Академгородок, 1966. Пост 43. Болезнь Любочки. Борьба с алкоголизмом. Дом пионеров создать не успели
Начало главы см.: Посты 1 - 10, 11 - 20, 21 - 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42.
Начало книги см. главы: Академгородок, 1959 (Посты 1 - 20), 1960 (Посты 1 - 12), 1961 (Посты 1 - 29),
1962 (Посты 1 - 19), 1963 (Посты 1 - 2 9), 1964 (Посты 1 - 42), 1965 (Посты 1 - 62).
Любочку прооперировали
В сентябре 1966 года Любочке сделали операцию. Мне сказали, что вырезали какую-то кисту. На самом деле, как я узнал много позже, всё было значительно сложнее. У Любочки несколько лет были сильные боли, и никто из врачей ничего путного не мог сказать. Она страдала, но никто ничем не мог ей помочь, даже диагноз не могли поставить.
Ситуация изменилась, когда Любочка познакомилась с врачом-гинекологом Надеждой Николаевной Максимовой. Та поставила диагноз и направила ее на операцию. Регина Павловна, хирург городской больницы сказала мне потом, что операция прошла без осложнений и что все в порядке.
На самом деле, все было очень непросто. Надежда Николаевна договорилась с ней, и Регина Павловна провела операцию такую, какую делать официально было нельзя. Но это был единственный выход, чтобы спасти жизнь Любочке. А в историю болезни записали совсем другое, - для проверяющих и прочей интересующейся «публики», включая меня. Но тогда я ничего этого не знал.
Все же я, в конце концов, когда первое потрясение прошло, понял, что главным было - сохранить жизнь Любочке. Любой ценой. Что и было сделано.
Сказать, что Любочка совсем перестала болеть, нельзя. Ей стало легче, чем было в последние пару лет, но боль периодически возвращалась. Ситуация, на самом деле, вышла за медицинские пределы и стала социальной. Некоторые врачи, у которых Любочка побывала, не сумевшие поставить диагноз, подозревали ее в симуляции:
- Больничный захотела…
Для совестливой Любочки такие подозрения были совершенно неприемлемы, и она, порой ходила на работу с сильной болью, когда не то что работать, просто лежать или сидеть было невыносимо больно. Когда надо было немедленно дать обезболивающие средства. Но я не помню, чтобы наши врачи сумели хоть раз успокоить боль. Тем более понять, почему она возникает. Так продолжалось много лет.
Но тогда, осенью 1966 года мы были полны надежд. Верили, что все плохое осталось позади.
бутылки с алкоголем в магазинах следует разбивать
В конце лета 1966 г. ко мне зашли два сотрудника член-корреспондента Богдана Вячеславовича Войцеховского. Они сказали, что пришли по поручению своего шефа. Он возмущен тем, что в Академгородке появились пьяницы и предложил начать борьбу с пьянством.
Действительно, около магазина всегда маячили два три опустившихся типа и приставали к прохожим: «Дайте рупь!». Богдан Вячеславович Войцеховский (будущий академик) предложил принять радикальные меры. Запретить продажу алкоголя в наших магазинах. Они сказали, что готовы создать отряд народной дружины, чтобы убирать пьяных с улиц Академгородка и даже больше того, если в продаже где-либо появится алкоголь, просто разбивать бутылки с алкоголем на полках в магазинах.
Настроены они были очень решительно и «рвались в бой».
Выслушав их, не перебивая, я сказал, что их предложение очень интересное. Но высказал сомнение, не отдадут ли тех, кто это делает, под суд за хулиганство, да еще заставят возместить ущерб, причиненный магазинам. Я сказал, что над их предложением «надо поработать», чтобы всё было по закону.
