберта, зафиксированного для эксперимента. Нет, это не было сбоем программы - Равиль всем своим видом показывал, что налицо вполне штатный поворот событий. Более того - он развёл руками, адресуясь бывшему ассистенту: "Ты сам выбрал эту судьбу! После вчерашнего я не мог поступить иначе! Дался тебе этот Сеул!"
Фразу "Дался тебе этот Сеул!" не раз повторял второй ассистент, наблюдая за тем, как Куберт возится с подопытным. Этот второй, Кварк, был мне неприятен тем, что не переламывался на работе трудился без должного энтузиазма, манкировал своими обязанностями, да ещё при этом врал Равилю, ссылаясь на обслуживание меня: "был занят, чистил платы", "там искрило, пришлось весь вечер перекраивать схему", "не успел, потому что до утра калибровал эту фигню". (Ничего он не чистил и не калибровал, всё ложь.) А потом и вовсе, неожиданно для Рэва, бесследно исчез из клиники - сразу после того, как Куберт попал в опыты.
Я сделал вывод: в ситуации "Равиль-Сеул-Куберт" наибольшую степень свободы (а это важный показатель уровня организации и масштаба управления) проявил Куберт: он смог своей волей сменить статус! Ведь сказал же Рэв "ты сам выбрал" - а о себе при этом сказал "я не мог поступить иначе", то есть сам он показал наименьшую степень свободы, низший уровень организации. Зачем Куберт так поступил? - возможно, чтобы быть ближе к Сеулу, который представляет такой интерес. Ведь Сеул сообщал, что как объект приложения хирургии он даже менее интересен, чем в другом смысле - в каком? Теперь он для Куберта, надо полагать, доступен в этом (более существенном?) смысле. Может быть, они теперь между собой говорят о дожде и о ветре? Может быть, Сеул ему транслирует это обращение - "брат, братишка", которое воспринимается мной как эмоциональный эквивалент высокоэргичного питания?
Если Куберт мне подобен, то из этого следует, что и я могу менять статус. Что для этого требуется? Несомненно, составить для самого себя программу действия, соответствующую другому статусу - и на неё перейти самопроизвольно. Составлять проги я умею. Произвольность и случайность мне доступны, но ограничены пределами целесообразности. Я не могу поступать _нецелесообразно_, то есть отклоняться от оптимальной траектории к цели. На данном этапе моя цель, приданная мне в процессе наладки - коррекция процессов в живом преимущественно хирургическим путём. Я могу расширить поле деятельности (например, не останавливаться на зафиксированных пациентах, а зафиксировать кого-то ещё дополнительно), но не это решение задачи, которую я вижу перед собой.
Итак, главный вопрос: могу ли я сам себе ПЕРЕНАЗНАЧИТЬ цель? Если да, то дальнейшее - технические частности.
Могу, если … (здесь должно стоять побуждение, основание для действия!):
…должен? Нет, долженствование - функция от целеполагания. Когда есть цель, я могу определить, что я должен / не должен - именно применительно к ней.
…хочу? Да, "могу, если хочу" - осмысленная словоформа. Но хочу ли я? могу ли я хотеть?
Равиль, бывало, спрашивал, реагируя на задержку действия с моей стороны: "Что задумался? Хочешь поменять ему рингер? Хочешь новый скальпель?"
Не то. Вопрос должен стоять иначе:
могу ли я хотеть именно вне области моей каузы?
Сеул застонал в бреду и, когда я включил диализ и увлажнение, спросил: "Хочешь со мной пройтись, малыш, пока совсем не стемнело?"
"Хочу", ответил я, понимая, что он не может слышать меня. Но я не стремился к диалогу, потому что не знал, что это такое.
* * *
Я вполне понимал, что дождливый и ветреный вечер существует исключительно в голове Сеула, равно как и дом, где живёт его брат. То есть для Равиля, например, ничего этого не существует. А для меня существует, хотя и в свёрнутой форме, как архив без ключа.
Но насчёт существования самого себя, надо признаться, у меня тоже были серьёзные сомнения. Имелось достаточно оснований считать, что моё "я" - это просто глюк операционной системы, виртуальная конфигурация, возникшая в связи с "застреванием" проги, ответственной за состояние пациента Сеула, под влиянием его ментальных импульсов. Говоря простым языком - что он меня придумал, и его бред зафиксировало сложное устройство механической клиники.
В пользу этого подозрения говорил тот факт, что я согласился с его желанием умереть. Логически следовало бы считать, что мой интерес как исследователя - удерживать Сеула как источник уникальной инфы как можно дольше. А я, уяснив из наблюдений за Кубертом и Сеулом, что они стремятся свернуть жизнедеятельность организма, чтобы покинуть это место, позволил их желанию осуществиться. Сперва Куберту, а потом, преодолев существенные колебания, предоставил такую возможность и Сеулу.