Разумеется, я с самого начала понимал, что предложение Врйцеховского абсурдно по своей сути, но с ссориться с Богданом мне не хотелось. У Богдана Войцеховского, на мой взгляд, во-первых, не было чувства юмора. Во-вторых, он был очень близок к академику Лаврентьеву и мог при моем несогласии с ним потребовать, чтоб меня «убрали с профсоюза, потому что я не тем занимаюсь». Да-да, Богдан мог и не такое сказать. У Богдана было много странностей. Например, в доме у него не было телевизора. Были и другие «чудачества». На технику безопасности в институтах он не обращал внимания. Я уже рассказывал об утонувших во время шторма на лодке двух его сотрудников еще в 1960 году во время проведения эксперимента. Работали у него по 12 часов без какой-либо компенсации за переработку. Сам он приезжал на работу рано. В обед уезжал домой. После обеда спал. В общей сложности это занимало три часа. Потом возвращался на работу и работал допоздна.
Вечером Богдан позвонил мне домой. Я его всегда называл по имени-отчеству. Он меня тоже. Он был старше меня и в Академгородок приехал уже кандидатом наук. Окончив МИФИ в 1953 г., он всю жизнь проработал вместе с академиком Лаврентьевым и был его любимым учеником. За глаза все его звали Богданом. Над его причудами подсмеивались, но как ученого с изобретательской хваткой, ценили.
- Михаил Самуилович! У Вас были мои сотрудники. Как Вы расцениваете наше предложение?
Предложение очень своевременное, - ответил я. Мы все обеспокоены распространением пьянства в Академгородке.
Ответ, как видите, был дипломатичным. Богдан, удовлетворенный моим ответом, начал развивать мысль. Главным в ней было создание группы, вооруженной палками, с помощью которых следовало разбивать все бутылки с алкоголем в магазинах.
В разговоре я ему намекнул, что бороться следует законными формами, и важно, чтобы закон был на нашей стороне.
- Так давайте примем такой закон, - сказал Богдан. - Вы можете принять его?
Я объяснил, что мы - профсоюзный комитет, а законы принимает Советская власть. Надо проконсультироваться, - сказал я, - может ли Советский райисполком принять такое Постановление или надо обратиться в более высокую инстанцию - в Горисполком или Облисполком.
Я поблагодарил его за идею и за выраженное желание бороться с алкоголизмом. Попросил, чтобы до того времени, как я уточню, что следует сделать, чтобы наши действия стали законными, никакие акции по битью бутылок в магазинах не предпринимались.
На этом мы и расстались, довольные друг другом.
Было задумано создание Дома пионеров и школьников
Мы подготовили материалы, и органы народного образования приняли решение о создании Дома пионеров в Академгородке.
Это случилось осенью 1966, и Директором Дома пионеров и школьников была назначена Люба Горелова. Первое, что она спросила, придя ко мне: «Какое помещение мне можно будет занять?» У нас в то время свободных помещений не было. Не желая ее сразу огорчать, я попросил ее подумать и представить через недельку-другую план работы Дома пионеров. Кроме того, я предложил ей познакомиться с Ниной Козловой (зав. детским сектором ДК «Академия», Игорем Рышковым (директором КЮТа) и Игорем Закожурниковым (руководителем нашего спортивного отдела ОКП). Когда Люба вышла из кабинета, я позвонил и Нине и обоим Игорям и объяснил им, какие надежды я возлагаю на Дом пионеров, какие детские кружки я там вижу. Кроме того, я предложил им привлекать ее на первых порах к организации разного рода детских мероприятий. Пусть она включит в свою структуру некоторые наши кружки и клубы и попросит ставок и фонда зарплаты на преподавателей и финансирования на материалы и оборудование, пусть она включит в свой план некоторые наши мероприятия и попросит РОНО дать на их проведение необходимые средства.
К чести Любы Гореловой она быстро включилась в нашу работу и начала действовать в нужном (как мне показалось) направлении. Хотя время от времени она приходила ко мне в кабинет и глаза у нее были жалобные: «Ну, когда же Дом пионеров будет располагать своим помещением?» К сожалению, этот проект у меня так и остался незавершенным. Но Люба осталась в Академгородке.
Впоследствии она, зная французский язык, познакомилась с Верой Августовной Лотар-Шевченко и с Любочкой. Она была очень активной помощницей Веры Августовны. Об этом немного пишет Любочка в своем рассказе о Вере Августовне. Там они вдвоем ездили вызволять Веру Августовну из сумасшедшего дома, куда ее по недоразумению поместили: http://www.proza.ru/2012/02/24/310.