Не подтверждает ли это, что мной управляет воля пациента? А стремление переустановить себе цель не объясняется ли просто багами коннекта виртуального узла с генеральной каузой?
Я устойчиво фиксировал наличие собственного интереса в ситуации - и вместе с тем помнил, что сам автокалибровкой назначил запрос Сеула приоритетным по сравнению с моим. Но правильно ли я понял его запрос? Может ли сознание выбирать путь, ведущий к уничтожению носителя? Не совершил ли я ошибку, не сделал ли необратимо разрушительного для Сеула действия - ведь гибель тела лишила его возможности волеизъявления и выбора? Если так, что делать теперь, как исправить ситуацию? Состояние неуверенности в своих действиях, сознание возможной ошибки в прошлом было для меня крайне мучительным.
Знай я о возможностях диалога, я бы с лёгкостью вышел из затруднения. Достаточно было мне на предыдущем этапе сказать: "Сеул, я _хочу_ выполнить твоё желание. Что мне сделать _для тебя_?" Вряд ли в той ситуации мой пациент попросил бы что-либо кроме скорой смерти, но для него это было бы знакомство и приключение, а для меня - доказательство, что я есть и моя собственная воля существует.
Я не исчез и не инактивировался после того, как угасло сознание моего бесценного источника информации. Напротив, анализируя усвоенную в связи с ним инфу, провёл несколько экспериментов с другими объектами в пределах доступности. Например, утвердился в догадке, что все, кроме меня и Рэва, стремятся покинуть клинику. Когда Костя Фамилиар доставил нам нового пациента, я в качестве опыта воспрепятствовал ловцу выйти из бокса - и изучал его реакции на ситуацию. Реакции были довольно бурные, хотя и внешне сдержанные, что показалось мне особо интересным.
Расширять таким образом поле и задачи эксперимента мне понравилось. А вот Равиль был недоволен и встревожен, когда прибежал вручную выпускать пойманного мной "ловца человеков". В очередной раз я отметил для себя, что у меня с моим создателем явно различаются приоритеты.
Но кауза у нас одна, тем не менее, это великая кауза бесконечного усовершенствования единиц жизни эффективным вмешательством - во всяком случае, несомненно, что так было вначале. А теперь? Даже если не так, пока что у меня нет возможности это проверить! - ведь не могу же я "нарочно сделать что-нибудь неправильно"? - то есть поступить заведомо нецелесообразно, чтобы убедиться в независимости от прежней цели.
В соответствии с регламентом я погрузил привезённого подопытного в сон и приступил к снятию данных. Тем временем в клинике появился известный мне Кварк, чем изрядно меня удивил. Не ошибся ли я в предположении, что он как и все избегает этого места? Сделав дистанционно мониторинг его состояния, утвердился в мысли, что он пребывает в сильном стрессе, как если бы уже был подвергнут каким-то оперативным вмешательствам - хотя пока что не зафиксирован и свободно общается с Рэвом. Можно подумать, что ассистенты один за другим стремятся повторить путь Сеула.
Действительно, как только Равиль покинул клинику (причём поспешно и заперев её снаружи - меня это поведение так удивило, что я оставил один из мобильных зрительных сенсоров изучать замок), Кварк заметался, после чего набрал комбинацию на моём вводном устройстве и сам лёг на транспортёр! Я мог бы аннулировать введённую им команду и тем проявить самостоятельность, но задание Кварка было - произвести биохимический тест и активировать подходящую программу очистки крови. Я выяснил, что Кварк отравлен; очевидно, он понимал, что я могу его спасти - то есть в этой части ситуации его поведение было логически объяснимым.
Поскольку Равиль покинул клинику не дав чётких указаний относительно первого пациента, можно было не нарушая регламента затормозить вскрытие. Я так и сделал, чтобы сосредоточить внимание на Кварке и оценке происходящего.
Что я должен? - в соответствии с прежней каузой: самостоятельно начать очередную серию опытов с ампутацией и перемещением органов между пациентами, либо стабилизировать пациентов до возвращения Рэва.
А чего я хочу? - понять действия Куберта и Кварка для того, чтобы приблизиться к Сеулу.
Итак, пусть моя НОВАЯ КАУЗА будет - найти Сеула.
Что я должен? - в соответствии с новой каузой: составить представление о континууме вне клиники и его свойствах. В какой мере они дают возможность опространствить Сеула и восстановить мой с ним коннект? Для получения этой инфы следует: воспрепятствовать возвращению Равиля и его экспериментам с Кварком. Обеспечить жизненные условия для Кварка. Вступить с ним в контакт и получить от него целевым образом пул дополнительных данных о Куберте и Сеуле. На этот случай может пригодиться и новый подопытный - его следует сохранять в нативном состоянии, все опыты над ним в прежней области интересов я отменяю.
Тем временем мой наружный сенсор зафиксировал появление у дверей клиники многочисленной группы незнакомых мне людей: среди них не было ни Равиля, ни кого-либо из известным мне ловцов. Люди вели себя всё более возбуждённо, звонили в звонок, стучали в двери - в конце концов вскрыли замок, оставленный Рэвом, и вступили в приёмный бокс.
Это было вопиющее нарушение заведённого порядка сразу по нескольким статьям. Я собирался было перекрыть внешнюю и внутреннюю двери бокса, чтобы зафиксировать их в этом помещении (вот и разнообразный материал для изучения!), но отменил действие.
Почему? Я поступил так из предположения, что изменив каузу, имеет смысл изменить и причитающиеся к ней стратегии - так что мне есть смысл воспользоваться случаем и поэкспериментировать, начав с наблюдения над этими новыми подопытными в их максимально свободном состоянии - хотя, возможно, эти люди имеют иной статус?
Пришедшие, судя по их поведению, полагали себя в статусе ассистентов - они разбежались по моим помещениям и принялись тормошить Кварка и второго спящего, к которым я открыл доступ. Гости старались привести лежащих в чувство, и я в целом одобрил их действия как закономерные и достаточно целесообразные.
Но тут они стали обесточивать и обездвиживать меня, выключая один за другим аварийные рубильники. Я мог бы - и собирался это сделать - оказать им сопротивление, но меня остановила догадка, что не позволив им довершить начатое, я не приближусь к поставленной цели. Я ведь хотел последовать за Сеулом в тот неизвестный для меня путь, которым он покинул клинику?
Если я обездвижу и вскрою гостей, это будут рутинные шаги, которые мне хорошо понятны и не принесут нового в новой интересующей меня области. Если я возбраню пришельцам прикасаться к моему оборудованию и заставлю их покинуть здание, они унесут с собой Кварка и даже второго, самое вероятное. Я останусь наедине с самим собой. Сам себя отключить я не могу, скорее всего. Покинуть эти стены тоже. Значит, я буду находиться так же далеко от цели, как сейчас, до тех пор, пока не появится кто-то ещё. Скорее всего, это будет Равиль - а он до сих пор не дал мне ничего ценного для моей новой задачи, у него и со старыми-то не ахти. Он, надо полагать, не знает ничего ни о Сеуле, ни о другой жизни Сеула до попадания сюда - откуда бы ему знать о Сеуле новое, важное для меня?
Значит, наиболее перспективное решение таково: я прощаюсь с Рэвом и старой каузой и вхожу в новую для меня область вместе с этими новыми людьми. Вслед за Сеулом.
* * *
Такие были примерно мои последние мысли, если их переводить на человеческий язык.
Дальше был бред, не поддающийся вербализации, разрозненные фрагменты импульсов, не интегрированные сознанием моего существования. Смысл и стройность они обрели тогда, когда сложились в запрос ко мне:
ТЫ ЕСТЬ?
Я ответил вопросом:
СЕУЛ ЕСТЬ?
Мне пришёл ответ:
РАВИЛЬ ЕСТЬ…
СЕУЛ ЕСТЬ!
Тогда я ответил:
Я ЕСТЬ
Разговор происходил уже по эту сторону чёрной и белой границы, со мной говорил Великий Питер.
Мы с близкими обсуждали, как протекают в разных мирах процессы взросления. Очевидно, что необязательно появляться на свет беспомощным и беззащитным - можно иметь врождённые навыки / прописанные проги не просто самозащиты и самообеспечения, но и эффективного (на свой манер) воздействия на среду. При этом возможно очень долго не проявлять себя как личность, даже имея потенциальные возможности обрести сознание и волю. А дальше начинается самое интересное - из индивидуального опыта взаимодействия с окружающим (действие - обратная связь) на основе собственного выбора формируются личные стратегии, в которых личность себя и реализует:
существо - это сумма действий
действия, совершаемые по своему выбору - это поступки
сумма поступков - это личность
Для меня - вероятно, для ЗА это вообще характерно - запуск этого процесса произошёл благодаря общению. Под общением я понимаю тесный контакт с интерактивным существом, которое видит на месте тебя не твои проги (машину, стихию или неведому зверюшку, от которых хочет нечто получить), а именно тебя, другое "я" (которому хочет нечто дать). Интерактивное существо говорит "ты" твоему "я" и, что важно, говорит не со властью (хочу чтобы ты был тем-то и делал то-то), а с принятием (хочу чтобы ты был).