Продолжение следует
Начало книги см. главы: Академгородок, 1959 (Посты 1 - 20), 1960 (Посты 1 - 12), 1961 (Посты 1 - 29),
1962 (Посты 1 - 19), 1963 (Посты 1 - 2 9), 1964 (Посты 1 - 42), 1965 (Посты 1 - 62).
Любочку прооперировали
В сентябре 1966 года Любочке сделали операцию. Мне сказали, что вырезали какую-то кисту. На самом деле, как я узнал много позже, всё было значительно сложнее. У Любочки несколько лет были сильные боли, и никто из врачей ничего путного не мог сказать. Она страдала, но никто ничем не мог ей помочь, даже диагноз не могли поставить.
Ситуация изменилась, когда Любочка познакомилась с врачом-гинекологом Надеждой Николаевной Максимовой. Та поставила диагноз и направила ее на операцию. Регина Павловна, хирург городской больницы сказала мне потом, что операция прошла без осложнений и что все в порядке.
На самом деле, все было очень непросто. Надежда Николаевна договорилась с ней, и Регина Павловна провела операцию такую, какую делать официально было нельзя. Но это был единственный выход, чтобы спасти жизнь Любочке. А в историю болезни записали совсем другое, - для проверяющих и прочей интересующейся «публики», включая меня. Но тогда я ничего этого не знал.
Все же я, в конце концов, когда первое потрясение прошло, понял, что главным было - сохранить жизнь Любочке. Любой ценой. Что и было сделано.
Сказать, что Любочка совсем перестала болеть, нельзя. Ей стало легче, чем было в последние пару лет, но боль периодически возвращалась. Ситуация, на самом деле, вышла за медицинские пределы и стала социальной. Некоторые врачи, у которых Любочка побывала, не сумевшие поставить диагноз, подозревали ее в симуляции:
- Больничный захотела…
Для совестливой Любочки такие подозрения были совершенно неприемлемы, и она, порой ходила на работу с сильной болью, когда не то что работать, просто лежать или сидеть было невыносимо больно. Когда надо было немедленно дать обезболивающие средства. Но я не помню, чтобы наши врачи сумели хоть раз успокоить боль. Тем более понять, почему она возникает. Так продолжалось много лет.
Но тогда, осенью 1966 года мы были полны надежд. Верили, что все плохое осталось позади.
бутылки с алкоголем в магазинах следует разбивать
В конце лета 1966 г. ко мне зашли два сотрудника член-корреспондента Богдана Вячеславовича Войцеховского. Они сказали, что пришли по поручению своего шефа. Он возмущен тем, что в Академгородке появились пьяницы и предложил начать борьбу с пьянством.
Действительно, около магазина всегда маячили два три опустившихся типа и приставали к прохожим: «Дайте рупь!». Богдан Вячеславович Войцеховский (будущий академик) предложил принять радикальные меры. Запретить продажу алкоголя в наших магазинах. Они сказали, что готовы создать отряд народной дружины, чтобы убирать пьяных с улиц Академгородка и даже больше того, если в продаже где-либо появится алкоголь, просто разбивать бутылки с алкоголем на полках в магазинах.
Настроены они были очень решительно и «рвались в бой».
Выслушав их, не перебивая, я сказал, что их предложение очень интересное. Но высказал сомнение, не отдадут ли тех, кто это делает, под суд за хулиганство, да еще заставят возместить ущерб, причиненный магазинам. Я сказал, что над их предложением «надо поработать», чтобы всё было по закону.
Разумеется, я с самого начала понимал, что предложение Врйцеховского абсурдно по своей сути, но с ссориться с Богданом мне не хотелось. У Богдана Войцеховского, на мой взгляд, во-первых, не было чувства юмора. Во-вторых, он был очень близок к академику Лаврентьеву и мог при моем несогласии с ним потребовать, чтоб меня «убрали с профсоюза, потому что я не тем занимаюсь». Да-да, Богдан мог и не такое сказать. У Богдана было много странностей. Например, в доме у него не было телевизора. Были и другие «чудачества». На технику безопасности в институтах он не обращал внимания. Я уже рассказывал об утонувших во время шторма на лодке двух его сотрудников еще в 1960 году во время проведения эксперимента. Работали у него по 12 часов без какой-либо компенсации за переработку. Сам он приезжал на работу рано. В обед уезжал домой. После обеда спал. В общей сложности это занимало три часа. Потом возвращался на работу и работал допоздна.