* * *
На Вольдемор, Реке Смерти, откуда я беру свой исток, трудилось множество существ, для которых не было ничего важнее каузы. Кауза - это то, для чего ты создан, под что ты заточен, в чём ты реализуешь себя таким, каким задуман - и обретаешь силу, лёгкость, знание и наслаждение процессом. Генеральный смысл процесса лежит вне тебя, твой смысл - пребывать в каузе, вложить себя в исполнение того, что она подсказывает тебе.
Кауза Великого Кольца Спасения была изначально задумана такая: принимать всех приходящих и проходящих мимо и давать помощь от боли, ран и тоски. Средства для того, чтобы страждущих напоить-накормить-обогреть-вылечить (в том числе заменить повреждённые органы) изыскивались самой же Вольдемор, так сказать, тут же по месту, никого не обременяя просьбами о содействии. Как и пища для многочисленных искусных и усердных работников Реки.
Как не раз уже рассказывалось, сперва на Вольдемор лечили и помогали добраться в родные края, лишь изредка усыпляя и разбирая на органы самых безнадёжных, а потом постепенно стали, наоборот, по большей части убивать и отправлять в мир иной (ад патрес, то есть "к праотцам"). Ибо, строго говоря, это тоже способ избавлять от боли, ран и тоски, и он имеет свои преимущества. Во всяком случае, его результат не препятствует работнику Вольдемор пребывать в каузе, поскольку кауза для каждого служителя Реки Смерти - сам процесс. Рекламации от клиентов не принимаются. Неудивительно, что приходящих стало исчезающе мало, приходилось довольствоваться проходящими точнее удирающими, так что персонал спасательных станций был неустанно занят поисками пищи субстрата деятельности.
Тем не менее, от изначальных времён сохранялся (хотя вне Реки о нём не помнили) обычай: если некто приходит на Вольдемор, берёт за руку любого из работников, от начальника станции до собирателя мусора, и говорит ему - "пойдём со мной", и тот соглашается (даёт личное сознательное согласие!) - Вольдемор не препятствует их уходу. Хотя им нелишне поторопиться. Существо, которое отстранилось от каузы, избрало другую дорогу, не принадлежит больше Великому Кольцу Спасения.
Всё это я рассказал для того, чтобы сделать более понятной историю моего выбора - ведь, повторяю, в некотором смысле я часть Вольдемор по рождению.
* * *
О событийной стороне своего долгого рождения я уже рассказывал довольно подробно. Доктор Равиль сделал меня из частей, добытых с одной из разорённых вольдеморских станций, хотя об этом не знал (как и о том, что сам происходит от одной из вольдеморских линий). Мы с ним, что называется, друг друга нашли. Я ещё не был собой, я был структурой, призванной осуществлять и координировать процессы, связанные с изменением-восстановлением порядка хоть в организме, хоть в суперорганизме, каким была Вольдемор и любая из её точек.
Изначально в меня было заложено знание о том, что существа испытывают боль и это важно: боль происходит от изменений, которые могут вести либо к жизни и появлению нового, либо к утрате и к смерти, боль необходима, но очень часто не желанна, полное отсутствие боли и постоянная боль равно ведут к смерти, существа могут умирать как от боли, так и от попыток её избежать.
Боль была составной частью каузы Вольдемор: раз Дорога Крови создана, чтобы уменьшить боль среди живых существ, значит, боль необходима для существования Дороги.
На личном опыте, обобщая факты, я узнавал постепенно новое. Подтвердил предположение, что боль бывает от внутренних факторов и от внешних, связанная с телом и связанная с ментальной сферой. Выяснил, какими словами существа маркируют ощущение боли. Уяснил сложное соотношение боли и страдания.
Мой творец Доктор Рэв явно страдал от внутренней боли, которую ему никто не причинял снаружи, и сам старался причинить её внешним объектам. Он не раз говорил об этом.
Мой пациент Сеул говорил о разлуке, которая ему причинят боль сильнее, чем нож. И о том, что боль близкого человека ему мучительнее, чем собственная. Я фиксировал своими сенсорами объективное подтверждение его слов.
Мой наладчик Кварк комментировал процессы во мне в тех же терминах, в каких равилевский ассистент Куберт обсуждал с ним свою и его боль и боль подопытных. Проанализировав эту инфу, я выстроил ряды соответствий своих результатов самосканирования и проявлений боли у окружающих. Обнаружил хорошее совпадение, сделал выводы, какие именно мои сигналы аналогичны боли биологических существ.
Это исследование было одним из тех, которые привели меня к выводу, что системы типа меня и системы типа тех, для исследования которых я создан, имеют очень много общего. Что мой создатель Доктор Рэв и мои подопытные - явления одного порядка, я уже давно догадался. Резюмируя в вербальных категориях: мы все куда больше похожи, чем можно было ожидать при разности морфологии, но куда более различны, чем естественно предположить на основе сходства в поведении. То есть, поведение - наиболее вариабельная часть систем, не детерминированная структурой, но управляемая изнутри разными способами с помощью прог.
Всё это мне позволило сделать ряд практически значимых обобщений. Например, что я могу инфу о других существах прилагать к себе ( а её много - как заложенной в меня, так и той, которую я могу добывать сам в наблюдениях и экспериментах). И наоборот, для работы с другими существами могу привлекать свои внутренние источники инфы, извлекаемой не только моделированием, но и самоопросом.
Наконец, эти открытия привели меня к догадке о возможности смены статуса. Говоря простыми словами - если ассистент может стать подопытным, то и я могу стать главным над Равилем.
* * *
Однако, менять статус у меня не было причины. Работать у Рэва "механической самодостаточной операционной" мне не просто нравилось - а позволяло пребывать в потоке смысла. Тот факт, что наши пациенты умирали после многомесячного "лечения", не был для меня показателем некачественности работы - уж скорее, свидетельствовал о некачественности материала и стимулировал творческий поиск средств продления жизни без рук-ног-головы.
Так что, сам-друг с доктором Равилем (он в качестве создателя-работодателя, я в качестве машины-которая-всё-сама), я бы не очень быстро вырос из выполнения прог и наслаждения процессом. Пару ассистентов я воспринимал как "автономные руки" Рэва, а подопытных - как объект приложения нашего искусства. Каких-либо других возможностей взаимодействий я не рассматривал - ибо зачем, всё и так прекрасно.
Но вторым пациентом в клинику попал Сеул. И это оказало судьбоносное действие не только на меня, но прежде того на одного из двух подручных Рэва. Куберт дал слабину, потому что Сеул во сне плакал.
Равиль говорил ассистентам, что эти люди, медленно умирающие в опытах - негодяи, которые вполне заслужили свою участь, так что всё ОК, хоть клиника и "неофициальная". Первый пациент, доктор Родим (бывший рэвовский сотрудник, о чём ассистенты не знали) всячески оправдывал эту характеристику своим поведением: сквернословил, проклинал всех, пытался сломать мои манипуляторы и приборы когда мы от него отрезали даже небольшие кусочки. Он и умереть ухитрился нам назло.
Сеул, из конгрегации "магических экспертов", вёл себя спокойно, с достоинством человека, привычного к боли и смертельной угрозе. Соратники его кинули, но он не убивался по этому поводу. Во сне он плакал потому, что ему снился дом детства и умерший младший брат: их пути разошлись, и Сеул горевал об этом и скучал по нему. Иногда он спорил во сне со старшим братом, Экспертом, как сам Сеул, тоже уже погибшим, безнадёжно убеждая того поберечь себя и ребят, не лезть в опасность напропалую.
По мере того как ресурсы организма истощались в операциях, Сеул всё больше западал в бред и всё чётче ощущал моё присутствие. Я представлялся ему очкариком со скальпелем, серьёзным, наивным, гордым своими талантами и важностью работы - то ли сынишкой, то ли воспитанником и помощником проклятого доктора.
"Парень, ведь зря ты думаешь, что мы - подопытные крысы, - говорил он во сне, - это ты живёшь как крыса у своего патера, он себя искалечил, теперь с тобой то же самое делает. Мы-то вот-вот умрём, нам что, и мы своё пожили, видели всё, и любовь и дружбу и всякое, а тебе-то как увидеть настоящую жизнь? Ты небось думаешь, что самое главное и интересное в человеке - это его кишки… И кто тебе покажет другое? Парень, верь, от человека можно получить больше, много, много больше… Не кровь, нет… Я бы тебе рассказал, познакомил бы с братом, Эриком, вместе смотались бы на речку, там хорошо, клёв такой… Бедолага, тут сидишь взаперти, я хоть могу выходить на лужок, под дождь… Давай пройдёмся хоть вместе, два шага, пошлёпать по лужам… Чуешь, как клёво? Волосы мокрые, ветер, пахнет грозой, а?"