Вечером Богдан позвонил мне домой. Я его всегда называл по имени-отчеству. Он меня тоже. Он был старше меня и в Академгородок приехал уже кандидатом наук. Окончив МИФИ в 1953 г., он всю жизнь проработал вместе с академиком Лаврентьевым и был его любимым учеником. За глаза все его звали Богданом. Над его причудами подсмеивались, но как ученого с изобретательской хваткой, ценили.
- Михаил Самуилович! У Вас были мои сотрудники. Как Вы расцениваете наше предложение?
Предложение очень своевременное, - ответил я. Мы все обеспокоены распространением пьянства в Академгородке.
Ответ, как видите, был дипломатичным. Богдан, удовлетворенный моим ответом, начал развивать мысль. Главным в ней было создание группы, вооруженной палками, с помощью которых следовало разбивать все бутылки с алкоголем в магазинах.
В разговоре я ему намекнул, что бороться следует законными формами, и важно, чтобы закон был на нашей стороне.
- Так давайте примем такой закон, - сказал Богдан. - Вы можете принять его?
Я объяснил, что мы - профсоюзный комитет, а законы принимает Советская власть. Надо проконсультироваться, - сказал я, - может ли Советский райисполком принять такое Постановление или надо обратиться в более высокую инстанцию - в Горисполком или Облисполком.
Я поблагодарил его за идею и за выраженное желание бороться с алкоголизмом. Попросил, чтобы до того времени, как я уточню, что следует сделать, чтобы наши действия стали законными, никакие акции по битью бутылок в магазинах не предпринимались.
На этом мы и расстались, довольные друг другом.
Было задумано создание Дома пионеров и школьников
Мы подготовили материалы, и органы народного образования приняли решение о создании Дома пионеров в Академгородке.
Это случилось осенью 1966, и Директором Дома пионеров и школьников была назначена Люба Горелова. Первое, что она спросила, придя ко мне: «Какое помещение мне можно будет занять?» У нас в то время свободных помещений не было. Не желая ее сразу огорчать, я попросил ее подумать и представить через недельку-другую план работы Дома пионеров. Кроме того, я предложил ей познакомиться с Ниной Козловой (зав. детским сектором ДК «Академия», Игорем Рышковым (директором КЮТа) и Игорем Закожурниковым (руководителем нашего спортивного отдела ОКП). Когда Люба вышла из кабинета, я позвонил и Нине и обоим Игорям и объяснил им, какие надежды я возлагаю на Дом пионеров, какие детские кружки я там вижу. Кроме того, я предложил им привлекать ее на первых порах к организации разного рода детских мероприятий. Пусть она включит в свою структуру некоторые наши кружки и клубы и попросит ставок и фонда зарплаты на преподавателей и финансирования на материалы и оборудование, пусть она включит в свой план некоторые наши мероприятия и попросит РОНО дать на их проведение необходимые средства.
К чести Любы Гореловой она быстро включилась в нашу работу и начала действовать в нужном (как мне показалось) направлении. Хотя время от времени она приходила ко мне в кабинет и глаза у нее были жалобные: «Ну, когда же Дом пионеров будет располагать своим помещением?» К сожалению, этот проект у меня так и остался незавершенным. Но Люба осталась в Академгородке.
Впоследствии она, зная французский язык, познакомилась с Верой Августовной Лотар-Шевченко и с Любочкой. Она была очень активной помощницей Веры Августовны. Об этом немного пишет Любочка в своем рассказе о Вере Августовне. Там они вдвоем ездили вызволять Веру Августовну из сумасшедшего дома, куда ее по недоразумению поместили: http://www.proza.ru/2012/02/24/310.
Продолжение следует