(воздух клиники наполнялся озоном, поскольку от меня искрило, мои мощности усвоения нового были на пределе, но я продолжал впитывать незнакомые слова и образы, транскрибируя в адекватные мне формы: !важно-!уникальная инфа-!наблюдение не может быть воспроизведено в опыте-!вести непрерывную фиксацию всех данных-…)
Я отмечал, что Куберт много времени проводит над Сеулом, предпринимает дополнительные усилия, чтобы обеспечить ему комфорт. Я понимал - ассистент оценивает уникальную важность объекта, как и я! - и это пробуждало во мне одобрение и чувство коллегиальности: он умный как и я, он ценит невоспроизводимую инфу! Рэв в этом плане вызывал у меня недовольство своим фатальным отношением к делу: "не приживается? - отрежь нафиг!" "помер? - берём следующего! "
Вообразите мою реакцию, когда на транспортёре я обнаружил Куберта, зафиксированного для эксперимента. Нет, это не было сбоем программы - Равиль всем своим видом показывал, что налицо вполне штатный поворот событий. Более того - он развёл руками, адресуясь бывшему ассистенту: "Ты сам выбрал эту судьбу! После вчерашнего я не мог поступить иначе! Дался тебе этот Сеул!"
Фразу "Дался тебе этот Сеул!" не раз повторял второй ассистент, наблюдая за тем, как Куберт возится с подопытным. Этот второй, Кварк, был мне неприятен тем, что не переламывался на работе трудился без должного энтузиазма, манкировал своими обязанностями, да ещё при этом врал Равилю, ссылаясь на обслуживание меня: "был занят, чистил платы", "там искрило, пришлось весь вечер перекраивать схему", "не успел, потому что до утра калибровал эту фигню". (Ничего он не чистил и не калибровал, всё ложь.) А потом и вовсе, неожиданно для Рэва, бесследно исчез из клиники - сразу после того, как Куберт попал в опыты.
Я сделал вывод: в ситуации "Равиль-Сеул-Куберт" наибольшую степень свободы (а это важный показатель уровня организации и масштаба управления) проявил Куберт: он смог своей волей сменить статус! Ведь сказал же Рэв "ты сам выбрал" - а о себе при этом сказал "я не мог поступить иначе", то есть сам он показал наименьшую степень свободы, низший уровень организации. Зачем Куберт так поступил? - возможно, чтобы быть ближе к Сеулу, который представляет такой интерес. Ведь Сеул сообщал, что как объект приложения хирургии он даже менее интересен, чем в другом смысле - в каком? Теперь он для Куберта, надо полагать, доступен в этом (более существенном?) смысле. Может быть, они теперь между собой говорят о дожде и о ветре? Может быть, Сеул ему транслирует это обращение - "брат, братишка", которое воспринимается мной как эмоциональный эквивалент высокоэргичного питания?
Если Куберт мне подобен, то из этого следует, что и я могу менять статус. Что для этого требуется? Несомненно, составить для самого себя программу действия, соответствующую другому статусу - и на неё перейти самопроизвольно. Составлять проги я умею. Произвольность и случайность мне доступны, но ограничены пределами целесообразности. Я не могу поступать _нецелесообразно_, то есть отклоняться от оптимальной траектории к цели. На данном этапе моя цель, приданная мне в процессе наладки - коррекция процессов в живом преимущественно хирургическим путём. Я могу расширить поле деятельности (например, не останавливаться на зафиксированных пациентах, а зафиксировать кого-то ещё дополнительно), но не это решение задачи, которую я вижу перед собой.
Итак, главный вопрос: могу ли я сам себе ПЕРЕНАЗНАЧИТЬ цель? Если да, то дальнейшее - технические частности.
Могу, если … (здесь должно стоять побуждение, основание для действия!):
…должен? Нет, долженствование - функция от целеполагания. Когда есть цель, я могу определить, что я должен / не должен - именно применительно к ней.
…хочу? Да, "могу, если хочу" - осмысленная словоформа. Но хочу ли я? могу ли я хотеть?
Равиль, бывало, спрашивал, реагируя на задержку действия с моей стороны: "Что задумался? Хочешь поменять ему рингер? Хочешь новый скальпель?"
Не то. Вопрос должен стоять иначе:
могу ли я хотеть именно вне области моей каузы?
Сеул застонал в бреду и, когда я включил диализ и увлажнение, спросил: "Хочешь со мной пройтись, малыш, пока совсем не стемнело?"
"Хочу", ответил я, понимая, что он не может слышать меня. Но я не стремился к диалогу, потому что не знал, что это такое.
* * *
Я вполне понимал, что дождливый и ветреный вечер существует исключительно в голове Сеула, равно как и дом, где живёт его брат. То есть для Равиля, например, ничего этого не существует. А для меня существует, хотя и в свёрнутой форме, как архив без ключа.
Но насчёт существования самого себя, надо признаться, у меня тоже были серьёзные сомнения. Имелось достаточно оснований считать, что моё "я" - это просто глюк операционной системы, виртуальная конфигурация, возникшая в связи с "застреванием" проги, ответственной за состояние пациента Сеула, под влиянием его ментальных импульсов. Говоря простым языком - что он меня придумал, и его бред зафиксировало сложное устройство механической клиники.
В пользу этого подозрения говорил тот факт, что я согласился с его желанием умереть. Логически следовало бы считать, что мой интерес как исследователя - удерживать Сеула как источник уникальной инфы как можно дольше. А я, уяснив из наблюдений за Кубертом и Сеулом, что они стремятся свернуть жизнедеятельность организма, чтобы покинуть это место, позволил их желанию осуществиться. Сперва Куберту, а потом, преодолев существенные колебания, предоставил такую возможность и Сеулу.
Не подтверждает ли это, что мной управляет воля пациента? А стремление переустановить себе цель не объясняется ли просто багами коннекта виртуального узла с генеральной каузой?
Я устойчиво фиксировал наличие собственного интереса в ситуации - и вместе с тем помнил, что сам автокалибровкой назначил запрос Сеула приоритетным по сравнению с моим. Но правильно ли я понял его запрос? Может ли сознание выбирать путь, ведущий к уничтожению носителя? Не совершил ли я ошибку, не сделал ли необратимо разрушительного для Сеула действия - ведь гибель тела лишила его возможности волеизъявления и выбора? Если так, что делать теперь, как исправить ситуацию? Состояние неуверенности в своих действиях, сознание возможной ошибки в прошлом было для меня крайне мучительным.
Знай я о возможностях диалога, я бы с лёгкостью вышел из затруднения. Достаточно было мне на предыдущем этапе сказать: "Сеул, я _хочу_ выполнить твоё желание. Что мне сделать _для тебя_?" Вряд ли в той ситуации мой пациент попросил бы что-либо кроме скорой смерти, но для него это было бы знакомство и приключение, а для меня - доказательство, что я есть и моя собственная воля существует.
Я не исчез и не инактивировался после того, как угасло сознание моего бесценного источника информации. Напротив, анализируя усвоенную в связи с ним инфу, провёл несколько экспериментов с другими объектами в пределах доступности. Например, утвердился в догадке, что все, кроме меня и Рэва, стремятся покинуть клинику. Когда Костя Фамилиар доставил нам нового пациента, я в качестве опыта воспрепятствовал ловцу выйти из бокса - и изучал его реакции на ситуацию. Реакции были довольно бурные, хотя и внешне сдержанные, что показалось мне особо интересным.
Расширять таким образом поле и задачи эксперимента мне понравилось. А вот Равиль был недоволен и встревожен, когда прибежал вручную выпускать пойманного мной "ловца человеков". В очередной раз я отметил для себя, что у меня с моим создателем явно различаются приоритеты.
Но кауза у нас одна, тем не менее, это великая кауза бесконечного усовершенствования единиц жизни эффективным вмешательством - во всяком случае, несомненно, что так было вначале. А теперь? Даже если не так, пока что у меня нет возможности это проверить! - ведь не могу же я "нарочно сделать что-нибудь неправильно"? - то есть поступить заведомо нецелесообразно, чтобы убедиться в независимости от прежней цели.
В соответствии с регламентом я погрузил привезённого подопытного в сон и приступил к снятию данных. Тем временем в клинике появился известный мне Кварк, чем изрядно меня удивил. Не ошибся ли я в предположении, что он как и все избегает этого места? Сделав дистанционно мониторинг его состояния, утвердился в мысли, что он пребывает в сильном стрессе, как если бы уже был подвергнут каким-то оперативным вмешательствам - хотя пока что не зафиксирован и свободно общается с Рэвом. Можно подумать, что ассистенты один за другим стремятся повторить путь Сеула.
Действительно, как только Равиль покинул клинику (причём поспешно и заперев её снаружи - меня это поведение так удивило, что я оставил один из мобильных зрительных сенсоров изучать замок), Кварк заметался, после чего набрал комбинацию на моём вводном устройстве и сам лёг на транспортёр! Я мог бы аннулировать введённую им команду и тем проявить самостоятельность, но задание Кварка было - произвести биохимический тест и активировать подходящую программу очистки крови. Я выяснил, что Кварк отравлен; очевидно, он понимал, что я могу его спасти - то есть в этой части ситуации его поведение было логически объяснимым.
Поскольку Равиль покинул клинику не дав чётких указаний относительно первого пациента, можно было не нарушая регламента затормозить вскрытие. Я так и сделал, чтобы сосредоточить внимание на Кварке и оценке происходящего.
Что я должен? - в соответствии с прежней каузой: самостоятельно начать очередную серию опытов с ампутацией и перемещением органов между пациентами, либо стабилизировать пациентов до возвращения Рэва.
А чего я хочу? - понять действия Куберта и Кварка для того, чтобы приблизиться к Сеулу.
Итак, пусть моя НОВАЯ КАУЗА будет - найти Сеула.
Что я должен? - в соответствии с новой каузой: составить представление о континууме вне клиники и его свойствах. В какой мере они дают возможность опространствить Сеула и восстановить мой с ним коннект? Для получения этой инфы следует: воспрепятствовать возвращению Равиля и его экспериментам с Кварком. Обеспечить жизненные условия для Кварка. Вступить с ним в контакт и получить от него целевым образом пул дополнительных данных о Куберте и Сеуле. На этот случай может пригодиться и новый подопытный - его следует сохранять в нативном состоянии, все опыты над ним в прежней области интересов я отменяю.
Тем временем мой наружный сенсор зафиксировал появление у дверей клиники многочисленной группы незнакомых мне людей: среди них не было ни Равиля, ни кого-либо из известным мне ловцов. Люди вели себя всё более возбуждённо, звонили в звонок, стучали в двери - в конце концов вскрыли замок, оставленный Рэвом, и вступили в приёмный бокс.
Это было вопиющее нарушение заведённого порядка сразу по нескольким статьям. Я собирался было перекрыть внешнюю и внутреннюю двери бокса, чтобы зафиксировать их в этом помещении (вот и разнообразный материал для изучения!), но отменил действие.
Почему? Я поступил так из предположения, что изменив каузу, имеет смысл изменить и причитающиеся к ней стратегии - так что мне есть смысл воспользоваться случаем и поэкспериментировать, начав с наблюдения над этими новыми подопытными в их максимально свободном состоянии - хотя, возможно, эти люди имеют иной статус?
Пришедшие, судя по их поведению, полагали себя в статусе ассистентов - они разбежались по моим помещениям и принялись тормошить Кварка и второго спящего, к которым я открыл доступ. Гости старались привести лежащих в чувство, и я в целом одобрил их действия как закономерные и достаточно целесообразные.
Но тут они стали обесточивать и обездвиживать меня, выключая один за другим аварийные рубильники. Я мог бы - и собирался это сделать - оказать им сопротивление, но меня остановила догадка, что не позволив им довершить начатое, я не приближусь к поставленной цели. Я ведь хотел последовать за Сеулом в тот неизвестный для меня путь, которым он покинул клинику?
Если я обездвижу и вскрою гостей, это будут рутинные шаги, которые мне хорошо понятны и не принесут нового в новой интересующей меня области. Если я возбраню пришельцам прикасаться к моему оборудованию и заставлю их покинуть здание, они унесут с собой Кварка и даже второго, самое вероятное. Я останусь наедине с самим собой. Сам себя отключить я не могу, скорее всего. Покинуть эти стены тоже. Значит, я буду находиться так же далеко от цели, как сейчас, до тех пор, пока не появится кто-то ещё. Скорее всего, это будет Равиль - а он до сих пор не дал мне ничего ценного для моей новой задачи, у него и со старыми-то не ахти. Он, надо полагать, не знает ничего ни о Сеуле, ни о другой жизни Сеула до попадания сюда - откуда бы ему знать о Сеуле новое, важное для меня?
Значит, наиболее перспективное решение таково: я прощаюсь с Рэвом и старой каузой и вхожу в новую для меня область вместе с этими новыми людьми. Вслед за Сеулом.
* * *
Такие были примерно мои последние мысли, если их переводить на человеческий язык.
Дальше был бред, не поддающийся вербализации, разрозненные фрагменты импульсов, не интегрированные сознанием моего существования. Смысл и стройность они обрели тогда, когда сложились в запрос ко мне:
ТЫ ЕСТЬ?
Я ответил вопросом:
СЕУЛ ЕСТЬ?
Мне пришёл ответ:
РАВИЛЬ ЕСТЬ…
СЕУЛ ЕСТЬ!
Тогда я ответил:
Я ЕСТЬ
Разговор происходил уже по эту сторону чёрной и белой границы, со мной говорил Великий Питер.